Надгрозный камень въ Уентнорѣ.

Да, такъ и было написано: "Елена Толбойзъ, двадцати двухъ лѣтъ".

Когда Джорджъ говорилъ гувернанткѣ на палубѣ Аргуса, что если получитъ худыя вѣсти о женѣ, то падетъ мертвъ, онъ говорилъ съ полнымъ убѣжденіемъ; но вотъ онъ узналъ еще худшія вѣсти, чѣмъ когда либо воображалъ, и онъ сидѣла, блѣденъ, недвижимъ, безпомощенъ и безсознательно смотрѣлъ на озабоченное лицо своего друга.

Внезапность удара ошеломила его. Онъ не могъ понять, что съ нимъ дѣлалось; отчего одна строка въ "Таймзѣ" могла такъ ужасно потрясти его.

Но вскорѣ и это смутное сознаніе постигшаго его несчастія стало изглаживаться изъ его памяти, и осталась одна только болѣзненная впечатлительность ко всему окружающему.

Жаркое августовское солнце, запыленныя стекла оконъ, уродливо раскрашенныя шторы, стѣны, испещренныя старыми афишами, запачканныя мухами, пустой каминъ, лысый старикъ, задремавшій надъ нумеромъ "Morning Advertiser"; слуга, складывавшій измятую салфетку, и прекрасное лицо Роберта Одлея, смотрѣвшаго съ неподдѣльнымъ участіемъ -- все это живо представлялось его глазамъ. Онъ видѣлъ, какъ всѣ эти предметы принимали гигантскіе размѣры и затѣмъ, одинъ за другимъ, превращались въ туманныя пятна, плясавшія и кружившіяся передъ его глазами. Въ ушахъ его раздавался страшный шумъ, словно отъ полдюжины паровыхъ машинъ; далѣе онъ помнилъ только, что кто-то или что-то тяжело упало на землю.

Былъ уже вечеръ, когда онъ открылъ глаза и увидѣлъ себя въ прохладной комнатѣ; безмолвная тишина только изрѣдка прерывалась отдаленнымъ шумомъ экипажей.

Онъ окинулъ комнату удивленнымъ, полуравнодушнымъ взоромъ. Старый его другъ, Робертъ Одлей, сидѣлъ у его изголовья и курилъ. Джорджъ лежалъ на низкой желѣзной кровати, противъ открытаго окна, на которомъ стояли цвѣты и двѣ или три клѣтки съ птицами.

-- Не мѣшаетъ ли тебѣ моя трубка, Джорджъ? спокойно спросилъ его другъ.

-- Нѣтъ.

Онъ нѣсколько времени лежалъ, не спуская глазъ съ цвѣтовъ и птицъ; канарейка заливалась звучнымъ, гимномъ заходящему солнцу.

-- Птицы безпокоятъ тебя, Джорджъ? Не вынести ли ихъ изъ комнаты?

-- Нѣтъ, я люблю слушать ихъ пѣсни.

Робертъ Одлей вытряхнулъ пепелъ изъ трубки и, осторожно положивъ свою драгоцѣнную пѣнку на каминъ, вышелъ въ другую комнату. Черезъ минуту онъ возвратился съ чашкою крѣпкаго чая.

-- Выпей это, Джорджъ, прибавилъ онъ, поставивъ чашку на столикъ у изголовья Джорджа: -- оно поможетъ твоей головѣ.

Молодой человѣкъ не отвѣчалъ, но медленно окинувъ взоромъ комнату, взглянулъ на серьёзное лицо своего пріятеля.

-- Бобъ, сказалъ онъ:-- гдѣ мы?

-- Въ моей квартирѣ, милый другъ, въ Темплѣ. У тебя нѣтъ готовой квартиры, такъ лучше поживи у меня, пока ты пробудешь въ городѣ.

Джорджъ раза два провелъ рукою по лбу и, запинаясь; спросилъ:

-- Газета-то, сегодняшняя, Бобъ? что, бишь въ ней было?

-- Не думай теперь о ней, старый пріятель; пей свой чай.

-- Да, да! нетерпѣливо воскликнулъ Джорджъ, подымаясь на кровати и озираясь вокругъ своими впалыми глазами.-- Я все вспомнилъ. Елена, Елена моя! Мой ангелъ, моя жена, моя единственная любовь! Умерла! умерла!

-- Джорджъ, сказалъ Робертъ Одлей, нѣжно опуская свою руку на плечо молодаго человѣка: -- подумай! можетъ, та, которой имя ты видѣлъ въ спискѣ -- не твоя жена. Вѣдь могутъ же быть и другія Елены Толбойзъ.

-- Нѣтъ, нѣтъ, воскликнулъ тотъ: -- вѣдь годы тутъ, да и Толбойзъ -- не такая ужь обыкновенная фамилія.

-- Можетъ, ее по ошибкѣ напечатали вмѣсто Толботъ.

