Въ Лейстеръ-сквэрѣ, въ улицѣ Сиберъ, этомъ драматическомъ, музыкальномъ и хореграфическомъ уголкѣ большого Лондонскаго лѣса чувствовалось большое волненіе. Шико едва избѣгла смерти. Въ первую минуту, казалось, что смерть неминуема. Ея ждали съ часу на часъ, въ теченіи ночи и дня, послѣдовавшихъ за катастрофой. По крайней мѣрѣ такъ говорили, толкуя между собой, обитатели улицы Сиберъ, причемъ разсказы ихъ были такъ наглядны, изобиловали такими подробностами, словно они только что отошли отъ изголовья Шико.
-- Она ни разу не пошевельнулась съ тѣхъ поръ, какъ ее уложили въ постель,-- говорила жена башмачника, стоя на порогѣ грязной лавчонки съ дамской обувью, черезъ два дома отъ жилища Шико;-- лежитъ бѣдняжка, словно восковая кукла, каждыя пять минутъ ей смачиваютъ губы перомъ, обмокнутымъ въ водку; иногда она говоритъ:-- еще, еще,-- такимъ слабымъ, жалостнымъ голосомъ!
-- Такъ, значитъ, она, по крайней мѣрѣ, въ сознаніи,-- отвѣтила ея кумушка, отдававшая комнаты въ наемъ, на другомъ концѣ улицы.
-- Не думаю, чтобы это было сознаніе, мистрисъ Баттерсъ, просто душа ея этого жаждетъ. Она такъ слаба, что водка облегчаетъ ее.
-- Ногу-то ей ужъ вправили?
-- Что вы, мистрисъ Битгерсъ, переломъ-то сложный, опухоль еще не начинала спадать. Взяла сидѣлку изъ госпиталя, она безпрерывно, день и ночь, прикладываетъ компрессы, чтобы ослабить воспаленіе. Докторъ отъ нея не выходилъ съ тѣхъ поръ, какъ это случилось.
-- Это мистеръ Микоръ?
-- Нѣтъ, совсѣмъ новый, молодой человѣкъ, только что кончившій науки, но, говорятъ, очень искусный. Онъ былъ въ театрѣ принца Фредерика въ минуту происшествія, все видѣлъ, помогъ перенести ее домой, и еслибъ она была герцогиня, онъ не могъ бы усерднѣе ухаживать за ней.
-- Гдѣ мужъ? спросила мистрисъ Биттерсъ.
-- Въ деревнѣ, гдѣ, именно, никто не знаетъ, она-то безъ памяти, сказать не можетъ. Но, судя по словамъ мистрисъ Эвить, они никогда не были особенно счастливой парочкой.
-- Ахъ! вздохнула мистрисъ Биттерсъ,-- танцовщицамъ и имъ подобнымъ и замужъ-то выходить не слѣдуетъ. На что имъ мужъ, когда всѣ за ними ухаживаютъ, всѣ за ними бѣгаютъ? Ни одного вечера дома не проводятъ, точно кошки. Какъ могутъ онѣ сдѣлать человѣка счастливымъ?
-- Не могу сказать, чтобы мистеръ Шико когда-либо смотрѣлъ счастливымъ человѣкомъ,-- согласилась жена башмачника. У него привычка ходить, засунувъ руки въ карманы, опусти глаза въ землю, точно и жизнь-то ему не мила.
На такой и на безчисленное множество иныхъ ладовъ, обсуждалась злосчастная участь Шико въ улицѣ Сиберъ и ея окрестностяхъ. Всѣ и каждый принимали участіе въ судьбѣ Шико. Будь она какой-нибудь терпѣливой труженицей, преданной женой и матерью, участіе это было бы, относительно говоря, слабо; все происшествіе казалось бы безцвѣтнымъ и обыденнымъ. Но Шико, имя которой красовалось на стѣнахъ, изображенное буквами вышиною въ три фута, смѣлое, веселое лицо которой улыбалось пѣшеходамъ на каждомъ перекресткѣ, Шико была особа немаловажная, и вопросъ о томъ, суждено-ли ей, изъ таинственной урны судьбы, вынуть билетъ на жизнь или на смерть, становился вопросомъ общественнымъ.
