Остаток вечера леди Лисль провела одна в своей гостиной, привалившись к кушетке, стоявшей у камина; она о чем-то думала, устремив на огонь блестящие глаза. Позолоченные часы, стоявшие на столике, били много раз, а Оливия Лисль не отрывалась от своих грустных раздумий.
Майор с баронетом еще до обеда уехали в Чичестер, их ждали только к ночи. Оливия редко интересовалась делами мужа, но на этот раз она осведомилась, куда он отправился и когда вернется. Прекрасные часы со звоном пробили одиннадцать, двенадцать, час, половину второго, три четверти второго... Оливия терпеливо и спокойно ждала возвращения мужа. Вскоре послышался шум подъезжавшего экипажа, стихший под окнами гостиной.
"Правит майор, -- подумала Оливия, -- а тот презренный трус боится править ночью".
В передней раздались голоса сэра Руперта и майора Варнея. Первый говорил очень громко, но довольно невнятно, и с трудом отворил дверь гостиной. Сильно шатаясь, он дошел до дивана, упал на него и разразился оглушительным смехом.
-- А мы провели сегодня славный вечер!.. Что скажешь, старый друг? -- обратился он к майору, откинув назад голову и повернув к нему обрюзгшее лицо, наполовину закрытое нависшими на лоб жидкими волосами.
-- Дорогой мой Руперт, разве вы не видите здесь леди Лисль? -- сказал майор тоном упрека.
-- Как! Она здесь?! -- воскликнул молодой человек. -- Нет, я ее не вижу и не хочу видеть. Будь она проклята!.. Очень мне нужно видеть это бледное лицо с надменными глазами и самым мрачным выражением!.. Я научу ее, как со мною обходиться! Я покажу ей, кто я такой! Будь я проклят, если я ей поддамся!
Гордясь собой, презренный трус грозно сжал кулаки и торжествующе взглянул на жену.
Леди Лисль встала и, выпрямив свой стройный, величественный стан, смело подошла к мужу.
-- Предположим, я знаю, кто вы такой, -- сказала она сухо.
Майор стоял в дверях, снимая свои красивые палевые перчатки; при возгласе Оливии он быстро закрыл дверь и прислонился к ней.
-- Предположим, что я знаю, кто вы, -- повторила Оливия. -- Предположим, кстати, что я, к величайшему своему стыду и унижению, знаю не только это, но и все ваше прошлое!
Ноздри и верхняя губа ее дрожали от волнения, а тело трепетало так сильно, что она была вынуждена опереться о стол.
-- Драгоценнейшая леди Лисль, -- начал майор Варней с каким-то напряженным выражением лица, -- я положительно не ожидал от вас подобной вспышки; кто бы мог подумать, что вы с вашим умом способны на это.
-- Говорю вам, -- сказала леди Лисль громким и ясным голосом, -- что мне известно о подлом обмане, известна и та роль, которую играли в нем вы, майор Варней!.. Взгляните сюда! -- закричала она, задыхаясь от гнева. -- Взгляните на этого бессмысленного пьяницу, который по нравственности стоит ниже всякой собаки! О Боже, Боже праведный!.. Как я была глупа, если могла позволить уговорить себя пойти с ним под венец!
Она нервно расхохоталась и посмотрела на мужа с безграничным презрением.
Майор спокойно вытащил из замка ключ, опустил его в карман и подошел к Оливии.
-- Леди Лисль, -- сказал он, стараясь схватить ее руки, -- выслушайте меня.
Она с отвращением отняла их.
-- Леди Лисль! -- повторила она с живым негодованием. -- Как вы смеете, лицемер, называть меня тем ложным именем, которое не принадлежало мне ни единого часа, ни одной минуты?!. О глупая женщина! -- воскликнула она с тоской, сменившей запальчивость. -- Как могла я забыться до того, чтобы продать свою душу за роскошь и титул, пожертвовать честным и благородным сердцем -- и для кого?!.. Для того, кто присвоил себе чужое имя и чванится чужим, украденным богатством!
Сэр Руперт Лисль испуганно смотрел на жену. Откинув с влажных глаз растрепанные волосы, он как-то сразу вышел из своего оцепенения и вновь сделался наглым и нахальным.
-- Она, вероятно, говорила сегодня с этой чертовой бабой, что лежит наверху, -- сказал он майору, -- и та наговорила ей...
-- Она рассказала мне все, -- перебила Оливия. -- Ваша мать сообщила мне все о том, кого считают сэром Рупертом Лислем.
Майор пожал плечами и улыбнулся своей насмешливой улыбкой.
-- Я повторяю вам еще раз, леди Лисль, -- сказал он ей спокойно, -- что вы -- последняя особа, от которой я мог бы ожидать такие слова. Сядем, -- добавил он, пододвигая ей кресло, -- и попытаемся обсудить все хладнокровно.
Оливия была так слаба и расстроена, что не смогла отклонить предложение и опустилась в кресло.
-- Итак, постараемся разобрать это дело, -- продолжал майор. -- Вы имели неосторожность навестить несчастную больную!
-- Да, -- ответила она глухо.
-- И эта несчастная, которая уже несколько дней страдает потерей рассудка (что известно не одному мне), рассказала вам о своих галлюцинациях.
-- Я знаю, что она сообщила мне истинную правду! -- возразила Оливия, не спуская с майора своих блестящих глаз. -- Верьте, что я хотела бы убедиться в противном!
-- А! Вы считаете, что она говорила вам правду! -- пробормотал майор. -- Позвольте же спросить: чем она доказала вам правдивость своих слов?
-- Ничем.
