Джерардъ путешествовалъ такъ быстро, какъ только поѣзда и пароходы могли везти его, но только на второй день по выѣздѣ изъ Флоренціи, въ полдень, онъ подъѣзжалъ къ станціи ближайшей въ Лоукомбу, причемъ ему предстояло еще часъ ѣхать на лошадяхъ, прежде чѣмъ онъ попадетъ въ Рзовый Павильонъ и узнаетъ худшее. Онъ былъ одинъ. Лакея своего онъ отослалъ въ Гиллерсдонъ-Гаузъ и рѣшительно отказался отъ общества Джермина, хотя тотъ и настаивалъ на томъ, что ему трудно будетъ перенести скуку одинокаго путешествія или послѣдствіи дурныхъ новостей.
-- Если меня ожидаютъ еще худшія новости,-- мрачно отвѣчалъ Джерардъ,-- то ваша помощь будетъ недѣйствительна. Да и она не пожелаетъ васъ видѣть со мной. Она васъ никогда не любила, да, пожалуй, если бы не вы, то я бы ее никогда и не бросилъ.
Джерардъ достигъ Лоукомба въ полномъ невѣденіи всего, что случилось послѣ того, какъ было написано письмо м-ра Мюллера. Онъ проѣхалъ прямо въ Розовый Павильонъ, гдѣ садъ и боскеты показались скучными и мрачными подъ сумрачнымъ небомъ. Онъ какъ будто оставилъ лѣто по ту сторону Альпъ и прибылъ въ страну, гдѣ не бываетъ лѣта, а лишь какое-то неопредѣленное время года, въ Лондонѣ выражающееся мракомъ и дымомъ, а въ деревнѣ -- сѣрымъ днемъ.
Сердце его похолодѣло, когда онъ взглянулъ на окошки дома. Сторы были спущены. Домъ или былъ необитаемъ, или же смерть обитала въ немъ.
Онъ сильно позвонилъ и не разъ, но ему пришлось прождать минутъ пять, пока служанка, наконецъ, отворила дверь, при чемъ широкое плоское лицо ея еще все расплывалось улыбкой отъ шутокъ хлѣбника, телѣжка котораго отъѣхала отъ заднихъ дверей въ то время, какъ служанка стояла у парадной двери и отвѣчала на торопливые вопросы пріѣзжаго.
-- Гдѣ ваша хозяйка? Она... она не...
Онъ не могъ выговорить слова, въ которомъ воплощался весь его страхъ. Къ счастію, дѣвушка была добрая, хотя легкомысленная и охотно кокетничавшая съ хлѣбникомъ и мясникомъ. Она не продлила его агоніи.
-- Ей не хуже, сэръ. Ей очень плохо, но не хуже, чѣмъ было.
-- Могу я ее сейчасъ видѣть... ей не повредитъ мое появленіе?-- спросилъ онъ, направляясь въ лѣстницѣ.
-- Ея здѣсь нѣтъ, сэръ. Она въ ректоратѣ. М-ръ Гильстонъ увезъ ее туда послѣ того, какъ ее вытащили изъ воды два лондонскихъ джентльмена. Сестра ректора помогаетъ ходить за нею.
-- Вотъ добрыя души!-- вскричалъ Джерардъ.-- Истинные христіане! "Что будемъ мы дѣлать въ горести, когда въ мірѣ не станетъ больше истинныхъ христіанъ?" -- подумалъ онъ, глубоко тронутый добротой человѣка, котораго онъ оттолкнулъ.
-- Ваша госпожа опасно больна?-- спросилъ онъ.
-- Она была въ большой опасности, сэръ, да и теперь еще опасность не миновала. Я ходила вчера вечеромъ въ ректорскій домъ за справками, и одна изъ сидѣлокъ сказала, что положеніе весьма критическое. Но за ней хорошій уходъ, сэръ. На этотъ счетъ вы можете быть спокойны.
-- О, я никогда больше не буду спокоенъ.
-- О, нѣтъ, сэръ, вы успокоитесь, когда м-съ Ганли выздоровѣетъ. Я увѣрена, что ее вылечатъ.
-- А ея ребенокъ...
