Въ чопорномъ, старомъ саду замка не видно было ни единаго цвѣтка, кромѣ одной печальной чайной розы, казавшейся бѣлой и поблеклой подъ унылымъ, сѣрымъ небомъ, и нѣсколькихъ блѣдныхъ цвѣтовъ златоцвѣта, съ растрепанными лепестками, смотрѣвшихъ крайне плачевно.
-- Что за отвратительное утро!-- воскликнула Селія, глядя изъ окна уборной Лоры на размокшій лугъ и на блестѣвшую отъ дождя изгородь изъ тисовыхъ деревьевъ, за которой тянулась печальная перспектива цѣлаго ряда обнаженныхъ яблонь, и виднѣлась высокіе, черные тополи, обозначавшіе границу домашняго пастбища, среди котораго хорошенькія сѣрыя коровы съ острова Джерси наслаждались жизнью весною и лѣтомъ.
Лора и ея подруга сидѣли за раннимъ завтракомъ -- причемъ, ни та ни другая ѣсть ничего не могла -- у камина, въ уборной. Обѣ молодые женщины были сильно взволнованы, но въ то время, какъ одна изъ нихъ не могла усидѣть на мѣстѣ и безъ умолку болтала, другая сидѣла блѣдная и молчаливая, слишкомъ глубоко взволнованная, чтобы выказывать свое волненіе.
-- Капъ, капъ, капъ,-- капризно кричала Селія,-- сегодня одинъ изъ этихъ отвратительныхъ чисто-шотландскихъ тумановъ, который точно также можетъ продолжаться недѣлю, какъ и часъ. Красивы мы будемъ со своими шлейфами послѣ того, какъ пройдемся по длинной дорожкѣ, идущей черезъ кладбище, подъ такимъ дождемъ. Право, Лора, не сочти меня злой за то, что говорю это, но я всегда скажу, что твоя свадьба отпразднуется при самыхъ дурныхъ предзнаменованіяхъ.
-- Будто?-- сковала Лора съ слабой улыбкой.-- Неужели ты, въ самомъ дѣлѣ, воображаешь, что для меня, для предстоящей мнѣ жизни, составитъ какую-нибудь разницу то, обвѣнчалась ли я въ дождливый день или въ ясный? А мнѣ такъ нравится мысль перейти отъ теперешней скуки прямо на солнышко, такъ какъ я знаю, что наша семейная жизнь будетъ полна солнечныхъ лучей.
-- Какъ ты самонадѣянна,-- съ удивленіемъ воскликнула Селія.
-- Что мнѣ бояться? Мы нѣжно любимъ другъ друга. Какъ же намъ не быть счастливыми?
-- Все это прекрасно, но у меня было бы легче на душѣ, еслибъ ты вѣнчалась въ настоящемъ подвѣнечномъ платьѣ. Подумай, какъ тебѣ со временемъ-то неловко будетъ, когда тебя станутъ приглашать на большіе обѣды. Въ качествѣ новобрачной, тебѣ бы слѣдовало являться на нихъ въ бѣломъ атласномъ платьѣ, съ померанцовыми цвѣтами въ волосахъ. Теперь люди съ трудомъ повѣрятъ, что ты молодая.
-- А сколько большихъ обѣдовъ будетъ дано на разстояніи десяти миль отъ Газльгёрста, въ теченіи ближайшихъ шести мѣсяцевъ?-- спросила Лора.
-- Немного, конечно,-- вздохнула Селія.-- Въ этомъ отношеніи мы точно живемъ въ одномъ изъ отдаленнѣйшихъ поселеній Бенгаліи. Разумѣется, пап а и мам а дадутъ вамъ обѣдъ, и миссъ Сампсонъ пригласитъ васъ на чашку чая. О! эти чаепитія миссъ Сампсонъ! Чай и кофе подаютъ гостямъ на подносѣ, посеребренномъ посредствомъ гальванизма, rêverie Розеллева исполняется хозяйкой на старомъ, разбитомъ фортепьяно, за карточнымъ столомъ играютъ въ vingt-et-un, и въ заключеніе безумныхъ развлеченій, которыми побаловалъ вечеръ, подаются тартинки съ анчоусами, бланъ-манже и желе. Затѣмъ существуютъ аристократическія фамиліи графства: съ восточной стороны онѣ кончаются сэромъ Джошуа Паркеромъ, съ сѣверной -- вдовствующей лэди Баркеръ. Оба величаво посѣтятъ васъ. Лэди Баркеръ будетъ сожалѣть, что она уже не даетъ обѣдовъ съ кончины своего дорогого мужа, а лэди Паркеръ сведетъ съ вами счеты, приславъ вамъ пригласительный билетъ на свой лѣтній праздникъ, въ будущемъ іюлѣ.
