Опять наступило лѣто; было начало іюня, то именно время, когда лѣто во всей красѣ, во всемъ блескѣ своей свѣжести. Молодые листья въ лѣсахъ были такъ нѣжны, такъ прозрачны, что просвѣчивали на солнцѣ; папоротники только-что раскрывали свои широкіе, перистые листья; розы начинали распускаться; тѣ части луговъ, на которыхъ росъ дрокъ, отливали золотомъ; небо было чисто итальянское, а день такъ длиненъ, что можно было почти забыть о существованіи ночи.
То было время года, которое Лора всегда любила, и даже теперь, несмотря на мрачную перспективу, какую представляла ей ея молодая жизнь, она почувствовала, что на душѣ ея стало легче, когда земля одѣлась въ свои сверкающія ризы. Ея веселость поражала Селію, негодованіе которой противъ Джона Тревертона стало хроническимъ, и тѣмъ болѣе сильнымъ, что ей было запрещено говорить о мужѣ Лоры.
-- Я никогда не встрѣчала человѣка, который бы такъ легко ко всему относился, какъ относишься ты, Лора,-- воскликнула она въ одно прекрасное послѣ-обѣда, когда мистриссъ Тревертонъ только-что возвратилась съ продолжительной прогулки по лѣсу, граничившему съ садами замка.
-- Зачѣмъ мнѣ предаваться своимъ горестямъ? Земля въ это время года такъ переполнена ликованіемъ и надеждой, что и человѣкъ не можетъ не надѣяться.
-- Ты, можетъ быть, не можешь; но не говори, пожалуйста, человѣкъ,-- ворчливо возразила Селія,-- если ты подъ этимъ разумѣешь и меня. Я перестала надѣяться прежде чѣмъ мнѣ минуло восемнадцать лѣтъ. На что можно надѣяться, живя въ приходѣ, въ которомъ только и есть что двое неженатыхъ мужчинъ, причемъ одинъ до крайности безобразенъ, а другой неисправимый фатъ, человѣкъ, который повидимому всякую минуту готовъ сдѣлать предложеніе и никогда его не дѣлаетъ?
-- Отчего-же ты не считаешь твоего преданнаго обожателя, мистера Сампсона? Онъ третій.
-- Рыжій и деревенскій адвокатъ. Благодарю покорно, Лора. До этого я еще не дошла. Еслибъ я вышла за него, я бы должна была выйдти и за сестру его Элизу, а это было бы ужъ слишкомъ ужасно. Нѣтъ, милая, проживу и такъ. Когда я выйду замужъ, то я надѣюсь, что положеніе мое улучшится. Что до тебя, Лора, то ты совершенное чудо. Я никогда не видала тебя такой красивой. На твоемъ мѣстѣ, я бы всѣ глаза выплакала.
-- Чѣмъ нисколько не улучшила бы своего положенія. Я не перестала надѣяться, Селія; а когда мной овладѣваетъ уныніе, я принимаюсь за работу, чтобы позабыть о своемъ горѣ. Въ такомъ имѣніи, какъ это, найдется за чѣмъ присмотрѣть: у меня на рукахъ домъ, садъ, бѣдные,-- я всегда могу найти себѣ занятіе.
-- Ты -- чудо трудолюбія. Никогда не былъ садъ такъ хорошъ, какъ въ нынѣшнемъ году.
-- Я люблю, чтобы все было въ исправности,-- сказала Лора, краснѣя подъ вліяніемъ собственныхъ мыслей.
Единственнымъ ея утѣшеніемъ, за послѣднее время, было держать въ полномъ порядкѣ и украшать милый старый домъ и окружающіе его сады. Тайная надежда на то, что Джонъ Тревертонъ когда-нибудь да вернется и жизнь снова улыбнется ей, была скрытой пружиной всѣхъ ея дѣйствій. Каждое утро говорила она себѣ:-- онъ, можетъ быть пріѣдетъ сегодня,-- каждый вечеръ утѣшала себя мыслью, что онъ можетъ пріѣхать завтра.
"Мнѣ, можетъ быть, придется прождать и годы,-- говорила она въ болѣе серьёзныя минуты,-- но когда бы онъ ни вернулся, онъ увидитъ, что я была вѣрнымъ управителемъ".
