Глава I.-- Эдуардъ Клеръ замѣчаетъ сходство.
Газльгёрстъ, февраля 22-го.
"Дорогой Недъ, помнишь ли ты, какъ я говорила, когда Лора не пожелала имѣть приличнаго подвѣнечнаго платья, что свадьба ея, вообще говоря, совершится при дурныхъ предзнаменованіяхъ? Я это сказала ей, я это сказала тебѣ, я думаю, что я всѣмъ это говорила; оказывается, что я была права. Бракъ кончился полнѣйшимъ fiasco. Какъ тебѣ покажется, что наша бѣдная Лора вернулась домой, по истеченіи своего медоваго мѣсяца, одна? Съ нею даже не было и чемодана ея мужа! Она заперлась въ замкѣ, гдѣ и живетъ жизнью анахорета и такъ неоткровенна со мной, своимъ старымъ другомъ, своей сестрой, что даже мнѣ неизвѣстна причина такого необычайнаго положенія.
-- Милая Селія, не разспрашивай меня,-- сказала она, послѣ того какъ мы поцѣловались, поплакали немножко и я посмотрѣла на ея воротничокъ и рукавчики, чтобы убѣдиться, не привезла-ли она новаго фасона изъ Парижа.
-- Дорогая, я должна тебя разспросить,-- возразила я;-- я не хочу притворяться, что стою выше общаго человѣческаго уровня, я сгараю отъ любопытства, задыхаюсь отъ подавленнаго негодованія. Что все это значитъ? Зачѣмъ ты бросила общественному мнѣнію вызовъ, возвратившись домой одна? Неужели вы съ мистеромъ Тревертономъ поссорились?
-- Нѣтъ,-- рѣшительно проговорила она; -- и это послѣдній вопросъ на счетъ моей брачной жизни, на который я когда-либо отвѣчу, Селія, поэтому тебѣ нечего безпокоиться предлагать мнѣ ихъ.
-- Гдѣ ты съ нимъ разсталась?-- спросила я, твердо рѣшившись не уступать. Моя несчастная пріятельница упорно молчала.
-- Приходи ко мнѣ такъ часто, какъ тебѣ будетъ угодно, но не говори со мной о моемъ мужѣ,-- сказала она, нѣсколько времени спустя.-- Если-же ты намѣрена толковать о немъ, дверь моя останется запертою и для тебя.
-- Я слышала, что онъ поступилъ великодушно, обезпечивъ тебя при помощи дарственной записи; значитъ, онъ не можетъ быть совсѣмъ дурнымъ человѣкомъ,-- сказала я. Ты знаешь, меня осадить не легко; но Лора точно окаменѣла. Больше я отъ нея, на этотъ счетъ, не могла добиться ни слова.
Можетъ быть мнѣ бы и не слѣдовало говорить тебѣ объ этомъ, Недъ, знавши, какъ я знаю, твою старую привязанность къ Лорѣ; но я чувствую, что мнѣ необходимо передъ кѣмъ-нибудь раскрыть свое сердце.
Понять не могу, что она бѣдняжка будетъ дѣлать съ своей жизнью. Папа говоритъ, что мужъ ея обезпечилъ ей пользованіе всѣмъ имѣніемъ, и она страшно богата; но живетъ она настоящей затворницей и не тратитъ ничего кромѣ своего собственнаго, незначительнаго дохода. Она даже поговариваетъ о продажѣ лошадей, хотя я знаю, что она ихъ очень любитъ.
Если это скупость, то это просто ужасно; если совѣсть ей не позволяетъ тратить деньги Джона Тревертона -- это идіотизмъ. Мнѣ легче себѣ представить, что моя пріятельница скряга, чѣмъ что она идіотка.
А теперь, дорогой Недъ, такъ какъ я ничего болѣе не имѣю сообщить тебѣ относительно этого скучнѣйшаго мѣста во всей вселенной, то и прощаюсь съ тобою.
Твоя любящая сестра
Селія.