-- О, бѣдная крошка! Онъ былъ такой слабенькій, что навѣрное ему лучше на небесахъ; еслибы только и бѣдная мать могла такъ утѣшаться, когда опомнится.
-- Было слѣдствіе, не правда ли?
-- Да, сэръ, было слѣдствіе, и постановили, что смерть произошла отъ несчастнаго случая. Всѣ такъ жалѣли бѣдную молодую лэди...
-- Разскажите мнѣ все, что знаете. Что, м-ръ Давенпортъ умеръ скоропостижно?
-- Да, сэръ, скоропостижно. Смерть отца такъ сильно повліяла на нее, что она разстроилась умственно. Но въ послѣднее время ей было лучше, и сидѣлки потому стали менѣе внимательны; одна изъ нихъ заснула на своемъ дежурствѣ, и больная могла убѣжать изъ дому незамѣченная. Обѣ сидѣлки съ ногъ сбились, сэръ, въ первую недѣлю ея болѣзни; отъ того одна изъ нихъ и заснула, сэръ. Вотъ все, что я могу вамъ сказать, сэръ, да еще то, что м-ръ Давенпортъ похороненъ на лоукомбскомъ кладбищѣ двѣ недѣли тому назадъ.
-- Благодарю васъ за сообщенныя вами свѣденія. Вы добрая дѣвушка.
-- Прикажете изготовить вамъ завтракъ, сэръ? Вы, кажется, очень устали и не совсѣмъ здоровы.
-- Нѣтъ, благодарю васъ, Мэри. Я не въ состояніи ѣсть, пока не побываю въ ректоратѣ. До свиданія. Хорошенько смотрите за домомъ, чтобы все было въ порядкѣ, пока мы не вернемся сюда. Кстати, кто давалъ вамъ деньги послѣ того, какъ м-съ Ганли заболѣла? Вамъ трудно было справиться съ расходами?
-- Нѣтъ, сэръ, кухарка знала, гдѣ госпожа прячетъ деньги, и взяла на себя смѣлость отпереть ящикъ и брать оттуда сколько нужно. Въ ящикѣ находилась пятидесяти-фунтовая ассигнація и нѣсколько золотыхъ. Этого было вполнѣ достаточно, чтобы платить сидѣлкамъ и на всякія другія издержки. Кухарка ведетъ строгій счетъ деньгамъ. За похороны еще не платили -- и доктору также, но вѣдь всѣ знаютъ, что деньги не пропадутъ.
Экипажъ былъ готовъ и повезъ Джерарда въ ректоратъ. Ректоръ принялъ его холодно и съ такимъ выраженіемъ лица, которое казалось очень страннымъ и непривѣтливымъ отъ сдержаннаго гнѣва. Когда добрый человѣкъ сердится, его гнѣвъ коренится глубже, а лицо принимаетъ болѣе отталкивающее выраженіе, чѣмъ то, какое придаетъ легкое раздраженіе менѣе добродушнымъ людямъ. Для м-ра Гильстона сердиться значило совершенно выйти изъ нормальнаго состоянія духа, исполненнаго симпатіи и состраданія. Теперь же передъ нимъ вдругъ появился человѣкъ, къ которому онъ чувствовалъ прямое отвращеніе.
-- Что, она поправляется? могу я ее видѣть?-- спросилъ Джерардъ, стоя на порогѣ кабинета ректора, смущенный его строгимъ видомъ, но слишкомъ занятый мыслью объ Эстеръ, чтобы медлить съ вопросами.
-- Сегодня утромъ ей чуть-чуть лучше,-- отвѣчалъ ректоръ холодно:-- но она врядъ ли можетъ васъ видѣть... во всякомъ случаѣ, нужно спросить мнѣніе доктора... и если онъ позволитъ вамъ ее видѣть, то все же сомнительно, чтобы она васъ узнала. Она витаетъ въ собственномъ мірѣ, мірѣ фантазій.
-- Она совсѣмъ помѣшана?-- пролепеталъ Джерардъ.-- Докторъ боится...
