Какъ это все случилось.

Декановъ домъ, который принадлежалъ въ теченіе послѣднихъ двадцати лѣтъ Стенденамъ, лежалъ въ полу-милѣ отъ Гедингема, и земля, окружавшая его, принадлежала къ другому приходу, хотя Стендены всегда считались Гедингемскими прихожанами. У нихъ была своя скамья въ Гедингемской церкви, и они участвовали во всѣхъ благотворительныхъ подпискахъ Гедингема; словомъ, признавались гедингемцами за своихъ.

Домъ, построенный въ эпоху Георга I, былъ великъ и массивенъ, краснаго цвѣта и внушительнаго вида. Но, несмотря на примѣсь желтаго кирпича къ красному и каменной отдѣлке, нарушавшей монотонность краснаго цвѣта, домъ все-таки оставался краснымъ и представлялся съ одного изъ холмовъ, возвышавшихся по обѣ его стороны -- такъ какъ эта часть Англіи вся въ холмахъ и долинахъ -- краснымъ пятномъ на темно-зеленомъ фонѣ.

Въ домѣ было три ряда оконъ, по семи въ каждомъ этажѣ; въ центрѣ было три окна и по бокамъ по флигелю. Верхній рядъ оконъ былъ украшенъ краснымъ карнизомъ и каменнымъ фронтономъ,-- который придавалъ нѣкоторое величіе степенному солидному зданію и свидѣтельствовалъ о честолюбивомъ духѣ богатаго декана, который построилъ домъ... посадилъ три кедра, осѣнявшихъ своими темными вѣтвями, и развелъ большой гладкій лугъ, ведшій къ двумъ длиннымъ, полукруглымъ аллеямъ, которыя оканчивались площадкой, украшенной по четыремъ угламъ кипарисами въ формѣ обелисковъ и бесѣдкой посрединѣ въ голландскомъ стилѣ.

Декановъ домъ не былъ опоясанъ аристократическимъ паркомъ, какъ, напримѣръ, Перріамсвій замокъ, мрачныя стѣны котораго человѣческій глазъ лишь смутно различалъ вдали, и который былъ одинокъ и недоступенъ, какъ замокъ волшебника. Декановъ домъ выходилъ своимъ фасадомъ на большую дорогу и былъ доступенъ взорамъ публики сквозь красивыя желѣзныя ажурныя ворота. Вымощенная дорожка вела черезъ передній садъ, гдѣ ослѣпительный блескъ большихъ красныхъ гераній въ большихъ зеленыхъ кадкахъ былъ почти непріятенъ для глазъ въ жаркій лѣтній день. Никто и никогда не видалъ желтаго листочка на этихъ гераняхъ, послѣ восьми часовъ утра. Вообще нужно было спозаранку подняться съ постели, чтобы усмотрѣть слѣды небрежности или безпорядка въ садахъ деканова дома. Два старыхъ садовника пріучены были къ сверхестественной бдительности, а если какой-нибудь увядшій листъ или поблекшій цвѣтокъ ускользалъ отъ ихъ взоровъ, то неизбѣжно попадалъ подъ большія садовыя ножницы, которыми вооружалась миссисъ Стенденъ во время своей ежедневной прогулки, которую она совершала неизмѣнно и во всякую погоду.

Вымощенная дорожка оканчивалась нѣсколькими каменными ступенями, на верху которыхъ полу-стеклянная дверь вела въ сѣни. Это была просторная комната, служившая на половину сѣнями, на половину билліардной или лѣтней пріемной. Изъ нея открывался прекрасный видъ на цвѣтникъ и полукруглую аллею, съ голландской бесѣдкой на концѣ. Лужайка съ кедрами была на другомъ концѣ дома, и на нее выходили пять высокихъ оконъ гостиной. Деканъ постарался, чтобы домъ былъ пріятенъ для глазъ, съ какой бы стороны на него ни поглядѣли. Здѣсь не было некрасивыхъ пристроекъ. Даже тотъ флигель, гдѣ помѣщалась кухня, былъ красивымъ зданіемъ и выходилъ на обширный дворъ, напротивъ конюшенъ, длиннаго, низкаго зданія, въ томъ же стилѣ, какъ и домъ.