Все случилось, какъ предсказалъ машинистъ. Она была пьяна, театральный плотникъ былъ пьянъ, результатомъ было несчастіе. Въ теченіи послѣдней недѣли, въ уборной Шико не переводилось шампанское, благодаря щедрости неизвѣстнаго обожателя, приславшаго ящикъ въ три дюжины редерера, все полу-бутылками; красивенькія бутылочки, съ золотыми головками, казались такими невинными, точно цвѣты или бабочки. Шико воображала, что полъ-бутылки шампанскаго никому вреда принести не можетъ. О цѣлой бутылкѣ она думала, какъ знаменитый объѣдало о гусѣ, что въ ней слишкомъ много на одного, и мало на двоихъ. Она естественно подозрѣвала, что таинственное шампанское явилось отъ неизвѣстнаго обожателя, поднесшаго ей браслетъ, но не намѣрена была, на этомъ основаніи, оставлять ящикъ не откупореннымъ. Было очень пріятно имѣть поклонника, дѣлавшаго такіе щедрые подарки и ничего не просившаго въ замѣнъ. Бѣдняга! будетъ время осадить его, когда онъ станетъ несноснымъ. Покамѣстъ она принимала его приношенія также равнодушно, какъ принимала дары щедрой природы -- солнце согрѣвавшее ее, вѣтерокъ освѣжавшій лицо, цвѣты возвѣщавшіе ей о наступленіи весны.
Но все же она была женщина, а потому понятно, что ея безъимянный обожатель возбуждалъ ея любопытство. Ея чудные глаза окидывали лица зрителей, особенно золотой молодежи, пока не остановились на худомъ лицѣ, которое, по мнѣнію Шико, могло принадлежать тому, кого она искала. Лицо это слѣдило за ней съ серьёзнымъ вниманіемъ, какого она никогда не замѣчала на другихъ лицахъ, хотя всѣ были внимательны,-- блѣдное лицо, еврейскаго типа, съ черными глазами, твердо-очерченнымъ ртомъ, слишкомъ толстыми губами, черными, гладкими волосами.
-- Вотъ онъ,-- сказала себѣ Шико,-- и смотритъ онъ страшно богатымъ.
Часто послѣ этого поглядывала она на него украдкой и всегда замѣчала то же выраженіе на блѣдномъ лицѣ, выраженіе напряженное, какого никогда не примѣчала на другихъ лицахъ.
-- Этотъ человѣкъ достигнетъ многаго,-- сказала она себѣ,-- будь онъ военный, онъ бы побѣдилъ міръ, какъ Наполеонъ.
Лицо это ее очаровало; оно заставило ее думать объ этомъ человѣкѣ. Она стала пить его шампанское съ большимъ удовольствіемъ и въ первый же вечеръ, послѣ своего открытія, при необыкновенно знойной по сезону погодѣ, во время своего туалета, выпила двѣ бутылки.
Когда она сошла на сцену, сверкая серебряными блестками, одѣтая въ облако бѣлоснѣжнаго газа, она едва держалась на ногахъ. Но умѣнье танцовать было ея второй природой, и она ухитрилась исполнить свое соло безъ скандала. Въ ней проглядывало что-то дикое, слишкомъ смѣлое, чуть-чуть не больше, чѣмъ бы слѣдовало, того особеннаго качества, которое французы называютъ шикомъ, но публика театра принца Фредерика любила крайности и единодушно рукоплескала ей.
-- Клянусь, она удивительная женщина,-- воскликнулъ мистеръ Смолендо, слѣдившій за ней изъ суфлерской будки,-- на нее смѣло можно разсчитывать еще на три сезона.
Десять минутъ спустя, послѣдовалъ полетъ въ коралловой бесѣдкѣ. Машина затрещала, застонала, задрожала и подалась. Раздался рѣзкій крикъ танцовщицы, крикъ ужаса людей, стоявшихъ у кулисъ, и Шико лежала посреди сцены, въ видѣ груды смятаго газа, безъ словъ, безъ сознанія, пока зеленая занавѣсь быстро опускалась, чтобы скрыть ее отъ глазъ зрителей.
Въ ночь второго дня послѣ несчастія, очень поздно, Джэкъ Шико вернулся домой. Онъ нашелъ жену лежащею въ забытьѣ, какъ описывали кумушки, причемъ жизнь поддерживалась частыми пріемами водки. Женщина эта была такъ близка въ смерти, какъ только могла быть, не будучи одѣта въ саванъ. У кровати, когда Джекъ вошелъ въ комнату, сидѣлъ незнакомецъ, молодой человѣкъ, съ слишкомъ серьёзнымъ для своихъ лѣтъ выраженіемъ лица. Сидѣлка стояла по другую сторону кровати и прикладывала холодные компрессы къ пылающему лбу Шико.
