VII.

Годъ спустя.

Прошелъ годъ какъ овдовѣлъ Джорджъ Толбойзъ; черный крепъ на его шляпѣ успѣлъ порыжѣть и износиться и 20-е августа застало его съ сигарой въ зубахъ въ уютныхъ комнатахъ Фиг-Три-Стрйга почти въ томъ же положеніи, какъ за годъ предъ симъ, когда онъ еще не свыкся съ своимъ горемъ и когда каждый незначущій предметъ, казалось, напоминалъ ему о невозвратной потери.

Но здоровенный экс-драгунъ пережилъ свое горе и даже, совѣстно сказать, оно не отозвалось на немъ никакой внѣшней перемѣной. Одному небу извѣстно, какую внутреннюю перемѣну произвелъ въ немъ этотъ страшный ударъ! Одному небу извѣстно, какія душевныя муки переносилъ несчастный Джорджъ въ безсонныя ночи, раздумывая о женѣ, покинутой имъ для пріобрѣтенія богатствъ, которыхъ ему не привелось съ ней раздѣлить.

Какъ-то разъ, вовремя ихъ пребыванія заграницей, Робертъ Одлей попытался было поздравить его съ возвращеніемъ прежней беззаботной веселости. Онъ отвѣтилъ горькой усмѣшкой.

-- Знаешь ли, Бобъ, сказалъ онъ: -- когда нѣкоторые изъ моихъ товарищей возвращались изъ Индіи раненые, съ пулей въ тѣлѣ, они и не думали и не говорили о ней, а храбрились и были молодцами, можетъ, не хуже насъ, но малѣйшая перемѣна погоды, малѣйшее повышеніе или пониженіе температуры причиняло имъ страшнѣйшія муки. Я также получилъ рану, Бобъ, пуля еще сидитъ во мнѣ и я унесу ее съ собою въ могилу.

Они возвратились изъ С.-Петербурга только къ веснѣ и Джорджъ снова поселился у своего друга и повременамъ только ѣздилъ въ Соутгэмптонъ навѣстить своего мальчика. Онъ всегда возилъ съ собою цѣлый возъ игрушекъ и сладостей, но, несмотря на то, маленькій Джорджъ не привыкалъ къ отцу и молодой человѣкъ приходилъ въ отчаяніе при мысли, что вмѣстѣ съ матерью онъ потерялъ и сына.

-- Что же мнѣ дѣлать? спрашивалъ онъ себя.-- Если я возьму его отъ дѣда, я только огорчу его; если же я его тамъ оставлю, онъ навсегда останется мнѣ чужой и будетъ болѣе думать объ этомъ пьяномъ лицемѣрѣ, чѣмъ о своемъ отцѣ. И опять же съумѣетъ ли грубый, необразованный драгунъ, обходиться съ маленькимъ ребёнкомъ? Чему могу я его научить? Курить сигары и болтаться круглый день, заложивъ руки въ карманы.

Итакъ наступила первая годовщина 30 августа, дня, въ который Джорджъ увидѣлъ въ Times извѣщеніе о смерти жены; онъ снялъ свое траурное платье и поношенный крепъ со шляпы и уложилъ все въ ящикъ, гдѣ у него хранился свертокъ ея писемъ и локонъ ея волосъ. Робертъ Одлей никогда не видалъ этихъ писемъ и этого локона, и даже никогда не слыхалъ въ устахъ Джорджа ея имени съ того дня, когда тотъ узналъ въ Уентнорѣ всѣ подробности о кончинѣ жены.

-- Я намѣренъ писать своей кузинѣ, Алисѣ, сказалъ Джорджу молодой адвокатъ въ самый день 30 августа.-- Знаешь ли ты, что послѣ завтра 1-е сентября? Я напишу ей, что мы оба пріѣдемъ на недѣльку поохотиться.

-- Нѣтъ, нѣтъ, Бобъ, какая имъ нужда во мнѣ; я гораздо лучше...

-- Похороню себя въ Фиг-Три-Кортѣ, не имѣя другаго общества кромѣ этихъ собакъ и канареекъ! Нѣтъ, Джорджъ, этому не бывать.

