Майор и офицеры до такой степени подружились и сблизились под влиянием шампанского, бургундского и прочих выпитых ими вин, что даже когда скачки кончились, во всех тавернах и ресторанах заблестели огни и послышались звуки веселой музыки, когда тяжеловесные суссекские фермеры все перебывали на весах "Жокей-клуба", заплатив по пенни за это удовольствие, а место скачек старанием полисменов было приведено в надлежащий порядок, общество офицеров не захотело расстаться со своим новым знакомым.
-- Мы заказали к восьми часам обед у "Короля Георга", -- объявили эти джентльмены, -- почему бы вам, майор, не отобедать с нами? Вы доедете до Чильтона вместе с нами в карете, а там всегда можете найти кабриолет, чтобы вернуться в Лисльвуд.
-- Я бы не прочь воспользоваться вашим любезным приглашением, -- сказал Варней, -- но мой молодой спутник...
-- Так возьмите сэра Руперта с собою, -- перебил его молодой капитан, превосходный малый, -- возьмите сэра Руперта! Хоть он и не очень приятный собеседник, мы как-нибудь втянем его в разговор!
Капитан и майор подошли к карете баронета и предложили ему отправиться вместе с ними в Чильтон. Сэр Руперт был еще бледен после столкновения с цыганкой, но поспешил воспользоваться предложением, надеясь отогнать безотвязные мысли.
-- Я еду с удовольствием, -- заметил он майору, -- это меня рассеет! В Лисльвуде, право, можно задохнуться от скуки: там мрачно, как на кладбище!
Леди Оливия Лисль отправилась домой вместе сестрами, а майор и сэр Руперт поспешили усесться в офицерский фургон; капитан Гинтер правил, беседуя с майором, занявшим место на козлах.
-- Нам придется сегодня же вернуться в Брайтон, -- сказал капитан Гинтер. -- Мы должны быть на утреннем параде. Это очень досадно, не правда ли, майор?
Майор расхохотался.
-- Служебные обязанности индийских офицеров так сложны и так трудны, -- ответил он, -- что я не в силах сочувствовать таким мелким неприятностям вашей завидной службы!
-- Она была завидной, но теперь мы вкалываем не меньше других! -- возразил капитан.
С наступлением сумерек веселая компания приехала в Чильтон. Столовая в гостинице, где их ждал обед, была залита светом, а стол сервирован роскошно и эффектно; хозяин, очень видный мужчина, вышел встретить гостей. Тотчас же начался обед; завязалась живая, веселая беседа, послышались возгласы, восклицания, смех. Сэр Руперт пил шампанское в громадном количестве и сделался не в меру развязен и болтлив; его идиотический хохот усиливал веселье.
За десертом один из старых офицеров добродушно пошутил над капитаном Гинтером -- вернее сказать, над его богатством -- (отец капитана имел мастерскую в Вест-Энде), но тот и не думал обижаться на шутку. Руперт Лисль тоже рискнул пошутить, над капитаном Гинтером и над его отцом, но сделал это глупо, грубо и бестактно! Он не успел сказать и нескольких слов, как глаза его встретились с глазами Варнея. Пристальный взгляд майора был так грозен, что баронет остался с полуоткрытым ртом, не окончив фразу.
Однако через некоторое время сэр Руперт забыл о своем поражении; он пил и становился все глупее; он сумел до такой степени надоесть офицерам, что майор Варней, потерявший терпение, схватил его за шиворот и без всяких объяснений оттащил в одну из дальних комнат.
-- Ложитесь и проспитесь! -- сказал он с омерзением. -- Вы неуместны в обществе порядочных людей, вы такой же невежа, как и ваши воспитатели.
Погреба Лисльвуд-Парка завалены шампанским, но вы не в состоянии выпить двух-трех бутылок, чтобы не опьянеть самым отвратительным образом. Лежите и спите!
Немногие из джентльменов, чьи фамилии занесены в золотую книгу, а владения которых обширны и известны так же, как владения Лислей, не допустили бы подобное обращение, но владелец Лисльвуда без единого слова выполнил приказание майора, как будто Варней был настоящим наследником знаменитого рода, а он -- его слугой.