-- Докторъ боится больше за ея жизнь, нежели за ея умъ. Если намъ удастся спасти ея жизнь, умъ можетъ вернуть свое равновѣсіе. Таково мнѣніе доктора и мое. Я видалъ подобные случаи раньше... и исходъ обыкновенно бывалъ удачный; но въ тѣхъ случаяхъ намъ приходилось имѣть дѣло съ болѣе крѣпкой натурой. Тонкость организаціи этой дѣвушки мѣшаетъ ея выздоровленію. Вы тяжко согрѣшили относительно ея, м-ръ Ганли.
-- Я знаю, знаю!-- вскричалъ Джерардъ, отвернувъ лицо отъ ректора, чтобы скрыть смущеніе и муку, написанныя на немъ.
-- Тяжко согрѣшили!-- повторилъ ректоръ: -- вы навлекли безчестіе на женщину, всѣ инстинкты которой рвались къ добродѣтели. Вы разбили ея сердце, бросивъ ее...
-- Я не бросалъ ее...
-- Можетъ быть, не въ томъ смыслѣ, какъ это понимаетъ свѣтъ. Вы оставили ей домъ, слугъ и пачку банкнотовъ; но вы уѣхали отъ нея какъ разъ въ тотъ моментъ, когда она всего сильнѣе нуждалась въ симпатіи... уѣхали при такихъ условіяхъ, когда сердце ваше должно было подсказать вамъ, что ваше мѣсто -- при ней.
-- Я былъ легкомысленъ, эгоистиченъ, жестокъ... Осыпайте меня самыми рѣзкими эпитетами!.. Я сознаю, что дурно поступилъ. Но я только-что оправился отъ тяжкой и опасной болѣзни.
-- Во время которой она ухаживала за вами. Я слышалъ, объ ея преданности...
-- Да, она ухаживала за мной. Я былъ неблагодаренъ, но вѣдь доктора говорили мнѣ: будьте спокойны, будьте счастливы, будьте безмятежны, другими словами: не думайте ни о комъ и ни о чемъ, кромѣ самого себя. И я долженъ былъ уѣхать. Еслибы Эстеръ согласилась сопровождать меня на югъ...
-- Она отказалась оставить отца?
-- Да. Она предпочла его мнѣ, это былъ ея выборъ.
-- Ну что-жъ, конечно, въ такомъ случаѣ для васъ есть оправданіе, а результаты вашего поведенія такъ ужасны, что всякія нравоученія съ моей стороны излишни. Если у васъ есть сердце, то весь остатокъ вашихъ дней будетъ омраченъ угрызеніями совѣсти.
-- Позвольте мнѣ видѣть ее!-- умолялъ Джерардъ.-- Вы знаете, какъ она любитъ меня. Ея умъ проснется при звукахъ моего голоса.
-- Проснется и вспомнитъ все, что она перестрадала. Будетъ ли это полезно для нея? М-ръ Миворъ -- лучшій судья того, полезно ли ей васъ видѣть. Если онъ не воспрепятствуетъ...
-- Когда онъ будетъ здѣсь?
-- Не раньше вечера.
-- Тогда я поѣду къ нему и привезу его сюда, если нужно. М-ръ Гильстонъ,-- прибавилъ Джерардъ, остановившись на порогѣ въ то время, какъ ректоръ провожалъ его въ сѣни:-- вы добрый человѣкъ. Какъ ни дурно вы обо мнѣ думаете, но ничто не ослабятъ моей къ вамъ благодарности... и скоро я вамъ докажу, что благодарность моя -- не одно пустое слово.
Ректоръ молча протянулъ ему руку, и Джерардъ сѣлъ въ экипажъ, который привезъ его въ комфортабельному коттеджу м-ра Мивора, бѣлому домику съ соломенной крышей въ концѣ деревенской улицы.
М-ръ Миворъ былъ удивленъ, увидя его, но не сталъ ни о чемъ разспрашивать.
-- Я бы уже двѣ велѣли тому назадъ телеграфировалъ вамъ, еслибы зналъ, гдѣ васъ найти,-- сказалъ онъ.-- Я радъ, что вы вернулись. М-съ Ганли немножко лучше сегодня... только немножко. Мы должны быть рады и тому, и не должны рисковать.
