Джерардъ Гиллерсдонъ и м-съ Чампіонъ рѣдко видѣлись въ теченіе мая мѣсяца. Люди, приговоренные къ смерти, часто живутъ наперекоръ предсказаніямъ своихъ врачевателей, и знаменитый докторъ изъ Кавендишъ-сквера продолжалъ являться аккуратно два раза въ недѣлю во все продолженіе яснаго, солнечнаго мѣсяца, по свѣтскому календарю посвященнаго общественнымъ удовольствіямъ,-- на аренѣ которыхъ красивое лицо и фигура м-съ Чампіонъ отсутствовали.
Другія фигуры отличались такимъ же совершенствомъ; другія лица сіяли красотой и только разъ одна изъ этихъ бабочекъ замѣтила отсутствіе царицы бабочекъ и подарила ее напутственнымъ словомъ:-- Бѣдная м-съ Чампіонъ! сидитъ взаперти съ больнымъ мужемъ въ такую чудную погоду!
Эдита Чампіонъ съ неустанной преданностью ходила за угасающимъ супругомъ. Въ ней крѣпко сидѣло чувство чести, а совѣсть была щекотливѣе, чѣмъ это можно было бы подумать со стороны. Она хотѣла исполнить свой долгъ относительно мужа такъ, чтобы впослѣдствіи воспоминаніе о немъ не могло отравить ея жизнь.
Съ этимъ похвальнымъ желаніемъ она проводила большую часть времени въ Финчли, гдѣ наняла виллу около дома доктора, такъ, чтобы его можно было всегда призвать днемъ и ночью, и случаѣ еслибы понадобилось.
Она оставила всѣхъ своихъ друзей и знакомыхъ, за исключеніемъ Джерарда Гиллерсдона, но даже и съ нимъ видѣлась только два или три раза въ недѣлю, пріѣзжая въ Лондонъ пить чай въ прохладной гостиной Гертфордъ-стрита, причемъ нервы ея были постоянно въ напряженномъ состояніи отъ ожиданія телеграммы, призывающей ее обратно домой.
-- Конецъ можетъ наступить каждую минуту,-- говорила она.-- Было бы ужасно, еслибы я была какъ разъ въ отсутствіи.
-- Развѣ вы думаете, что онъ это замѣтилъ бы?
-- Да, я думаю. Онъ рѣдко называетъ меня по имени, но я думаю, что узнаетъ. Онъ принимаетъ изъ моихъ рукъ лекарство и пищу, которыхъ не беретъ изъ рукъ сидѣлокъ. Онѣ говорятъ мнѣ, что онъ гораздо безпокойнѣе, когда меня нѣтъ. Я не могу ему помочь, но если онъ немного спокойнѣе при мнѣ, то я обязана оставаться у его постели. Я считаю дурнымъ, что я оставила его сегодня часа на два, но еслибы я не уѣзжала изъ этого ужаснаго дома по временамъ, то думаю, что съ ума бы сошла.
-- Развѣ домъ такъ ужасенъ?
-- Въ сущности, нѣтъ. Домъ очень хорошъ, прекрасно мебированъ и стоитъ посреди чуднаго, стариннаго сада. Но ужасны мысли, которыя онъ наводитъ, представленія, связанныя съ нимъ о тѣхъ несчастныхъ больныхъ и умирающихъ людяхъ, которые томились въ немъ. Когда я думаю обо всемъ этомъ, безмолвіе, царствующее въ домѣ, становится нестерпимо, а стукъ часовъ превращается въ медленную пытку. Вы со временемъ научите меня забыть всѣ эти ужасы, Джерардъ, не правда ли?
То былъ единственный намекъ, какой она себѣ позволила на ожидающее ихъ близкое будущее. Единственное блаженство, какое она ждала отъ него, было забвеніе.
-- Вы не можете представить себѣ, какъ это лѣто тянется,-- говорила она.-- Я надѣюсь, что не нетерпѣлива, и не желала бы ускорить конецъ ни на одинъ день... но дни и часы страшно тихо проходятъ.
М-съ Чампіонъ могла позволить себѣ самое большее отдохнуть съ часокъ въ прохладной, душистой комнатѣ, tête-à-tête съ своей первой любовью, окруженная всѣми привычными удобствами. за чайнымъ столомъ, гдѣ сервированы были сандвичи изъ foie-gras и оранжерейные плоды, и достаточно было чуть притронуться въ автоматическому японскому вѣеру, чтобы привести его въ движеніе, съ разбросанными вокругъ новыми журналами, книгами. Всего лишь часъ бесѣды съ любимымъ человѣкомъ, нерѣдко прерываемый несноснымъ гостемъ, который, увидя ея карету у дверей, во что бы то ни стало хотѣлъ ее видѣть.
Ей казалось теперь по временамъ, что Джерардъ нѣсколько разсѣянъ и натянутъ во время этихъ свиданій, но она приписывала его вялость печальнымъ вѣстямъ, какія она ему сообщала. Онъ заражался ея собственнымъ уныніемъ.
-- Мы такъ сочувствуемъ другъ другу,-- говорила она самой себѣ.