Разговоръ этотъ происходилъ въ половинѣ девятаго. Въ девять часовъ обѣ молодыя дѣвушки были одѣты и совсѣмъ готовы, чтобы ѣхать въ церковь. Лора была прелестна въ своемъ сѣромъ шелковомъ, дорожномъ платьѣ и круглой сѣрой шляпѣ, съ падающимъ страусовымъ перомъ.
-- Одно я могу сказать по чести, отъ глубины души,-- воскликнула Селія, и Лора обернулась въ ней съ улыбкой, ожидая услыхать что-нибудь интересное,-- у тебя самое великолѣпное перо, какое я когда-либо видѣла въ жизни. Ты можешь отказать мнѣ его въ твоемъ завѣщаніи, если пожелаешь; я-таки похлопотала, чтобы достать его, и ты должна мнѣ быть благодарна за то, что я такъ отлично подобрала шляпу подъ цвѣтъ платья.
Онѣ ѣхали по грязной дорогѣ, между двухъ рядовъ обнаженныхъ, темныхъ, облитыхъ дождемъ деревьевъ, подъ такимъ печальнымъ и безцвѣтнымъ небомъ, какое когда-либо висѣло надъ Газльгёрстомъ. Старая церковь съ ея оригинальными уголками и темными боковыми притворами, съ ея фамильными скамейками на галлереѣ противъ органа, напоминавшими отчасти театральныя ложи, скамейками, на которыхъ помѣщалась обыкновенно аристократія, въ привилегированномъ уединеніи, съ ея старомодной каѳедрой, гербами, полинялыми пунцовыми подушками и драпировками -- церковь, которой никогда не касалась рука реставратора, надъ украшеніемъ которой не трудились и не хлопотали благочестивыя лэди, скучная, старинная, приходская церковь прошлаго столѣтія -- въ этотъ день смотрѣла мрачнѣе и печальнѣе, чѣмъ когда-нибудь. Даже присутствіе молодости и красоты не могло оживить ее.
Джонъ Тревертонъ и мистеръ Сампсонъ, служившій невѣстѣ посаженымъ отцомъ, пріѣхали послѣ всѣхъ. Женихъ былъ смертельно блѣденъ, и улыбка, съ которой онъ встрѣтилъ свою невѣсту, хотя дышала самой преданной любовью, не была радостна. Селія исполнила свои обязанности дружки съ дѣловымъ видомъ, достойнымъ величайшихъ похвалъ. Мистеръ Клеръ служилъ хорошо, блѣдный женихъ отвѣчалъ громко и ясно, когда наступила его очередь, тихій голосъ Лоры не дрогнулъ, когда она произносила слова, рѣшавшія ея судьбу. Свадебный завтракъ отличался мирной веселостью. Никого не удивляло, что женихъ былъ молчаливъ, а невѣста блѣдна и задумчива. Викарій и стряпчій находилась въ отличнѣйшемъ расположеніи духа; бойкій язычекъ Селіи, при всякомъ удобномъ случаѣ, поддерживалъ наведенный ими разговоръ. Мистрисъ Клеръ была полна дружескихъ предчувствій относительно образа жизни молодой четы, когда она усядется на мѣстѣ. Печальное, сырое утро возбудило аппетитъ гостей, и много похвалъ расточалось паштету и индѣйкѣ, начиненной трюфелями; а старыя вина, вынесенныя, въ покрытыхъ паутиною бутылкахъ, изъ самыхъ темныхъ угловъ погреба Джаспера Тревертона, были такъ хороши, что вызывали слабые проблески остроумія въ самыхъ лѣнивыхъ умахъ. Итакъ, свадебный завтракъ, имѣвшій характеръ небольшого, семейнаго собранія, прошелъ довольно пріятно.
Молодые должны были отправиться въ путь не ранѣе вечера. Они ѣхали по желѣзной дорогѣ, направляясь въ Дувръ.