-- Да я вовсе не люблю охоту.

-- А ты думаешь, я очень люблю! воскликнулъ Роберта съ очаровательною наивностью.-- Да я не съумѣю распознать рябчика отъ голубя и по мнѣ все равно, будь это 1-е апрѣля или 1-е сентября. Я еще ни разу въ жизни не убилъ ни одной несчастной птички, а только намозолилъ себѣ плечо, таская ружье. Я ѣзжу въ Эссексъ ради перемѣны воздуха, ради отличныхъ обѣдовъ и для того, чтобы взглянуть на прекрасное, честное лицо моего дядюшки. Сверхъ того, мнѣ теперь очень хочется увидѣть это чудо, мою новую тётушку. Нѣтъ, ты поѣдешь со мной, Джорджъ.

-- Ну, коли ужъ тебѣ такъ хочется, пожалуй.

Такая грусть, смѣнившая первые порывы отчаянія, превратила его въ послушнаго ребёнка, повиновавшагося всякому желанію своего друга. Пойдти ли куда, сдѣлать ли что, онъ всегда былъ на все согласенъ; онъ никогда не веселился самъ, а только принималъ участіе въ веселіи другихъ, никому не навязывалъ своихъ чувствъ и не наводилъ тоски своею грустью. Съ слѣдующею почтой пришелъ отвѣтъ отъ Алисы Одлей, писавшей, что молодые люди не могутъ быть приняты въ настоящую минуту въ Одлей-Кортѣ.

"Въ домѣ семнадцать порожнихъ комнатъ для гостей, съ негодованіемъ писала молодая дѣвушка: "и несмотря на то, милый Робертъ, вы не можете пріѣхать потому, что миледи вообразила себѣ, что она не довольно здорова, чтобы принимать гостей (а сама такъ же больна, какъ я), и не можетъ терпѣть, чтобы въ домѣ были посторонніе мужчины (такіе необтесанные мужики!) Пожалуйста, извинитесь передъ вашимъ другомъ, мистеромъ Толбойзомъ, и скажите ему, что папа надѣется увидѣть васъ обоихъ во время сезона охоты.

-- Прихоти миледи не помѣшаютъ намъ побывать въ Эссексѣ и насладиться тамошней природой, сказалъ Робертъ, скручивая письмо чтобы закурить свою толстую пѣнковую трубку.-- Слушай, что я тебѣ скажу, Джорджъ. Въ Оддей есть отличная гостинница, а въ окрестностяхъ бездна рыбы. Уженіе по мнѣ гораздо лучше охоты: по крайней мѣрѣ ты только знаешь себѣ лежишь на берегу да поглядываешь на поплавокъ; я не говорю, что такимъ образомъ много наловишь рыбы, но все таки очень пріятно проведешь время.

Говоря это, онъ уже протянулъ было закрученную бумагу къ уголькамъ, тлѣвшимъ въ каминѣ, но вдругъ раздумалъ, и тщательно развернулъ и расправилъ рукою извѣстное письмо.

-- Бѣдная моя маленькая Алиса! сказалъ онъ въ раздумьѣ: -- это уже больно невѣжливо, такъ обходиться съ твоими письмами. Я его спрячу.-- И мистеръ Робертъ Одлей положилъ письмо обратно въ конвертъ, и потомъ забросилъ его въ одно изъ безчисленныхъ отдѣленій своей конторки, на которомъ значилась надпись: "очень нужныя". Одному Богу извѣстно, какіе документы находились въ этомъ темномъ закоулкѣ; я только твердо убѣжденъ, что они не имѣли важнаго юридическаго значенія. Если бы кто въ эту минуту сказалъ молодому адвокату, что такая ничтожная вещь, какъ это письмо его кузины, будетъ въ одинъ божій день играть важную роль въ единственномъ уголовномъ процесѣ, который ему придется вести въ своей жизни, то мистеръ Робертъ Одлей въ изумленіи пожалъ бы плечами.

И такъ молодые люди запаслись однимъ чемоданомъ и одной удочкой на двоихъ и на слѣдующее же утро выѣхали изъ Лондона. Они достигли старинной, быстро клонящейся къ упадку деревушкѣ Одлей какъ разъ во время, чтобы заказать хорошій обѣдъ въ гостинницѣ "Солнце".