Разъ, въ концѣ іюня, разставшись съ нею, онъ не пошелъ въ паркъ, а направился въ Слонъ-стритъ, а оттуда въ Чельси. Онъ часто въ послѣднее время заходилъ въ эту сторону.
Онъ безъ труда узналъ адресъ Эстеръ, такъ какъ на пути изъ клуба св. Цециліи наткнулся на старика Давенпорта, красноносаго, бѣдно одѣтаго, но въ чистомъ бѣльѣ, тщательно вычищенномъ платьѣ и съ нѣкоторымъ возрожденіемъ старинной оксфордской манеры держать себя.
Ни пьянство, ни неудачи не омрачили памяти старика. Онъ сразу узналъ Гиллерсдона и любезно отвѣтилъ на его поклонъ.
-- Большія перемѣны произошли съ тѣхъ поръ, какъ мы съ вами видѣлись въ Девонширѣ, м-ръ Гиллерсдонъ,-- сказалъ онъ.-- Я спустился внизъ по лѣстницѣ фортуны, а вы поднялись вверхъ. Поздравляю васъ съ удачей... которую вы вполнѣ заслужили. Вы поступили какъ герой, мой дорогой, юный другъ, и такой поступокъ заслуживалъ достойной награды. Я прочиталъ вашу исторію въ газетахъ.
-- Конечно, въ очень преувеличенномъ видѣ. Я пройдусь сх вами, если позволите, м-ръ Давенпортъ. Мнѣ бы хотѣлось знать, какъ судьба поступила съ вами.
-- Не лучше, чѣмъ съ бездомнымъ бродягой, сэръ; но, быть можетъ, не хуже того, чѣмъ я заслуживалъ. Вы помните, что говоритъ Гамлетъ; "если поступать съ каждымъ человѣкомъ, какъ онъ того заслуживаетъ, то кто уйдетъ отъ порки?" Мнѣ совѣстно, то вы ради меня идете не по своей дорогѣ, м-ръ Гиллерсдонъ.
-- Я никуда собственно не иду. Я просто брожу по улицамъ... безъ всякой опредѣленной цѣли.
Они подходили къ набережной Чельси, гдѣ старинные дома напоминаютъ о давно минувшемъ времени, между тѣмъ какъ Висячій мостъ и Батерси-паркъ говорятъ объ эпохѣ перемѣнъ и прогресса.
-- Вамъ нравится Чельси по ассоціаціи идей?-- спросилъ Давенпортъ.
-- Да, очень. Я помню это мѣсто, когда я былъ маленькимъ мальчикомъ, и вижу всюду улучшенія, но сожалѣю о старыхъ временахъ...
-- А я помню еще дальше... въ тѣ дни мои родители жили въ Лоундесъ-скверѣ, а я пріѣзжалъ изъ школы на лѣтнія каникулы. Мой отецъ былъ королевскій совѣтникъ, человѣкъ, котораго пускали въ дѣло всякій разъ, какъ требовались умъ и краснорѣчіе. Онъ получалъ хорошій доходъ, но проживалъ почти все безъ остатка. У него была большая семья и онъ очень былъ щедръ съ дѣтьми... а когда онъ умеръ во цвѣтѣ лѣтъ, то оставилъ вдову и сиротъ почти безъ средствъ къ жизни. Онъ ничего не отложилъ изъ большихъ заработковъ, какіе получалъ въ послѣднія пятнадцать лѣтъ своей жизни. Онъ все собирался начать экономничать съ новымъ годомъ, но этотъ годъ никогда не наступалъ. Отъ продажи аренды дома и всей его обстановки выручился небольшой капиталъ, на которой пришлось жить матушкѣ съ тремя незамужними дочерьми. Мнѣ же съ братьями приходилось пробиваться въ жизни собственными силами.
-- Но у васъ было образованіе?
-- Да, греческій языкъ и латынь были моимъ единственнымъ капиталомъ. Одинъ пріятель отца доставилъ мнѣ небольшой приходъ года два спустя послѣ того, какъ я былъ посвященъ въ священники, а затѣмъ я женился и нашелъ частные уроки. Я лишился жены, когда Гетти было всего лишь двѣнадцать лѣтъ, и съ тѣхъ поръ дѣла мои пошли худо. Мой второй приходъ находился въ болотистой мѣстности; въ приходскомъ домѣ было сыро, слишкомъ много тѣни и никакого дренажа. Невральгія впилась въ меня когтями и зубами, и жизнь моя въ продолженіе нѣсколькихъ лѣтъ превратилась въ непрерывную борьбу съ болью. Какъ Павелъ, я боролся съ звѣрями, невидимыми для глазъ, но грызшими мое тѣло. Вотъ мое бѣдное жилище. Я и не замѣтилъ, какъ мы пришли.
Онъ машинально брелъ домой, между тѣмъ какъ Джерардъ шелъ рядомъ съ нимъ, озираясь кругомъ и замѣчая жалкія лачуги и запутанную сѣть улицъ и переулковъ. Ему казалось, что въ этомъ уныломъ лабиринтѣ онъ найдетъ свою Аріадну.
Домъ, передъ которымъ остановился м-ръ Давенпортъ, былъ не лучше другихъ, мимо которыхъ они проходили, но видны были старанія улучшить его внѣшность, и маленькій палисадникъ, отдѣлявшій его отъ улицы, былъ усаженъ дешевыми цвѣтами.