Нога была успѣшно вправлена, въ этотъ же день, послѣ полудня, однимъ изъ лучшихъ лондонскихъ хирурговъ, была на вѣсу и покрыта легкимъ одѣяломъ.
Джекъ подошелъ въ кровати, склонился надъ неподвижной фигурой, заглянулъ въ блѣдное лицо.
-- Бѣдная моя Заира, плохо это,-- пробормоталъ онъ,-- а затѣмъ обратился къ незнакомцу, поднявшемуся съ мѣста и стоявшему рядомъ съ нимъ, и спросилъ:-- Вы, вѣроятно, докторъ?
-- Я, если вамъ угодно, сторожевая собака. Мистеръ Смолендо не пожелалъ довѣрить моей неопытности такую мудреную операцію, вправить сломанную ногу. Переломъ былъ ужасный и требовалъ величайшаго искусства. Онъ послалъ за сэрокъ Джономъ Пельгамомъ, и все было сдѣлано хорошо и удачно. Но онъ позволилъ мнѣ здѣсь остаться, въ качествѣ дежурнаго врача. Положеніе вашей жены крайне опасно. Боюсь, что мозгъ поврежденъ. Я былъ въ театрѣ, когда это случилось. Случай этотъ для меня крайне интересенъ. Я недавно выдержалъ экзаменъ и имѣю право практиковать. Я буду очень радъ, если вы позволите мнѣ лечить вашу жену, подъ контролемъ Пельгама, конечно. Тутъ вопросъ не въ вознагражденіи, поспѣшно прибавилъ молодой человѣкъ -- я прошу васъ потому, что, какъ докторъ, заинтересованъ въ выздоровленіи миссъ Шико.
-- Я ничего не имѣю противъ того, чтобы жена моя пользовалась вашими великодушными попеченіями, но все же подъ условіемъ, что сэръ Джонъ Пельгамъ одобритъ ваше леченіе,-- отвѣтилъ Шико болѣе спокойнымъ тономъ, чѣмъ ожидалъ Джорджъ Джерардъ отъ человѣка, только что возвратившагося домой послѣ недѣльнаго отсутствія и заставшаго жену въ смертельной опасности.-- Какъ вы думаете, поправится она?-- вопросъ этотъ былъ предложенъ рѣшительно. Джерардъ замѣтилъ, что глаза смотрѣвшіе на него искали отвѣта въ его глазахъ, словно ждали смертнаго приговора.
Этотъ взглядъ заставилъ доктора призадуматься надъ взаимными отношеніями мужа и жены. За минуту передъ тѣмъ онъ удивлялся холодности Шико, его спокойствію, почти переходившему въ равнодушіе. Теперь человѣкъ былъ весь напряженное вниманіе. Что означала эта перемѣна?
-- Долженъ ли я говорить вамъ правду? спросилъ Джерардъ.
-- Безъ сомнѣнія.
-- Помните, что я могу только высказать вамъ свое мнѣніе. Случай неясный. Не легко опредѣлить степень поврежденія, причиненнаго мозгу.
-- Я и не жду отъ васъ ничего, кромѣ вашего мнѣнія. Ради Бога, будьте откровенны.
-- По моему мнѣнію, всѣ вѣроятности противъ ея выздоровленія.
Изъ груди Джэка Шико вырвался долгій, странный, прерывистый вздохъ, котораго докторъ, несмотря на весь свой умъ, объяснить себѣ не могъ.
-- Бѣдняжка,-- проговорилъ мужъ, послѣ короткаго молчанія, глядя на ничего не выражавшее лицо больной.
-- Три года тому назадъ, выходя изъ мэріи, мы съ ней были счастливы и нѣжно любили другъ друга! Жаль, что все это такъ скоропреходяще.
Послѣднія слова были сказаны такъ тихо, что Джерардъ ихъ не слыхалъ. То былъ короткій вздохъ надъ умершей любовью.
-- Разскажите мнѣ объ этомъ несчастномъ случаѣ,-- сказалъ Джэкъ Шико, садясь на стулъ, съ котораго всталъ Джерардъ.-- Вы говорите, что были въ театрѣ, значитъ, вы все видѣли.
-- Видѣлъ, я и поднялъ вашу жену. Я тотчасъ бросился на сцену. Перепуганные негодяи боялись до нея дотронуться.-- Джерардъ разсказалъ все, какъ было. Джэкъ Шико слушалъ съ неизмѣнявшимся лицомъ. Худшее было ему извѣстно. Подробности не составляли большой разницы.