Билліардъ былъ святыней, оставшейся послѣ покойнаго м-ра Стендена. Сама миссисъ Стенденъ ни за что не согласилась бы купить такого рода вещь, хотя бы для обожаемаго и единственнаго сына. Въ самомъ дѣлѣ, она не могла вполнѣ разстаться съ мыслью, что грѣшно играть на билліардѣ. Но у лучшихъ людей бываютъ свои слабости, и м-ръ Стенденъ, банкиръ, любилъ билліардъ. Его преждевременная смерть -- онъ умеръ пятидесяти пяти лѣтъ и ровно черезъ семь лѣтъ послѣ того, какъ женился,-- сдѣлала билліардъ священнымъ. Его вдова ни за что не рѣшилась бы разстаться съ чѣмъ-нибудь, что ему принадлежало, или даже удалить билліардъ въ пустой каретный сарай. Такимъ образомъ, билліардъ остался на своемъ мѣстѣ, и Эдмондъ Стенденъ игралъ на немъ, подъ той самой карсельской лампой, какая зажигалась при его отцѣ. Онъ хотѣлъ, было научить играть въ билліардъ Эсѳирь Рочдель, чтобы всегда имѣть подъ рукой партера, но противъ этого мать его возстала съ неумолимой строгостью. Играть на билліардѣ для мужчины еще куда ни шло, если онъ пользовался этимъ развлеченіемъ съ умѣренностью. Но для женщины...! Миссисъ Стенденъ могла закончить фразу только дрожью отвращенія. Эсѳирь покорилась, какъ она всегда покорялась своей пріемной матери. Но въ душѣ она питала нѣжную склонность къ игрѣ на билліардѣ.

Убранство въ декановомъ домѣ было подобно геранямъ въ партерѣ и цвѣтамъ въ. цвѣтникѣ. Пыль была вещью незнакомой; сломаный стулъ, царапина на полированныхъ стѣнахъ или буфетѣ никогда не представлялись взорамъ посѣтителя. Мебель была старомодною, не будучи античной. Она принадлежала къ тому періоду всеобщаго безвкусія, которое царило въ началѣ нынѣшняго столѣтія, когда всѣ умы были поглощены страстными войнами, а искусства и художество во всей Европѣ находились въ усыпленіи -- примѣромъ чему служитъ мебель временъ первой французской имперіи. Дѣйствительно, дремота искусства кажется была такъ же продолжительна, какъ волшебный сонъ спящей красавицы, пока его не пробудило возрожденіе готическаго стиля. Мебель миссисъ Стенденъ, которою она нѣсколько гордилась, была чрезвычайно безобразна. Она вся состояла изъ квадратовъ или параллелограммовъ. Во всемъ домѣ врядъ-ли можно было увидать хотя одну изящную линію во вкусѣ Гогарта. Темный колоритъ стараго краснаго и розоваго дерева всюду господствовалъ, кое-гдѣ перебиваемый аляповатыми бляхами мѣдной рѣзьбы на шифоньеркѣ, или мѣдными ручками у ящиковъ комода. Кровати всѣ были съ чудовищными балдахинами, съ ниспадающими тяжеловѣсными занавѣсями изъ сукна или зеленаго штофа, за которыми человѣкъ могъ бы окончить жизнь свою, какъ въ пустынѣ, скрытый отъ взоровъ всего свѣта.