Ни разу не выѣзжала она изъ замка со времени своего возвращенія, послѣ проведеннаго въ одиночествѣ медоваго мѣсяца. Она получила нѣсколько приглашеній отъ знатнѣйшихъ семействъ графства, желавшихъ оказать ей вниманіе: теперь, когда она поселилась среди нихъ, въ качествѣ землевладѣлицы, то отъ всѣхъ подобныхъ приглашеній она отказывалась, извиняясь вынужденнымъ отсутствіемъ мужа. Когда онъ вернется въ Англію, она очень охотно станетъ выѣзжать съ нимъ и т. д.; этимъ она давала понять обитателямъ графства, что въ исчезновеніи мистера Тревертона изъ замка не заключалось ничего необычайнаго или непозволительнаго.
-- Жена его, повидимому, одобряетъ его поведеніе, а потому, надо полагать, что все обстоитъ благополучно,-- говорила люди. Но несмотря на то, большинство никакъ не хотѣло разстаться съ предположеніемъ, что все неблагополучно.
Несмотря на полное надежды настроеніе Лоры, на ея милый характеръ, на ея веселость, благодаря которымъ сохранилась и юношеская красота ея, бывали часы, можетъ быть, одинъ часъ въ теченіе каждаго дня, когда уныніе овладѣвало ею и надежда ослабѣвала. Она перечитывала послѣднее письмо Джона Тревертона до тѣхъ поръ, пока бумага не износилась отъ частаго прикосновенія; но, какъ ни дорого ей было это письмо, большихъ надеждъ оно ей не подавало. Тонъ писавшаго не былъ вполнѣ безнадеженъ; между тѣмъ, онъ говорилъ о разлукѣ, которая могла продлиться и всю жизнь; о какой-то связи, которой могло и конца не быть; честь его привязывала къ какой-то другой женщинѣ.
Онъ глубоко оскорбилъ ее этимъ страннымъ бракомъ, оскорбилъ и предположеніемъ, что обладаніе помѣстьемъ Джаспера Тревертона можетъ, хотя сколько-нибудь, вознаградить ее за то фальшивое положеніе, въ какое поставлена она этимъ самымъ бракомъ; а между тѣмъ, она не въ силахъ была сердиться на него. Она слишкомъ искренно его любила. Самое это письмо, въ какомъ бы проступкѣ онъ въ немъ неопредѣленно ни сознавался, самое письмо это дышало любовью въ ней. Она все ему прощала ради этой любви.
"Когда полюбила она его?" -- задавала она себѣ иной разъ вопросъ, среди своихъ печальныхъ размышленій. Она усердно разспрашивала его о томъ, какъ развилась его любовь, но съ своимъ призваніемъ не спѣшила.
Какъ хорошо она помнила его блѣдное, изнуренное лицо въ ту зимнюю ночь, ровно полтора года тому назадъ, когда онъ вошелъ въ освѣщенную лампой комнату и сѣлъ противъ нея у камина. Совершенно постороннимъ для нея человѣкомъ былъ онъ тогда, почти врагомъ.
Онъ ей понравился съ самой первой минуты, хотя она и знала, что онъ предубѣжденъ противъ нея. Блѣдное лицо, съ правильными чертами, сѣрые глаза съ черными рѣсницами, красивый ротъ, все это ей понравилось, а лежавшее на этомъ лицѣ выраженіе грусти сразу вызвало ея полное сочувствіе.
"Я, должно быть, страшная дурочка была,-- говорила она себѣ,-- но право, я думаю, что влюбилась въ него съ перваго взгляда".
Лѣсовъ, граничившій съ садами замка, былъ любимымъ убѣжищемъ Лоры въ эту раннюю лѣтнюю пору. То былъ очень живописный лѣсовъ, крутыми уступами спускался онъ къ узкой рѣчкѣ, противоположный берегъ которой составляла круча, увѣнчанная купою елей. Рѣчка, пѣнясь и искрясь, протекала по каменистому ложу; глыбы камней, синеватыхъ, сѣрыхъ, поросшихъ мхомъ, бахрома изъ папоротниковъ на самомъ берегу рѣчки, старый, на половину развалившійся деревянный мостъ, перекинутый черезъ то мѣсто рѣки, гдѣ она превращалась въ потокъ, виднѣвшіеся вдали дубы и буки, зелень которыхъ сливалась съ темной зеленью старыхъ елей, все это вмѣстѣ взятое, составляло картину, горячо любимую Лорой.