Почти ничего не говорилось о медовомъ мѣсяцѣ. Гостямъ только въ общихъ выраженіяхъ намекнули, что Джонъ Тревертонъ и жена его ѣдутъ на югъ Франціи. Викарію пришлось вскорѣ послѣ завтрака, поспѣшно удалиться, чтобы прочесть похоронныя молитвы надъ гробомъ почтеннаго прихожанина, а все остальное общество приняло его отъѣздъ за сигналъ въ разъѣзду. Ничто ихъ не удерживало. Эта свадьба не была похожа на другія свадьбы. Не предвидѣлось никакихъ вечернихъ увеселеній, не было и ослѣпительнаго ряда свадебныхъ подарковъ, на которые можно было бы поглазѣть, о которыхъ можно было бы потолковать. У Лоры было такъ мало друзей, что свои свадебные подарки она могла пересчитать по пальцамъ той маленькой, бѣленькой ручки, которая казалась ей незнакомой, удивительной, такъ какъ была украшена блестящимъ, новымъ кольцомъ, широкимъ и массивнымъ золотымъ обручемъ, такимъ прочнымъ, что она, конечно, проноситъ его до своей золотой свадьбы. Немногочисленные гости почувствовали, что имъ ничего болѣе не остается, какъ распроститься, повторивъ, не одинъ разъ, свои добрыя пожеланія и высказавъ радостныя предчувствія относительно празднествъ, имѣющихъ оживить старый домъ, по истеченіи медоваго мѣсяца.
Всѣ разъѣхались; короткій зимній день клонился къ концу, новый годъ приближался быстрыми шагами. Стараго года оставалось лишь нѣсколько часовъ. Какая тишина царила въ домѣ въ эти зимнія сумерки, тишина, почти напоминавшая смерть. Лора и Селія долго не могли разстаться: онѣ откладывали свое прощанье до послѣдней минуты и еще оставались вдвоемъ въ залѣ, послѣ отъѣзда остальныхъ гостей. Селіи нужно было сказать такъ много, дать столько наставленій относительно рукавчиковъ и воротничковъ, и времени дня и года, въ какое Лора должна носить свои различныя платья. Кромѣ того, были порывы ласкъ, объятія и прочее.
-- Ты совсѣмъ разлюбишь меня теперь, когда у тебя мужъ,-- прошептала Селія.
-- Ты сама знаешь, что это неправда, глупая дѣвочка. Мое замужество нимало не намѣнять моихъ чувствъ.
-- О, оно всегда измѣняетъ ихъ,-- сказала Селія съ знающимъ видомъ.-- Когда человѣкъ женится, то друзья его холостой жизни исчезаютъ со сцены, всякій это знаетъ; съ дѣвушкой происходить совершенно то же самое. Я такъ и жду, что ничего не буду для тебя значить.
Лора объявила, что она всегда останется вѣрна дружбѣ, и онѣ разстались. Селія побѣжала домой одна, запрятавъ свой нарядный, свадебный туалетъ подъ непромокаемый плащъ.
Дождь тѣмъ временемъ пересталъ, и на западѣ виднѣлось красное зарево зимняго заката.
Дверь залы шумно захлопнулась, звукъ этотъ отдался среди молчанія, наполнявшаго домъ, и Лора медленно направилась въ гостиную, нѣсколько удивляясь тому, что была одна-одинехонька въ день своей свадьбы. Все вообще такъ не подходило въ обычному представленію, какое составляется о свадьбѣ: это промедленіе съ отъѣздомъ, этотъ непріятный промежутокъ между свадебнымъ завтракомъ и свадебнымъ путешествіемъ.
Она нашла гостиную пустою. Полчаса тому назадъ, когда она пошла наверхъ, чтобы помочь Селіи закутаться въ ватерпруфъ, она оставила тамъ Джона Тревертона съ мистеромъ Сампсономъ; теперь оба исчезли. Обширная комната, отличавшаяся старомоднымъ великолѣпіемъ, была освѣщена лишь догоравшимъ въ каминѣ пламенемъ. Бѣлыя стѣны и старинныя зеркала смотрѣли непривѣтно, въ темные углы комнаты было страшно заглянуть.
-- Можетъ быть, я найду его въ кабинетѣ,-- сказала себѣ Лора, пора чай пить.
Она тихо засмѣялась сама надъ собой. Какъ ново, какъ странно покажется имъ сѣсть tète-à-tète за чайный столъ, мужемъ и женою, устроившимися на всю жизнь своимъ домомъ. Никакихъ сомнѣній ни другъ въ другѣ, ни въ своей судьбѣ уже не могло быть:-- торгъ былъ заключенъ, узы наложены, слово дано, одна смерть могла освободить отъ этихъ обязательствъ.
