-- Неправда ли? судя по этому, можно думать, что онъ не шутитъ?-- спрашивала Шико.
Вопросъ былъ обращенъ въ мистеру Дерролю. Они стояли рядомъ въ зимнія сумерки противъ одного изъ оконъ, выходившихъ на улицу Сибберъ, и разсматривали нѣчто заключавшееся въ футлярѣ, который Шико держала раскрытымъ.
На бѣлой бархатной подушкѣ красовалось брильянтовое ожерелье, имѣвшее форму ошейника, ожерелье, въ которомъ каждый камень былъ величиной съ крупную горошину; такое ожерелье, какого Дерроль никогда не видывалъ, даже въ окнахъ ювелировъ, передъ которыми иногда, отъ нечего дѣлать, останавливался, чтобы полюбоваться подобными рѣдкостями.
-- Не шутитъ!-- повторилъ онъ.-- Я вамъ съ самаго начала говорилъ, что Іосифъ Лемуэль -- магнатъ.
-- Вы, я надѣюсь, не воображаете, что я эту вещь оставлю у себя?-- сказала Шико.
-- Не думаю, чтобы вы отослали ее, если только она подарена вамъ безъ всякихъ условій. Ни одна женщина этого бы не сдѣлала.
-- Вещь эта подарена мнѣ условно. Она будетъ мнѣ принадлежать, если я соглашусь убѣжать отъ мужа и жить въ Парижѣ въ качествѣ любовницы мистера Лемуэля. Я буду имѣть виллу въ Пасси и полторы тысячи фунтовъ въ годъ.
-- Великолѣпно!-- воскликнулъ Дерроль.
-- И я должна буду предоставить Джэку право жить по-своему. Какъ вы думаете, радъ онъ будетъ?
Во взглядѣ, сопровождавшемъ этотъ вопросъ, было выраженіе, напоминавшее выраженіе глазъ тигрицы.
-- Я думаю, что для васъ было бы совершенно безразлично -- обрадовался бы онъ или огорчился. Онъ, я полагаю, поднялъ бы шумъ, но вы бы уже въ это время находились въ полнѣйшей безопасности по ту сторону Канала.
-- Онъ бы выхлопоталъ разводъ,-- сказала Шико.-- Ваши англійскіе законы такъ же легко расторгаютъ бракъ, какъ и заключаютъ его. А потомъ онъ бы женился на той женщинѣ?
-- На какой женщинѣ?
-- Не знаю; только она существуетъ. Онъ въ этомъ сознался при нашей послѣдней ссорѣ.
-- Разводъ превратилъ бы васъ въ знатную даму. Іосифъ Лемуэль женился бы на васъ; онъ вашъ рабъ; онъ весь въ вашихъ рукахъ. И тогда, вмѣсто вашего домика въ Пасси, вы бы могли имѣть прекраснѣйшій домъ въ Елисейскихъ Поляхъ, тамъ, гдѣ живутъ посланники. Вы бы ѣздили на скачки -- четверней. Вы были бы царицей моды.
-- А въ началѣ своей карьеры я стирала бѣлье на рѣкѣ, въ Орэ, среди толпы мегеръ, ненавидѣвшихъ меня за то, что я была молода и красива. Я въ то время не особенно наслаждалась жизнью, другъ мой.
-- Парижская жизнь была бы для васъ пріятной перемѣной. Вамъ, безъ сомнѣнія, страшно надоѣлъ Лондонъ.
-- Надоѣлъ! Я порядочно ненавижу его, вашъ городъ съ узкими улицами и скучнѣйшими воскресеньями.
-- И танцовать вамъ, должно быть, наскучило.
-- Начинаю охладѣвать и въ танцамъ. Со времени катастрофы я не чувствую въ себѣ прежняго одушевленія.