Сюда приходила она, когда чопорные сады замка не вмѣщали ни ея мыслей, ни ея заботъ. Здѣсь ей какъ будто легче дышалось.
Сюда пришла она въ одинъ іюньскій вечеръ, послѣ солнечнаго дня, показавшагося ей продолжительнѣе, утомительнѣе и вообще невыносимѣе большинства ея дней. Селія провела съ ней цѣлый день, а болтовня Селіи была тягостнѣе одиночества. Лорѣ отрадно было быть одной въ этомъ мирномъ уголкѣ, гдѣ неутомимая работа дятла да шумъ ручья были единственными звуками, нарушавшими тишину лѣтняго вечера.
Жара цѣлый день стояла невыносимая; теперь въ воздухѣ чувствовалась прохлада, отъ страшнаго солнца ничего не осталось кромѣ блѣдно-желтой свѣтовой полосы на западной сторонѣ неба.
У Лоры въ карманѣ былъ томикъ стихотвореній Шелли, захваченный со стола въ ея любимой комнатѣ. Это была одна изъ любимѣйшихъ ея книгъ, она часто брала ее съ собой на прогулки. Она сѣла на срубленное дерево, у рѣки, открыла книгу на удачу на Розалиндѣ и Еленѣ и читала, не останавливаясь, пока не дошла до прелестныхъ строкъ, въ которыхъ описывается совершенно такое же мѣстечко, какъ то, гдѣ она находилась:
То а deep lawny dell they came,
To а stone seat beside а spring etc.
Они зашли въ глубокую ложбину, гдѣ, надъ источникомъ, стояла каменная скамья; окружавшія ее деревья образовывали храмъ, лишенный крыши, подобный древнему храму, въ которомъ, еще до распространенія новыхъ религій, первыя поколѣнія рода человѣческаго преклоняли колѣна предъ парящимъ надъ міромъ божествомъ.
Послѣ минутнаго раздумья, Лора продолжала чтеніе. Обстановка подходила въ поэмѣ, а глубокая грусть, которой дышало это произведеніе, слишкомъ хорошо гармонировало съ ея собственными чувствами. Это была исторія нѣжной, искренней, самоотверженной любви, окончившейся безнадежнымъ горемъ. Никогда еще мрачный сюжетъ поэмы не ложился ей такъ тяжело на душу.
Съ полу-подавленнымъ рыданіемъ захлопнула она книгу. Серебристо-блѣдная луна всходила надъ окружавшимъ ее пейзажемъ. Послѣдняя золотистая полоска скрылась за красными стволами елей. Тихій, печальный крикъ совы раздавался далеко, далеко, въ самой темной чащѣ лѣса.
Воображеніе, настроенное на печальный ладъ, легко могла принять вечернія тѣни за фигуры привидѣній. Съ страннымъ чувствомъ подняла Лора голову отъ книги; ей почудилось, что близъ нея кто-то есть. Медленно обратились глаза ея въ рѣкѣ; на противуположномъ берегу ея, на половину въ тѣни, на половину озаренная нѣжнымъ свѣтомъ полной луны, стояла высокая фигура съ блѣднымъ лицомъ и смотрѣла на нее. Съ полуподавленнымъ крикомъ ужаса поднялась она на ноги. Лицо это, при таинственномъ лунномъ свѣтѣ, напоминало лицо привидѣнія. Нѣсколько мгновеній спустя, она радостно захлопала въ ладоши и воскликнула:-- я знала, что ты вернешься!
Такъ привѣтствовала она покинувшаго ее, безъ грозныхъ минъ, безъ упрековъ. Ея милое личико сіяло восторгомъ, радостный голосъ звучалъ ласковымъ привѣтомъ.
-- Господи!-- воскликнетъ ненавистникъ женщинъ,-- какъ глупы эти женщины!
Джонъ Тревертонъ приближался, легко перепрыгивая съ камня на камень, и менѣе чѣмъ черезъ минуту стоялъ подлѣ жены. Ни слова не сказалъ онъ въ первое мгновеніе, онъ только обнялъ ее, прижалъ къ своему сердцу и поцѣловалъ такъ, какъ никогда прежде не цѣловалъ.