-- Ничем? -- спросил майор с лучезарной улыбкой. -- Так она не дала вам никаких доказательств... Нет? -- воскликнул он вдруг, слегка повысив тон. -- О, я знаю, что нет!.. Она, конечно, говорила вам, что у нее есть сын, которого какая-то знатная дама вдруг признала за собственного!.. Одним словом, она рассказала такую неслыханную басню, какую не придумать и писателю.
-- Она мне сообщила, какое участие принимали вы в этой адской проделке: вы начали ее, и вы же искусно довели ее до конца -- если и не самостоятельно, то с помощью других лиц.
-- Дорогая леди Лисль, -- снова начал майор, нисколько не смущенный обвинениями Оливии, -- я обращаюсь к вашему рассудку: пусть он один руководит вами, и тогда мы скорее поймем друг друга! Неужели вы думаете, что я настолько глуп, чтобы мог бы выбрать в поверенные эту Рахиль Арнольд, если бы задумал подобную интригу. Неужели я доверился бы этой слабой, болезненной, полоумной женщине, которой бы могла не сегодня-завтра прийти в голову мысль выдать меня. Возможно ли это? Правдоподобно ли?.. Великие боги, неужели я способен сделать такую глупость?!
-- Она говорила очень несвязно, но все же я поняла из ее слов, что она подслушала какой-то разговор между вами и ее мужем, -- заметила Оливия.
-- Леди Лисль, мне досадно, что вы так встревожились, и вдобавок напрасно, -- сказал майор торжественно. -- Вы слушали бред помешанной женщины, которой нетрудно объяснить, если припомнить, что у нее был сын одних лет с сэром Рупертом и вдобавок похожий на него. Но допускайте, чтобы такая особа влияла на вас, да еще в такой степени, что вы решились сказать вашему мужу, что он совсем не тот, за кого себя выдает, и обвинить меня в подлоге и обмане. Предположим, ваши собственные интересы потребовали бы, чтобы мы добились доказательств от Рахили Арнольд, чего быть не может, потому что вы стали бы предметом насмешек целого графства как женщина, продавшая себя за титул и богатства и открывшая после, что она вышла замуж за нищего бродягу... Но если бы, говорю я, потребовались факты, какое доказательство вы представили бы?
Оливия молчала.
-- Вы говорите, что ваш муж самозванец, подложный баронет, а настоящий Лисль живет где-то вдали... Смею спросить вас, где?
-- Этого я не знаю!
-- Я это предвидел! -- произнес майор. -- Это невозможно узнать!
-- Пожалуй, что так! -- подтвердила Оливия.
-- Прекрасно! А могу я спросить у вас, когда миссис Арнольд видела сэра Руперта?
-- Лет пятнадцать назад, когда его взяли из больницы домой.
-- Пятнадцать лет назад, -- повторил майор. -- Это целая вечность, дорогая леди Лисль! Но мы, к счастью, можем опровергнуть это неосновательное обвинение. Рахиль Арнольд признана ее лечащим доктором безусловно помешанной, что письменно подтверждает ее муж, Жильберт Арнольд, подписавший свои показания в присутствии нотариуса баронета.
-- Да поможет мне Небо! -- воскликнула Оливия, сложив тоскливо руки. -- Но я чувствую, что эта женщина сообщила мне правду.
-- Ваши чувства будут вам плохой поддержкой перед лицом закона, милая леди Лисль, -- возразил майор. -- Мы вас не боимся, не так ли, милый Руперт? Мы не боимся также и Рахили Арнольд. На свете существует только одна особа, которою сэр Руперт должен бояться, и эта особа -- майор Гранвиль Варней.
При последних словах майор похлопал рукой по жилету в том месте, где находился уже известный нам порт-папье, стальная цепочка, которой он был прикреплен к поясу, издала легкий звон.
-- Да поможет мне Бог и научит меня, как поступить в моем несчастном положении, -- сказала леди Лисль.
-- Я советую вам оставить все как есть и не начинать бесполезный скандал, который сделает вас предметом сострадания, -- вас, как честолюбивую женщину, обманутую сыном бродяги-браконьера.
В тоске и отчаянии Оливия ушла в свою комнату, чтобы обдумать все, что с ней произошло.
На следующее утро леди Лисль, проходя через холл, увидела двух человек, расхаживавших перед главным подъездом.
-- Кого вы ждете? -- спросила она одного из них, здоровенного широкоплечего малого, шея которого была обмотана красным платком.
-- Мы ожидаем одну особу, которую должны перевезти в приют, но она что-то долго не идет.
-- В приют?.. В какой приют? -- изумилась Оливия.
-- В приют для умалишенных.
Прежде чем леди Лисль смогла задать еще один вопрос, в передней появилась Рахиль Арнольд, поддерживаемая сиделкой и еще одной женщиной -- с грубым выражением лица, присланной из дома умалишенных, чтобы перевезти больную.
Несчастная Рахиль была бледна и дрожала всем телом.
-- О миледи... миледи! -- воскликнула она. -- Не позволяйте им увезти меня от вас... я не сумасшедшая... право, не сумасшедшая!.. То, что я вам сказала -- правда от начала до конца!
-- Это доказывает, леди Лисль, -- раздался голос майора, возникшего в дверях библиотеки, -- что надо запирать в четырех стенах людей, ставших жертвами галлюцинаций, иначе они могут оказать очень вредное влияние на других, даже не вполне разумных личностей, так что эти последние в конце концов тоже сойдут с ума. Не забудьте, леди, что самый громкий титул не закрывает вход в дом умалишенных!
Женщина с грубым лицом и один из незнакомцев потащили Рахиль к выходу, но, дойдя до порога, она остановилась и, протянув свою исхудалую руку, воскликнула торжественно:
-- Призываю проклятие на весь этот дом и на живущих в нем!