Тихо подвигалась она, среди царившаго въ домѣ молчанія, къ комнатѣ, находящейся на концѣ корридора, къ маленькой книжной комнатѣ, выходившей окнами въ цвѣточный садъ. Она тихо отворила дверь, желая незамѣтно подкрасться и надѣясь застать мужа, погруженнаго въ пріятныя мечты, но уже на порогѣ остановилась она въ ужасѣ, не будучи въ состояніи выговорить слова.
Онъ сидѣлъ въ позѣ, выражавшей глубочайшее уныніе, опустивъ голову на скрещенныя руки, лица его не было видно. Рыданія, такія рыданія, какія рѣдко вырываются изъ истерзанной души сильнаго мужчины, разрывали сердце Джона Тревертона. Онъ, очевидно, отдался тѣломъ и душою страстному, непобѣдимому отчаянію.
Лора подбѣжала къ нему, склонялась надъ нимъ, тихо обвила его шею рукой.
-- Милый, что съ тобою?-- нѣжно, дрожащими устами спросила она.-- Такое горе, и въ такой день, какъ нынѣшній! Что-нибудь ужасное должно было случиться. О, скажи мнѣ, голубчикъ, скажи мнѣ все!
-- Я ничего не могу сказать тебѣ,-- отвѣтилъ онъ охрипшимъ голосомъ, слегка отталкивая ея руку.-- Оставь меня, Лора. Если тебѣ меня жаль, оставь меня наединѣ бороться съ самимъ собою. Это единственная услуга, какую ты мнѣ оказать можешь.
-- Оставить тебя въ такомъ горѣ! Нѣтъ, Джонъ, я имѣю право раздѣлить твою скорбь. Я не уйду, пока ты не довѣришься мнѣ. Довѣрься мнѣ, милый, довѣрься мнѣ. Бому тебѣ и довѣриться, если не женѣ?
-- Ты не знаешь,-- съ судорожныхъ вздохомъ, почти сердито проговорилъ онъ.-- Есть печали, которыхъ ты раздѣлять не можешь; есть терзанія столь глубокія, что тебѣ некогда не измѣрить глубины ихъ. Сохрани Богъ, чтобы твоя чистая, молодая душа когда-либо низошла въ эту черную пропасть. Лора, если ты любишь, если ты жалѣешь меня -- а право, голубка, я нуждаюсь въ твоемъ сожалѣніи -- оставь меня теперь на минуту, дай мнѣ наединѣ справиться съ моей борьбой. Эта борьба, Лора, самая сильная, черезъ какую когда-либо проходила моя слабая душа. Вернись черезъ часъ, милая, и тогда ты узнаешь -- я объясню -- хотя часть этой тайны. Черезъ часъ, черезъ часъ,-- повторялъ онъ, съ возроставшимъ волненіемъ, указывая на дверь дрожащею рукой.
Лора постояла съ минуту въ нерѣшимости. Она была глубоко взволнована, ея женское достоинство, ея супружеская гордость были задѣты за живое. Затѣмъ, съ полу-печальной, полу-насмѣшливой улыбкой на устахъ, она тихо привела ему кроткую рѣчь самой кроткой изъ всѣхъ Шекспировскихъ героинь:
-- Мнѣ отказать вамъ? Нѣтъ. Простите, повелитель мой;
Какъ бы вы со мной ни обращались, повинуюсь.
И съ этими словами, она оставила его, съ душой переполненной тяжелымъ недоумѣніемъ.
Еслибъ она могла видѣть полный отчаянія взглядъ, который онъ обратилъ на нее, когда она уходила; еслибъ она могла видѣть, какъ онъ вздрогнулъ, когда дверь за нею затворилась, какъ онъ всталъ съ мѣста, кинулся къ двери, опустился на колѣни, прижался губами къ безчувственной половинкѣ, до которой коснулась ея рука, какъ онъ сталъ биться лбомъ о дерево въ припадкѣ отчаянія; еслибъ она могла видѣть все это, она бы вѣрнѣе оцѣнила силу его любви и горечь его печали.
Она прошла къ себѣ въ комнату и сидѣла тамъ въ безпомощномъ недоумѣніи отъ этого горя, отъ этой тайны, внезапно разразившейся надъ ея головой подобно громовой тучѣ, среди яркаго блеска ея новой жизни. Что все это значило? Неужели всѣ его увѣренія въ любви были лживы? Неужели онъ женился на ней ради состоянія его двоюроднаго брата, несмотря на всѣ свои увѣренія въ противномъ? Не любилъ ли онъ другую? Не существовало ли какой-нибудь старой, дорогой связи, дѣлавшей наложенныя имъ сегодня на себя увы невыносимыми для него? Какова бы ни была причина его раскаянія, Лорѣ было ясно, что человѣкъ, ставшій ея мужемъ нѣсколько часовъ тому назадъ, горько раскаявался въ томъ, что женился на ней. Никогда, конечно, не наносилось женщинѣ такого глубокаго оскорбленія.