Одлей-Кортъ лежалъ въ какихъ нибудь трехъ четвертяхъ мили отъ деревни, какъ уже сказано, въ котловинѣ, окруженной со всѣхъ сторонъ лѣсомъ. Къ нему вела только одна дорога, окаймленная деревьями и содержавшаяся въ порядкѣ, какъ дорожки въ барскомъ паркѣ. Несмотря на свою поэтическую красоту, это было довольно скучное мѣсто для такого блестящаго созданія, какъ бывшая миссъ Люси Грээмъ. Но предупредительный баронетъ, превратилъ внутренность стараго замка въ роскошный дворецъ, въ которомъ леди Одлей наслаждалась какъ ребёнокъ посреди новыхъ дорогихъ игрушекъ.

И теперь, окруженная блескомъ, какъ и прежде въ дни тяжелой зависимости, она однимъ своимъ появленіемъ расточала счастье и веселіе. Несмотря на открытое презрѣніе миссъ Алисы къ ребячеству и легкомыслію своей мачихи, Люси была болѣе любима всѣми и вызывала болѣе восторженныя похвалы, чѣмъ дочь баронета. Самое и ребячество имѣло неотразимую прелесть. Невинность и прямота ребёнка сіяли въ прекрасномъ лицѣ и большихъ голубыхъ глазахъ леди Одлей. Розовыя губки, маленькій носикъ, цѣлое море золотистыхъ кудрей -- все сообщало ея красотѣ какой-то дѣтскій характеръ. Она говорила, что ей было двадцать лѣтъ, но никто не далъ бы ей болѣе семнадцати. Ея нѣжная, маленькая фигурка, всегда разодѣтая въ тяжелый бархатъ и шелкъ, такъ напоминала ребёнка, наряженнаго для маскарада, что казалось, она только что вышла изъ дѣтской. Всѣ ея забавы были совершенно дѣтскія. Она терпѣть не могла чтеніе и всякое занятіе, за то любила общество, и, чтобы не остаться одной, призывала Фебу Марксъ и, лежа на роскошной софѣ въ своемъ будуарѣ, часами болтала о какомъ нибудь нарядѣ для предстоящаго обѣда, или, разложивъ вокругъ себя всѣ драгоцѣнности, пересчитывала и восхищалась своими сокровищами. Она была на нѣсколькихъ балахъ въ Чельмсфордѣ и Кольчестерѣ и тотчасъ же была провозглашена первой красавицей въ околодкѣ. Довольная своимъ высокимъ положеніемъ и своимъ прекраснымъ домомъ, привязанная къ своему мужу, исполнявшему малѣйшій ея капризъ, малѣйшую прихоть, всѣми ласкаемая и превозносимая, не зная куда дѣвать деньги и не имѣя безпокойныхъ родственниковъ, которые бы докучали ей притязаніями на ея кошелекъ и протекцію, Люси была счастливѣйшею женщиной въ мірѣ.

Молодые люди сидѣли за обѣденнымъ столомъ въ одной изъ особыхъ комнатъ въ гостинницѣ "Солнца". Двери были отворены настежь, и они во время обѣда дышали чуднымъ деревенскимъ воздухомъ. Погода была дивная; зелень лѣсовъ только еще кое-гдѣ подернулась яркими красками осени; на нивахъ еще мѣстами желтѣли хлѣба, мѣстами же сверкали серпы, и гордые колосья склонялись къ землѣ; на узкихъ межахъ между полями скрипѣли телеги, свозившія въ житницы богатую жатву. Невозможно описать, что чувствуетъ человѣкъ, вырвавшійся на свободу послѣ цѣлаго лѣта, проведеннаго въ душномъ Лондонѣ. Чувство это было первымъ пріятнымъ впечатлѣніемъ, которое Толбойзъ ощутилъ послѣ потери жены.

Пробило пять часовъ, когда они встали отъ обѣда.

-- Надѣвай шляпу, Джорджъ, и пойдемъ гулять, сказалъ Робертъ Одлей:-- вѣдь они обѣдаютъ въ Кортѣ не прежде семи, такъ что мы успѣемъ еще осмотрѣть домъ и окрестности.