Приятное расположение общества еще более увеличилось после поступка майора.
Офицеры собрались у открытых окон, закурили сигары и стали любоваться Чильтонским рынком, освещенным луной. Улица была пустынна, лишь одинокий полисмен прохаживался по другой ее стороне, прислушиваясь к шуму в гостинице и мысленно радуясь множеству полукрон, которые достанутся ему сегодня. Был уже второй час ночи, когда последняя бутылка шампанского свалила одного из офицеров с ног, и лошади с нетерпением забили копытами у подъезда гостиницы.
-- Нам предстоит порядочная прогулка до Брайтона, -- сказал капитан Гинтер. -- Не лучше ли отправиться равниной, чтобы к четырем часам приехать в "Лев"?
Хозяин гостиницы "Король Георг" подогнал майору и сэру Руперту маленький догарт, запряженный весьма прыткой лошадкой, который должен был отвезти их в Лисльвуд.
-- Отпустите вожжи, -- сказал он майору, -- дайте ей свободу, и она довезет вас до Лисльвуда так скоро, что вы едва успеете опомниться.
Чтобы разбудить баронета, пришлось его трясти и кричать ему в уши. Проснувшись, он стал сильно браниться и спрашивать, где он теперь находится. Майор Варней счел лишним напрасно терять время и, взяв его за шиворот, помог спуститься с крутой лестницы и уложил в догарт. Затем последовали долгие рукопожатия, поднялись шум и крики; молодые люди рассаживались в экипаже, только молодой корнет, на которого вино подействовало слишком сильно, не принимал участия во всеобщей суете.
Полисмен перешел улицу, чтобы сделать им замечание, но, получив несколько заветных полукрон, сделался глух и не сказал ни слова, когда один из офицеров взял флейту, и экипаж удалился под звуки галопа "Почтовый рожок", который офицер исполнял со всей силой своих здоровых легких.
Майер Гранвиль Варней всегда был начеку, но когда он услышал грохот дрожек по улице и веселые голоса молодежи, то почувствовал нечто вроде грусти при мысли о том, что должен ехать в Лисльвуд.
"Я мог бы отправиться в Брайтон вместе со своей компанией, -- подумал он со вздохом, -- мог бы заночевать в гостинице "Корабль", но что мне делать с этим презренным пьяницей, с этим пошлым глупцом?"
Майор подобрал вожжи и тронул лошадь.
Вскоре он уже был на дороге в Лисльвуд.
-- Это дорога довольно скучна даже и днем, -- продолжал рассуждать майор, -- ее беспрестанно пересекают дороги поменьше. Надеюсь, что лошадь не собьется с пути!
Сэр Руперт заснул и при каждом толчке экипажа тяжело ударялся головою о майора.
-- Я начинаю тяготиться этим болваном, -- проворчал сквозь зубы индийский офицер. -- Нет ничего приятного в том, чтобы дрессировать такое нелепое животное. Кошелек у меня набит довольно туго, и могу прожить, не нуждаясь ни в чем, кроме того, у меня есть кое-что, чем я могу держать этого дурака в полном повиновении. Приведу свои дела в порядок и уеду с женой из Англии. Мы можем поселиться во Флоренции и жить там до смерти. Как мы постарели и обленились! Мы, по-своему, делали не много добра, но и не много зла; но зато мы не делали того, что называют преступлением; мы не давали закону права сказать о нас: "Эти два человека -- в моей власти!" Приятно повторить себе эти слова в конце бурной жизни, -- прошептал майор с каким-то упоением.
Майор не был пьяницей, кроме того, его железные нервы и крепкое сложение позволяли ему пить много и без всяких последствий.
Несколько стаканов вина, которые он выпил в гостинице, лишь оживили его рассудок. Он ехал, предаваясь серьезным, но далеко не неприятным мыслям. Если у Гранвиля Варнея и была когда-то совесть, то он отогнал от себя этого неприятного соседа так давно, что не помнил времени, когда его голос надоедал ему своими увещеваниями.