-- Я только-что сказалъ, что, по моему мнѣнію, всѣ вѣроятности противъ выздоровленія вашей жены,-- горячо замѣтилъ Джерардъ,-- но я не говорилъ, что положеніе ея безнадежно. Еслибъ я это думалъ, я бы не стремился взять на себя уходъ за вашей женою. Я прошу васъ позволить мнѣ слѣдить за нею, такъ какъ питаю надежду -- въ настоящую минуту, признаюсь, слабую -- вылечить ее.
Джэкъ Шико слегка вздрогнулъ и какъ-то странно посмотрѣлъ на говорившаго.
-- Вы, должно быть, страшно влюблены въ свою профессію, что такъ заботитесь о женѣ другого? сказалъ онъ.
-- Я влюбленъ въ свою профессію, иной любовницы у меня нѣтъ, да я другой и не желаю!
-- Чтожъ, можете дѣлать все, что въ вашихъ силахъ, чтобы вырвать ее изъ когтей смерти,-- сказалъ Шико.-- Пусть и она, бѣдняжка, попытаетъ счастія. Это только справедливо. Бѣдная бабочка! На-дняхъ была звѣздой театральной залы, центромъ всѣхъ взоровъ, теперь лежитъ здѣсь, какъ полѣно, живая, а между тѣмъ мертвая. Тяжело!-- Онъ тихо ходилъ взадъ и впередъ по комнатѣ, погруженный въ размышленія.
-- Знаете ли вы, что я умолялъ ее отказаться отъ этого полета,-- сказалъ онъ.-- У меня было предчувствіе, что это добромъ не кончится.
-- Вамъ бы слѣдовало запретить ей его,-- сказалъ докторъ, щупая пульсъ паціентки.
-- Запретить! вы не знаете моей жены.
-- Будь у меня жена, она бы повиновалась мнѣ.
-- Ахъ! это общее заблужденіе всѣхъ холостяковъ. Подождите, пока женитесь, тогда иначе заговорите.
-- На ночь ее можно оставить,-- сказалъ Джерардъ, взявшись за шляпу, но останавливаясь, чтобы бросить еще долгій и пытливый взглядъ на блѣдное, лишенное всякаго выраженія, лицо, лежавшее на подушкѣ.
-- Мистриссъ Мезонъ знаетъ все, что ей нужно дѣлать. Я буду здѣсь завтра, въ шесть часовъ утра.
-- Въ шесть! какъ вы рано встаете.
-- Я много работаю. Одно немыслимо безъ другого. Покойной ночи, мистеръ Шико; позвольте васъ поздравить, у васъ удивительная способность спокойно относиться къ большому горю. Это лучшее доказательство крѣпости нервной системы.-- Джэку показалось, что въ этомъ прощальномъ комплиментѣ звучала насмѣшка, но она не произвела на него почти никакого впечатлѣнія. Его недоумѣніе передъ жизненной задачей было такъ велико, что исключало всякую другую мысль.-- Ложитесь, мистрисъ Мезонъ,-- сказалъ онъ сидѣлкѣ.-- Я посижу около жены.
-- Извините меня, сэръ, я бы чувствовала, что не исполняю своей обязанности, еслибъ позволила себѣ проспать всю ночь, пока больная въ такомъ критическомъ положеніи; потомъ я съ удовольствіемъ усну часокъ.
-- Думаете ли вы, чтобы m-me Шико когда-нибудь поправилась?
Сидѣлка опустила глаза на свой бѣлый передникъ, тихо вздохнула и также тихо покачала головой.
-- Мы всегда стараемся смотрѣть на болѣе свѣтлую сторону вопроса, сэръ,-- отвѣтила она.
-- Но въ данномъ случаѣ есть свѣтлая сторона?
-- Это ужъ Провидѣніе рѣшитъ, сэръ. Случай очень трудный.
-- Чтожъ,-- сказалъ Джэкъ Шико,-- будемъ терпѣливы.
Онъ сѣлъ на стулъ у изголовья и просидѣлъ на немъ всю ночь, не засыпая ни на минуту, почти не измѣняя позы, погруженный въ глубочайшія размышленія.
Наконецъ, насталъ день; вскорѣ послѣ разсвѣта пришелъ Джерардъ и не нашелъ въ паціенткѣ никакой перемѣны ни къ худшему, ни къ лучшему. Онъ не предписалъ никакого измѣненія въ леченіи.