Она сидѣла въ освѣщенной пламенемъ камина уборной, смотрѣла прямо передъ собой, оцѣпенѣлая и безпомощная въ своемъ горѣ, въ своемъ уничиженіи. Размышленіе не могло бросить новаго свѣта на поведеніе ея мужа. О чемъ могъ онъ горевать или сожалѣть, если любилъ ее? Никогда не улыбалась судьба ласковѣе мужу и женѣ, чѣмъ улыбалась имъ.
Она мысленно оглянулась на тѣ нѣсколько дней, въ теченіи которыхъ они были женихомъ и невѣстой, и припомнила многое, что подтверждало ея идею относительно того, что онъ никогда искренно не любилъ ея, а дѣйствовалъ лишь подъ вліяніемъ однихъ корыстолюбивыхъ побужденій. Она вспомнила, какимъ онъ былъ холоднымъ женихомъ, какъ рѣдко вызывалъ онъ ее на откровенный разговоръ, какъ мало говорилъ ей о своей собственной жизни, какъ всегда, повидимому, радъ былъ обществу Селіи, хотя бесѣда этой молодой особы бывала пуста и даже утомительна. Все это было слишкомъ ясно. Она одурачена этимъ человѣкомъ, которому такъ беззавѣтно отдала свое сердце, отъ котораго не требовала ничего, кромѣ искренности и прямодушія. Пережила она и этотъ часъ ожиданія. То былъ самый длинный часъ въ ея жизни. Горничная пришла поправить огонь въ каминѣ, зажечь свѣчи на туалетномъ столѣ и промѣшкала немного, дѣлая видъ, что возится среди сундуковъ и дорожныхъ мѣшковъ; она ожидала, что барыня заговоритъ съ ней, но ничего не дождавшись, тихо вышла, возвратилась къ остальнымъ слугамъ, пировавшимъ въ комнатѣ экономки, гдѣ въ воздухѣ стоялъ запахъ чаю и поджареннаго хлѣба съ масломъ, и разсказала имъ, какъ скучна молодая, сидитъ, точно статуя, и слова не говоритъ.
-- Кто это сейчасъ вышелъ изъ входной двери?-- спросилъ старикъ дворецкій, поднимая голову отъ чашки чаю, на которую дулъ.-- Я слышалъ, какъ она хлопнула.
-- Должно быть, мистеръ Тревертонъ,-- сказала Мэри, горничная Лоры.-- Я его встрѣтила въ залѣ. Онъ, вѣрно, вышелъ выкурить сигару. Было слишкомъ темно, чтобы мнѣ видѣть лицо его, но походка его мнѣ не показалась такой легкой, какъ, по моимъ понятіямъ, должна быть походка джентльмена въ день его свадьбы.
-- Не знаю,-- замѣтилъ мистеръ Тримеръ, дворецкій.-- Можетъ быть, день свадьбы и не есть самый пріятный день въ жизни человѣка. Слишкомъ много глазъ на него смотрятъ. Онъ чувствуетъ, что всѣ на него обращаютъ вниманіе, и если онъ человѣкъ не слишкомъ смѣлый, то это тяготитъ его. Я такъ отлично понимаю, что мистеру Тревертону сегодня не по себѣ. Къ тому же имѣніе ему досталось, можно сказать, чудомъ, оно еще у него не въ рукахъ, и онъ не будетъ чувствовать себя независимымъ, пока годъ не кончится, и имѣніе не будетъ ему предоставлено.
Часъ ожиданія прошелъ. Послѣднія двадцать минутъ Лора просидѣла съ часами въ рукахъ. Теперь она встала съ порывисто бившимся сердцемъ и быстро сошла съ широкой, старой лѣстницы, торопясь выслушать слова мужа, которыя должны были разъяснить ей его необычайное поведеніе. Онъ обѣщалъ ей все объяснить.
Не глупа ли она была, когда въ теченіи послѣдняго часа терзала себя тщетными попытками разгадать тайну?