-- Красота или, скорее, порядок моей жизни, -- говорил майор, -- это результат моего добросовестного изучения закона. Человек со дня рождения живет в его власти. Когда он плутует в игре, закон карает шулера; если он добровольно залезает в долги -- его берут в опеку в исполнение закона; если он пожелает жениться вторично при живой жене -- закон запрещает ему это; если кто-то взял деньги в долг, а кредитор внезапно умер, то закон должен знать, как это произошло.
Развлекаясь этими размышлениями, майор продолжал ехать по пустынной дороге, освещенной луною, а его товарищ, покачиваясь в маленьком экипаже, спал глубоким сном.
Во всем графстве Суссекс нет более неприятной дороги, чем эта. Она представляет собой не что иное, как длинный косогор с крутыми поворотами; с одной стороны тянутся тощие кусты вереска, с другой -- голый откос. Возница менее опытный, чем майор Варней, сильно рисковал бы, проезжая по этой трудной дороге при бледном лунном свете, но индийский офицер привык к опасностям и поднимался на крутой косогор, ведя под уздцы лошадь. На вершине темнел густой кустарник, который вырос здесь с тех пор, как проложили эту невыносимо скучную дорогу. Майору показалось, что он видит за ним силуэт человека, он не ошибся. Когда он был на самом верху, человек вышел к нему навстречу и схватил лошадь за узду.
-- Сударь, можете ли вы подвезти меня и моего товарища? -- спросил он спокойно.
-- Нет! -- ответил майор. -- Мне предстоит проехать десять миль, а лошадь утомилась.
-- Мне кажется, сударь, что вы могли бы отвечать повежливее. Я вас остановил не без пользы для вас: разве вы не знаете, что у вас оборвались постромки?
-- Нет! -- ответил майор.
-- Слезьте и посмотрите.
Незнакомец был прав. Майор поспешил выйти и осмотреть упряжь.
-- Какая досада, -- проворчал он угрюмо, -- нет ли у вас веревки?
-- Ни дюйма, но внизу, кажется, есть жилище, и очень может быть, что вы найдете там все, что вам нужно.
-- Хорошо. Сэр Руперт, вылезайте!
Но баронет молчал; он соскользнул с сиденья и сидел на корточках на ковре экипажа!
-- Подождите, -- сказал майору незнакомец. -- Вас не знают в деревне, и придется стучаться до зари, прежде чем вам отворят; меня там знают и сделают все, что я попрошу. Я сведу лошадь вниз, разбужу крестьян и починю упряжь, а вы подождете меня здесь.
При других обстоятельствах майору показалась бы подозрительной такая услужливость, но он сильно устал, ему хотелось спать, и он был очень рад, что ему не придется вести лошадь с пригорка. Он принял предложение и обещал незнакомцу полкроны за труды.
Майор Варней остался один на косогоре. Он стоял, обернувшись спиной к кустам, и смотрел на песок. Через некоторое время он взглянул на часы: при лунном свете стрелки были прекрасно видны.
Была четверть четвертого.
"Мы не потеряли время, -- подумал он, -- и будем в Лисльвуде в четыре часа".
Он достал портсигар и закурил сигару. Красный огонек был хорошо виден в окружающей тьме. Вдруг он ощутил быстрое, горячее дыхание. Варней обернулся и оказался лицом к лицу с широкоплечим человеком, одетым в крестьянскую блузу.
-- Кто вы и что вам нужно? -- процедил майор, не отнимая сигары ото рта.
Человек не ответил.
Появление подобного субъекта в уединенном месте в такой поздний час, его мрачное молчание -- все это потрясло бы до глубины души человека трусливого, но безграничная храбрость майора при опасности только увеличивалась.
-- Кто вы? -- закричал он, отбросив сигару и схватившись рукой за свою массивную золотую цепочку. -- Кто же вы? Отвечайте, или я сброшу вас в эту темную яму!