Стекла въ окнахъ были вымыты чисто-н а -чисто и ярко блестѣли, а на подоконникахъ красовались висячія жардиньерки съ вьющимися растеніями, геранью, желтыми маргаритками и анютиными глазками.
-- Какой хорошенькій садикъ!-- вскричалъ Джерардъ.
-- Да, въ немъ много цвѣтовъ для такого крошечнаго пространства. Гетти и я очень любимъ нашъ садикъ; это единственная вещь, которою мы можемъ гордиться въ нашей обстановкѣ.
Въ то время, какъ они стояли у калитки и Джерардъ мѣшкалъ уходить, старикъ спросилъ:
-- Не желаете ли войти и отдохнуть послѣ прогулки? Я могу предложить вамъ стаканъ лимонаду.
-- Очень соблазнительное предложеніе въ такой жаркій день. Да, я съ удовольствіемъ посижу съ вами полчаса, если только вамъ не помѣшаю.
-- Я буду очень радъ вашему обществу. Я пользуюсь одиночествомъ въ достаточной мѣрѣ, когда Гетти уходитъ въ Найтъ-бриджъ. Она часто проходитъ мимо дома, въ которомъ дѣдъ ея принималъ и угощалъ выдающихся людей въ Лондонѣ... проходитъ съ узломъ въ рукахъ, какъ простая работница. Тяжкая доля, не правда ли?
Онъ растворилъ дверь и впустилъ посѣтителя въ корридоръ четырнадцати футовъ длины и трехъ футовъ ширины, который велъ въ пріемную комнату, небольшую, съ плохенькими швафиками по обѣ стороны камина.
Джерардъ жадными глазами озиралъ комнату и ея обстановку.
Мебель была самая простая: круглый столъ, полдюжины плетеныхъ стульевъ, диванъ, какіе можно увидѣть только въ меблированныхъ комнатахъ: но было нѣсколько предметовъ, придававши комнатѣ нѣкоторую индивидуальность и скрашивавшихъ ея бѣдность. У окна стояло большое покойное кресло, обитое краснымъ ситцемъ; некрасивый диванъ былъ задрапировавъ японской кисеей; дешевая ширма маскировала безобразныя линіи дверей и нѣсколько чашекъ стариннаго китайскаго фарфора и рядъ книгъ придавали уютность простенькимъ шкафикамъ.
На столѣ стояла ваза съ цвѣтами, яркими желтыми полевыми цвѣтами, оживлявшими комнату, точно солнечный лучъ.
-- Сядьте въ это кресло,-- сказалъ Давенпортъ:-- оно необыкновенно покойное.
-- Благодарю, нѣтъ,-- отвѣчалъ Джерардъ, присаживаясь ближе къ окну:-- мнѣ и здѣсь прекрасно. Я знаю, что это ваше любимое мѣсто.
-- Вы правы,-- вздохнулъ старикъ, опускаясь въ мягкое кресло.-- Гетти подарила мнѣ это кресло въ день моего рожденія. Я увидѣлъ его впервые въ очень жалкомъ и растрепанномъ видѣ въ лавкѣ подержанной мебели на Кингсъ-Родѣ, но меня поразила его комфортабельная форма и я сказалъ бѣдной дѣвочкѣ, что видѣлъ подержанное кресло, представившееся мнѣ образцомъ комфорта. Она, повидимому, не обратила вниманія на мои слова, но въ слѣдующій разъ, когда я проходилъ мимо мебельной лавки, гдѣ кресло стояло на открытомъ воздухѣ, вмѣстѣ съ другими вещами, я его не увидѣлъ. Я сказалъ Гетти, что кресло исчезло. "Продано, вѣроятно!-- отвѣчала она.-- Очень жалко!" А годъ почти спустя, въ день моего рожденія принесли это кресло, заново обитое, какъ видите. Моя бѣдная дѣвочка платила за него по частямъ, по шиллингу и по два заразъ, съ той самой минуты, какъ я упомянулъ про него. Какъ мы оба были счастливы и горды въ этотъ день, несмотря на нашу бѣдность! Помню, какъ мы съ братьями и сестрами, когда я былъ еще въ университетѣ, сложились, чтобы купить матери серебряный чайникъ ко дню ея серебряной свадьбы... и какъ изъ этого вышло только всеобщее разочарованіе. Матушка сожалѣла, что мы истратили такую кучу денегъ... и форма чайника ей не понравилась. На немъ была вырѣзана длинная надпись, а потому мы не могли перемѣнить его, и я помню, какъ мои двѣ сестры расплакались во этому случаю... Но позвольте мнѣ приготовить для васъ лимонадъ. Nonc est bibendnm! Быть можетъ, вы бы предпочли грогъ?-- спросилъ онъ съ курьезно вопросительнымъ взглядомъ:-- дома нѣтъ водки, но я могъ бы за нею послать.
-- Я предпочитаю лимонадъ,-- отвѣчалъ Джерардъ.
М-ръ Давенпортъ отперъ одинъ изъ шкафиковъ и досталъ стаканъ, лимонъ и мелкій сахаръ. Потомъ вышелъ изъ комнаты и вернулся черезъ нѣсколько минутъ съ кружкой свѣжей воды.