-- Сэръ Джонъ Пельгамъ долженъ быть здѣсь въ одиннадцать часовъ,-- сказалъ онъ.-- Я приду, чтобы видѣться съ нимъ.
Знаменитый докторъ пріѣхалъ, осмотрѣлъ больную и сказалъ, что все идетъ хорошо.
-- Мы ея ногу совсѣмъ починимъ,-- сказалъ онъ,-- я за нее не боюсь, желалъ бы питать такую же увѣренность относительно мозга.
-- Неужели вы думаете, что мозгъ серьезно поврежденъ? спросилъ Шико.
-- Трудно сказать. Падая, она ударилась головой о желѣзо. Пролома въ черепѣ нѣтъ, но что-то не ладно, боюсь, что серьёзно не ладно. Многое будетъ, несомнѣнно, зависѣть отъ ухода. Вы счастливы, что вамъ попалась мистрисъ Мезонъ; я могу по совѣсти рекомендовать ее.
-- Скажите откровенно, какъ вы думаете: поправится жена? спросилъ Шико, разспрашивавшій сэра Джона Дельгама также усердно, какъ наканунѣ разспрашивалъ Джерарда.
-- Дорогой сэръ, я надѣюсь на лучшее, но случай трудный.
-- Значитъ безнадежный,-- подумалъ Шико, но только наклонилъ голову и послѣдовалъ за докторомъ до дверей, гдѣ онъ хотѣлъ-было сунуть ему въ руку плату.
-- Нѣтъ, нѣтъ, дорогой сэръ, мистеръ Смолендо позаботился объ этой бездѣлицѣ,-- сказалъ докторъ, отказываясь отъ денегъ,-- да это такъ и слѣдуетъ, жена ваша пострадала у него на службѣ.
-- Я бы предпочелъ взять этотъ расходъ на себя,-- отвѣтилъ Шико,-- хотя Богъ знаетъ, долго ли бы я былъ въ состояніи это дѣлать. Мы и въ обыкновенное время не особенно исправны въ платежахъ. Ахъ, да, кстати, что вы скажете объ этомъ молодомъ человѣкѣ, мистерѣ Джерардѣ? Одобряете ли вы его леченіе?
-- Вполнѣ, замѣчательно искусный молодой человѣкъ. Онъ долженъ быстро проложить себѣ дорогу по своей спеціальности.
Сэръ Джонъ Пельгамъ, въ заключеніе своей рѣчи, испустилъ полный состраданія вздохъ, вспомнивъ, сколько онъ видѣлъ на своемъ вѣку молодыхъ людей, заслуживавшихъ успѣха, и какъ немногіе изъ нихъ дѣйствительно успѣли; онъ подумалъ также, какимъ умнымъ и вообще благонадежнымъ молодымъ человѣкомъ онъ самъ долженъ былъ быть, чтобы попасть въ число этихъ немногихъ. Послѣ этого разговора, Джэкъ Шико позволилъ мистеру Джерарду прописывать женѣ лекарства, съ полнымъ довѣріемъ въ искусству молодого человѣка. Сэръ Джонъ Пельгамъ пріѣзжалъ разъ въ недѣлю, высказывалъ свое мнѣніе, иногда слегка измѣнялъ ходъ леченія. Болѣзнь была томительная, медленная, тяжелая для сидѣлки, мучительная и для тѣхъ, кто раздѣлялъ ея труды. Мужъ взялъ на себя обязанность ночной сидѣлки. Онъ наблюдалъ за больной и ухаживалъ за нею каждую ночь, пока мистриссъ Мезонъ спала въ теченіе четырехъ-пяти часовъ. Мистеръ Смолендо предложилъ имъ взять двухъ сидѣлокъ. Онъ былъ готовъ платить за все, что только могло улучшить положеніе страдалицы, хотя катастрофа съ Шико почти погубила его сезонъ. Не легко было добыть новинку, могущую замѣнить ее.
-- Нѣтъ,-- сказалъ Джэкъ Шико, я хочу брать такъ мало вашихъ денегъ, какъ только возможно; могу же я и самъ что-нибудь сдѣлать для жены. И безъ того отъ меня толку немного.
Джэкъ продолжалъ рисовать каррикатуры для юмористическихъ изданій и работалъ по ночамъ у постели жены. Умъ ея такъ и не пробуждался, со дня несчастій. Она была теперь также безпомощна, какъ когда ее принесли домой изъ театра. Даже Джерардъ начиналъ терять энергію, хотя съ прежними усиліями добивался исцѣленія.