Она все еще держала футляръ въ рукѣ, поворачивая его то въ ту, то въ другую сторону и любуясь блескомъ камней, сверкавшихъ въ полумракѣ. Вскорѣ она вернулась въ камину, сѣла на низенькій стулъ, поставила раскрытый футляръ къ себѣ на колѣни, такъ что свѣтъ отъ огня, падалъ на драгоцѣнные камни, причемъ они переливались всѣми цвѣтами радуги.
-- Воображаю себя въ оперной ложѣ, въ плотно облегающемъ мою фигуру бархатномъ платьѣ рубиноваго цвѣта, безъ всякихъ украшеній, кромѣ этого ожерелья -- фантазировала Шико.-- Не думаю, чтобы въ Парижѣ было много женщинъ, которыя могли бы превзойти меня.
-- Нѣтъ ни одной.
-- Я бы смотрѣла, а другія бы танцовали для моего удовольствія,-- продолжала она.-- По-правдѣ сказать, жизнь танцовщицы -- прежалкая. Лишь нѣсколько ступеней отдѣляютъ меня отъ дѣвушки, танцующей на ярмаркѣ. Все это начинаетъ надоѣдать мнѣ.
-- Вы почувствуете еще большую усталость, когда будете нѣсколькими годами старше,-- сказалъ Дерроль.
-- Въ двадцать шесть лѣтъ еще нечего думать о старости.
-- Да; но въ тридцать шесть старость о васъ вспомнитъ.
-- Я просила недѣлю сроку, чтобы обдумать его предложеніе,-- сказала Шико.-- Отъ нынѣшняго дня черезъ недѣлю я должна дать ему отвѣтъ, да или нѣтъ. Если я брильянты оставлю у себя, значитъ -- да. Если ему ихъ отошлю,-- значитъ нѣтъ.
-- Я не могу себѣ представить, чтобы женщина могла отказаться отъ подобнаго ожерелья,-- сказалъ Дерроль.
-- А въ сущности, что въ немъ? Пятнадцать лѣтъ тому назадъ нитка стеклянныхъ бусъ, купленная на рынкѣ въ Орэ, доставила бы мнѣ больше удовольствія, чѣмъ эти брильянты могутъ доставить теперь.
-- Если вамъ угодно философствовать,-- я вамъ не товарищъ; а брильянты эти должны стоить тысячи три фунтовъ.
-- C'est à prendre, ou à laisser,-- проговорила Шико по-французски, небрежно пожавъ плечами.
-- Гдѣ вы намѣрены хранить ихъ?-- спросилъ Дерроль.-- Если мужъ вашъ увидитъ ихъ, онъ, конечно, подниметъ шумъ. Постарайтесь, чтобы они не попадались ему на глаза.
-- Еще бы,-- проговорила Шико.-- Смотрите.
Она отстегнула широкій воротъ своей кашемировой блузы, надѣла ожерелье, застегнула воротъ. Брильянты были спрятаны.
-- Буду носить ожерелье это день и ночь, пока не рѣшу,-- оставлю ли его у себя или нѣтъ,-- сказала она.-- Куда пойду я, туда пойдутъ и брильянты -- никто не увидитъ ихъ, никто не украдетъ ихъ у меня, пока я жива. Что съ вами?-- спросила она, пораженная судорогой, исказившей лицо Дерроля.
-- Ничего, спазма.
-- Мнѣ показалось, что съ вами дѣлается припадокъ.
-- Я дѣйствительно не хорошо себя почувствовалъ. Это -- моя старая болѣзнь.
-- А, я такъ и подумала. Выпейте-ка водки.