Ограниченныя средства не дозволяли ему побаловать себя сифономъ сельтерской воды. Онъ старательно приготовилъ два стакана лимонада, а Джерардъ Гиллерсдонъ слѣдилъ за нимъ въ грустной задумчивости; но умъ его былъ занятъ отсутствующей дочерью, а не присутствующимъ отцомъ.
Онъ думалъ о креслѣ, уплаченномъ по шиллингамъ и путемъ многихъ лишеній. Онъ думалъ о нѣжномъ и изящномъ личикѣ, о хрупкомъ созданіи, слишкомъ тонко организованномъ для такой суровой жизни, думалъ объ ежедневныхъ лишеніяхъ, утомительной ходьбѣ, скучной, монотонной работѣ, выпавшихъ ей на долю.
Да, вотъ то новѣйшее колесо, которое давить неимущихъ женщинъ,-- швейная машина. Она стояла передъ окномъ, у котораго онъ сидѣлъ, и была прикрыта бѣлой кисеей, придававшей нарядный видъ орудію пытки. Пара подсвѣчниковъ стояла на маленькомъ столикѣ около машины и свѣчи въ нихъ почти совсѣмъ догорѣли. Она, быть можетъ, проработала всю ночь. Его бѣсила мысль, что при всемъ своемъ богатствѣ онъ ничего не можетъ для нея сдѣлать, что она не хочетъ взять отъ его избытка. Еслибы онъ исполнилъ просьбы всѣхъ неизвѣстныхъ лицъ, обращавшихся къ нему за помощью, излагавшихъ свои семейныя тайны, описывавшихъ свои невзгоды и нужды въ письмахъ на восьми страницахъ, онъ могъ бы раздать весь свой доходъ до послѣдняго пенни... но одна эта женщина, которой онъ жаждалъ помочь, ничего не хотѣла брать. Вотъ горькая иронія судьбы.
Полный этихъ мыслей, онъ тихо прихлебывалъ лимонадъ и разсуждалъ о политическомъ положеніи съ м-ромъ Давенпортомъ, единственнымъ занятіемъ котораго было читать газеты въ даровой читальнѣ и который былъ ярый политикъ.
Джерардъ медлилъ въ надеждѣ увидѣть Эстеръ.
Было уже около четырехъ часовъ пополудни и лѣтняя жара нагоняла сонливость на старика Давенпорта, начинавшаго клевать носомъ. Рѣчь его становилась все медленнѣе, пока онъ наконецъ совсѣмъ не замолчалъ и не погрузился въ сладкій сонъ, моментально переносящій изъ міра дѣйствительности въ міръ грёзъ.
Пчела жужжала между цвѣтами и городская бабочка присѣла на минуту на одинъ изъ цвѣтковъ. Крикъ разнощика на улицѣ доносился точно монотонный крикъ птицы, располагающее всего тремя нотами. Джерардъ все еще медлилъ въ надеждѣ, что старикъ проснется и возобновитъ бесѣду. Его приводила въ отчаяніе мысль уйти не повидавъ Эстеръ. Ему хотѣлось увидѣть ея лицо съ тонкими чертами при дневномъ свѣтѣ. Ему хотѣлось стать ея другомъ, если она позволитъ. Что дурного въ такой дружбѣ? Они слишкомъ безнадежно разлучены желѣзными обстоятельствами, чтобы стать влюбленными. Но друзьями они могутъ быть -- для взаимнаго утѣшенія и помощи. Онъ можетъ подѣлиться съ нею матеріальными благами жизни, а она можетъ облагородить его низменную натуру вліяніемъ дѣтской чистоты, обособлявшей ее отъ остального міра.
Онъ услышалъ легкіе шаги и стукъ калитки. Она вошла, стройная и граціозная, въ легкомъ полубатистовомъ платьѣ и простенькой матросской шляпѣ.
Она вздрогнула и вся вспыхнула при видѣ его и бросила отчаянный, укоризненный взглядъ на отца, который проснулся и сконфуженно поднялся съ мѣста. Джерардъ тоже всталъ, когда она вошла, и остановился передъ нею.
-- Не сердитесь на вашего отца и на меня, миссъ Давенпортъ. Мы случайно встрѣтились часъ тому назадъ на набережной и я прошелъ съ нимъ до дому. А теперь, когда я побывалъ у васъ, вы позволите, надѣюсь, привезти къ вамъ сестру. Она будетъ рада возобновить старинное знакомство съ вами. Не лишайте ее доступа въ свой домъ, еслибы даже и заперли свою дверь для меня. Вы знаете, какъ она симпатична.
Эстеръ не отвѣчала нѣсколько мгновеній. Она опустилась на стулъ, сняла миленькую соломенную шляпу и провела рукой по лбу, приглаживая мягкіе свѣтло-русые волосы, спускавшіеся ей на лобъ.
Она казалась усталой и измученной, слишкомъ утомленной для разговоровъ, и когда наконецъ заговорила, то въ тонѣ ея слышалась апатія человѣка, склоняющагося передъ судьбой.