-- Она была очень опасно больна, мнѣ сказали.
-- Опасно! О, да, я думаю. Она была не разъ на краю смерти со времени рожденія ребенка. А съ тѣхъ поръ, какъ горячка приняла опасный характеръ -- въ ту ночь, когда она пыталась утопиться -- положеніе ея стало почти безнадежнымъ, но вотъ вчера внезапно блеснулъ лучъ надежды.
-- Могу я ее видѣть?
-- Не думаю, чтобы это ей повредило. Она васъ не узнаетъ.
-- Нѣтъ, узнаетъ! Она узн а етъ меня. Она можетъ не узнавать чужихъ для нея людей, но меня узнаетъ...
-- Бѣдняжка! она и себя не сознаетъ. Спросите ее, кто она, и она вамъ разскажетъ странную исторію. Мы можемъ только надѣяться, что съ подкрѣпленіемъ физическихъ силъ вернется память и сознаніе. Я поѣду въ ректоратъ вмѣстѣ съ вами, и если найду, что она такъ же спокойна, какъ была сегодня поутру, то вамъ можно будетъ ее видѣть.
Десять минутъ спустя, они уже были въ ректоратѣ, и на этотъ разъ ректоръ привѣтливо встрѣтилъ Джерарда. Онъ далъ волю негодованію, а теперь имъ уже овладѣла жалость къ раскаявшемуся грѣшнику. Онъ принялъ Джерарда въ кабинетѣ, пока докторъ пошелъ взглянуть на паціентку.
-- Вы не спрашиваете меня, почему я перевезъ м-съ Ганли къ себѣ въ домъ, вмѣсто того, чтобы оставить ее въ ея собственномъ домѣ,-- сказалъ ректоръ.
-- Мнѣ не зачѣмъ это спрашивать. Легко понять, что вы это сдѣлали по добротѣ.. Вы не хотѣли, чтобы она переступила за порогъ дома, гдѣ такъ сильно страдала... вы хотѣли окружить ее новыми предметами, въ новомъ и мирномъ жилищѣ, гдѣ ничто не напоминало бы ей о прошлыхъ страданіяхъ.
-- Да, это былъ одинъ мотивъ. Другой же -- тотъ, что я желалъ отдать ее на попеченіе сестрѣ. Какъ бы ни были услужливы сидѣлки,-- и я ничего не могу сказать противъ той, которая теперь ухаживаетъ за м-съ Ганли,-- гораздо лучше, когда при больной есть человѣкъ, который ходитъ за нимъ изъ любви, а не за деньги. Моя же сестра полюбила эту бѣдняжку.
М-ръ Миворъ показался въ дверяхъ кабинета, которыя оставались раскрытыми, такъ какъ Джерардъ прислушивался къ малѣйшему звуку въ этомъ тихомъ, какъ могила, домѣ. Эта тишина давила Джерарда въ то время, какъ онъ поднимался по лѣстницѣ съ удрученнымъ отъ страха сердцемъ. Что-то увидитъ онъ наверху!
Растворилась дверь -- женщина въ бѣломъ чепцѣ и передникѣ взглянула на него внушительно и посторонилась. То была та самая сидѣлка, которая ходила за Николаемъ Давенпортомъ, и даже въ этотъ моментъ это воспоминаніе заставило его вздрогнуть.
Затѣмъ, едва сознавая, какъ и что съ нимъ, онъ очутился въ залитой солнцемъ комнатѣ, гдѣ находилась молодая женщина въ бѣломъ пеньюарѣ, съ худыми щеками и мягкими, свѣтлыми и коротко остриженными волосами на красивой формы головкѣ. Она сидѣла около стола и играла цвѣтами, которыми онъ былъ усыпанъ.
-- Эстеръ, Эстеръ, дорогая моя! я вернулся назадъ къ тебѣ!-- закричалъ онъ раздирающимъ сердце голосомъ и, упавъ на колѣни около ея кресла, пытался притянуть ея лицо къ своимъ трепещущимъ губамъ, но она вырвалась отъ него съ испуганнымъ взглядомъ.