Хотя Шико въ разговорѣ съ Дерролемъ не придавала, повидимому, особой цѣны подарку мистера Лемуэля, онъ все-таки произвелъ на нее сильнѣйшее впечатлѣніе. Возвратившись изъ театра въ этотъ достопамятный вечеръ, она сѣла на полъ въ своей спальнѣ, взяла въ руки зеркало и любовалась своимъ отраженіемъ и обвивавшей ея горло брильянтовой ниткой; она во всѣ стороны поворачивала свою лебединую шею и думала о томъ -- какая новая, прелестная жизнь откроется передъ ней, благодаря богатству Іосифа Лемуэля; жизнь, полная кутежей, удовольствій, роскошныхъ туалетовъ, эпикурейскихъ обѣдовъ, вечеровъ, продолжающихся до утра, и совершенной праздности. Она даже подумала о всѣхъ знаменитыхъ парижскихъ ресторанахъ, въ которыхъ желала бы пообѣдать; объ этихъ волшебныхъ дворцахъ на бульварахъ, гдѣ все огни, позолота, пунцовый бархатъ. Увы! она знала ихъ только снаружи, эти дома, въ которыхъ порокъ чувствуетъ себя свободнѣе, чѣмъ добродѣтель, и гдѣ одна котлета въ папильоткѣ стоитъ дороже, чѣмъ семейный обѣдъ бѣдняка. Она оглянула жалкую комнату, съ ея почернѣвшимъ потолкомъ и выцвѣтшими обоями, на которыхъ, отъ сырости, появились безобразныя пятна; поглядѣла на несчастныя занавѣски, на туалетъ, отдѣланный грязной кисеей и рваными кружевами, на потертый коверъ. Какъ все это было плачевно! Они съ мужемъ однажды отправились осматривать домъ парижской куртизанки, умершей въ зенитѣ своей карьеры. Она помнила съ какимъ, почти -- благоговѣйнымъ чувствомъ окружавшая ее толпа зѣвакъ любовалась изящными атласными драпировками будуара и гостиной, фарфоромъ, гобеленами, старинными кружевами, картинами, блиставшими, подобно драгоцѣннымъ камнямъ, на обтянутыхъ атласомъ стѣнахъ. Порокъ, въ подобной обстановкѣ, становился почти добродѣтелью.
Въ столовой красовался портретъ отшедшей богини -- медальонъ, обдѣланный въ бархатную рамку, тисненую золотомъ. Шико хорошо помнила, какъ она удивилась, не найдя никакой красоты въ этомъ, столь прославленномъ, лицѣ. То было небольшое, продолговатое личико, съ сѣрыми глазами, не поддающимся описанію носомъ и широкимъ ртомъ. Умное выраженіе и привѣтливая улыбка составляли всю прелесть знаменитой красавицы. Косметики и Вортъ сдѣлали остальное. Правда, умершая куртизанка была одна изъ самыхъ умныхъ женщинъ Франціи. Этому обстоятельству Шико не придала значенія.
-- Я въ десять разъ красивѣе,-- говорила она себѣ,-- а, между тѣмъ, у меня никогда не будетъ собственнаго экипажа.
Часто задумывалась она надъ различіемъ ея судьбы съ судьбой женщины, распродажа имущества которой въ теченіе девяти дней занимала Парижъ. Она нерѣдко вспоминала ея домъ, ея лошадей, ея экипажи, ея собакъ, ея драгоцѣнности. И теперь, сидя на полу съ зеркаломъ въ рукѣ, любуясь брильянтами и своей красотой, она думала объ этой женщинѣ. Она припоминала всѣ разсказы, какіе слышала объ этомъ угасшемъ свѣтилѣ,-- о ея дерзости, ея мотовствѣ, о позорномъ рабствѣ, въ какомъ она держала своихъ обожателей, о томъ, какъ торжественно она двигалась по жизненному пути, съ презрѣніемъ относясь ко всѣмъ и принимая дань всеобщаго поклоненія. Не добродѣтель ее презирала, а она презирала добродѣтель. Честныя женщины служили мишенью ея остроумію. Парижскимъ жителямъ были извѣстны всѣ подробности ея безстыдной, позорной жизни. Весьма немногимъ была извѣстна исторія ея смертнаго одра. Но священникъ, напутствовавшій ее, и сестра милосердія, бывшая при ней въ послѣдніе часы ея жизни, могли бы разсказать исторію, отъ которой поднялись бы дыбомъ волосы даже легкомысленныхъ людей.