-- Да, я помню, ваша сестра всегда была добра и мила. Она была очень любезна со мной и я провела счастливѣйшіе часы въ ея обществѣ. Но теперь все это прошло и кончено. Право же, не любезно заставлять меня припоминать...
-- Я не хочу, чтобы вы припоминали прежнюю жизнь. Я только хочу, чтобы вы открыли сердце старинной пріятельницѣ, которая скраситъ вамъ жизнь. Лиліана можетъ пріѣхать? не правда ли? Я вижу, что вы позволяете.
-- Могу ли я не позволить, когда вы такъ желаете мнѣ добра?
Тутъ она жалобно взглянула на старика.
-- Если пап а не тяжело будетъ видѣть лицо, которое напомнитъ ему про Гельмсли и про все, что онъ тамъ выстрадалъ?
-- Нѣтъ, нѣтъ, Гетти, я ничего не имѣю противъ. Я много выстрадалъ и въ другихъ мѣстахъ, съ тѣхъ поръ какъ болѣзнь осилила меня. Еслибы люди, осуждающіе меня, называющіе меня старымъ пьяницей, хоть часъ промучились такъ, какъ мучился я цѣлыми мѣсяцами, то они стали бы милосерднѣе въ своихъ сужденіяхъ. Я не осуждаю вашего отца, м-ръ Гиллерсдонъ; онъ былъ добръ ко мнѣ. Онъ терпѣлъ меня такъ долго, какъ только могъ, пока наконецъ я не опозорилъ себя. То былъ страшный скандалъ; никто бы его не перенесъ. Я почувствовалъ послѣ того вечера, что все погибло.
-- Не говорите объ этомъ, папа, не говорите.
-- Я долженъ говорить, Гетти. Я хочу сказать м-ру Гиллерсдону о томъ, чѣмъ ты была для меня... какая ты героиня, какая мученица!
-- Пустое, папа! Я сдѣлала только то, что всякая другая дочь сдѣлаетъ для отца. И теперь, слава Богу, вы поправились! Въ послѣдніе два года вы почти не страдали. Вы сильнѣе и здоровѣе, живя такъ, какъ теперь, чѣмъ когда были... беззаботнѣе. И невральгія, надѣюсь, никогда больше не будетъ васъ мучить.
-- Если миссъ Гиллерсдонъ не побрезгаетъ нашимъ смиреннымъ жилищемъ, то мы будемъ очень рады ее видѣть,-- сказалъ Давенпортъ, отирая слезу раскаянія.-- Мнѣ больно было видѣть, что у моей дѣвочки нѣтъ знакомыхъ, кромѣ лучшей изъ женщинъ, лэди Дженъ Бленгеймъ.
Получивъ согласіе на свою просьбу, Джерардъ не имѣлъ основанія долѣе оставаться. Онъ протянулъ руку Эстеръ на прощанье, и когда ея тонкіе пальчики дотронулись до его пальцевъ, его лицо вспыхнуло и глаза отуманились; только на одинъ мигъ, правда, но этого волненія онъ никогда не испытывалъ отъ прикосновенія другой женщины, даже Эдиты Чампіонъ, которую любилъ нѣсколько лѣтъ. Сердце его сильно билось, когда онъ шелъ по жалкой улицѣ, мимо садовъ, полныхъ цвѣтами и дворовъ, представлявшихъ собою груды мусора, мимо безпечной нищеты и трудолюбивой бѣдности. Только когда онъ выбрался на набережную Темзы, чувство великой радости или великой бѣды стало проходить и къ нему вернулась способность мыслить;
Онъ сѣлъ на скамью, около рѣки, и подождалъ, пока пульсъ его забился ровнѣе.
-- Я глупецъ!-- пробормоталъ онъ.-- Почему ея красота такъ сильно волнуетъ меня? Я видѣлъ много красавицъ, женщинъ въ зенитѣ своей прелести, не то, что эта блѣдная, и замученная, хотя и героическая дѣвушка. Женщина, которая будетъ моей женой, красивѣе ея и болѣе строгой красоты. И однако какъ разъ когда я не долженъ интересоваться этой дѣвушкой, у меня напряженъ каждый нервъ, пульсъ бьется безумно. Я -- худшій изъ глупцовъ; вѣдь мнѣ не слѣдуетъ забывать того, что говорилъ старикъ д-ръ Соуть. Развѣ это значитъ беречь себя? развѣ такъ щадятъ свои силы? Волноваться изъ-за такого вздора, не умѣть глядѣть на хорошенькое личико, не сотрясаясь точно отъ землетрясенія!
Онъ припомнилъ книгу, лежавшую на его письменномъ столѣ, Шагреневую кожу -- эту повѣсть, имѣвшую для него неотразимое обаяніе, надъ страницами которой онъ просиживалъ не одну безсонную ночь. Какъ тщетны были усилія Валентина вести такую безстрастную жизнь, при которой масло въ лампѣ медленно горитъ! Но онъ надѣялся что будетъ разсудительнѣе злосчастнаго героя Бальзака. Онъ тоже задумалъ жить безъ всякихъ волненій. Жизнь милліонера и свѣтскаго человѣка можетъ быть чужда всякимъ сильнымъ чувствамъ. Онъ смотрѣлъ на будущій бракъ съ Эдитой какъ на мирную гавань. Онъ женится на женщинѣ, которую любитъ такъ долго, что не можетъ сомнѣваться въ этой любви, на женщинѣ, вѣрность которой испытана временемъ, въ постоянствѣ которой онъ не можетъ сомнѣваться, и годы потекутъ для него мирной чередой вплоть до сѣдыхъ волосъ и долѣе, съ ненарушимымъ покоемъ и достоинствомъ. Вѣдь его, какъ и Валентина, предостерегали отъ житейскихъ драмъ и страстей. Онъ долженъ жить, но не дѣйствовать и не страдать.