Несмотря на предупрежденія доктора, онъ этого не ожидалъ. Онъ убаюкивалъ себя надеждой, что какъ бы ни было сильна ея помѣшательство, его она узнаетъ. Къ нему она останется неизмѣнной.
Синіе глаза, расширенные отъ безумія, глядѣли на него пристально, пристально, но не узнавали. Она съ недовѣріемъ отстранилась отъ него, собрала разбросанные цвѣты въ подолъ своего кисейнаго платья и поспѣшно отошла отъ стола.
-- Я пойду посажу ихъ около дома въ саду,-- сказала она:-- я хочу посадить ихъ прежде, нежели отецъ выйдетъ изъ библіотеки. Это будетъ сюрпризъ для него, бѣдняжки. Онъ ворчалъ сегодня по-утру на пыль, и говорилъ, что это все дѣло портитъ, и ему пріятно будетъ видѣть, что садъ полонъ тюльпановъ и гіацинтовъ. Этотъ сортъ ростетъ безъ корней... Не правда ли, вѣдь они ростутъ безъ корней?
Она съ сожалѣніемъ глядѣла на цвѣты и вдругъ съ неожиданнымъ порывомъ подбѣжала къ камину, гдѣ горѣлъ огонь, и побросала въ него тюльпаны и гіацинты.
-- О! м-съ Ганли, какъ это дурно съ вашей стороны!-- закричала сидѣлка, упрекая ее какъ ребенка:-- зачѣмъ вы бросили въ огонь хорошенькіе цвѣты, которые вамъ прислалъ сегодня утромъ ректоръ? Зачѣмъ вы это сдѣлали?
-- Мнѣ ихъ не надо. Они не будутъ рости. Сегодня у меня урокъ музыки, а я не приготовилась. Герръ Шутеръ очень разсердится!
Въ углу комнаты стояло небольшое старенькое фортепіано, на которомъ миссъ Гильстонъ играла гаммы сорокъ лѣтъ тому назадъ. Эстеръ подбѣжала къ фортепіано, поспѣшно сѣла за него и заиграла одинъ изъ ноктюрновъ Шопена -- пьесу, съ дѣтства заученную ею, и которую она могла играть даже машинально.
Она доиграла безъ ошибки первую часть ноктюрна, но вдругъ споткнулась и, валиваись слезами, встала изъ-за фортепіано.
-- Все забыла!-- сказала она:-- ничего не помню.
При всѣхъ этихъ перемѣнахъ въ образѣ дѣйствій и настроенія духа ничто не намекало на сознаніе присутствія Джерарда. Большіе, лучистые глаза глядѣли на него и не видѣли его, или видѣли въ немъ посторонняго, нисколько неинтереснаго человѣка.
Сидѣлка отерла слезы своей паціентки и стала утѣшать ее; и послѣ взрыва горести у фортепіано, нѣсколько минутъ спустя, Эстеръ стояла у окна и улыбалась.
-- Какъ поздно!-- говорила она:-- а я приготовила ему такой вкусный обѣдъ. Я боюсь, что онъ испортится. Сегодня въ даровой библіотекѣ раздаютъ новые журналы. Онъ всегда въ эти дни запаздываетъ. Мнѣ слѣдовало объ этомъ помнить.
Она быстро отошла отъ окна и оглядѣла комнату.
-- Куда дѣлась швейная машина?-- спросила она.-- Вы ее взяли?-- обратилась она къ сидѣлкѣ.-- Или вы?-- повернулась она къ Джерарду.-- Пожалуйста, принесите ее немедленно, или я не кончу въ сроку работы.
Всѣ мысли ея блуждали въ прошломъ, въ эпохѣ, предшествовавшей трагедіи ея жизни, когда существованіе ея было безстрастно и посвящено терпѣливому исполненію долга.
-- Она часто бываетъ такъ безпокойна?-- спросилъ Джерардъ, мучительно взглядывая на доктора, стоявшаго у окна и спокойно наблюдавшаго за больной.