Не была ли она еще глупѣе, когда приходила къ различнымъ заключеніямъ и безповоротно рѣшала въ умѣ своемъ, что Джонъ Тревертонъ не любитъ ее? Горе его могло имѣть двадцать другихъ причинъ, говорила она себѣ теперь, когда часъ ожиданія истекъ, и она готовилась выслушать его объясненіе.
Она дрожала, подходя въ двери, и чувствовала, что еще минута и она пошатнется и упадетъ въ обморокъ на порогѣ. Она приближалась къ самому критическому моменту своей жизни,-- къ поворотной точкѣ своей судьбы. Все будетъ зависѣть отъ того, что Джонъ Тревертонъ имѣетъ сообщить ей. Она отворила дверь и вошла, не дыша, не будучи въ силахъ говорить. Она чувствовала, что не въ состояніи предлагать ему вопросы, а можетъ только стоять передъ нимъ и слушать все, что онъ ей скажетъ.
Комната была пуста, это Лора могла разглядѣть при колебавшемся свѣтѣ пламени; всмотрѣвшись, она увидала письмо, лежавшее на столѣ. Онъ написалъ ей. То, что онъ имѣлъ сообщить, было слишкомъ ужасно, чтобы быть переданнымъ на словахъ, а потому онъ написалъ. Надежда и спокойствіе замерли въ душѣ ея при видѣ этого письма. Она поспѣшно возвратилась въ свою уборную, гдѣ оставила зажженныя свѣчи, заперлась, и здѣсь стоя, облокотившись о каминъ, ощущая слабость во всемъ тѣлѣ и продолжая дрожать, она разорвала конвертъ и прочла письмо мужа.
"Милая и вѣчно милая!-- Когда письмо это будетъ въ твоихъ рукахъ, я уже оставлю тебя, по всѣмъ вѣроятностямъ на долго, а можетъ быть и навсегда. Я люблю тебя такъ нѣжно, такъ горячо, такъ страстно, какъ только можетъ мужчина любить женщину, и страданіе, какое я испытываю, покидая тебя, хуже страданія, причиняемаго приближеніемъ смерти. Жизнь мнѣ не такъ дорога, какъ ты. Въ этомъ мірѣ для меня нѣтъ другихъ радостей, кромѣ твоего дорогого общества, твоей небесной люби, а между тѣмъ я, несчастнѣйшій изъ людей, долженъ отъ нихъ отказаться.
"Милая, я совершилъ постыдное, а можетъ быть, и безумное дѣло. Я совершилъ преступленіе изъ желанія связать мою жизнь съ твоею, въ надеждѣ, что когда-нибудь связь эта станетъ законной и полной. Этимъ моимъ поступкомъ достигаются двѣ дѣли. Я отвоевалъ тебя у другихъ -- у жены Джона Тревертона не будетъ жениха -- и я утвердилъ за тобою владѣніе твоимъ старымъ домомъ и состояніемъ твоего пріемнаго отца. Его желаніе, по крайней мѣрѣ, исполнено посредствомъ нашей печальной свадьбы".
"Дорогая; радость, я долженъ оставить тебя; существуетъ старая связь, запрещающая мнѣ, какъ честному человѣку, стать для тебя чѣмъ-нибудь большимъ, чѣмъ я теперь. Я твой мужъ -- по имени, твой защитникъ, еслибъ въ томъ встрѣтилась надобность, передъ цѣлымъ міромъ, твой вѣрный рабъ, втайнѣ и въ разлукѣ, до самаго дня смерти моей. Если судьба будетъ къ намъ милосерда, то связь, о которой я говорю, не продлится вѣчно. Цѣпи мои когда-нибудь спадутъ съ меня, и я вернусь въ тебѣ свободнымъ человѣкомъ. О, моя голубка, пожалѣй и прости меня, сохрани мнѣ навсегда мѣстечко въ твоемъ сердцѣ и повѣрь, что я дѣйствовалъ единственно подъ вліяніемъ любви. Я не дотронусь ни до единаго пенса изъ состоянія моего двоюроднаго брата до тѣхъ поръ, пока не вернусь въ тебѣ свободнымъ человѣкомъ и не получу богатства и счастія изъ твоихъ рукъ. До тѣхъ поръ ты будешь единственной владѣлицей Газльгёрстскаго замка и всего съ нимъ связаннаго состоянія. Мистеръ Сампсонъ скажетъ тебѣ, какую дарственную запись я составилъ, запись, которая будетъ мною подписана въ тотъ день, когда я сдѣлаюсь владѣльцемъ помѣстья моего двоюроднаго брата, Джаспера.