А между, тѣмъ, ради мимолетной прихоти, ради прелести задумчиваго личика, терпѣливой романической бѣдности, онъ допустилъ, чтобы кровь, переливалась огнемъ въ его жилахъ, а сердце бѣшено билось. Онъ стыдился своей непослѣдовательности и увидя извозчичью карету, запряженною доброй на видъ лошадью, проѣзжавшую подъ деревьями, кликнулъ его и спросилъ извозчика, довезетъ ли его лошадь до Финчли. Конечно, извозчикъ отвѣтилъ, что довезетъ, и черезъ минуту онъ быстро ѣхалъ, лѣтними сумерками по направленію на сѣверъ.
Онъ часто подумывалъ съѣздить въ это сѣверное предмѣстье на собственныхъ лошадяхъ, но ему до сихъ поръ казалось, что приближаться къ дому, гдѣ угасалъ м-ръ Чампіонъ, будетъ безтактностью, хотя умирающій былъ всегда съ нимъ на дружеской ногѣ со времени замужства Эдиты. Сегодня ему очень захотѣлось увидѣть женщину, съ которой онъ связалъ себя, и тревожное желаніе это побѣдило щекотливость.
Онъ поѣхалъ въ домъ, который наняла себѣ м-съ Чампіонъ... небольшую виллу съ хорошимъ садомъ. Былъ уже девятый часъ, когда онъ позвонилъ у двери, и лужайки и цвѣтники позолочены были солнечнымъ закатомъ. Онъ ожидалъ, что застанетъ Эдиту Чампіонъ за обѣдомъ, и рѣшилъ пообѣдать съ нею, можетъ быть, tête-à-tête, въ первый разъ въ жизни.
Но оказалось, что нечего было и думать объ обѣдѣ! Одинъ изъ лакеевъ, которыхъ онъ привыкъ видѣть въ Гертфордъ-стритѣ, пришелъ на звонокъ не спѣша, съ трубкой во рту, но поспѣшно спряталъ ее, увидя м-ра Гиллерсдона, и доложилъ ему, что м-съ Чампіонъ находится въ Кендаль-гаузѣ и что м-ру Чампіону очень плохо.
-- Хуже, чѣмъ обыкновенно?-- спросилъ Джерардъ.
-- Боюсь, что да, сэръ. М-съ Чампіонъ пріѣхала домой въ половинѣ восьмого, но за ней явился посланный въ то время, какъ она одѣвалась къ обѣду, и она успѣла только накинуть пальто и побѣжала черезъ дорогу, не надѣвъ даже шляпы.
-- Гдѣ тутъ Кендаль-гаузъ?
-- Я вамъ покажу, сэръ.
Слуга пошелъ черезъ дорогу тѣмъ медлительнымъ и торжественнымъ шагомъ, по которому можно узнать выѣздного лакея; эта старательная медлительность движеній намекаетъ, быть можетъ, на боязнь, какъ бы не заставили работать за двоихъ. Выѣздной лакей м-съ Чампіонъ былъ лицо очень значительное и теперь находился подъ гнетомъ негодующаго чувства за то, что долженъ въ одиночку отправлять свои обязанности въ Финчли, тогда какъ его товарищъ живетъ въ роскошной праздности въ Гертфордъ-стритѣ.
Онъ указалъ на ворота въ стѣнѣ, немного дальше по дорогѣ и по ту ея сторону, и къ этимъ воротамъ поспѣшно направился Джерардъ и вошелъ въ чрезвычайно приличное огражденное мѣсто; круглая дерновая лужайка окаймлялась аллеей, посыпанной пескомъ, кущи деревъ скрывали стѣны, а передъ нимъ высился внушительныхъ размѣровъ каменный домъ съ классическимъ портикомъ и двумя флигелями, наводившими на мысль, что въ нихъ помѣщаются гостиная и билліардная.
При первомъ взглядѣ на многочисленныя окна онъ вздрогнулъ. Всѣ шторы были опущены. "Все кончено!-- подумалъ онъ:-- Эдита Чампіонъ -- вдова".
Да, все было кончено. Степенный, пожилой слуга, растворившій ему дверь, извѣстилъ, что м-ръ Чампіонъ скончался въ восемь часовъ пять минутъ. М-съ Чампіонъ успѣла во-время прибѣжать, чтобы присутствовать при послѣднемъ издыханіи мужа. Конецъ былъ мирный и безболѣзненный.
Эдита Чампіонъ сошла съ лѣстницы въ сопровожденіи доктора, въ то время, какъ слуга это сообщалъ.
Она увидѣла Джерарда и направилась къ нему.