-- Короткая, но веселая это была жизнь,-- размышляла Шико.-- Какъ хорошо я ее помню въ ту зиму, когда озеро въ Булонскомъ лѣсу замерзло, и по немъ катались на конькахъ, при свѣтѣ факеловъ! Она каталась въ костюмѣ изъ темнокраснаго бархата съ соболями. Толпа катающихся тѣснилась къ одной сторонѣ, чтобы дать ей мѣсто, точно она была -- императрица.
Затѣмъ мысли ея приняли другое направленіе.
"Еслибъ я его оставила, онъ бы развелся со мною и женился на той женщинѣ,-- говорила она себѣ.-- Кто она такая, желала бы я знать? Гдѣ онъ видалъ ее? Во всякомъ случаѣ, не въ театрѣ, тамъ его никто не занимаетъ; я слишкомъ внимательно за нимъ наблюдала, чтобы обмануться на этотъ счетъ".-- Она налила себѣ полъ-стакана водки, прибавила въ нее нѣсколько капель воды, съ цѣлью увѣрить себя, что пьетъ водку, на половину разбавленную водой, выпила эту смѣсь, отбросила свое зеркальце и бросилась полу-одѣтой на постель.
Джэкъ Шико, принявшій за обычай возвращаться домой далеко за полночь, спалъ на диванѣ въ третьей маленькой комнатѣ, гдѣ и работалъ. Нечего было опасаться, что онъ увидитъ брильянты. Они съ женою были такъ далеки другъ отъ друга, какъ только могутъ быть люди, живущіе въ одномъ и томъ же домѣ.
Шико созерцала брильянты и предавалась, приблизительно, однѣмъ и тѣмъ же размышленіямъ, въ теченіе нѣсколькихъ ночей; наконецъ, насталъ послѣдній вечеръ той недѣли, которую мистеръ Лемуэль предоставилъ ей на размышленіе. На завтра она должна была дать ему отвѣтъ.
Онъ ждалъ ее у дверей, ведшихъ на сцену; когда она вышла изъ своей уборной,-- Дерроль, ея обычный тѣлохранитель, не явился.
-- Заира, я думалъ объ васъ каждую минуту со времени нашего послѣдняго разговора,-- началъ Іосифъ Лемуэль.-- Доступъ къ вамъ также труденъ, какъ доступъ къ принцессѣ королевской крови.
-- Чѣмъ я хуже принцессы?-- дерзко спросила она.-- Я честная женщина.
-- Вы прекраснѣе всѣхъ европейскихъ принцессъ,-- сказалъ онъ.-- Но должны же вы пожалѣть поклонника, который ждалъ такъ долго и такъ терпѣливо.-- Когда получу я вашъ отвѣтъ? Будетъ ли онъ утвердительный? Вы не можете быть такъ жестоки, чтобы сказать нѣтъ. Мой адвокатъ уже составилъ дарственную запись. Я жду только вашего слова, чтобы подписать ее.
-- Вы очень великодушны,-- злобно проговорила Шико,-- или очень упрямы. Если я убѣгу съ вами, а мужъ выхлопочетъ разводъ, женитесь ли вы на мнѣ?
-- Будьте мнѣ вѣрны, и я ни въ чемъ не откажу вамъ.-- Онъ впервые проводилъ ее до дверей ея квартиры и всю дорогу убѣждалъ съ такимъ краснорѣчіемъ, на какое только былъ способенъ,-- внять его мольбамъ. Правда, говорилъ онъ некрасно; до сихъ поръ всемогущія деньги доставляли ему все, чего онъ желалъ, а потому онъ рѣдко прибѣгалъ въ убѣдительнымъ рѣчамъ.
-- Пришлите ко мнѣ завтра въ двѣнадцать часовъ человѣка, которому вы довѣряете, и если я не отошлю вамъ вашихъ брильянтовъ...