-- Вы называете это безпокойствомъ? Что бы вы сказали, еслибы видѣли ее три дня тому назадъ, когда она металась въ жестокомъ бреду, и двѣ сидѣлки едва могли ее сдержать, чтобы она какъ-нибудь не причинила себѣ вреда. Ея положеніе съ тѣхъ поръ очень улучшилось, и я гораздо больше надѣюсь теперь на выздоровленіе.
-- Вы совѣтовались еще съ кѣмъ-нибудь? Мнѣ кажется, слѣдовало бы пригласить на консиліумъ спеціалиста.
-- Мы приглашали д-ра Бампбеля, знаменитаго психіатра, и его мнѣніе сходится съ моимъ. Дѣлать почти нечего. Требуется только зоркій надзоръ и заботливый уходъ... Природа -- лучшій цѣлитель. Я былъ правъ, какъ видите. Я говорилъ вамъ, что она васъ не узнаетъ, и что ваше присутствіе не принесетъ ни вреда, ни пользы.
-- Да, вы были правы. Я -- ничто для нея. Эстеръ!-- обратился онъ къ ней жалобнымъ тономъ:-- неужели ты не узнаешь меня?
-- Вы, вѣрно, новый докторъ?-- спросила она. Все доктора да доктора и все сидѣлки... а я совсѣмъ здорова. Они обрѣзали мои волосы и обращаются со мной какъ съ ребенкомъ. А я совсѣмъ здорова и вовсе не нуждаюсь въ докторахъ.
-- Вы видите, какова она,-- сказалъ д-ръ Миворъ.-- Я думаю, вамъ лучше теперь уйти. Ваше присутствіе волнуетъ ее, хотя она васъ и не узнаетъ. Все, что только можно для нея сдѣлать -- дѣлается. Миссъ Гильстонъ -- сама доброта. Она уступила свою спальню и гостиную для вашей жены, потому что эти комнаты -- лучшія въ домѣ.
-- Она ангелъ милосердія,-- отвѣчалъ Джерардъ,-- и я не знаю, чѣмъ отплатить ей за ея доброту.
-- Она христіанка,-- замѣтилъ д-ръ Миворъ,-- и награды отъ васъ не ждетъ и не желаетъ. Для нея такъ же естественно дѣлать добро, какъ для цвѣтовъ -- приносить плоды, когда наступитъ къ тому время.
Джерардъ Гиллерсдонъ не уѣхалъ въ Лондонъ немедленно послѣ того, какъ оставилъ домъ ректора. Онъ усталъ и ослабѣлъ отъ продолжительнаго и утомительнаго путешествія и отъ волненій, пережитыхъ имъ по пріѣздѣ домой. Но ему предстояло одно дѣло, которое онъ не хотѣлъ откладывать, а потому отказался отъ завтрака, гостепріимно предложеннаго ему ректоромъ, хотя ничего не ѣлъ послѣ нескоро проглоченнаго обѣда вчерашнимъ вечеромъ въ Парижѣ.
Онъ отправился изъ ректората въ Лоукомбъ, въ трактиръ "Розы и Бороны", куда принесли Эстеръ вслѣдъ за тѣмъ, какъ ее вытащили изъ рѣки, и гдѣ производилось слѣдствіе объ утонувшемъ ребенкѣ. Онъ пошелъ туда въ надеждѣ получить свѣденія о человѣкѣ, который спасъ жизнь Эстеръ.
Жизнь была спасена, а разсудокъ могъ вернуться, и онъ хотѣлъ узнать имя человѣка, который спасъ Эстеръ, рискуя собственной жизнью. Онъ полагалъ, что въ трактирѣ "Рощы и Бороны" онъ всего скорѣе получитъ эти свѣденія. Онъ не ошибся. Хозяйка трактира, послѣ словеснаго разсказа о томъ, чему она была свидѣтельницей, вытащила жирное, черное in-quarto, въ которомъ среди хвалебныхъ отзывовъ ея мясу и пиву и многихъ фиктивныхъ счетовъ, поданныхъ яко бы герцогамъ и маркизамъ, знаменитымъ политикамъ и извѣстнымъ преступникамъ, оказалась слѣдующая скромная запись:
"Лоуренсъ Броунъ, 49, Парчментъ-Плэсъ, Иннеръ-Темпль".