-- Нѣтъ, нѣтъ! жена моя умерла!

Онъ отстранилъ руку Роберта, желавшаго его удержать, и, вскочивъ съ кровати, направился прямо къ дверямъ.

-- Куда ты? воскликнулъ его другъ.

-- Въ Уентноръ, увидѣть ея могилу.

-- Не сегодня, Джорджъ, не ночью. Я завтра самъ съ тобою поѣду въ первой почтовой каретѣ.

Робертъ привелъ его назадъ къ кровати и нѣжно заставилъ опять лечь. Онъ далъ ему усыпительное лекарство, предписанное докторомъ, котораго потребовали въ кофейную, когда Джорджъ лишился чувствъ.

Такимъ образомъ, Джорджъ Толбойзъ погрузился въ тяжелый сонъ; ему снилось, что онъ пришелъ въ Уентноръ и нашелъ тамъ свою жену живою и счастливою, но сѣдою, сморщенною старухой, а сынъ его уже былъ молодой человѣкъ.

На слѣдующій день, рано утромъ, онъ уже сидѣлъ противъ Роберта Одлея въ первыхъ мѣстахъ почтовой кареты, которая быстро катилась по живописной странѣ, по дорогѣ къ Портсмуту.

Отъ Райда до Уентнора они ѣхали подъ палящими лучами полуденнаго солнца. Когда молодые люди выходили изъ кареты, близь стоящіе удивлялись блѣдному лицу и нерасчесанной бородѣ Джорджа.

-- Что намъ дѣлать, Джорджъ? спросилъ Робертъ Одлей: -- какъ намъ наидти людей, которыхъ ты ищешь?

Молодой человѣкъ отвѣчалъ ему жалостнымъ, дикимъ взглядомъ. Бывшій молодецъ-драгунъ былъ теперь безпомощенъ какъ дитя, и Робертъ Одлей, самый нерѣшительный, самый вялый человѣкъ на свѣтѣ, принужденъ былъ теперь хлопотать за другаго. Онъ превзошелъ себя.

-- Не лучше ли намъ спросить въ одной изъ гостинницъ о мистриссъ Толбойзъ, Джорджъ? сказалъ онъ.

-- Фамилія ея отца -- Молдонъ, прошепталъ Джорджъ: -- не можетъ же быть, чтобъ онъ оставилъ ее одну умирать здѣсь.

Они ни слова болѣе не говорили, но Робертъ направился прямо къ ближайшей гостинницѣ, гдѣ и справился о мистерѣ Молдонъ.

-- Да, сказали ему: -- здѣсь бывалъ какой-то капитанъ Молдонъ, жившій въ Уентнорѣ; у него недавно скончалась дочь; мы сейчасъ пошлемъ слугу справиться о его адресѣ.

Гостинница, какъ обыкновенно въ лѣтній сезонъ, была переполнена; посѣтители то и дѣло входили въ главныя двери и выходили изъ нихъ, и множество лакеевъ и грумовъ толпилось во всѣхъ направленіяхъ.

Джорджъ Толбойзъ прислонился къ дверямъ съ тѣмъ же выраженіемъ лица, которое такъ сильно испугало его друга въ кофейной, въ Уестминстерѣ.

Не было никакого сомнѣнія. Жена его, дочь капитана Молдона, умерла.

Слуга вернулся черезъ пять минутъ съ отвѣтомъ, что капитанъ Молдонъ жительствуетъ въ ландсдаунскихъ коттеджахъ, въ 4 No. Они легко нашли уродливый, съ овальными окнами, коттеджъ, обращенный къ водѣ.

-- Дома капитанъ Молдонъ?

-- Нѣтъ, отвѣчала хозяйка:-- онъ ушелъ наберетъ съ маленькимъ своимъ внукомъ. Затѣмъ она пригласила джентльменовъ войти въ комнату отдохнуть.

Джорджъ машинально послѣдовалъ за своимъ другомъ въ маленькую переднюю и гостиную, пыльную и скверно мёблированную, въ большомъ безпорядкѣ, съ поломанными дѣтскими игрушками, разбросанными на полу, и съ сильнымъ запахомъ табаку.

-- Посмотри, сказалъ Джорджъ, указывая на картину надъ каминомъ.

Это былъ его собственный портретъ, писанный съ него, когда еще онъ былъ драгуномъ. Онъ изображенъ былъ въ мундирѣ и съ конемъ позади.

Самый бойкій человѣкъ не съумѣлъ бы утѣшить лучше Роберта Одлея. Онъ не отвѣчалъ ни на одно слово горюющему вдовцу, но молча присѣлъ къ открытому окошку, повернувшись спиною къ Джорджу.

Молодой человѣкъ принялся ходить по комнатѣ и дотрогивался noвременамъ то до одной, то до другой изъ бездѣлушекъ, разбросанныхъ въ комнатѣ.