-- Моя милая, моя жена!-- воскликнулъ онъ. Теперь ты вся моя. Голубка, я былъ терпѣливъ; не будь ко мнѣ сурова.
Послѣдняя просьба вырвалась у него, потому что она освободилась изъ его объятій и смотрѣла на него уже не съ нѣжной, а съ насмѣшливой улыбкой.
-- Вы пріѣхали провести время въ Газльгёрстѣ?-- спросила она,-- или можетъ быть пробудете съ недѣльку?
-- Я вернулся, чтобы провести съ тобою мою жизнь, я вернулся навсегда. Завтра же могутъ начать строить мнѣ склепъ на Газльгёрстскомъ кладбищѣ. Я буду здѣсь, чтобы занять его, когда мой часъ настанетъ, если ты не прогонишь меня. Въ этомъ весь вопросъ, Лора. Все зависитъ отъ тебя. О, милая, милая, отвѣчай мнѣ скорѣй. Еслибъ ты только знала, какъ жаждалъ я этой минуты. Скажи мнѣ, дорогая, неужели ты совсѣмъ разлюбила меня? неужели я, благодаря моему поведенію, на вѣки лишился твоего уваженія?
-- Ты поступилъ со мной очень жестоко,-- медленно, серьезно, слегка-дрожащимъ голосомъ отвѣтила она,-- такъ поступилъ, что едва ли бы женщина, съ какимъ-нибудь запасомъ женской гордости, могла простить тебя.
-- Лора,-- жалобно воскликнулъ онъ.
-- Но я боюсь, что нѣтъ во мнѣ настоящей женской гордости: такъ какъ я простила тебя,-- простодушно проговорила она.
-- Сокровище мое, радость моя!
-- Но мнѣ было бы гораздо легче простить тебя, еслибъ ты довѣрился мнѣ, еслибъ высказалъ мнѣ всю правду. О, Джонъ, жестоко ты поступилъ со мною.
Теперь она забыла свою безсознательную радость при свиданіи съ нимъ и неожиданно вспомнила о себѣ и нанесенныхъ ей оскорбленіяхъ.
-- Знаю, милая,-- говорилъ онъ, стоя передъ ней на колѣняхъ:-- повидимому, я поступилъ отвратительно, а между тѣмъ, повѣрь мнѣ, дорогая, единственнымъ побужденіемъ моимъ было -- желаніе оберечь твои интересы.
-- Поведеніе твое осрамило меня передъ цѣлымъ свѣтомъ,-- настаивала Лора, разумѣя подъ цѣлымъ свѣтомъ деревню Газльгёрстъ.-- Ты не имѣешь права приближаться во мнѣ, не имѣешь права смотрѣть мнѣ въ лицо. Развѣ ты не сознался въ томъ ужасномъ письмѣ, что женился на мнѣ, будучи несвободнымъ, что другая женщина имѣетъ надъ тобой какія-то права.
-- Эта женщина умерла: я свободенъ какъ воздухъ.
-- Кто была она? Жена твоя?
Выраженіе неизъяснимаго страданія появилось на лицѣ Джона Тревертона. Онъ шевельнулъ губами, какъ-бы готовясь говорить, но молчалъ. Существуютъ истины, которыя выговорить трудно; и не каждому человѣку легко лгать.
-- Это тяжелая исторія,-- наконецъ поспѣшно заговорилъ онъ, какъ-бы желая поскорѣй покончить съ ненавистнымъ предметомъ разговора.-- Много лѣтъ тому назадъ, когда я былъ очень молодъ и совершенно глупъ -- меня поймали и женили по-шотландски. Ты вѣроятно слыхала о странностяхъ брачныхъ законовъ въ Шотландіи.
-- Да, слыхала и читала о нихъ.