Джерардъ списалъ адресъ въ карманную книжку, подарилъ банкнотъ хозяйкѣ "Розы и Короны" для раздачи тѣмъ слугамъ, которые помогали ей въ ночь катастрофы, попрощался съ нею и усѣлся въ экипажъ, прежде нежели она успѣла украдкой взглянуть на банкнотъ и разсыпаться въ благодарностяхъ, увидя, что онъ не пяти, а двадцати-пяти фунтовый.
"Этотъ м-ръ Ганли, должно быть, страшно богатъ, если онъ такъ щедръ,-- размышляла она:-- но все-таки я не вѣрю, чтобы это хорошенькое юное созданіе была его жена. Она бы не бросилась въ воду съ своимъ младенцемъ, еслибы была его женой. Родильная горячка! увѣряетъ докторъ. Разсказывайте! Родильная горячка никогда не заставитъ почтенную замужнюю женщину забыться до такой степени".
Два часа спустя. Джерардъ Гиллерсдонъ сидѣлъ напротивъ Лоуренса Броуна, адвоката, дѣлй котораго очевидно не процвѣтали, въ Иннеръ-Темпль на Парчментъ-Плэсъ.
Комната была бѣдная, почти убогая; адвокатъ былъ человѣкъ лѣтъ около сорока, съ грубыми чертами лица, но проницательными глазами, умнымъ лбомъ и черными волосами, уже подернутыми сѣдиной около висковъ.
Онъ принялъ заявленія благодарности со стороны м-ра Гиллерсдона вѣжливо, но сдержанно. Онъ не придавалъ большого значенія своему поступку. Каждый человѣкъ на его мѣстѣ поступилъ бы такъ же. Ему жаль -- и тутъ лицо его поблѣднѣло,-- что онъ не могъ спасти другую жертву, бѣдную маленькую крошку.
-- Пріятель мой и я услышали слабый дѣтскій крикъ,-- говорилъ онъ,-- и онъ привлекъ наше вниманіе къ тому мѣсту, откуда онъ раздавался, прежде нежели мы услышали плескъ воды. Теченіе въ этомъ мѣстѣ очень быстрое. Женщина всплыла на поверхность и снова погрузилась -- и такъ два раза,-- прежде нежели я успѣлъ ее схватить; но дитя уже было унесено теченіемъ. Тѣло нашли запутавшимся въ кустахъ, на полмили ниже того пункта.
Наступило молчаніе, во время котораго м-ръ Броунъ машинально набивалъ табакомъ пѣнковую трубку, глядя на жалкій огонекъ, горѣвшій въ каминѣ.
-- М-ръ Броунъ,-- началъ вдругъ Джерардъ,-- я очень богатый человѣкъ.
-- Радъ это слышать,-- отвѣчалъ Броунъ.-- Богатство доставляетъ такія утѣшенія, какихъ мы, бѣдняки, не можемъ себѣ и представить.
-- Вы назвали себя бѣднякомъ -- значитъ, не разсердитесь на меня, если я признаю это за фактъ,-- поспѣшно произнесъ Джерардъ.-- Я богатъ, но богатство доставляетъ мнѣ мало радости. Мнѣ уже подписанъ смертный приговоръ. Время тратить деньги для меня скоро минуетъ, и богатство мое перейдетъ въ другія руки. Я пришелъ сюда просить васъ принять отъ меня существенную награду за то, что вы спасли меня отъ бремени, которое было бы для меня нестерпимо -- отъ мысли, что мое отсутствіе изъ Англіи причинило смерть особѣ, которая мнѣ дороже всего въ мірѣ. Дайте мнѣ, будьте добры, чернильницу.
Онъ протянулъ руку къ дрянной фарфоровой чернильницѣ, въ которой торчало съ полдюжины истрепанныхъ перьевъ.
-- Что вы хотите дѣлать, м-ръ Ганди?
-- Я хочу написать чекъ, съ вашего позволенія,-- чекъ на пять тысячъ фунтовъ, которыя будутъ уплачены вамъ по предъявленіи чека.
