"...Удѣлъ назначенъ намъ неравный!.."

Сильвія привела путешественницу наверхъ въ свою комнатку -- это былъ простой чердачокъ подъ такой же покатой крышей, какъ у игрушечнаго Ноева ковчега. Меблировка была самая бѣдная, но молодая дѣвушка, со свойственнымъ ей тщеславіемъ, придала и ей нѣкоторую грацію и изящество. Такою воображенію нашему представляется комнатка Гретхенъ, убранная съ тою же дѣвическою безъискусственностью. Бѣлоснѣжныя канифасныя занавѣси и пологъ у кровати были кокетливо перевязаны зелеными ленточками; неуклюжее старое бюро орѣховаго дерева было натерто воскомъ до того, что могло замѣнить зеркало; на ея туалетикѣ стояла фарфоровая ваза съ цвѣтами, наполнявшими атмосферу нѣжнымъ благоуханіемъ свѣжей лаванды и прянымъ запахомъ гвоздики; пустыя полки были выскоблены до безукоризненной бѣлизны, а продолговатый обрѣзокъ полинялаго ковра, постланнаго передъ ея узкой кроватью, былъ тщательно обшитъ дешевой шерстяной бахрамой. Стремленіе молодой дѣвушки къ изяществу проявлялось въ каждой бездѣлицѣ.

М-съ Карфордъ окинула комнату тѣмъ грустнымъ взоромъ, полнымъ мольбы, съ какимъ она смотрѣла на Сильвію. "Достойная обстановка для невинной юности", подумала она. Какъ давно ей, грѣшницѣ, не доводилось входить въ такой храмъ чистоты и невинности. На всей этой деревенской коморкѣ лежалъ чарующій отпечатокъ, отъ котораго она казалась ей прелестнѣе богатѣйшихъ хор о мъ, видѣнныхъ ею въ теченіе ея богатой перемѣнами жизни, начиная отъ роскоши полированнаго дерева и зеркалъ въ ихъ виллѣ въ Кильбёрнѣ и кончая эффектнымъ великолѣпіемъ гостинницъ на континентѣ. А послѣ чердаковъ, въ которыхъ она находила себѣ пріютъ въ послѣдніе годы, какъ мила казалась ей эта скромная комнатка! Правда, что по внѣшнему лицу и размѣрамъ она едвали была лучше чердаковъ въ окрестностяхъ Голборна, или на окраинахъ Сити-Родъ, но чистота ея, изящество, благоуханіе цвѣтовъ и деревенскій здоровый воздухъ, отличали ее отъ первыхъ, какъ рай отъ ада.

-- Какая хорошенькая комнатка, нерѣшительно проговорила она.

-- Хорошенькая! воскликнула Сильвія съ презрѣніемъ: это просто жалкій чуланншко, но я стараюсь держать его, насколько могу, прилично.

-- Ахъ, вы не знаете, что такое лондонскія комнаты!

-- Нѣтъ, но я полагала, что въ Лондонѣ все прелестно. Я постоянно слышу похвалы ему.

-- Можетъ быть, вы слыхали отъ тѣхъ, кому не приходилось бродить по его улицамъ безъ гроша. Какъ ужасны эти нескончаемыя каменныя мостовыя, раскаленныя іюльскимъ солнцемъ! Какая африканская степь можетъ быть хуже ихъ? Да, миссъ Керью, существуютъ два Лондона -- одинъ на западѣ, олицетвореніе рая для богатыхъ, другой, расположенный въ востоку, сѣверу и югу, постоянно разростаюпцйся, представляетъ настоящій адъ для бѣдняковъ.

-- Спокойной ночи, проговорила Сильвія коротко, но довольно привѣтливо.

Она не могла побѣдить трепетнаго ужаса, наводимаго на нее этой женщиной; она не могла признать своей матери подъ этой кучей лохмотьевъ.

Когда Сильвія сошла внизъ, бѣдная скиталица упала на колѣни около ея кровати, схоронивъ свое изнуренное лицо въ ея бѣломъ одѣялѣ, плача и рыдая отъ наплыва мучительныхъ впечатлѣній. -- О дочь моя, дочь моя, шептала она: пусть красота твоя дастъ тебѣ больше счастія, чѣмъ дала его мнѣ моя красота. Да сохранитъ и помилуетъ тебя Господь отъ печалей житейскихъ. Пусть пошлетъ онъ тебѣ самую скромную долю, лишь бы она оградила тебя отъ соблазновъ.