Обширная гостинная, сорока футъ длины, была вся уставлена en suite тяжелыми столами, шифоньерами, диванами изъ розоваго дерева, выстроенными вдоль стѣнъ, съ квадратными спинками и локотниками, носившими на себѣ общій отпечатокъ жесткости. Чистые, но полинялые ситцевые чехлы скрывали великолѣпіе красной обивки, появлявшейся на свѣтъ божій только въ торжественныхъ случаяхъ. Красныя занавѣси длинными прямыми складками обрамляли пять высокихъ оконъ. Никакое произведеніе искусства не нарушало монотонности обоевъ, бѣлыхъ съ золотомъ, нѣсколько пострадавшихъ отъ времени,-- но должно бытъ, настолько дорогихъ, что они предназначались служить два вѣка. Въ длинномъ зеркалѣ надъ каминомъ отражались пустыя стѣны и кусочекъ сада, виднѣвшійся изъ противуположнаго окна, а въ двухъ низенькихъ зеркальцахъ надъ шифоньерками двоились прямые ряды китайскихъ чашекъ съ блюдцами, кубки украшенные драконами, и бутылевидныя вазы. Столы изъ розоваго дерева были покрыты такими старинными бездѣлушками, какія сохраняются лишь у дамъ, обитательницъ старыхъ деревенскихъ домовъ. Продолговатая книга съ картинами "Красавицы Тёнбриджъ-Уэсъ" -- была перевязана выцвѣтшими голубыми лентами; кипсэкъ, 35 года, открывался самъ собою на поэмѣ, подписанной буквами L. E. L.; корзина для вязанія, произведенія Тёнбриджа, чернильница изъ Дербиширскаго шпата, прессъ-папье изъ серпентина -- драгоцѣнныя воспоминанія свадебной поѣздки м-ра и м-съ Стенденъ; вышитый по атласу бюваръ, шелки котораго выцвѣли до блѣднѣйшаго розоваго оттѣнка и едва замѣтнаго сѣраго цвѣта; индійскія шахматы, подарокъ щедраго англо-индійскаго родственника, которымъ обладаетъ почти каждое почтенное семейство.

Несмотря на все безобразіе и неуклюжесть мебели, эта комната была красива и даже привлекательна. Просторъ и свѣтъ много тому способствовали, деканъ же не пожалѣлъ денегъ на рѣзьбу. Нижняя часть двойныхъ дверей была изъ прочнаго краснаго дерева, верхняя же -- украшена, гирляндами изъ плодовъ и цвѣтовъ, нарисованныхъ художникомъ не безъ таланта. Карнизъ комнаты самъ по себѣ представлялъ произведеніе искусства. Гостинная м-съ Стенденъ была лѣтомъ очень прохладна, зимой въ мѣру тепла, а изъ ея длинныхъ оконъ открывался видъ на мягкую лужайку, отѣненную благороднѣйшими деревьями. Выросши въ такомъ домѣ, какъ декановъ домъ, м-ръ Стенденъ врядъ-ли могъ отрицать, что судьба забросила его въ пріятный уголокъ. Однакожъ, природа человѣческая настолько превратна, что бывали минуты, когда безукоризненное приличіе, неизмѣнный порядокъ въ домѣ становились невыносимы для молодого человѣка, когда онъ чувствовалъ, безъ сомнѣнія подъ вліяніемъ какого-нибудь дьявольскаго навожденія, непреодолимое влеченіе къ менѣе совершенному домоводству, даже готовъ былъ хлебнутъ глотокъ изъ жгучей чаши скитальческой жизни.

Прислуга вся была давнишняя, воспитанная самою м-съ Стенденъ, прожившая у нея около двадцати лѣтъ, знавшая "всѣ ея привычки" и за которую можно было положиться, что она всегда въ точности выполнитъ свои обязанности. Никакихъ предварительныхъ стычекъ не происходило, когда м-съ Стенденъ ожидала гостей. Самые большіе званые обѣды не производили ни малѣйшаго смущенія въ этомъ образцовомъ хозяйствѣ. Буфетчица знала наизусть каждую полку въ обширныхъ шкафахъ съ фарфоромъ, гдѣ старинный Уоргтерскій столовый сервизъ, блестящій пурпуромъ и золотомъ, и дессертный сервизъ, произведеніе придворной фабрики Дерби, были разставлены какъ на выставкѣ. Она умѣла выбирать лучшій граненый хрусталь, въ точности знала вкусы своей госпожи, такъ что м-съ Стенденъ приходилось хлопотать не больше, чѣмъ любой герцогинѣ со штатомъ въ пятьдесятъ человѣкъ прислуги.