-- Вы очень добры, но я не лодочникъ и не спасаю жизней по найму. У меня нѣтъ ни малѣйшаго права на вашъ кошелекъ. То, что я сдѣлалъ для вашей... для м-съ Ганли, я бы сдѣлалъ для первой попавшейся горничной, утопившейся отъ любви. Я слышалъ, какъ женщина упала въ воду, и вытащилъ ее. Неужели вы думаете, что я соглашусь взять за это деньги?
-- Вы приняли бы большой гонораръ за то, чтобы употребить всѣ усилія для спасенія отъ висѣлицы какого-нибудь негодяя и грабителя,-- сказалъ Джерардъ.
-- Я сдѣлалъ бы это потому, что это входитъ въ кругъ моихъ обязанностей; моя профессія -- защищать грабителей, лишь бы не кривить совѣстью,-- стараться обѣлить ихъ.
-- И вы не хотите принять вознагражденіе отъ меня... такое пустое вознагражденіе, сравнительно съ моимъ доходомъ? Вы не хотите позволить мнѣ думать, что хоть разъ богатство послужило мнѣ на то, чтобы оказать услугу хорошему человѣку?
-- Благодарю васъ за доброе мнѣніе обо мнѣ и за желаніе оказать мнѣ услугу, но я не могу принять денегъ отъ васъ.
-- Потому что вы дурного мнѣнія обо мнѣ?
-- Я не приму денегъ ни отъ кого, кто мнѣ не родня по крови, или не связанъ со мной узами такой дружбы, что она устраняетъ всякую мысль объ обязательствѣ.
-- Но тутъ нѣтъ обязательствъ съ вашей стороны; между тѣмъ вашъ отказъ принять выраженіе моей благодарности оставляетъ меня подъ бременемъ тяжкаго обязательства. Великодушно ли это съ вашей стороны?
-- Я знаю только одно, м-ръ Ганли: я не могу принять отъ васъ подарка.
-- Потому что вы дурного мнѣнія обо мнѣ? Послушайте, м-ръ Броунъ, скажете, какъ честный человѣкъ, вѣдь это -- въ вашихъ глазахъ -- причина?
-- Вы принуждаете меня въ откровенности,-- отвѣчалъ адвокатъ.-- Да, это одна изъ причинъ. Я не могу принять одолженія отъ человѣка, котораго презираю, а я не могу не презирать человѣка, который бросаетъ въ тяжелую минуту безпомощную и несчастную дѣвушку... и доводитъ ее до того, что она съ отчаянія посягаетъ на свою жизнь.
-- Вы очень поспѣшны въ своихъ сужденіяхъ о моемъ поведеніи. Я уѣхалъ -- согласенъ; но я оставилъ м-съ Ганли окруженною должнымъ попеченіемъ...
-- Вы хотите сказать, что оставили ее съ полнымъ кошелькомъ и тремя или четырьмя слугами. Неужели вы считаете это должнымъ попеченіемъ о женѣ, готовой стать матерью? Но деревенскія сплетни утверждаютъ, что она вамъ -- не жена.
-- Деревенскія сплетни говорятъ правду. Я былъ связанъ словомъ, даннымъ раньше, и не смѣлъ жениться на ней; но если останусь живъ и съ честью освобожусь отъ своего обязательства, она будетъ моей женой.
-- Радъ это слышать. Но сомнѣваюсь, чтобы такое позднее раскаяніе могло загладить прошлое.
Этотъ человѣкъ былъ, очевидно, такъ убѣжденъ въ томъ, что говорилъ, что Джерардъ не рѣшился настаивать дольше на своемъ предложеніи, несмотря на убогую обстановку и потертый костюмъ своего собесѣдника. Пусть онъ богатъ, какъ Ротшильдъ, но человѣкъ этотъ не возьметъ отъ него ни копѣйки. Бываютъ люди съ сильными чувствами и предразсудками, для которыхъ деньги -- не все въ жизни,-- люди, которые довольствуются потертымъ платьемъ, живутъ въ бѣдной квартиркѣ, курятъ дешевый табакъ, лишь бы быть въ мирѣ съ своей совѣстью и безъ стыда глядѣть въ глаза людямъ.