Днемъ Джэкъ предпринималъ длинныя прогулки, удалялся отъ душнаго и дымнаго Лейстеръ-сквера на такое разстояніе, какое могли только осилить его длинныя ноги. Онъ направлялся на сѣверъ и доходилъ до Гэмпстеда, Гендона, Гайгета, Барнета, Гарроу на югъ и добирался до Дульвича, Стритгама, Бекенгама. Онъ бродилъ по лѣсамъ, теплый тихій воздухъ которыхъ былъ насыщенъ ароматомъ сосенъ, взбирался на горы, у подножія которыхъ лежалъ Лондонъ, молчаливый городъ, окутанный, словно плащемъ, голубоватымъ туманомъ. Деревня имѣла для него, въ этотъ періодъ его жизни, невыразимую прелесть. Онъ не былъ спокоенъ, пока не отрясетъ лондонскую пыль съ ногъ своихъ. Онъ, который, годъ тому назадъ, въ Парижѣ, проводилъ половину дня въ игрѣ на бильярдѣ, на антресоляхъ кофейни бульвара Сенъ-Мишель, или бродилъ по бульварамъ отъ Мадлены до Шато-д'О, теперь одиноко прогуливался по подгороднымъ полямъ, выбирая преимущественно такія дорожки, которыя бы вели подальше отъ человѣческаго жилья.
-- Васъ никогда дома нѣтъ, когда я захожу днемъ, мистеръ Шико,-- сказалъ Джерардъ однажды вечеромъ, когда зашелъ позже обыкновеннаго и засталъ пыльнаго, усталаго послѣ дневной прогулки, Джэка, дома.-- Какъ вы полагаете: не тяжело это m-me Шико?
-- Ей-то какое дѣло? Она не знаетъ, когда я здѣсь; она совершенно безъ сознанія.
-- Я вовсе въ этомъ не увѣренъ. Кажется, будто она безъ сознанія, но подъ этой апатіей, можетъ быть, и пробивается пониманіе внѣшнихъ предметовъ. Я надѣюсь, что умъ ея цѣлъ, хотя его отъ насъ скрываетъ густой туманъ.
Борьба была долгая, томительная. Насталъ день, когда самимъ Джерардомъ овладѣло отчаяніе. Рана на ногѣ заживала медленно, страданія ослабили паціентку. Несмотря на самый внимательный уходъ, силы ея страшно упали.
-- Она очень слаба, не правда ли?-- спросилъ Джэкъ, въ одинъ жаркій лѣтній день, въ концѣ іюня, когда душная лондонская улица напоминала пыльную печь, а слабый запахъ переспѣлой земляники и на половину сгнившихъ яблоковъ, наполнявшихъ телѣжку торговца фруктами, оставлялъ воздуху сладкій, болѣзненно дѣйствовавшій на нервы ароматъ.
-- Она такъ слаба, какъ только можетъ быть слабъ живой человѣкъ,-- отвѣтилъ Джерардъ.
-- Ваша вѣра начинаетъ слабѣть?
-- Я начинаю бояться.-- При этихъ словахъ своихъ, онъ замѣтилъ, что въ глазахъ Джэка Шико мелькнуло выраженіе неизъяснимаго облегченія; онъ поймалъ этотъ взглядъ; они стояли другъ противъ друга, причемъ одинъ изъ нихъ сознавалъ, что тайна его сердца обнаружена.
-- Я боюсь,-- рѣшительно проговорилъ врачъ,-- но я не перестану пытаться спасти ее. Я намѣренъ спасти ея жизнь, если это только въ предѣлахъ силъ человѣческихъ. Я душу свою положилъ на это.
-- Дѣлайте, что только можете,-- отвѣтилъ Шико.
-- Богъ надъ всѣми нами. Будетъ то, что судьба велитъ.
-- Вы, я полагаю, ее нѣкогда любили?-- спросилъ Джерардъ, не спуская своихъ проницательныхъ глазъ съ лица собесѣдника.
-- Я любилъ ее искренно.
-- Когда и почему перестали вы любить ее?
-- Почему вы знаете, что я разлюбилъ ее?-- спросилъ Шико, пораженный смѣлостью вопроса.
-- Мнѣ это извѣстно также хорошо, какъ вамъ самимъ. Я -- былъ бы жалкій докторъ для непонятной болѣзни мозга, еслибъ не съумѣлъ прочесть вашу тайну. Это бѣдное, лежащее предъ вами существо, уже нѣсколько времени какъ было для васъ бременемъ и источникомъ печали. Если Провидѣнію угодно будетъ взять ее, вы поблагодарите Провидѣніе. Вы не поднимете на нее руки, вы не откажете ей въ помощи, какую въ силахъ оказать ей, но смерть ея была бы для васъ невыразимымъ облегченіемъ. Чтожъ, я думаю, что желаніе ваше исполнится. Мнѣ кажется -- она умретъ.