Спокойствіе такой жизни можетъ вполнѣ удовлетворить пожилыхъ людей; но молодость способна возмущаться такимъ невозмутимымъ блаженствомъ, и бывали минуты, когда Эдмондъ Стенденъ ощущалъ, что это однообразное прозябаніе свыше его силъ. Четыре года, проведенные имъ на континентѣ, сначала студентомъ германскихъ университетовъ, а затѣмъ туристомъ, посѣщавшимъ замѣчательнѣйшіе города всего свѣта, гдѣ для богатыхъ людей представляется такое обширное поприще для изученія искусствъ и изящества, были единственной перемѣной въ его жизни. Даже теперь, достигнувъ зрѣлыхъ лѣтъ, онъ не могъ подавить вздоха при воспоминаніи о своей студенческой жизни, о тѣхъ неугомонныхъ, буйныхъ товарищахъ студентахъ, въ обществѣ которыхъ такъ быстро пролетали долгія ночи въ винныхъ погребкахъ Гейдельберга. Онъ вспоминалъ о каникулярныхъ странствованіяхъ по Шварцвальду, и о различныхъ развлеченіяхъ заграничной жизни, о которыхъ м-съ Стенденъ не имѣла ни малѣйшаго понятія. Имѣлъ ли онъ право быть недовольнымъ своей жизнью, когда мать такъ нѣжно его любила, когда она исполняла малѣйшія желанія и фантазіи его, когда серьезно-благородное лицо ея озарялось радостью при его появленіи, а ея спокойный голосъ всегда нѣжно привѣтствовалъ его въ какой бы часъ онъ ни вернулся домой? Онъ самъ не разъ повторялъ себѣ, что не имѣетъ никакого права желать иной, болѣе широкой жизни, чѣмъ та, которую велъ въ декановомъ домѣ, и что его единственная обязанность -- быть добрымъ сыномъ.

Но такъ было до той злополучной минуты, когда онъ влюбился въ Сильвію Керью. Въ одинъ ясный апрѣльскій воскресный день, блуждая по Гедингему, онъ очутился за полчаса до начала вечерней службы на старомъ тѣнистомъ кладбищѣ, гдѣ поколѣнія усопшихъ Стенденовъ заявляли о своей респектабельности надгробными памятниками, доступными среднему сословію. Стендены вошли въ силу и славу въ Гедингемѣ весьма недавно. Всего какихъ-нибудь два поколѣнія назадъ они были фермерами или торговцами. Дѣдъ Эдмонда положилъ основаніе тому банкирскому дому, который прославилъ имя Стенденовъ. Эдмондъ блуждалъ по кладбищу въ этотъ воскресный полуденный часъ, санъ не зная, какъ убить время. Онъ скитался по окрестностямъ въ нѣсколько бродяжническомъ настроеніи духа, по окончаніи обѣдни, между тѣмъ какъ долженъ былъ бы присутствовать при холодномъ завтракѣ, или раннемъ обѣдѣ, которымъ отличался въ декановомъ домѣ отъ прочихъ дней въ недѣли день субботній. Въ это утро онъ почувствовалъ, что обычная трапеза, до приторности сходная со всѣми предыдущими субботними трапезами, была бы пыткой, вывести которую онъ не былъ въ состояніи. Поэтому онъ пошелъ бродить по тропинкамъ, окаймленнымъ душистымъ боярышникомъ, по лугамъ, и вдоль темной рѣчки, кишѣвшей форелями, вперяя взоръ свой въ глубину водъ, жалѣя что сегодня не будни, и онъ не захватилъ съ собою удочки. Эти долгіе часы, проведенные въ такомъ общенія съ природой, показались ему несравненно пріятнѣе возсѣданія за безукоризненно сервированнымъ столомъ своей матери, гдѣ ему пришлось бы вести обычную воскресную бесѣду -- бесѣду спеціально приспособленную для этого дня, какъ казалось Эдмонду Стенденъ,-- уставясь глазами въ хрустальные графины и кувшины съ водой, слегка позѣвывая въ долгіе промежутки молчанія.