-- Я буду знать, что отвѣтъ вашъ: да. Въ такомъ случаѣ, моя карета, завтра вечеромъ, въ четверть восьмого, будетъ ожидать васъ на углу этой улицы. Я буду въ каретѣ. Мы проѣдемъ прямо на станцію желѣзной дороги, и съ первымъ же поѣздомъ отправимся въ Парижъ. Будетъ такъ темно, что никто экипажа не замѣтитъ. Въ какое время вы, обыкновенно, отправляетесь въ театръ?
-- Въ половинѣ восьмого.
-- Значитъ, никто не замѣтитъ вашего отсутствія прежде, чѣмъ вы уже будете далеко. Не будетъ никакой суеты, никакого скандала.
-- Въ театрѣ поднимется страшная тревога,-- сказала Шико.-- Кто исполнитъ мою роль въ буффонадѣ?
-- А кто хочетъ. Вамъ-то какое дѣло? Вы навѣки покончите съ буффонадами и со сценой.
-- Правда,-- сказала Шико.
Ей припомнился парижскій студенческій театрикъ; припомнилось, какъ популярность, которой она тамъ пользовалась, вдругъ упала. То же самое могло случиться, черезъ годъ другой, и въ Лондонѣ. Она надоѣстъ публикѣ. Уже и теперь люди, принадлежавшіе къ театру, начали позволять себѣ непріятныя замѣчанія относительно пустыхъ бутылокъ изъ-подъ шампанскаго, какія выносились изъ ея уборной. Со временемъ, они, можетъ быть, будутъ имѣть дерзость назвать ее пьяницей. Она рада будетъ покончить съ ними.
Между тѣмъ, какъ низко она ни пала, все же были глубины порока, отъ которыхъ отвращали ее ея лучшіе инстинкты, точно будто ея ангелъ-хранитель отвлекалъ ее отъ края пропасти. Она нѣкогда любила мужа по-своему, она и теперь любила его и не могла спокойно думать о разлукѣ съ нимъ. Мысли, бродившія въ ея отуманенномъ шампанскимъ и водкой мозгу, были смутны, но и въ дурныя минуты мысль продаться этому развратному еврею, ужасала ее. Душа ея была полна колебаній. Она не имѣла наклонности къ пороку, но охотно бы взяла плату за грѣхъ, въ видѣ виллы въ Пасси и нѣсколькихъ экипажей.
-- Покойной ночи,-- отвѣтила она своему поклоннику.-- Не надо, чтобы меня видѣли разговаривающей съ вами. Мой мужъ можетъ всякую минуту вернуться домой.
-- Я слыхалъ, что онъ, по большей части, возвращается среди ночи,-- сказалъ мистеръ Лемуэль.
-- А вамъ какое дѣло, когда бы онъ ни возвращался?-- сердито проговорила Шико.
-- Все, что до васъ касается -- мое дѣло.
-- Пришлите завтра за моимъ отвѣтомъ,-- сказала Шико и заперла дверь передъ его носомъ.
-- Ненавижу я его,-- бормотала она, оставшись одна въ передней и стуча ногой о полъ, какъ будто только-что наступила на ядовитое насѣкомое.
Она поднялась на верхъ, снова, полураздѣтая, сѣла на полъ и стала любоваться въ зеркало брильянтовымъ ожерельемъ. Она, какъ ребенокъ, любила эти камни.
-- Отошлю я ихъ ему завтра,-- говорила она себѣ.-- Брильянты чудные,-- моя здѣшняя жизнь начинаетъ мнѣ надоѣдать, и я знаю, что Джэкъ меня ненавидитъ,-- но человѣкъ этотъ слишкомъ ужасенъ, и -- я честная женщина.
Она бросилась на колѣни у кровати, приняла молитвенную позу, но не молилась. Она отвыкла молиться вскорѣ послѣ того, какъ покинула свою родную Бретань. Страстно рыдала она, оплакивая утраченную любовь мужа и смутно сознавая, что только въ силу своего паденія лишилась она его привязанности.
-- Я была ему доброй женой,-- прерывисто шептала она,-- лучшей, чѣмъ...
Рѣчь ея оборвалась среди судорожныхъ рыданій; она заснула вся въ слезахъ.