-- Вы не имѣете права такъ говорить со мной,-- сказалъ Шико.
-- Не имѣю? Отчего человѣку не говорить свободно съ другимъ, ему подобнымъ человѣкомъ, отчего не высказать истину смѣло? Я не позволяю себѣ судить или осуждать васъ. Кто изъ насъ достаточно чистъ, чтобы обнажать грѣхъ брата своего? Но зачѣмъ мнѣ притворяться, что я не понимаю васъ? Зачѣмъ дѣлать видъ, что считаю васъ любящимъ и преданнымъ мужемъ? Гораздо лучше быть съ вами откровеннымъ. Да, мистеръ Шико, я полагаю, что дѣло это кончится по вашему, а не по моему.
Джэкъ стоялъ и мрачно смотрѣлъ въ открытое окно на грязную улицу, по которой медленно двигалась телѣжка съ земляникой, и слышался зычный голосъ продавца, кричавшій что-то на своемъ непонятномъ языкѣ. У него не нашлось ни слова въ отвѣтъ на откровенную рѣчь доктора. Обвиненіе было справедливо. Опровергать его онъ не могъ.
"Да, я нѣкогда любилъ ее",-- говорилъ себѣ вскорѣ, сидя у постели жены, по уходѣ Джорджа Джерарда.-- "Желалъ бы я знать, какого рода была эта любовь? Я сознавалъ, что вся жизнь моя -- одна неудача, и отказался отъ надежды когда-либо возвратиться на небитую дорогу, по которой идутъ порядочные люди; мнѣ казалось совершенно безразличнымъ на что ни употребить свою жизнь, на какой женщинѣ ни жениться. Она была самой красивой женщиной, какую я когда-либо видѣлъ, и она любила меня. Почему бы мнѣ на ней не жениться? Вдвоемъ мы могли жить кое-какъ, изо дня въ день. Мы оба легко смотрѣли на жизнь. То были пріятные дни. А между тѣмъ теаерь, оглядываясь назадъ, я удивляюсь тому, что могъ жить въ грязи, да еще радоваться этому. Какъ можетъ пасть даже джентльменъ, если разъ перестанетъ уважать себя! Когда я впервые почувствовалъ утомленіе? Когда возненавидѣлъ я ее? Не прежде, чѣмъ встрѣтилъ...-- О, рай, видѣнный мною сквозь полуотверстыя врата, ужели я увижу твои лучезарныя поля, проникну въ твой садъ, дышащій весельемъ и радостью?"
Онъ просидѣлъ у кровати въ задумчивомъ молчаніи, пока сидѣлка не пришла смѣнить его; тогда онъ вышелъ на пыльныя улицы и пошелъ по направленію въ сѣверу искать воздуха. Онъ обѣщалъ сидѣлкѣ возвратиться къ десяти часамъ, чтобы она могла поужинать и лечь спать, оставивъ его у больной на ночь. Таковъ былъ заведенный порядокъ.
-- Можетъ быть, когда я сегодня вечеромъ вернусь домой, все уже будетъ кончено,-- сказалъ онъ себѣ, и ему начало казаться, что послѣдніе нѣсколько лѣтъ, протекшіе со дня его женитьбы, были смутнымъ сномъ.
Все это теперь миновало. Глупости и радости этого періода его жизни составляли достояніе прошлаго. Онъ теперь могъ оглядываться назадъ и жалѣть жену свою и самого себя. Оба были глупы, оба заблуждались. Все это покончено. Они дошли до послѣдней страницы книги, которую вскорѣ закроютъ на вѣки. Онъ могъ прощать это глупое прошлое, могъ относиться къ нему съ состраданіемъ, теперь, когда оно больше не стѣсняло его будущаго.
Онъ далеко забрелъ въ этотъ день, онъ ступалъ легче, воздухъ въ окрестностяхъ Лондона былъ, или казался ему чище, прозрачнѣе обыкновеннаго. Онъ дошелъ до Гарроу, легъ на траву у памятника Байрона и задумчиво смотрѣлъ на смутно виднѣвшійся вдали Лондонъ.