-- Я былъ бы очень доволенъ, еслибъ жизнь наша не такъ неизмѣнно распредѣлялась по часамъ, подумалъ онъ, неохотно поднимаясь съ дерновой скамьи, устроенной на берегу рыбной рѣчки, гдѣ онъ растянувшись вкушалъ упоительный отдыхъ.-- Право, иной разъ, когда мать начнетъ свою проповѣдь на тему пунктуальности, я чувствую, что въ душѣ у меня шевелится проклятіе изобрѣтателю часовъ. Какъ хорошо должно быть живется дикарямъ, у нихъ не назначено времени, когда вставать, или ложиться спать, когда обѣдать или одѣваться; вѣчная, нескончаемая свобода, и обширные дѣвственные лѣса для жилища. Онъ вспомнилъ, при этомъ, что назначено опредѣленное время для вечерней службы, и что онъ обязанъ при ней присутствовать. Онъ находилъ извинительнымъ, что предпочелъ эту сельскую прогулку домашнему обѣду, но зналъ, что не встрѣтитъ снисхожденія, если не явится къ вечерней службѣ.

Боясь опоздать, онъ такъ ускорилъ шагъ, что очутился на старомъ кладбищѣ за полчаса до назначеннаго срока. Маленькая боковая дверь была отперта, и онъ заглянулъ въ церковь. Мирная сѣрая, древняя готическая церковь, съ ея варварски выбѣленными стѣнами, съ догнивающими остатками дубовой рѣзной перегородки, поврежденныя колонны съ полинялыми гербами, приткнутыми въ капителямъ, низкая галлерея и неуклюжій органъ, все это въ соединеніи съ манящей прохладой и благодѣтельной тѣнью придавали храму самый привлекательный видъ.

Шумъ звонкихъ голосовъ привлекъ его вниманіе къ этой двери. Заглянувъ въ нее, онъ увидалъ въ одномъ изъ боковыхъ придѣловъ толпу дѣтей и дѣвушку съ книгою въ рукѣ, которая, прислонясь къ скамьѣ, спрашивала урокъ изъ катехизиса.

То была Сильвія Керью. Красивое, правильное лицо привело его въ такой неописанный восторгъ, какого онъ до этой минуты не испытывалъ передъ женской красотой. Какъ одна картина среди громадной галлереи привлекаетъ къ себѣ блуждающій взоръ и приковываетъ его послѣ того, какъ онъ полусознательно удивлялся пяти тысячамъ другихъ картинъ; какъ одна мелодія изъ цѣлой запутанной оперы выдѣляется и воспламеняетъ душу слушателя, такъ и Сильвія приковала его вниманіе.

У него не было никакого предлога войти въ церковь, онъ могъ только стоять подъ маленькой аркой и смотрѣть на нее, съ восторгомъ, почти съ умиленіемъ, словно одинъ изъ мраморныхъ ангеловъ, украшавшихъ гробницу госпожи Сибиллы Перріамъ, помѣщенную близъ алтаря, ожилъ и предсталъ предъ нимъ. Между тѣмъ какъ онъ стоялъ погруженный въ созерцаніи этой великолѣпной картины, молодая дѣвушка подняла глаза, и взоры ихъ встрѣтились, и этотъ первый взглядъ былъ какъ бы безсознательнымъ предвѣстникомъ ихъ судьбы. Дѣвушка вспыхнула и потомъ улыбнулась; ободренный этой дружественной улыбкой, Эдмондъ Стендень переступилъ черезъ порогъ.

Урокъ катехизиса кончился. Ученики миссъ Керью путались въ отвѣтахъ на извѣстныя всему міру вопросы, больше, чѣмъ это обыкновенно случается съ деревенскими школьниками, потому что, надо сознаться, что классъ миссъ Керью въ воскресной школѣ сильно отсталъ отъ другихъ классовъ; причина этого, оправдывалась Сильвія, заключалась въ томъ, что учительницы другихъ классовъ были барышни, преподававшія для собственнаго удовольствія, и гордившіяся своими учительскими успѣхами, между тѣмъ какъ она обучала этихъ несносныхъ ребятишекъ только по обязанности.

-- Мнѣ кажется, что ученики ваши нѣсколько разслабли въ эту жару, сказалъ м-ръ Стендень, не зная съ чего начать.