P. S. Надѣюсь, что ты напишешь книжку стихотвореній, которая возбудитъ сильнѣйшую зависть Суинбёрна. Личной ненависти я къ нему не питаю; но ты -- мой братъ и, разумѣется, твои интересы, въ глазахъ моихъ, всего важнѣе".
Письмо это застало Эдуарда Клера въ его мрачной квартирѣ, въ узкомъ переулкѣ близь Британскаго Музеи, квартирѣ до того мрачной, что сердце его матери, родившейся и выросшей въ деревнѣ, конечно, сжалось бы, еслибъ она увидѣла своего мальчика въ подобной норѣ. А между тѣмъ, квартира эта была даже дорога по его незначительнымъ средствамъ. Міръ еще не понялъ, что новый поэтъ родился въ немъ. Тупые рецензенты продолжали толковать о Теннисонѣ, Броунингѣ и Суинбёрнѣ, а имя Клеръ все еще оставалось неизвѣстнымъ, хотя частенько появлялось подъ какимъ-нибудь приличнымъ стихотвореніемъ въ три куплета, наполнявшимъ свободную страницу журнала.
-- Никогда не составить мнѣ себѣ имени при помощи журналовъ,-- говорилъ себѣ молодой человѣкъ.-- Это хуже, чѣмъ вовсе не писать. Я сгнію въ неизвѣстности, на своемъ чердакѣ, или умру съ голоду, если не найду богатаго издателя, который бы могъ надлежащимъ образомъ обставить мой дебютъ.
Но и въ ожиданіи будущихъ благъ человѣку надо жить, и Эдуардъ былъ очень радъ, отъ времени до времени, получить гинею-другую изъ редакціи журнала. Субсидіи, посылаемыя изъ дому, далеко не соотвѣтствовали его потребностямъ, хотя высылать ихъ было отцу не легко. Будущій поэтъ-лавреатъ любилъ пріятную жизнь. Онъ любилъ обѣдать въ извѣстномъ ресторанѣ и запивать обѣдъ хорошимъ рейнвейномъ или бордо. Онъ любилъ хорошія сигары. Онъ не могъ носить дешевыхъ сапогъ. Въ случаѣ крайности онъ могъ обходиться безъ перчатокъ, но носить перчатки только лучшаго сорта. Когда онъ бывалъ при деньгахъ, то предпочиталъ ходьбѣ пѣшкомъ -- ѣздить въ кэбѣ. Это, увѣрялъ онъ себя, поэтическій темпераментъ. Альфредъ де-Мюссе, несомнѣнно, былъ точно такимъ же человѣкомъ. Онъ воображалъ, что и Гейне велъ въ Парижѣ подобную жизнь, прежде чѣмъ недугъ не приковалъ его къ постели.
Письмо Селіи произвело дѣйствіе купороса, влитаго въ зіяющую рану. Эдуардъ не простилъ Лорѣ ея согласія на бракъ съ Джономъ Тревертономъ. Онъ ненавидѣлъ Тревертона сильной ненавистью, побѣдить которую было не легко. Онъ долго сидѣлъ въ раздумьѣ надъ письмомъ Селіи, стараясь найти ключъ къ этой тайнѣ. Ему дѣло казалось достаточно яснымъ. Мистеръ и мистриссъ Тревертонъ женились, прекрасно сознавая, что они дѣлали. Любви между ними не было, и они были слишкомъ честны, чтобы выказывать привязанность, которой ни одинъ изъ нихъ не чувствовалъ. Они условились: жениться и жить врозь, раздѣливъ между собою богатство покойнаго, исполняя букву закона, но никакъ не духъ его.
-- Я это называю дѣломъ безчестнымъ,-- говорилъ Эдуардъ.-- Удивляюсь, какъ могла Лора пойти на это.
Вольно было людямъ толковать о щедрости Джона Тревертона, предоставившаго все помѣстье женѣ своей, по дарственной записи. Между ними, безъ сомнѣнія, состоялось частное соглашеніе и вдобавокъ письменное. Мужъ будетъ имѣть свою долю состоянія и будетъ проматывать ее, какъ ему заблагоразсудится, въ Лондонѣ, Парижѣ, или во всякой другой части земного шара, какая ему приглянется.