М-съ Карфордъ не обладала тонкимъ пониманіемъ человѣческаго характера, и не соображала, что есть такіе безпокойные темпераменты, которые носятъ въ себѣ врожденную склонность къ соблазну. Соблазнъ, который ожидалъ Сильвію Керью, былъ недюжиннаго свойства, и обусловливался ея собственнымъ изворотливымъ умомъ.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Наступило свѣжее ясное утро. Дрозды весело трещали свои привѣтствія восходящему солнцу; звонкій голосъ пѣтуха ясно раздавался со двора фермы; пѣснь жаворонка неслась изъ-поднебесья, куда онъ высоко поднялся надъ обширными нивами зрѣющихъ хлѣбовъ. Сильвія тоже обрадовалась утру, потому что ночь не принесла ей желаемаго покоя.

Она проворочалась безъ сна на диванѣ, который могъ вполнѣ замѣнить удобную постель, раздумывая о женщинѣ, отдыхавшей наверху; при мысли о ней, тоска такъ сильно грызла ея сердце, что ей показалось; никакія радости въ будущемъ не могутъ изгладить эту накипѣвшую горечь. И это ея мать! Она вздрагивала, произнося эти слова даже про себя.

И это ея мать, такъ глубоко павшая, преступная и въ такой нищетѣ! Нравственный кругозоръ Сильвіи былъ не настолько широкъ, чтобы она могла въ этой самой нищетѣ, результатѣ долголѣтнихъ лишеній, усмотрѣть всю искренность ея раскаянія; что эта мать, въ лохмотьяхъ и безпомощная, была истиннымъ типомъ современной Магдалины,-- женщины, искупившей грѣхи свои горькимъ страданіемъ и получившей право прямо глядѣть на свѣтъ Божій, со смиреніемъ, но не въ безнадежномъ отчаяніи. Сильвія только и понимала, что мать ея пала. По ея понятіямъ, бѣдность была внѣшнимъ символомъ паденія.

Ну, могла ли она признать матерью эту опозоренную личность передъ своими знакомыми, а тѣмъ болѣе передъ Эдмондомъ Стенденомъ? Она закрыла руками лицо свое, содрогаясь отъ одной этой мысли. Необходимо, во что бы то ни стало, избѣгнуть этого ужаснаго, глубокаго униженія! Она и не останавливалась на соображеніи, какъ жестоко, со стороны дочери, отвергать мать свою -- что это грѣхъ, равный отверженію самого Бога. Она только размышляла о томъ, какъ бы предотвратить разглашеніе о существованіи этой женщины; и тутъ она почувствовала все свое безсиліе. Если м-съ Карфордъ пойдетъ по Гедингему разсказывать свою несчастную исторію, кто опровергнетъ ее, кто усомнится въ ея правахъ?

-- Еслибы я была богата, думала Сильвія, горько вздыхая, я дала бы ей денегъ, и она могла бы удалиться и спокойно жить гдѣ-нибудь, никогда болѣе насъ не тревожа. Но я безпомощна, потому что у меня нѣтъ ни гроша, и видно такою останусь весь свой вѣкъ.

Она вспомнила разговоръ Эдмонда Стендена объ ихъ будущности, его мечты, полныя надеждъ; и съ проницательностью, выработанной въ школѣ нужды и лишеній, сознала всю призрачность основаній, на которыхъ онъ строилъ свой замокъ. Клодъ Мелѣнотъ, рисовавшій фантастическіе замки на берегу итальянскихъ озеръ, былъ сознательнымъ обманщикомъ, между тѣмъ какъ бѣдный Эдмондъ, который такъ довѣрчиво основывалъ свою будущую семейную жизнь на неизвѣстномъ доходѣ, обманывалъ самого себя, и описываемая имъ загородная вилла едвали имѣла болѣе прочное основаніе, чѣмъ мраморныя кровли Клода Мелѣнота.

-- Неужели я когда-нибудь паду такъ же низко, какъ она, ужасалась про себя Сильвія, вспоминая печальную личность, которую она видѣла наканунѣ. Мысль, что подобное разрушеніе возможно даже для нея, наполняло грустью ея молодую душу. Она стала разбирать мечты своего жениха съ точки зрѣнія холоднаго здраваго разсудка.