-- Вѣроятно. Ну, этотъ бракъ, по закону, строго говоря, не былъ бракомъ, необдуманное, полу-шутливое обѣщаніе, благодаря появленію подкупленныхъ лжесвидѣтелей, пріобрѣло законную силу. Я неожиданно очутился женатымъ человѣкомъ -- съ камнемъ на шеѣ. Я не стану болѣе говорить съ тобою объ этой ужасной связи, дорогая. Тебѣ объ этомъ и слышать не должно. Скажу только, что несъ я свою ношу терпѣливѣе, чѣмъ несло бы ее большинство людей, а теперь отъ всего сердца, отъ всей души благодарю Бога за дарованную мнѣ свободу. Я пришелъ къ тебѣ, милая, дорогая, умолять тебя о прощеніи, просить тебя съѣхаться со мною, недѣли черезъ три, въ какомъ нибудь тихомъ мѣстечкѣ въ тридцати или въ сорока миляхъ отсюда, гдѣ бы никто насъ не зналъ и гдѣ бы мы могли снова обвѣнчаться въ одно прекрасное лѣтнее утро; съ тѣмъ, чтобы, если мой шотландскій бракъ имѣлъ дѣйствительную силу, а вашъ первый бракъ былъ незаконный, намъ теперь прочно и на вѣки закрѣпить связующій насъ узелъ.
-- Ты бы долженъ былъ съ самаго начала довѣриться мнѣ, Джонъ,-- съ упрекомъ проговорила Лора.
-- Да, я обязанъ былъ это сдѣлать, дорогая, но я такъ боялся лишиться тебя. О, голубка моя, исполни мою просьбу, и ты никогда не будешь имѣть повода раскаиваться въ твоей добротѣ. Прости мнѣ, забудь все, что я наговорилъ тебѣ сегодня. Второй бракъ, о которомъ я говорю, не болѣе какъ мѣра предосторожности, можетъ быть даже безполезная, но онъ успокоитъ меня; я не такъ буду бояться за свое счастіе. Милая, исполнишь-ли ты, о чемъ прошу тебя?
Она осушила свои слезы; сердце ея было переполнено радостью и любовью къ этому грѣшнику, все еще стоявшему передъ ней на колѣняхъ на поросшемъ папоротниками берегу рѣчки, при яркомъ лунномъ свѣтѣ, державшему ея ручки въ своихъ рукахъ и съ мольбой глядѣвшему на нее. У нея и въ мысляхъ не было отказать ему въ его просьбѣ. Она желала только уступить не слишкомъ унизительнымъ для себя образомъ.
-- Пусть будетъ по твоему желанію,-- сказала она.-- Когда ты все устроишь для этого второго брака, напиши мнѣ, гдѣ и когда онъ долженъ совершиться. Я явлюсь, куда укажешь, съ моей горничной. Она добрая дѣвушка, я могу ей довѣриться. Она можетъ также быть въ числѣ свидѣтелей нашего брака.
-- Увѣрена-ли ты, что она впослѣдствіи болтать о немъ не станетъ?
-- Я имѣла уже случай испытать ее и знаю, что ей можно довѣриться.
-- Да будетъ такъ, дорогая, взгляни сюда. Онъ вытащилъ изъ кармана путеводитель по Корнваллису и раскрылъ его на картѣ этого графства. Я думалъ, что мы могли бы отправиться подальше на западъ, въ какой нибудь отдаленный приходъ. Вотъ, напримѣръ, Кэмло. Я никогда не слыхалъ, чтобы кто-нибудь жилъ въ Кэмло или ѣхалъ въ Кэмло, со временъ короля Артура. Тамъ, конечно, мы были бы въ безопасности отъ любопытныхъ. Путеводитель признаетъ, что въ Кэмло нѣтъ никакихъ достопримѣчательностей. Онъ даже не сказалъ ни слова въ пользу гостинницъ. Цѣлыя мили отдѣляютъ Кэмло отъ всей вселенной, онъ аномалія среди городовъ, такъ какъ, имѣя ратушу и рынокъ, не имѣетъ своей собственной церкви, а прицѣпился къ двумъ отдаленнымъ церквамъ, изъ которыхъ каждая находится отъ него въ полутора миляхъ разстоянія. Обвѣнчаемся въ одной изъ этихъ отдаленныхъ церквей, Лора, и я всю жизнь буду любить Кэмло, какъ любишь некрасивое лицо друга, оказавшаго тебѣ большую услугу.
Лора ничего не имѣла противъ Кэмло, и потому они окончательно порѣшили, что Джонъ Тревертонъ отправится туда съ такой быстротой, съ какой могутъ его доставить поѣздъ желѣзной дороги и омнибусъ, распорядится насчетъ оглашенія въ одной изъ церквей, встрѣтитъ Лору въ Дидфордѣ, на станціи желѣзной дороги, черезъ три недѣли отъ нынѣшняго дня, и, уже въ экипажѣ, довезетъ ее до маленькаго городка Кэмло, скромное народонаселеніе котораго, состоящее изъ пятисотъ или семисотъ человѣкъ, какъ-бы затерялось въ горахъ и нѣсколько поотстало отъ вѣка и прогресса.