-- Никогда не бывало такого проклятаго счастія,-- воскликнулъ Эдуардъ, негодовавшій на судьбу за то, что она дала сопернику его такъ много, а ему самому такъ мало:-- человѣкъ, который три мѣсяца тому назадъ былъ нищимъ!
Углубляясь все больше и больше въ это праздное раздумье, онъ началъ придумывать, что бы онъ сдѣлалъ на мѣстѣ Джона Тревертона, имѣя тысячъ семь фунтовъ въ годъ въ своемъ распоряженіи.
-- Я бы нанялъ квартиру въ Альбани,-- размышлялъ онъ;-- держалъ бы яхту, трехъ или четырехъ охотничьихъ лошадей, проводилъ бы февраль и мартъ на югѣ, а апрѣль и май въ Парижѣ, гдѣ бы имѣлъ pied-à-terre въ Елисейскихъ поляхъ. Да, можно вести очень пріятную жизнь, будучи холостякомъ, съ семью тысячами въ годъ.
Изъ выше приведенныхъ соображеній ясно, что,-- хотя мистеръ Клеръ и былъ серьёзно влюбленъ въ миссъ Малькольмъ,-- онъ однако живо чувствовалъ чего лишился, упустивъ деньги Джаспера Тревертона, и завидовалъ Джону Тревертону исключительно потому, что тотъ владѣлъ этимъ состояніемъ.
Однажды въ февралѣ, въ одинъ изъ тѣхъ рѣдкихъ дней, когда зимнее солнце оживляетъ мрачныя лондонскія улицы, мистеръ Клеръ зашелъ въ редакцію юмористическаго журнала, редакторъ котораго принялъ, для помѣщенія въ своемъ изданіи, нѣсколько его стихотвореній, въ легкомъ жанрѣ. Два или три его произведенія были напечатаны въ послѣдней книжкѣ, и онъ зашелъ въ редакцію въ пріятной увѣренности, что его тамъ ожидаетъ чекъ.
-- Я угощу себя хорошенькимъ обѣдомъ въ Restaurant du Pavillon,-- говорилъ онъ себѣ,-- и возьму кресло въ театръ принца Уэльскаго, гдѣ и кончу вечеръ,
Онъ не былъ человѣкъ съ порочными стремленіями; онъ слишкомъ любилъ себя, слишкомъ заботился о своемъ благосостояніи, чтобы, жертвуя молодостью, здоровьемъ и силой, погружаться въ болото кутежа. Онъ обладалъ утонченнымъ эгоизмомъ, который долженъ былъ удержать его отъ низкихъ увлеченій. Онъ не стремился карабкаться на горныя вершины, но достаточно уважалъ себя, чтобы обходить грязь.
Чекъ ожидалъ его, но когда онъ росписался въ полученіи, конторщикъ сказалъ ему, что редакторъ желаетъ съ нимъ поговорить, если онъ будетъ такъ добръ, что подождетъ нѣсколько минутъ.
-- У него сидитъ одинъ джентльменъ, но я не думаю, чтобы онъ долго остался,-- сказалъ конторщикъ:-- подождите, если вамъ это разницы не составитъ.
Мистеръ Клеръ сѣлъ на табуретъ, свернулъ себѣ папироску, заботливо обдумывая, въ то же время, меню своего обѣда. Слишкомъ тратиться онъ не станетъ. Тарелки супа, куска семги en papillotte, крылышка цыпленка съ грибами, яичницы, полъбутылки сенъ-жюльена и рюмки вермута -- съ него достаточно.
Пока онъ предавался этимъ пріятнымъ размышленіямъ, дверь кабинета стремительно распахнулась, вышедшій изъ нея джентльменъ быстро направился въ выходу, мимоходомъ кивнувъ конторщику.
Эдуардъ Клеръ мелькомъ увидалъ лицо его, когда онъ повернулся, чтобы отвѣтить на прощальный поклонъ конторщика.
-- Кто это?-- спросилъ онъ, вскакивая съ табуретки и роняя до половины свернутую папироску.