Любовь видитъ все въ розовомъ цвѣтѣ, все ей кажется прекраснымъ, какъ ландышъ при яркомъ освѣщеніи лѣтняго утра, или при золотистомъ отблескѣ солнечнаго заката. Здравому же разсудку картина представляется съ рѣзко-очерченными линіями, выступающими на пасмурномъ зимнемъ небѣ.

Разберемъ серьезно, въ чемъ заключались надежды Эдмонда. Безъ всякой коммерческой или финансовой подготовки, онъ надѣялся получить мѣсто въ банкѣ, съ жалованьемъ въ четыреста или пятьсотъ фунтовъ въ годъ, въ силу авторитета имени своего покойнаго отца. Положимъ, что ему будетъ отказано въ этомъ мѣстѣ, или что онъ займетъ его на нѣкоторое время. Обольщенные кажущеюся надеждой на успѣхъ они заживутъ вмѣстѣ, но вдругъ въ одинъ злосчастный день онъ потеряетъ свое мѣсто въ банкѣ, по причинѣ ли неспособности, болѣзни или просто неудачѣ.

Перспектива эта была очень неутѣшительна. Вообще выборъ занятій для м-ра Стенденъ не представлялъ особенно обширнаго поля. При всей его молодости онъ былъ уже слишкомъ старъ, чтобы выступить на ученое поприще, а чтобы имѣть успѣхъ въ какой-либо профессіи, человѣкъ въ наше время долженъ обладать или выходящимъ изъ ряда вонъ талантомъ, или же имѣть сильныя связи. Друзей въ этомъ смыслѣ у Эдмонда не было, кромѣ важныхъ родственниковъ его матери, де-Боссиніевъ, жившихъ въ полуразвалившемся замкѣ гдѣ-то далеко въ западномъ Корнваллисѣ, и слава которыхъ не шла далѣе ближайшаго къ нимъ почтоваго города. Онъ, конечно, не глупъ, но по уму онъ представляетъ собою не болѣе, какъ середку на половинѣ. Онъ довольно много читалъ на своемъ вѣку, могъ хорошо говорить, имѣлъ несомнѣнную склонность къ умственнымъ занятіямъ, но до сихъ поръ не проявлялъ геніальности, какъ какой-нибудь Т о рлау, Блумфилъдъ или Пэджетъ.

Сильвія поворотилась на своемъ безсонномъ ложѣ и вздохнула; ей казалось, что она теперь еще сильнѣе ненавидитъ м-съ Стенденъ, чѣмъ прежде. Эдмондъ рожденъ быть провинціальнымъ джентльменомъ новѣйшей школы; интеллигентнымъ филантропомъ, полезнымъ членомъ общинныхъ собраній и судебныхъ засѣданій, и въ зрѣлыхъ лѣтахъ занять мѣсто въ парламентѣ.

Таково было его призваніе: если же мечты не сбудутся, что ждетъ его впереди? потерявъ подъ собою почву, онъ уподобится былинкѣ, колеблемой вѣтромъ. А Сильвія не имѣла ни малѣйшаго желанія связывать свою судьбу съ человѣкомъ, положеніе котораго было такъ неопредѣленно.

-- Но я слишкомъ люблю его, чтобъ отъ него отказаться, говорила она себѣ, безпокойно вертя головой на горячей подушкѣ. Я никакъ, никахъ не могу отъ него отказаться. Но я почти желаю, чтобы онъ самъ увидалъ безразсудность нашего брака и самъ отказался бы отъ меня.

Вчера вечеромъ, до прихода этой несчастной незнакомки, она смотрѣла на отца своего, какъ на неумолимаго тирана. Сегодня онъ казался ей только практичнымъ человѣкомъ. Очень понятно, что его опытному уму бракъ этотъ представлялся неразумнымъ до глупости.

-- И какъ непослѣдователенъ бѣдный Эдмондъ, подумала она. Третьяго дня еще онъ стоялъ на томъ, чтобъ въ будущее же воскресенье сдѣлать церковное оглашеніе, а вчера онъ преспокойно толковалъ о томъ, чтобы отложить нашу свадьбу еще на годъ.

Изъ этого можно усмотрѣть, что миссъ Керью дала себѣ трудъ подслушать разговоръ, такъ близко касавшійся ея интересовъ.