Со дня свадьбы Лоры прошло три недѣли и одинъ день -- новому году исполнилось ровно три недѣли. То былъ очень болѣзненный и непривѣтный годъ въ этомъ младенческомъ фазисѣ своего существованія. Со дня его рожденія едва-ли былъ и одинъ день хорошей погоды: ничего, кромѣ дождя, грязи, сырого рѣзкаго холода, утреннихъ и вечернихъ тумановъ. То не была славная, откровенная, старомодная зима; такая, о какихъ мы читаемъ въ повѣстяхъ, и какой пользуемся, приблизительно, разъ въ десять лѣтъ. Стояла просто непріятная, дурная погода, которую трудно было отнести къ какому-либо опредѣленному времени года.
Наканунѣ описываемаго дня исполнился годъ кончинѣ Джаспера Тревертона, и Томъ Сампсонъ лѣниво и удобно размышлялъ о своемъ бывшемъ кліентѣ, сидя у камина въ кабинетѣ! прихлебывая чай, который приказалъ подать себѣ въ свою нору, такъ какъ онъ страшно занять. Онъ еще не обмакнулъ пера въ чернилы, а было уже половина десятаго; но Элизѣ Самсонъ вовсе объ этомъ знать не слѣдовало. Она была совершенно убѣждена, что, когда братъ ея проводить вечеръ въ кабинетѣ, онъ, значитъ, усиленно работаетъ. Если она заглядывала къ нему, то наставала его усиленно царапающимъ по бумагѣ скрипучихъ гусинымъ перомъ, летѣвшимъ съ такой быстротой, съ какой мчится экстренный поѣздъ мимо второстепенной станціи; ей не подобало вѣдать, что Томасъ схватилъ перо и сдѣлалъ видъ, что занимается только тогда, когда заслышалъ ея легкіе шаги у дверей. Домашняя жизнь вся состоитъ изъ такихъ маленькихъ тайнъ.
Въ описываемый вечеръ Томъ Сампсонъ находился въ особенно лѣнивомъ настроеніи. Онъ становился богатымъ человѣкомъ, не вслѣдствіе значительныхъ заработковъ, а вслѣдствіе незначительности расходовъ, и жизнь эта, въ глазахъ многихъ неразрѣшимая проблема, давалась ему также легко, какъ одна изъ девяти элементарныхъ аксіомъ "Эвклида", которыя, повидимому, такъ глупо-очевидны, что надъ ними не задумается самый маленькій школьникъ, какъ-то: -- если двѣ равныя величины отнять отъ двухъ равныхъ величинъ, остатки будутъ равны, и т. п.
Томъ соображалъ, что пора ему подумывать о женитьбѣ.
Онъ не былъ влюбленъ и никогда не бывалъ съ тѣхъ поръ, какъ обмѣнилъ курточку на сюртукъ; но онъ говорилъ себѣ, что настало время, когда онъ можетъ благоразумно позволить себѣ влюбиться. Онъ не хотѣлъ любить слишкомъ сильно, а только благоразумно.
"Лиззи хорошая дѣвушка и привычки мои знаетъ,-- говорилъ онъ себѣ,-- но она становится старой дѣвой, а этотъ недостатокъ все будетъ возрастать. Да, рѣшительно, пора мнѣ подумать о женитьбѣ. Только выборъ человѣка такъ чертовски ограниченъ въ подобной трущобѣ. Я не хочу жениться на дочери фермера, хотя могъ бы получить красивую, здоровую, молодую дѣвушку и хорошенькую сумму денегъ, еслибъ пожелалъ взять себѣ подругу изъ земледѣльческаго класса; но у Тома Сампсона свои недостатки, и гордость -- одинъ изъ нихъ. Я бы желалъ, чтобы жена моя была повыше меня. Вотъ Селія Клеръ, напримѣръ. Она, пожалуй, въ томъ родѣ, какой мнѣ нравится, толстенькая, хорошенькая, съ милыми, живыми манерами. Бѣдная Лиззи слишкомъ ужъ угощала меня сентиментальностью. Да, не дурно было бы жениться на Селіи. И, мнѣ кажется, что я ей нравлюсь".
Здѣсь размышленія мистера Сампсона были прерваны звукомъ шаговъ, приближавшихся по садовой дорожкѣ, которая была тотчасъ за дверью кабинета. Кромѣ двери въ садъ, изъ кабинета выходила дверь и въ переднюю; черезъ послѣднюю всегда оффиціально входили кліенты мистера Сампсона. Одни лишь короткіе знакомые приходили къ нему черезъ садовую дверь, и онъ никакъ не могъ себѣ представить, кто бы могъ быть его поздній посѣтитель.
"Десять часовъ,-- говорилъ онъ себѣ.-- Должно быть что-нибудь особенное. Можетъ быть, у старика Пульсби новый приступъ подагры въ желудкѣ, и онъ хочетъ измѣнить свое завѣщаніе. Онъ всегда измѣняетъ свое завѣщаніе, когда съ никъ приключится сильный припадокъ. Страданіе дѣлаетъ его такимъ сердитымъ, что для него составляетъ облегченіе лишить кого-нибудь наслѣдства".
Таковы были соображенія мистера Сампсона, пока онъ отодвигалъ засовъ и отворялъ стеклянную садовую дверь. Человѣкъ, стоявшій передъ нимъ, не былъ посланнымъ отъ мистера Пульсби; то былъ Джонъ Тревертонъ, одѣтый въ бѣлый макинтошъ, съ котораго вода стекала небольшими ручейками.
-- Вы-ли это, или ваша тѣнь? спросилъ Сампсонъ, отступая, чтобы дать войдти своему кліенту.