Хозяинъ гостинницы, вошедшій въ эту минуту съ бутылкой, поднялъ голову, услыхавъ послѣднія слова молодаго человѣка.

-- Виноватъ-съ, мистеръ Одлей, сказалъ онъ:-- но если вы хотите видѣть своего дядюшку, такъ вы только напрасно пройдетесь въ Кортъ. Сэръ Майклъ, миледи и миссъ Алиса отправились на скачки въ Чарлей и, по всей вѣроятности, не будутъ назадъ ранѣе осьми часовъ. Они должны проѣхать мимо нашихъ оконъ.

Въ такомъ случаѣ, конечно, не стоило отправляться въ Кортъ и молодые люди пошли бродить по деревнѣ, осмотрѣли старую церковь, потомъ пошли освидѣтельствовать рѣчку, гдѣ они намѣревались ловить рыбу, и такимъ образомъ проволочили время до осьмаго часа. Около четверти осьмаго они возвратились въ гостинницу и, запаливъ сигары, усѣлись подъ окнами, любуясь мирнымъ ландшафтомъ.

Уже смеркалось, когда мимо оконъ гостинницы начали сновать охотничьи кабріолеты, дилижансы, гиги, фермерскія повозки, и было почти темно, когда откидная коляска, запряженная четверкой, съ громомъ подкатила къ дверямъ гостинницы.

Это была коляска сэра Майкля. Передовой жокей спрыгнулъ съ лошади, чтобы поправить перепутавшуюся сбрую.

-- Да это, никакъ -- мой дядюшка, воскликнулъ Робертъ Одой:-- я побѣгу съ нимъ поздороваться.

Джорджъ закурилъ другую сигару и, подсѣвъ къ окну, закрытый отчасти занавѣсью, принялся разглядывать маленькое общество. Алиса сидѣла впереди и, несмотря на сумерки, онъ могъ разсмотрѣть, что она была красивая брюнетка, но леди Одіей сидѣла за сэромъ Майлемъ, такъ что онъ не могъ увидѣть этой златокудрой красавицы, о которой столько слыхалъ.

-- Ба, Робертъ! воскликнулъ сэръ Майкль, увидѣвъ племянника:вотъ не ожидалъ!

-- Я не пріѣхалъ стѣснять васъ въ Кортѣ, любезный дядюшка, сказалъ молодой человѣкъ, пожимая радушно протянутую ему руку.-- Эссексъ -- моя родина, а вы знаете, что въ это время года я обыкновенно страдаю тоской по родинѣ; и такъ мы съ Джорджемъ собрались сюда денька на два -- на три поудить рыбу.

-- Съ Джорджемъ -- съ какимъ Джорджемъ?

-- Джорджемъ Толбойзъ.

-- Какъ, и онъ пріѣхалъ? воскликнула Алиса.-- Какъ я рада! мнѣ смерть хочется увидѣть этого красиваго вдовца.

-- Будто? Такъ я сейчасъ сбѣгаю за нимъ и тутъ же его вамъ представлю.

Надобно сказать, что леди Одлей, несмотря на свое ребячество, пріобрѣла огромное вліяніе на сэра Майкля; правда, и въ этомъ вліяніи было много дѣтскаго, тѣмъ не менѣе баронетъ буквально смотрѣлъ ей въ глаза.

Когда Робертъ уже готовъ былъ войти въ гостинницу, одного ничтожнаго движенія бровей Люси -- очаровательнаго движенія, выражавшаго и усталость, и неохоту, и отвращеніе, было достаточно, чтобы дать понять мужу, что она вовсе не желала теперь знакомиться съ чужимъ человѣкомъ.

-- Успѣется, Бобъ, сказалъ онъ.-- Жена устала. Приведи своего друга обѣдать къ намъ завтра; тогда Алиса будетъ имѣть случай съ нимъ познакомиться. Обойди-ка кругомъ и поздоровайся съ леди Одлей.

Миледи была такъ утомлена, что могла только прелюбезно улыбнуться, и протянула племяннику маленькую ручку, плотно обтянутую лайковой перчаткой.