-- Мистеръ Шико, рисовальщикъ.
-- Вы увѣрены?
Конторщикъ улыбнулся.
-- Убѣжденъ,-- сказалъ онъ:-- Онъ бываетъ здѣсь каждую недѣлю, иногда и два раза. Мнѣ нельзя не знать его.
Эдуарду Клеру имя это было хорошо извѣстно. Бойкія каррикатуры, украшавшія средній листъ еженедѣльнаго изданія, были всѣ подписаны: Што. Обожатели танцовщицы приписывали ей эти произведенія, а мистеръ Смолендо поддерживалъ ихъ въ этой мысли. Ему было выгодно, чтобы его танцовщицу почитали женщиной, обладающей разнообразными талантами -- Сарой Бернаръ въ маломъ видѣ. Эдуардъ Клеръ былъ въ недоумѣніи. Лицо, которое онъ только-что видѣлъ обращеннымъ къ конторщику, показалось ему удивительно похожимъ на лицо Джона Тревертона. Еслибъ человѣкъ, называвшійся Шико, былъ братомъ-близнецомъ Джона Тревертона, между ними не могло быть большаго сходства. Эта мысль такъ поразила Эдуарда, что онъ, не дождавшись редактора, выбѣжалъ на улицу, рѣшившись идти по пятамъ мистера Шико. Редакція находилась въ одной изъ узкихъ улицъ на сѣверъ отъ Странда. Если Шико повернулъ налѣво, его уже теперь несетъ вдоль Странда сильная людская волна, катящаяся на западъ въ этотъ часъ дня. Если онъ повернулъ направо, слѣдъ его, по всѣмъ вѣроятностямъ, затерялся въ лабиринтѣ между Друрилэномъ и Гольборномъ. Во всякомъ случаѣ, такъ какъ три минуты ушли на разспросы, было мала надежды догнать его.
Эдуардъ повернулъ направо и направился въ Гольборну. Случай ему благопріятствовалъ. На углу улицы Лонгъ-Акръ онъ увидалъ Шико, котораго какой-то господинъ, значительно его старше и нѣсколько подозрительной наружности, держалъ за пуговицу. Очевидно было, что Шико желаетъ поскорѣй отдѣлаться отъ своего собесѣдника, и, прежде чѣмъ Эдуардъ дошелъ до угла, ему удалось это исполнить, и онъ быстрыми шагами направился на западъ. Догнать его, иначе какъ бѣгомъ, не было никакой надежды, а бѣжать по Лонгъ-Акру значило бы обратить на себя общее вниманіе. Вблизи не было пустого кэба. Эдуардъ съ отчаяніемъ оглянулся кругомъ. Въ нѣсколькихъ шагахъ отъ него стоялъ человѣкъ подозрительной наружности, наблюдалъ за нимъ и корчилъ такую рожу, словно онъ отлично зналъ, что именно мистеру Клеру требуется.
Эдуардъ перешелъ улицу, взглянулъ на незнакомца и остановился, желая заговорить. Неизвѣстный предупредилъ его.
-- Вамъ, кажется, нуженъ мой другъ Шико,-- сказалъ онъ самымъ вкрадчивымъ тономъ. Онъ говорилъ какъ джентльменъ и отчасти смотрѣлъ джентльменомъ, хотя было очевидно для всѣхъ и каждаго, что онъ былъ разжалованъ изъ этого высокаго званія. Фасонъ его высокой, неестественно лоснившейся шляпы совершенно вышелъ изъ моды; сюртукъ былъ современникомъ шляпы; галстукъ -- такой, какіе носили двадцать лѣтъ тому назадъ, до того истрепанный и засаленный, что можно было думать, что владѣлецъ его носитъ съ тѣхъ поръ, какъ онъ впервые вошелъ въ моду. Соколиные глаза, рѣзкія черты вокругъ рта служили предостереженіемъ для ближнихъ этого человѣка. То былъ человѣкъ способный на все; существо, объявившее обществу войну, а потому не связанное никакимъ закономъ, не страшившееся никакой кары.