Рабочій ея ящикъ съ неоконченной работой, альбомъ, наполненный отрывками изъ Байрона и Мура, писанными его собственной рукой; нѣсколько книгъ, подаренныхъ имъ ей, и пукъ завядшихъ цвѣтовъ въ вазѣ, купленной ими въ Италіи.

-- Ея потретъ висѣлъ всегда рядомъ съ моимъ, прошепталъ онъ.-- Удивляюсь, что они съ нимъ сдѣлали? Послѣ получасоваго молчанія, онъ прибавилъ.-- Я желалъ бы увидѣть хозяйку дома; я хотѣлъ бы ее спросить о...

Слова замерли на его устахъ, и онъ закрылъ лицо руками. Робертъ позвалъ хозяйку. Она была добрая, словоохотливая женщина, видавшая на своемъ вѣку много болѣзней и не одну смерть, ибо многіе изъ ея постояльцевъ пріѣзжали сюда умирать. Она разсказала въ мельчайшихъ подробностяхъ о послѣднихъ часахъ мистриссъ Толбойзъ; какъ она пріѣхала въ Уентноръ уже совсѣмъ больная, за недѣлю до своей кончины, и какъ съ каждымъ днемъ она постепенно изнемогала подъ бременемъ угрюмой болѣзни.

-- Не родственникъ ли ей этотъ джентльменъ? спросила она Роберта Одлея, когда Джорджъ вдругъ громко зарыдалъ.

-- Да, онъ былъ мужъ этой дамы.

-- Какъ! воскликнула л;енщина:-- тотъ, который такъ жестоко покинулъ ее и оставилъ съ прекраснымъ младенцемъ на рукахъ бѣднаго стараго отца, какъ мнѣ не разъ со слезами на глазахъ разсказывалъ капитанъ Молдонъ.

-- Я не покидалъ ее! воскликнулъ Джорджъ и разсказалъ исторію трехлѣтней своей борьбы. -- Говорила она обо мнѣ? спросилъ онъ:-- говорила она обо мнѣ при... при... при кончинѣ?...

-- Нѣтъ, она умерла тихо какъ ягнёнокъ. Она съ самаго начала мало говорила; но въ послѣдній день она никого не узнавала, даже своего сына и бѣднаго старика отца, который былъ въ отчаяніи. Разъ какъ-то, она принялась, словно въ бреду, говорить о своей матери и о срамѣ умереть въ чужомъ мѣстѣ, такъ что жалко было ее слушать.

-- Мать ея умерла, когда она была маленькимъ ребёнкомъ, сказалъ Джорджъ.-- Какъ подумаешь, что она и о ней вспомнила, а о обо мнѣ -- ни слова!

Женщина повела его въ маленькую спальню, гдѣ скончалась его жена. Онъ упалъ на колѣни у кровати и нѣжно поцаловалъ подушку; увидѣвъ это, хозяйка зарыдала. Пока онъ стоялъ на колѣняхъ, съ лицомъ уткнутымъ въ снѣжно-бѣлую подушку, женщина вынула что-то изъ комода, и когда онъ наконецъ всталъ, передала ему; это былъ длинный локонъ волосъ, завернутый въ серебряную бумагу.

-- Я отрѣзала это, когда она была въ гробу, сказала она:-- бѣдная голубушка!

Онъ прижатъ нѣжный локонъ къ своимъ губамъ.

-- Да, прошептать онъ:-- это -- тѣ самые волоса, которые я такъ часто цаловатъ, когда ея голова лежала на моемъ плечѣ. Но они всегда были волнисты, а теперь они совершенно гладки.

-- Они въ болѣзни мѣняются, сказала хозяйка.-- Если желаете посмотрѣть, куда ее положили, мистеръ Толбойзъ, мой мальчикъ укажетъ вамъ дорогу къ кладбищу.

Даюрджъ Толбойзъ и его другъ направились къ тихому убѣжищу, гдѣ, подъ небольшою насыпью, недавно покрытой дерномъ, лежала та, улыбка привѣтствія которой Джорджу такъ часто снилась у дальнихъ антиподовъ.

Робертъ оставилъ молодаго человѣка у этой свѣжей могилы и, вернувшись черезъ четверть часа, нашелъ его въ прежнемъ положеніи.

Наконецъ онъ поднялъ голову и сказалъ, что желалъ бы заказать надгробный камень.

Они безъ труда нашли каменотеса; усѣвшись посреди обломковъ камней и мелкаго щебня, на его дворѣ, Джорджъ Толбойзъ написалъ карандашемъ слѣдующую краткую эпитафію для надгробнаго камня жены:

Священной памяти

ЕЛЕНЫ,

возлюбленной супруги Джорджа Толбойза,

Отшедшей отъ сей жизни Августа 24 дня, 1857 года, отроду 22 лѣтъ.

Безутѣшный супругъ.