Вопросъ имѣлъ нѣкоторое основаніе. Лицо Джона Тревертона было также бѣло, какъ его одежда, и общее впечатлѣніе, производимое блѣднымъ, изможденнымъ лицомъ и длиннымъ бѣлымъ сюртукомъ, невольно напоминало привидѣніе.
-- Я самый, съ кровью и плотью, увѣряю васъ, дорогой Сампсонъ,-- хладнокровно отвѣтилъ тотъ, снимая свой макинтошъ и становясь передъ ярко-пылавшимъ въ каминѣ огнемъ,-- только плоть-то промерзла до костей.
-- Я думалъ, вы на югѣ Франціи.
-- Все равно что бы вы ни думали; какъ видите, я здѣсь. Вчера я сдѣлался законнымъ владѣльцемъ помѣстья моего двоюроднаго брата. Я пріѣхалъ подписать дарственную запись. Все, разумѣется, готово?
-- Готово, да; но я не думалъ, чтобы вы такъ стали торопиться. Я полагалъ, что вы проведете тамъ вашъ медовый мѣсяцъ.
-- Мой медовый мѣсяцъ очень мало значитъ сравнительно съ будущимъ благосостояніемъ моей жены. Ну, Сампсонъ, за дѣло. Кто засвидѣтельствуетъ мою подпись?
-- Сестра моя и кто-нибудь изъ слугъ моихъ это сдѣлаетъ.
-- Такъ зовите ихъ, я готовъ подписать.
-- Не лучше-ли вамъ прежде перечесть документъ.
-- Да, пожалуй, нельзя быть слишкомъ осторожнымъ. Вы, конечно, совѣтовались съ кѣмъ слѣдуетъ, документъ надежны!?
-- Вполнѣ надежный. Вашъ даръ такъ простъ, что относительно редакціи документа не могло представиться никакихъ затрудненій. Вы все отдаете женѣ своей. Я думаю, что вы безумецъ, то же подумалъ и тотъ, съ кѣмъ я совѣтовался; но, вѣдь, это разницы для васъ не составляетъ.
-- Ни малѣйшей.
Джонъ Тревертонъ присѣлъ къ письменному столу и прочелъ дарственную запись отъ перваго слова до послѣдняго. Онъ въ ней отдавалъ своей дорогой женѣ, Лорѣ Тревертонъ, все имущество, движимое и недвижимое, какимъ только владѣлъ, отдавалъ ей его въ отдѣльное пользованіе. Было много юридической болтовни, но цѣль записи была достаточно ясна.
-- Я готовъ,-- сказалъ Джонъ.-- Мистеръ Сампсонъ позвонилъ служанку и, отворивъ дверь въ переднюю, громко кликнулъ сестру. Элиза прибѣжала и, при видѣ блѣднаго лица Джона Тревертона, вскрикнула и, казалось, готовилась упасть въ обморокъ.
-- Господи, мистеръ Тревертонъ,-- простонала она,-- я думала что насъ раздѣляютъ океаны. Ради Бога, что случилось?
-- Ничего особенно страшнаго. Я только пріѣхалъ подписать свою дарственную запись, чего не имѣлъ возможности исполнить до вчерашняго дня.
-- Какъ ужасно тяжело должно быть бѣдной мистрисъ Тревертонъ одной, на чужой сторонѣ!
Джонъ Тревертонъ не обратилъ вниманія на эту рѣчь. Онъ обмакнулъ перо въ чернила и подписалъ бумагу. Миссъ Сампсонъ и Софія, горничная, cъ удивленіемъ смотрѣли на него.
-- Софія, бѣгите, провѣтрите пару простынь да приготовьте запасную комнату,-- закричала Элиза, какъ только обѣ выставили на документѣ свои свидѣтельскія подписи.-- Вы, конечно, погостите у насъ, мистеръ Тревертонъ?
-- Вы очень добры. Нѣтъ, я долженъ ѣхать сію-же минуту. Меня ждетъ экипажъ, который отвезетъ меня обратно на станцію. Ахъ, да, кстати, Сампсонъ насчетъ этихъ денегъ, которыя вы одолжили мнѣ. Вы ихъ должны какъ-нибудь получить съ имѣнія; я полагаю, вы это можете устроить?
-- Да, я думаю, что могу это устроить,-- скромно отвѣтилъ Сампсонъ.-- Не надо-ли вамъ еще денегъ?
-- Нѣтъ, теперь помѣстье принадлежитъ женѣ моей, я не долженъ вмѣшиваться въ ея дѣла.
-- Что ея, то ваше, безъ сомнѣнія. Поздравляю васъ отъ всего сердца. Вы самый счастливый человѣкъ, какого я когда-либо зналъ. Красавица жена и великолѣпное состояніе, чего еще можетъ человѣкъ требовать отъ судьбы?
-- Немногаго, конечно,-- сказалъ Джонъ Тревертонъ,-- но и долженъ попасть на послѣдній поѣздъ. Покойной ночи.
-- Вы возвращаетесь на югъ Франціи?
Джонъ Тревертонъ не далъ отвѣта на этотъ вопросъ. Онъ поспѣшно пожалъ руку Элизѣ и выбѣжалъ въ садъ. Минуту спусти, мистеръ Сампсонъ и сестра его заслышали щелканіе бича и стукъ колесъ, катившихся по большой дорогѣ.
-- Видала-ли ты когда-нибудь такого волканическаго индивидума?-- воскликнулъ стряпчій, складывая дарственную запись.
-- Я боюсь, что онъ несчастливъ,-- вздохнула Элиза.
-- А я боюсь, что онъ сумасшедшій,-- замѣтилъ Томъ.