"Милая, больше я ничего сказать не могу. Если ты удостоишь когда-нибудь подумать о томъ, кто такъ жестоко обманулъ тебя, думай обо мнѣ съ состраданіемъ, какъ о самомъ несчастномъ изъ людей. Прости меня, если можешь; я даже осмѣливаюсь надѣяться на твое прощеніе, основываясь на свойственной тебѣ безпредѣльной добротѣ. Мнѣ, при всемъ моемъ горѣ, отрадно сознавать, что ты носишь мое имя,-- что между нами существуетъ связь, которая никогда порвана быть не можетъ, даже если бы судьба была такъ жестока, что разлучила бы насъ на всю жизнь. Но я надѣюсь на лучшія времена, надѣюсь, что настанетъ день, когда я назову себя,-- съ гордостью и радостью болѣе сильными, чѣмъ страданіе, какое ощущаю сегодня,-- твоимъ любящимъ мужемъ.
"Джонъ Тревертонъ."
Она простояла нѣсколько минутъ блѣдная, какъ мраморъ, съ письмомъ въ рукѣ, затѣмъ поднесла его къ губамъ и страстно поцѣловала.
-- Онъ любитъ меня!-- вскрикнула она невольно.-- Благодарю за это Бога. Я все могу вынести теперь, когда увѣрена въ этомъ.
Она слѣпо повѣрила письму. Женщина, болѣе знакомая со зломъ царящимъ въ этомъ мірѣ, можетъ быть не увидала бы ничего кромѣ лжи въ этихъ необузданныхъ строкахъ Джона Тревертона; но въ глазахъ Лоры онѣ дышали истиной, и одной истиной. Онъ поступилъ очень дурно; но онъ любитъ ее. Онъ причинилъ ей чуть ли не величайшій вредъ, какой мужчина можетъ причинить женщинѣ; но онъ любитъ ее. Онъ обманулъ, одурачилъ ее, сдѣлалъ ее смѣшною въ глазахъ ея друзей и знакомыхъ; но онъ любитъ ее. Эта одна его добродѣтель почти искупала всѣ его преступленія.
-- Мнѣ рѣшительно не къ чему пытаться возненавидѣть его,-- говорила она себѣ, въ жалобномъ самоуничиженіи,-- такъ какъ я люблю его всѣмъ сердцемъ, всей душой. Мнѣ кажется, что я безхарактерная молодая женщина, несчастное, жалкое созданіе, такъ какъ не могу перестать любить его, несмотря на то, что онъ поступилъ со мной крайне жестоко и почти разбилъ мое сердце.
Она заперла письмо въ потайной ящикъ своей туалетной шкатулки, сѣла на низенькую скамеечку у камина и тихо заплакала надъ этимъ новымъ, страннымъ горемъ.
-- Селія была права,-- сказала она себѣ, нѣсколько времени спустя, съ горькой улыбкой.-- То была свадьба съ дурными предзнаменованіями. Незачѣмъ ей было такъ хлопотать о моихъ воротничкахъ и рукавчикахъ.
Еще позже, она задумалась надъ затруднительностью, надъ нелѣпостью своего положенія.
-- Жена и вдова,-- думала она,-- съ мужемъ, убѣжавшимъ отъ меня въ день моей свадьбы. Какъ мнѣ объяснить свѣту поведеніе его? Какимъ глупымъ, несчастнымъ существомъ покажусь я имъ всѣмъ!
Ей вдругъ пришло въ голову, что она не въ состояніи, по крайней мѣрѣ на первыхъ порахъ, объяснять поведеніе своего мужа постороннимъ, приводитъ причины, по которымъ онъ покинулъ ее. Все -- легче этого. Она должна убѣжать куда-нибудь. Она должна предоставить времени всяческія объясненія. Ей будетъ легче написать своему старому другу викарію издалека.
Она готова была вынести все, что угодно, лишь бы не подвергаться перекрестному допросу Селіи, которая никогда не довѣряла Джону Тревертону, и могла быть втайнѣ обрадована тѣмъ, что онъ оказался обманщикомъ.
-- Я должна уѣхать безотлагательно,-- рѣшила она:-- ныньче же вечеромъ. Я должна провести свой медовый мѣсяцъ -- одна.
Она позвонила, Мэри сейчасъ же явилась, вся раскраснѣвшаяся отъ чаю, поджареннаго хлѣба съ масломъ и смѣшливаго настроенія, господствовавшаго въ нижнемъ этажѣ.
-- Къ какому времени заказанъ для насъ экипажъ, Мэри,-- спросила мистрисъ Тревертонъ.