Джонъ Тревертонъ и жена его еще долго оставались на берегу бурливой рѣчки, прогуливались рука объ руку по узенькой лѣсной дорожкѣ, разговаривая о будущемъ. Оба были несказанно счастливы, причемъ одинъ изъ нихъ, въ первый разъ въ жизни, наслаждался чистымъ и полнымъ счастіемъ.
-- Не поѣдемъ ли мы въ Пензансъ послѣ нашей свадьбы, дорогая, и не проведемъ ли нашъ медовый мѣсяцъ на островахъ Силли? Было бы такъ пріятно пожить въ своемъ собственномъ міркѣ, отдѣленномъ отъ остального міра скалами, опоясанномъ Атлантическимъ океаномъ.
Лора согласилась, что это было бы очень пріятно. Ея міръ отнынѣ долженъ былъ съузиться, Джонъ Тревертонъ становился солнцемъ, центромъ этого міра, все, что было внѣ его, казалось ей лишеннымъ всякаго значенія.
Онъ взглянулъ на часы, когда они вышли изъ лѣсу на озаренную луной дорожку.
-- Ну, милая, я только-что успѣю проводить тебя до калитки фруктоваго сада и добѣжать до станціи, чтобы попасть на послѣдній поѣздъ, отходящій въ Дидфордъ. Переночую я въ тамошней гостинницѣ. Я не хочу, чтобы меня видѣли на разстояніи двадцати миль отъ Газльгёрста, пока мы съ тобой не вернемся съ острововъ Силли, загорѣлыми и счастливыми, чтобы поселиться въ миломъ старомъ замкѣ. О, Лора, какъ я буду любить его, этотъ хорошій, честный, добропорядочный, старый домъ; какъ горячо стану, утромъ и вечеромъ, благодарить Бога за свою блаженную жизнь. О, голубка, никогда не понять тебѣ, какимъ жалкимъ странникомъ былъ я, въ теченіе послѣднихъ семи лѣтъ моего недостойнаго существованія, и какъ для меня трижды благословенна мирная гавань послѣ плаванія по бурнымъ морямъ.
Они вполнѣ раскрыли другъ передъ другомъ свои сердца и свои души; во время этого продолжительнаго разговора у рѣки. Она ничего отъ него не скрывала, онъ не вдавался въ подробности своей біографіи, но откровенно сознался въ своемъ недостоинствѣ. Она разсказала ему, какъ жилось ей въ Газльгёрстѣ, когда она возвратилась туда по истеченіи воображаемаго медоваго мѣсяца; какъ она скрыла истину отъ всего своего маленькаго мірка. Теперь всѣмъ покажется вполнѣ естественнымъ ея отъѣздъ на встрѣчу къ мужу, возвратившемуся изъ-за границы, и ихъ возвращеніе домой вмѣстѣ.
Торопливо разстались они у калитки фруктоваго сада, такъ какъ Джону предстояло пройти до станціи три мили, а на эту прогулку оставалось только три-четверти часа. Разставаясь, они одинъ только разъ, и то на-скоро поцѣловались, но что за блаженный былъ это поцѣлуй на порогѣ такого прекраснаго будущаго. Медленно шла Лора по освѣщенному луной фруктовому саду, въ которомъ отъ старыхъ яблонь падали на высокую, мягкую траву ихъ искривленныя тѣни, радостныя слезы такъ и лились по ея разгорѣвшимся щекамъ.
"Богъ къ намъ милосердъ, Богъ очень милосердъ,-- повторяла она въ душѣ:-- съумѣемъ ли мы возблагодарить Его, съумѣемъ ли съ должнымъ усердіемъ исполнить обязанности наши?" Въ теченіе всего своего разговора съ Джономъ Тревертономъ она ни слова не сказала о дарственной записи. Она не похвалила его, не поблагодарила за его великодушіе. Всякая мысль о состояніи Джаспера Тревертона была такъ далека отъ нея, какъ если бы старикъ умеръ нищимъ, и она ни единаго шиллинга не теряла и не выигрывала вслѣдствіе своего брака съ его родственникомъ.