Эдуардъ Клеръ смутно угадывалъ, что человѣкъ этотъ принадлежитъ къ числу опасныхъ, но по своему высокому мнѣнію о собственной мудрости почиталъ себя достаточно сильнымъ, чтобы сразиться съ подъ-дюжиной такихъ потерянныхъ людей.
-- Да, мнѣ-таки надо было поговорить съ нимъ объ... одномъ литературномъ вопросѣ. Далеко онъ отсюда живетъ?
-- Въ пяти минутахъ ходьбы. Улица Сибберъ, Лейстеръ-сквэръ. Я провожу васъ, если желаете. Я живу въ томъ же домѣ.
-- А! значитъ, вы можете поразсказать мнѣ о немъ. Но непріятно стоять и разговаривать на вѣтру. Зайдемте выпить стаканчикъ,-- предложилъ Эдуардъ, понимавшій, что этого господина слѣдуетъ ублажать выпивкой.
-- А!-- подумалъ мистеръ Дерроль,-- ему что-нибудь отъ меня нужно. Щедрость эта не безъ причины.
Они вошли въ ближайшую таверну; каждый выбралъ себѣ питье по вкусу: Эдуардъ спросилъ содовой воды съ хересомъ, незнакомецъ -- стаканъ водки.
-- Давно ли вы знаете мистера Шико?;-- спросилъ Эдуардъ. Не думайте, что я предлагаю вамъ этотъ вопросъ изъ пустого любопытства. У меня до него есть дѣло.
-- Сэръ, я знаю, когда разговариваю съ джентльменомъ,-- съ величественнымъ видомъ возразилъ Дерроль.-- Я когда-то самъ былъ джентльменомъ, но это такъ давно, что я самъ позабылъ объ этомъ, да и люди этого не помнятъ.-- Онъ уже опорожнилъ свой стаканъ и задумчиво, почти слезливо, глядѣлъ на дно его.
-- Выпейте-ка другой,-- предложилъ Эдуардъ.
-- Думаю, что выпью. Этотъ восточный вѣтеръ очень тяжелъ для человѣка моихъ лѣтъ. Давно ли я знаю Джэка Шико? Да года полтора, можетъ быть немного менѣе, но время тутъ ничего не значитъ: я знаю его хорошо!-- И затѣмъ, мистеръ Дерроль сообщилъ своему новому знакомцу значительныя свѣдѣнія о внѣшней жизни мистера и мистриссъ Шико. Объ ихъ домашнихъ тайнахъ онъ не распространялся, хотя высказалъ, что madame любитъ выпить больше, чѣмъ бы слѣдовало,-- печальная наклонность въ такомъ прекрасномъ существѣ, а мистеръ Шико не такъ любитъ супругу, какъ могъ бы любить.
-- Надоѣла она ему?-- спросилъ Эдуардъ.
-- Именно. Женщина, которая пьетъ какъ рыба, можетъ наскучить человѣку послѣ нѣсколькихъ лѣтъ супружеской жизни.
-- Неужели у Шико нѣтъ другихъ доходовъ, кромѣ того, что онъ заработываетъ своимъ карандашомъ?-- спросилъ Эдуардъ.
-- Ни гроша.
-- Не былъ онъ при деньгахъ за послѣднее время, съ новаго года, напримѣръ?
-- Нѣтъ.
-- Въ его образѣ жизни за это время не произошло никакой перемѣны?
-- Ни малѣйшей, развѣ, что онъ сталъ усиленнѣе, чѣмъ когда-либо, работать. Онъ удивительный работникъ. По пріѣздѣ въ Лондонъ, онъ думалъ-было заняться живописью. Онъ садился за мольбертъ какъ только разсвѣтетъ. Но съ тѣхъ поръ какъ его пріютили юмористическія изданія, онъ ничѣмъ не занимается кромѣ рисованія на деревѣ. Онъ -- славный малый. Ничего не могу сказать противъ него.