-- Берегитесь, пока я не сбросил туда вас, -- ответил хриплый голос, который был ему хорошо знаком.
-- Мне не нужны ваши часы! -- продолжал бродяга презрительно. -- Я мог бы их взять много лет назад, но не сейчас... не сейчас... Мне нужны вы -- ваша душа и тело! Ваше тучное тело и ваша беспощадная, низкая душа! Ну, начнем! Дело идет о жизни и смерти кого-то из нас!
Незнакомец обхватил майора своими грубыми и жилистыми руками, но майор, в свою очередь, успел схватить его за ворот блузы.
Сцепившись, они боролись на узкой дороге, раскачиваясь из стороны в сторону, то приближаясь к краю пропасти, то отталкивая от нее друг друга. Майор был хладнокровен и боролся с мастерством опытного борца: он был настороже и использовал все ошибки противника.
Незнакомец ободрял себя криками и изрыгал проклятия; этот дикий зверь был тем ужаснее, что владел даром слова.
Я вам говорил, -- рычал он, задыхаясь, -- я ведь вам говорил, чтобы вы остерегались, если я вернусь когда-нибудь на родину... Я вас предупреждал, я говорил правду... А теперь я вернулся!.. Я шел, страдал, голодал... и я пришел, чтобы покончить со своей несчастной жизнью! Я пришел, чтоб убить вас... и убью!
Эти слова звучали пронзительно, как крик, в молчании ночи.
Ни рядом, ни вдалеке не было никого, кто мог бы услышать крики и разнять боровшихся.
-- Все деньги, которые вы добыли интригами, не спасут вашу жизнь, -- в озлоблении говорил противник майора, -- все ваши драгоценности не избавят вас от моих ударов. Я вас ненавижу!.. Как я вас ненавижу!.. Я пришел вас убить, понимаете вы это?
Майор не отвечал, но его изящные и красивые руки со страшной силой сжимали шею злого противника, а голубые прекрасные глаза светились диким блеском. Однако молчание его лишь усиливало злобу и ярость незнакомца.
-- Вы знаете меня, -- восклицал он отрывисто, -- вы знаете меня и знаете причину моей глубокой ненависти! Я вас ненавижу: вы пользовались мной, чтобы достигнуть цели. Я был вашим орудием, и вы смеялись надо мной, когда достигли цели. Вы выведали тайну моей несчастной молодости и грозили мне ею. Вы узнали, что я застрелил человека, которого я тоже ненавидел, но ненавидел во сто раз меньше, чем вас! Слышите вы меня?
-- Конечно, -- хладнокровно ответил майор.
В конце концов искусство и отвага одержали верх: индийский офицер повалил Жильберта Арнольда на дорогу и уперся коленом в его мощную грудь. Однако браконьер был готов ко всему. В ту самую минуту, когда Варней нагнулся и взглянул в багровое лицо Арнольду, тому удалось вытащить из кармана широких панталон маленький пистолет. Прежде чем майор заметил его движение, он успел взвести заржавленный курок и выстрелил прямо в лицо противника. Майор, пораженный насмерть, упал на убийцу и испустил дух. Жильберт Арнольд освободился из-под грузного тела и начал быстро рыться в карманах Варнея. Он взял его часы, множество золотых и портмоне, наполненный деньгами: майору сегодня везло на скачках!
Затем с криками дикой радости браконьер поволок свою жертву к краю песочной ямы, оставляя за собой длинный кровавый след, и сбросил в пропасть. Тело тихо скатывалось по склону, задерживая кусты, пока под собственной тяжестью не оборвалось вниз и не упало с шумом на дно глубокой ямы.
В это время цыган, сводивший лошадь под гору, был уже далеко от места происшествия. Он спустился с пригорка и, стегнув лошадь, погнал ее бешеным галопом.
-- Сегодняшняя ночь будет последней в жизни Руперта Лисля, -- прошептал Абрагам, прислушиваясь к шуму катившихся колес. -- Эту месть нельзя равнять с преступлением: она слишком слаба. Но все ж честнее хоть как-то отомстить убийце, чем пощадить его!