-- Все кончено!-- проговорила она взволнованно.-- Онъ узналъ меня и до послѣдней минуты не терялъ сознанія и назвалъ меня по имени. Слава Богу, что я была на-лицо; я не опоздала и могла услышать его послѣднее слово. Я никакъ не ожидала, что буду такъ огорчена послѣ такого долгаго и томительнаго ожиданія.
-- Позвольте мнѣ проводить васъ домой,-- сказалъ Джерардъ мягко.
Она была въ черномъ кружевномъ платьѣ и легкая лѣтняя накидка, наброшенная на плечи, не скрывала бѣлой шеи, точно изъ каррарскаго мрамора. Но глаза ея были въ слезахъ и слезы текли по щекамъ. Все, что было нѣжнаго и женственнаго въ ея натурѣ, было возбуждено послѣднимъ прощаніемъ. Если она и была продана богатому человѣку, какъ продаются рабыни на мелочныхъ рынкахъ, то господинъ ея былъ самый добрый, а рабство досталось ей очень легкое.
Докторъ проводилъ ее до порога дома, а тамъ она оперлась на руку Джерарда. Къ ея естественному горю примѣшивалась сладкая мысль, что отнынѣ она принадлежитъ ему. Его привилегіей и обязанностью стало теперь оберегать ее и заботиться о ней.
-- Пошлите телеграмму солиситору мужа!-- сказала она доктору дрожащимъ голосомъ, отирая слезы.-- Онъ все устроитъ, что нужно, вмѣстѣ съ вами. Я не уѣду въ Лондонъ, пока...
-- Понимаю,-- перебилъ докторъ, избавляя ее отъ необходимости произнести послѣднее жестокое слово.-- Все будетъ улажено и васъ не побезпокоятъ понапрасну.
-- Прощайте,-- сказала она, подавая ему руку,-- Я не забуду, какъ бережно и заботливо вы за нимъ ухаживали.
Джерардъ вывелъ ее изъ ограды и провелъ на виллу, гдѣ величественный выѣздной лакей дожидался возвращенія своей госпожи, подставивъ напудренную голову подъ прохладный вечерній вѣтерокъ. Домъ былъ освѣщенъ и обѣдъ поданъ.
-- Я надѣюсь, что вы подкрѣпите себя пищей?-- замѣтилъ Джерардъ, когда буфетчикъ пришелъ сказать, что обѣдъ готовъ.
Они прошли въ гостиную, гдѣ она сѣла, закрывъ лицо руками.
-- Нѣтъ, нѣтъ, я не въ состояніи ѣсть.-- И обратившись въ буфетчику, она прибавила:-- м-ръ Гиллерсдонъ отобѣдаетъ. Мнѣ же велите подать сюда чаю.
-- Если такъ, то и я выпью съ вами чаю,-- сказалъ Джерардъ:-- у меня тоже нѣтъ аппетита.
Это ей было пріятно. У женщинъ преувеличенныя понятія насчетъ высокаго значенія, какое придаютъ мужчины обѣду, и никакая жертва не можетъ ихъ такъ подкупить, какъ отказъ отъ этой трапезы.
Эдита Чампіонъ не стала спорить. Она только вздохнула, отерла слезы и стала спокойнѣе.
-- Я думаю, что исполнила свой долгъ относительно его,-- сказала она.
-- Вполнѣ. Вы сдѣлали его счастливымъ, чѣмъ не всякая жена можетъ похвастаться, даже когда обожаетъ своего мужа,-- отвѣчалъ Джерардъ.
Лакей принесъ чайный столъ, зажегъ свѣчи на каминѣ и на фортепіано и опустилъ занавѣсы на окнахъ съ такимъ видомъ, какъ бы желалъ разсѣять мракъ, навѣянный унылымъ событіемъ въ Кендаль-гаузѣ. Онъ и остальные слуги толковали уже о похоронахъ и своемъ траурѣ, гадая о томъ, завѣщалъ ли м-ръ Чампіонъ что-нибудь слугамъ, "хоть тѣмъ, положимъ, которые прослужили ему годъ", заключилъ Джоржъ, выѣздной лакей, находившійся въ услуженіи уже около полутора года.
М-съ Чампіонъ легкимъ движеніемъ руки указала на чайникъ и Джоржъ налилъ чай. Она находила, что траурный этикетъ не дозволялъ ей исполнять эту обычную обязанность, и сидѣла неподвижно, ожидая, чтобы за ней ухаживали; получивъ чашку, она отпила глотокъ и вздохнула, а Джерардъ также пилъ чай въ задумчивомъ молчаніи.
Онъ думалъ, что онъ второй разъ пьетъ чай въ обществѣ Эдиты Чампіонъ въ теченіе нѣсколькихъ часовъ, а между тѣмъ какая перемѣна произошла въ его жизни въ эти немногіе часы! Женщина, которую онъ любилъ такъ долго и съ которой безповоротно связалъ себя, была свободна. Въ ихъ отношеніяхъ не могло больше быть ни сомнѣній, ни колебаній. Нѣкоторый промежутокъ времени приходится уступить предразсудкамъ общества; а затѣмъ, въ концѣ условнаго вдовства, эта женщина, которую онъ любилъ такъ долго, сниметъ траурныя одежды, надѣнетъ подвѣнечное платье и станетъ съ нимъ у алтаря. Давно уже онъ зналъ, что смерть м-ра Чампіона неизбѣжна; а между тѣмъ сегодня вечеромъ ему казалось, что онъ никогда не ожидалъ, что этотъ человѣкъ умретъ.