Когда онъ возвратился въ улицу Сиберъ, былъ двѣнадцатый часъ. Таверна на углу улицы была заперта, самыя безсонныя изъ кумушекъ скрылись съ пороговъ своихъ домовъ. Онъ взглянулъ на окна перваго этажа. Кровать Шико была перенесена въ первую комнату, такъ какъ сидѣлка увѣряла, что ей тамъ веселѣе, но въ окно смотрѣла мистрисъ Мезонъ, а не Шико. Слабый, желтоватый свѣтъ виднѣлся сквозь грязную штору, какъ то бывало всегда, послѣ наступленія темноты. Ничто не указывало ни на какую перемѣну. Но безъ сомнѣнія все бы оставалось въ томъ же видѣ, еслибъ въ комнатѣ была -- смерть.
Пока Джэкъ стоялъ на порогѣ и обшаривалъ свои карманы, ища въ нихъ ключа, дверь отворилась и Дероль, жилецъ изъ второго этажа, вышелъ на улицу.
-- Я хочу посмотрѣть, не достану ли каплю водки въ тавернѣ Короны и Скипетра,-- сказалъ онъ въ видѣ объясненія,-- у меня опять былъ прежній припадокъ.
Мистеръ Дероль страдалъ какою-то хронической болѣзнью, на которую намекалъ въ общихъ выраженіяхъ, но которая требовала частаго употребленія возбуждающихъ средствъ.
-- Корона и Скипетръ заперта,-- сказалъ Джэкъ.-- У меня на верху есть водка, я вамъ отолью.
-- Вы чрезвычайно добры,-- сказалъ Дероль.-- Я бы провелъ мучительную ночь, еслибъ не могъ достать гдѣ-нибудь немного водки. Какъ вы поздно возвращаетесь!
-- Я зашелъ дальше обыкновеннаго. Вечеръ такой славный.
-- Неужели? Здѣсь онъ казался скучнымъ, сѣрымъ. Я думалъ, что у насъ будетъ гроза. Это, вѣроятно, мѣстное явленіе. У меня для васъ есть добрыя вѣсти.
-- Добрыя вѣсти для меня! Чтожъ, онѣ такъ рѣдки, что я, конечно, обрадуюсь имъ.
-- Женѣ вашей лучше, положительно лучше, я заходилъ освѣдомиться часа два тому назадъ. Сидѣлка думаетъ, что произошелъ переломъ. Мистеръ Джерардъ былъ здѣсь въ восемь часовъ; онъ того же мнѣнія. Просто чудеса! Она почувствовала облегченіе между тремя и пятью часами, покушала съ чѣмъ-то похожимъ на аппетитъ въ первый разъ съ тѣхъ поръ, какъ заболѣла. Мистрисъ Мезонъ въ восторгѣ. Удивительно, не правда ли?
-- Чудеса!-- воскликнулъ Джэкъ Шико. Трудно описать горечь, переполнившую его сердце, когда онъ отвернулся отъ сіявшаго передъ нимъ будущаго, сопровождавшаго его какъ видѣніе, въ теченіи цѣлаго вечера, и возвратился въ печальной дѣйствительности.
Онъ засталъ мистрисъ Мезонъ въ восхищеніи. Она никогда не видывала болѣе рѣзкой перемѣны въ лучшему.
-- Она слаба, какъ новорожденное дитя, бѣдняжка,-- говорила она о своей паціенткѣ,-- но точно будто жизнь незамѣтно, медленно возвращается, вонъ какъ приливъ покрываетъ прибрежный песокъ, послѣ того, какъ вода, во время отлива, дошла до своего самаго низкаго уровня.
Улучшеніе, съ этого часа, не прерывалось. Мозгъ, такъ долго отуманенный, пробудился словно отъ сна. Къ Заирѣ возвратились ея силы, ея сознаніе, ея красота, и дерзость, и смѣлость.
До наступленія сентября она была уже прежней Шико, женщиной, портреты которой красовались на всѣхъ лондонскихъ стѣнахъ. Мистеръ Смолендо былъ въ восторгѣ. Сломанная нога была также здорова, какъ и прежде. Шико будетъ въ состояніи танцовать въ началѣ ноября. Статейка, возвѣщавшая объ этомъ фактѣ, уже обошла всѣ газеты.
Другая, отличавшаяся болѣе фамильярнымъ тономъ, сообщала всему городу, что красота г-жи Шико пріобрѣла новый блескъ, за время ея продолжительной болѣзни и сопряжоннаго съ нею, по необходимости, пребыванія въ уединеніи. Мистеръ Смолендо хорошо зналъ свою публику.