-- Онъ замѣчательно похожъ на одного моего знакомаго,-- задумчиво проговорилъ мистеръ Клеръ: -- но разумѣется, это не можетъ быть одно и то же лицо, мужъ танцовщицы... нѣтъ, это невозможно.... а я почти-что...-- пробормоталъ онъ, сквозь стиснутые зубы.
-- Такъ онъ похожъ на кого-нибудь изъ вашихъ знакомыхъ?-- спросилъ Дерроль.
-- Удивительно похожъ, насколько я могъ разсмотрѣть, видѣвши мелькомъ его лицо.
-- А, но подобныя впечатлѣнія бываютъ иногда обманчивы. Вашъ другъ живетъ въ Лондонѣ?
-- Не знаю, гдѣ онъ теперь находится. Въ послѣдній разъ мы съ нимъ видѣлись въ западной части Англіи.
-- Славныя мѣста!-- воскликнулъ Дерроль съ внезапнымъ оживленіемъ,-- вы говорите о Соммерсетширѣ или о Девонширѣ?
-- О Девонширѣ.
-- Прелестныя мѣста, восхитительные виды!
-- Да, для лондонскаго жителя, который отправится съ экстреннымъ поѣздомъ провести недѣльки двѣ въ этихъ благословенныхъ странахъ, а никакъ не для коренного тамошняго жителя, сознающаго, что онъ осужденъ сгнить въ забытой Богомъ трущобѣ въ родѣ Газльгёрста, откуда я родомъ. Какъ! вамъ она знакома!-- воскликнулъ Эдуардъ, замѣтившій, что собесѣдникъ его вздрогнулъ, услыхавъ это названіе.
-- Я знаю деревню, которая называется Газльгёрстъ, но она въ Вильтширѣ,-- хладнокровно отвѣтилъ тотъ.-- Итакъ, джентльменъ, похожій на моего друга Шико, уроженецъ Девоншира и -- вашъ сосѣдъ?
-- Я не говорилъ ни того ни другого,-- возразилъ Эдуардъ, не желавшій подвергаться разспросамъ незнакомца.-- Я сказалъ, что въ послѣдній разъ видѣлъ его въ Газльгёрстѣ, вотъ и все. А теперь, такъ какъ мнѣ въ пять часовъ назначено свиданіе, я долженъ проститься съ вами.
Они вышли вмѣстѣ на улицу, гдѣ уже не свѣтило болѣе зимнее солнце, а поднимался несносный, густой, сѣрый туманъ, подобно завѣсѣ окутывающій Лондонъ, при наступленіи вечера. Для тѣхъ, кто любитъ этотъ городъ, есть своя доля привлекательности и въ этомъ всезакутывающемъ туманѣ, сквозь который весело блестятъ фонари, напоминающіе глаза друга.
-- Мнѣ очень жаль, что со мной нѣтъ моихъ визитныхъ карточекъ,-- сказалъ Дерроль, ощупывая свой боковой карманъ.
-- Не бѣда,-- отвѣтилъ его собесѣдникъ.-- Прощайте.
На этомъ они разстались. Эдуардъ Клеръ быстрыми шагами направился къ маленькому французскому ресторану, неподалеку отъ церкви святой Анны: онъ надѣялся, что хорошій обѣдъ развеселитъ его.
-- Надутый фатъ!-- рѣшилъ Дерроль, глядя ему вслѣдъ.-- Провинціалъ и фатъ; странно, что онъ изъ Газльгёрста.