Молчаніе стало тягостнымъ. Лакей ушелъ и они остались вдвоемъ.
-- Вы, конечно, не останетесь въ этомъ домѣ послѣ похоронъ?-- спросилъ Джерардъ, чтобы что-нибудь сказать.
-- Нѣтъ, я немедленно уѣду изъ Англіи. Я думала о своихъ планахъ, пока мы тутъ сидѣли. Я ненавижу себя за эгоизмъ, но не въ состояніи думать о покойникѣ. Да это и безполезно. Я не легко забуду его, бѣднягу. Его лицо и голосъ надолго сохранятся въ моей памяти... Но я не могу также не думать о себѣ. Мнѣ такъ странно, что я свободна... могу ѣхать куда хочу... не должна слѣдовать извѣстной рутинѣ. Я поѣду въ Швейцарію, какъ только справлюсь. И возьму съ собой Розу Грешамъ. Она всегда рада убѣжать изъ своего милаго прихода.
-- Но зачѣмъ вамъ уѣзжать?
-- Такъ будетъ лучше. Еслибы я оставалась въ Англіи, мы бы съ вами видались, а теперь... когда его нѣтъ, это подало бы поводъ къ сплетнямъ. Лучше будетъ, если мы не будемъ видѣться въ продолженіе моего траура. Цѣлый годъ, Джерардъ! Срокъ долгій, вы успѣете меня забыть!
Тонъ ея, однако, говорилъ, что это невозможно.
-- А что, если я не соглашусь на такую разлуку, даже затѣмъ, чтобы угодить м-съ Грюнди? До сихъ поръ мы не особенно баловали эту достойную особу. Къ чему же намъ теперь ухаживать за ней?
-- Потому что теперь все измѣнилось съ его смертью. Пока мой мужъ одобрялъ мое поведеніе, никто не могъ порицать мои дѣйствія. Но теперь я осталась одна и должна беречь свое доброе имя... имя вашей будущей жены, Джерардъ!
-- Вы даете очень ложный оборотъ всему дѣлу. Но, милая Эдита, неужели мы дѣйствительно должны разстаться такъ надолго? Неужели же люди станутъ сплетничать, если мы будемъ жить въ одномъ городѣ и ежедневно видѣться?
-- Вы знаете, какъ люди злы. Право, Джерардъ, такъ будетъ лучше для насъ обоихъ.
-- Только не для меня,-- серьезно произнесъ онъ.
Онъ поѣхалъ въ Финчли сегодня вечеромъ по внезапному порыву, какъ бы спасаясь отъ неожиданной опасности. Онъ смутно чувствовалъ, что первая любовь измѣняетъ ему и что нужны усилія, чтобы скрѣпить старыя узы; и вотъ теперь женщина, которой слѣдовало бы помочь ему сохранить вѣрность, готова бросить его... пожертвовать любовью и счастіемъ въ угоду злымъ языкамъ.
-- Какое намъ дѣло, что про насъ будутъ говорить!-- пылко вскричалъ онъ.-- Мы должны думать о себѣ и о своемъ счастіи. Вспомните, какъ жизнь коротка и зачѣмъ ее тратить зря! къ чему жертвовать годомъ или даже полугодомъ условнымъ приличіямъ? Позвольте мнѣ слѣдовать за вами всюду. Обвѣнчаемтесь на будущей недѣлѣ.
-- Нѣтъ, нѣтъ, нѣтъ, Джерардъ. Богу извѣстно, что я крѣпко люблю васъ, но я не хочу оскорбить память покойнаго. Онъ всегда былъ добръ ко мнѣ и снисходителенъ, черезъ-чуръ даже. Я была бы, можетъ быть, лучшей женой, еслибы онъ былъ тираномъ. Я не оскорблю его, когда онъ сошелъ въ могилу. Черезъ годъ, считая отъ нынѣшняго дня, я буду вашей женой.
-- И м-съ Грюнди похвалить васъ за это. Ну, что-жъ, поступайте, какъ знаете. Я просилъ васъ, вы отказали. Прощайте. Полагаю, мнѣ можно будетъ пріѣхать на желѣзную дорогу проститься съ вами передъ тѣмъ, какъ вы покинете Англію?
-- Разумѣется. Роза напишетъ вамъ о нашихъ планахъ, когда они выяснятся вполнѣ. Вы будете на похоронахъ, Джерардъ, не правда ли?
-- Разумѣется. Еще разъ прощайте.
Они пожали другъ другу руку -- она со слезами на глазахъ, готовая опять расплакаться,-- и онъ ушелъ.
Извозчикъ дожидался его, лошадь жевала овесъ въ торбѣ, а кучеръ спалъ.
"Пройдетъ годъ и ты станешь моей, а я твоимъ,-- размышлялъ дорогой Джерардъ:-- но годъ много времени. Кто знаетъ, какія перемѣны онъ внесетъ въ мою жизнь?"