-- Они всегда одинаково глупы и несносны, отвѣчала Сильвія съ презрительнымъ движеніемъ своей прелестной головки. Я не думаю, чтобъ погода имѣла на нихъ какое-либо вліяніе... Мэри Жанъ Гаррисъ, прошу васъ стоять на полу, а не на моихъ ногахъ... Я привела ихъ сюда потому, что въ школѣ негдѣ повернуться; она биткомъ набита дѣтьми и преподавателями.

-- Кажется, одна знакомая мнѣ молодая дѣвушка учитъ въ вашей воскресной школѣ.

-- Ихъ тутъ много учитъ, отвѣчала равнодушно Сильвія, но я сомнѣваюсь, чтобы ихъ преподаваніе шло въ прокъ.

-- Молодая дѣвушка, о которой я говорю, миссъ Рочдель, сказалъ Эдмондъ, сознавая, что онъ съумѣлъ. довольно ловко отрекомендоваться незнакомкѣ. Онъ не сомнѣвался въ томъ, что она лэди, даже въ гедингемскомъ значеніи этого слова. Онъ не видѣлъ отпечатка бѣдности въ этомъ тщательно заштопанномъ бѣломъ платьѣ, которое такъ шло къ ней. Онъ только сознавалъ, что она прелестнѣе всѣхъ существующихъ женщинъ, когда-либо имъ видѣнныхъ; она вызывала въ немъ воспоминанія изъ міра картинъ, скорѣе чѣмъ изъ міра простыхъ смертныхъ.

-- Мнѣ случалось говорить съ миссъ Рочдель, сказала Сильвія, но я не довольно близко съ нею знакома; и прежде чѣмъ Эдмондъ Стенденъ могъ вставить еще словечко, она, скромно пожелавъ ему добраго вечера, ушла съ своимъ маленькимъ стадомъ; она исчезла изъ его глазъ, какъ призракъ чистой красоты, съ золотистыми волосами и ясными карими глазами. Такъ началась та любовь, которую миссъ Стенденъ съ горечью называла увлеченіемъ Эдмонда. Еще до окончанія этого дня онъ открылъ, что его несравненная красавица,-- дочь приходскаго школьнаго учителя. Но это открытіе не оказало ни малѣйшаго вліянія на быстрое развитіе его пагубной страсти. До истеченія недѣли онъ понялъ, что безъ ума влюбленъ въ Сильвію Керью, небо и земля приняли въ его глазахъ иной видъ; и отнынѣ, быть съ нею, означало быть вполнѣ счастливымъ.

Страсть эта совершенно отвлекла его отъ скучной среды, въ которой вращалась его респектабельная ежедневная жизнь. Безупречный механизмъ домашняго обихода въ декановомъ домѣ сталъ для него невыносимъ. Онъ не могъ долѣе выносить длинныхъ лѣтнихъ вечеровъ и, какъ въ былое время, съ скромнымъ и довольнымъ видомъ шагать взадъ и впередъ по гладкой песчаной дорожкѣ, или коротко выстриженной лужайкѣ, наблюдая за геранями, пеларгоніями, или прелестными розами и терпѣливо выжидая, пока мать его срѣжетъ тамъ листокъ, тутъ неправильно развитый цвѣтовъ. Сильвія Керью совсѣмъ овладѣла его головой и сердцемъ, онъ только и думалъ, что о предстоящемъ свиданіи съ нею, вспоминалъ ея послѣднія слова, трепетное прикосновеніе ея ручки, нѣжный взоръ ея божественныхъ очей.

Случай, который онъ называлъ удачей -- благопріятствовалъ ему. Имъ часто удавалось встрѣчаться, прежде чѣмъ Гедингемъ узналъ объ ихъ любви. Въ одинъ прекрасный іюньскій вечеръ, не заботясь о своей будущности, не думая объ огорченіи, какое могъ онъ причинить своимъ выборомъ обожавшей матери, онъ предложилъ Сильвіи Керью свою руку.

Какой иной отвѣтъ могла дать дѣвушка, кромѣ радостнаго -- "да!" Его голосъ первый пробудилъ нѣжность въ ея сердцѣ, а сельская молва научила смотрѣть на него, какъ на самаго завиднаго жениха въ Гедингемѣ.