-- Къ тремъ четвертямъ восьмого, сударыня. Поѣздъ отходитъ въ сорокъ минутъ девятаго.
-- А теперь ровно половина седьмого. Мэри, какъ ты думаешь, можешь-ли ты собраться -- ѣхать со мной -- въ часъ съ четвертью?
Ранѣе предполагалось,-- въ величайшему разочарованію Мэри, жаждавшей увидать иностранныя земли,-- что Лора будетъ путешествовать съ мужемъ безъ горничной.
-- Господи, сударыня, у меня ничего не уложено; но я бы очень желала ѣхать. Вы не изволите шутить?
-- Я не шучу и буду очень тобой довольна, если ты успѣешь уложить свой сундукъ, чтобы ѣхать со мной.
-- Я это сдѣлаю, сударыня,-- съ восторгомъ воскликнула Мэри и помчалась съ лѣстницы, какъ сумасшедшая, чтобы объявить всѣмъ собравшимся въ комнатѣ экономки, что она ѣдетъ во Францію со своей барыней.
-- Это внезапная перемѣна,-- сказалъ дворецкій.-- А гдѣ же мистеръ Тревертонъ все это время? Ему бы не слѣдовало оставаться на улицѣ въ потьмахъ и курить сигару вмѣсто того, чтобы посидѣть съ женою.
-- Конечно, не слѣдовало,-- съ негодованіемъ замѣтила Мэри,-- онъ мужъ совсѣмъ не по моимъ мыслямъ: оставлять ее, бѣдняжку, тосковать въ одиночку въ день ея свадьбы! Я увѣрена, что она сейчасъ всѣ глава свои выплакала, хотя была настолько хитра, что говорила со мною отвернувши отъ меня лицо. Я думаю, что она рѣшилась взять меня съ собою заграницу для компаніи, такъ какъ чувствуетъ, что ей будетъ скучно съ нимъ.
-- Ты бы лучше пошла укладывать свой ящикъ,-- сказала экономка,-- чѣмъ стоять здѣсь и сплетничать. Что ты понимаешь въ обычаяхъ господъ, женатыхъ или холостыхъ, желала бы я знать? Когда ты пробудешь въ услуженіи также долго, какъ пробыла я, тогда можешь толковать.
-- Вотъ еще,-- проговорила негодующая Мэри, и затѣмъ выразила надежду, что душа ея составляетъ ея собственность, даже въ Газльгёрстскомъ замкѣ.
Ранѣе половины восьмого, Мэри уложила свой ящикъ и отослала его въ залу. Сундуки и мѣшки мистрисъ Тревертонъ были также снесены внизъ. Въ три четверти восьмого, экипажъ подъѣхалъ къ дверямъ: то было старомодное ландо, въ которомъ Джасперъ Тревертонъ совершалъ свои ежедневныя прогулки; оно запряжено было парой рослыхъ лошадей, въ началѣ своей жизни ходившихъ подъ плугомъ. Съ той минуты, какъ лампы были зажжены, никто не видалъ молодого. Чайный приборъ былъ своевременно поданъ въ книжную комнату, самоваръ весь выкипѣлъ, но никто не приходилъ туда дѣлать чай. Лора сошла внизъ только тогда, когда экипажъ стоялъ уже у дверей.
-- Джо, сбѣгай, разыщи мистера Тревертона,-- закричалъ дворецкій своему помощнику.
-- Мистеръ Тревертонъ встрѣтитъ насъ на станціи,-- поспѣшно проговорила Лора, затѣмъ сѣла въ экипажъ, и приказала Мэри слѣдовать за ней.
-- Скажите кучеру, чтобъ ѣхалъ скорѣй на станцію,-- сказала она дворецкому. Лишь хлопнулъ бичъ, откормленныя лошади быстро повернули громоздкій экипажъ, точно собираясь разрушить до основанія старый домъ, и полетѣли по аллей съ страшнымъ шумомъ.
-- Отъ роду этого не видывала!-- воскликнула экономка.
-- Подумай только, что онъ встрѣтитъ ее на станціи, а не поѣхали они вмѣстѣ, сидя рядышкомъ, какъ настоящіе молодые.
-- Боюсь я, что здѣсь не больно много истинной любви-то, Марта,-- сентенціозно проговорилъ ея мужъ, а затѣмъ, перейдя въ фамильярный тонъ, прибавилъ:-- Марта, мы съ тобой женились, мы вѣдь не такъ распорядились, не правда-ли, дѣвочка моя?