Мистеръ Клеръ пообѣдалъ совершенно по своему вкусу, и притомъ, какъ ему казалось, съ соблюденіемъ строжайшей экономіи, такъ какъ удовольствовался полъ-бутылкой бордо и запилъ одной только рюмкой зеленоватой шартрёзы свою небольшую чашку чернаго кофе. Кофе возбудилъ въ немъ веселость, бодрость, и онъ вышелъ изъ ресторана въ отличнѣйшемъ расположеніи духа. Онъ раздумалъ идти въ театръ принца Уэльскаго, и вознамѣрился отправиться въ театръ принца Фредерика, взглянуть на m-elle Шико. Имя ея, красовавшееся на лондонскихъ стѣнахъ, преслѣдовало его, но онъ никогда еще не чувствовалъ желанія ее видѣть. Теперь любопытство его вдругъ пробудилось. Онъ отправился и, какъ и всѣ, пришелъ въ восторгъ отъ танцовщицы. Онъ пришелъ довольно рано, чтобы достать мѣсто въ первомъ ряду креселъ, и съ этого обсерваціоннаго пункта могъ обозрѣвать партеръ, переполненный мужчинами, все отъявленными поклонниками Шико. Между прочимъ, была одна фигура полнаго брюнета, съ гладкими черными волосами, и безцвѣтнымъ лицомъ еврейскаго типа, обратившая на себя особенное вниманіе Эдуарда. Человѣкъ этотъ слѣдилъ за танцовщицей съ такимъ выраженіемъ на лицѣ, которое рѣзко отличалось отъ просто-восторженнаго выраженія другихъ лицъ. Въ скучающемъ, утомленномъ лицѣ этого человѣка проглядывало выраженіе, говорившее о сдержанной страсти, о цѣли, которую онъ готовъ преслѣдовать до самаго конца. Это былъ опасный обожатель для любой женщины, а всего болѣе опасный для женщины такого закала, какъ Шико.
Она увидала его, узнала, какъ узнаютъ знакомаго среди толпы постороннихъ. Все это ему сказали ея засверкавшіе темные глаза, и можетъ быть этого взгляда было достаточно, чтобы наградить Іосифа Лемуэля за его преданность. Тихая улыбка мелькнула на его толстыхъ губахъ и затерялась въ складкахъ его жирнаго подбородка. Онъ не бросилъ танцовщицѣ букета. Онъ не желалъ выставлять свои чувства на показъ. Когда занавѣсъ опустился надъ блестящей заключительной картиной буффонады, картиной, составленной изъ красивыхъ женщинъ въ ослѣпительныхъ костюмахъ и эксцентрическихъ позахъ, Эдуардъ вышелъ изъ креселъ и, обогнувъ зданіе театра, пришелъ въ узенькій переулочекъ, на который выходила дверь со сцены. Онъ полагалъ, что мужъ танцовщицы будетъ ждать ее здѣсь, чтобы проводить домой.
Онъ прождалъ съ четверть часа въ темномъ переулкѣ, и, по истеченіи этого времени, вмѣсто мистера Шико, увидѣлъ своего новаго знакомаго, съ которымъ бесѣдовалъ въ тавернѣ; господинъ этотъ медленно подходилъ въ двери, ведшей на сцену, завернутый въ старинный плащъ изъ мохнатой матеріи, и курилъ огромную сигару. Онъ остановился по сю сторону двери и терпѣливо прождалъ добрыхъ десять минутъ, пока Эдуардъ Клеръ медленно прохаживался взадъ и впередъ по другой сторонѣ улицы, находившейся въ тѣни. Наконецъ, показалась высокая величавая фигура Шико въ черномъ шелковомъ платьѣ, волочившемся по тротуару, въ кофточкѣ и круглой шляпѣ, граціозно надѣтой на ея темные волосы.
Она взяла Дерроля подъ руку, какъ будто ему было въ привычку провожать ее, и они удалились, причемъ она говорила съ большимъ оживленіемъ и такъ громко, точно была лэди высшаго круга.
-- Странно,-- подумалъ Эдуардъ.-- Гдѣ же мужъ-то все это время?
Мужъ проводилъ вечеръ въ литературномъ кружкѣ, гдѣ остроуміе развлекало удрученную печалью душу, гдѣ бурно лилась ночная бесѣда, гдѣ насмѣшка не щадила ничего между небомъ и землею, гдѣ глубоко презирали дураковъ, гдѣ съ честнымъ презрѣніемъ относились къ формализму, а также въ искусству, соображающемуся съ требованіями моды, къ литературѣ, не создающей ничего оригинальнаго, а работающей по извѣстному шаблону. Въ подобномъ кружкѣ Джэкъ Шико находилъ временное забвеніе. Эти бурныя сборища, эти энергическіе разговоры были для него волнами рѣки Леты.