-- Вы пріѣдете къ намъ завтра обѣдать и привезете своего друга? сказала она едва слышнымъ, усталымъ голосомъ. Она была царицей дня и утомилась отъ усилій очаровывать всѣхъ и каждаго.

-- Удивляюсь, какъ это она не угостила тебя своимъ обыкновеннымъ хихиканіемъ, шепнула Алиса, наклоняясь черезъ дверцы коляски, чтобы проститься съ Робертомъ:-- вѣрно бережетъ на завтра. Что жъ, и ты такъ же очарованъ какъ и всѣ? прибавила она нѣсколько рѣзко.

-- Она дѣйствительно очень мила, пробормоталъ Робертъ съ холоднымъ восхищеніемъ.

-- Конечно! Она -- первая женщина, о которой я слышу отъ тебя доброе слово, Робертъ Одлей. Жаль мнѣ, что ты можешь восхищаться только восковыми куклами.

Бѣдная Алиса! не разъ приходила она въ столкновеніе съ своимъ двоюроднымъ братомъ изъ за его апатическаго права. И дѣйствительно, если, благодаря этому нраву, онъ былъ всегда и всѣмъ доволенъ и безмятежно наслаждался жизнью, то за то этотъ же самый нравъ мѣшалъ ему хоть на минуту чѣмъ нибудь одушевиться.

"Просто невозможно себѣ представить, чтобы Робертъ былъ способенъ когда нибудь влюбиться", думала порою молодая дѣвушка. "Еслибы всѣ классическія богини построились въ шеренгу передъ нимъ, ожидая, чтобы его султанское величество бросилъ одной изъ нихъ платокъ, то и тогда бы, я думаю, онъ приказалъ имъ самимъ протянуться за платкомъ".

Но теперь, первый разъ въ своей жизни, Робертъ пришелъ въ восторгъ.

-- Да, она -- самое милое существо, какое ты только можешь себѣ представить, Джорджъ, воскликнулъ онъ, когда коляска исчезла вдалекѣ и онъ возвратился къ своему другу.-- Что за голубые глаза что за кудри, что за восхитительная улыбка! и шляпка-то на ней какъ хороша -- цѣлое облако газа, и въ немъ дрожатъ цвѣты, усѣянные росой. Джорджъ Толбойзъ, я просто влюбился въ свою тётушку -- словно герой какого нибудь французскаго романа.

Несчастный вдовецъ только вздохнулъ и отчаянно потянулъ въ себя дымъ своей сигары. Быть можетъ, онъ думалъ о томъ отдаленномъ времени, когда онъ въ первый разъ встрѣтился съ женщиной, по которой еще вчера носилъ крепъ. А съ этимъ воспоминаніемъ о мѣстѣ ихъ встрѣчи возникли и всѣ старыя, но незабытыя чувства. Вотъ онъ опять прогуливается съ своими товарищами-офццерами на берегу моря въ несчастномъ маленькомъ городѣ, слушая какую-то жалкую музыку. Старые знакомые мотивы снова звучатъ въ его ушахъ; а вотъ и она, она направляется къ нему, опираясь на руку стараго отца, и до того повидимому поглощена музыкою, что и не замѣчаетъ, что на нее разинули рты человѣкъ десять кавалерійскихъ офицеровъ. Опять возникла въ его головѣ старая мысль, что она слишкомъ хороша для этого міра и что приблизиться къ ней значило вступить въ высшую сферу, дышать болѣе чистымъ воздухомъ. И послѣ этого она сдѣлалась его женой и матерью его ребёнка, а теперь она лежала на кладбищѣ въ Уентнорѣ. Тихія слези покатились по его щекамъ при этихъ мысляхъ о быломъ.

Возвратясь домой, леди Одлей была такъ утомлена, что не вышла къ обѣду, но прямо отправилась къ себѣ въ уборную въ сопровожденіи Фебы Марксъ.

Обхожденіе ея съ горничною было очень измѣнчиво: то она дѣлала ее своею конфиданткой, то словно остерегалась ея, но во всякомъ случаѣ она была добрая барыня, и горничная не могла не быть ею довольна.

На этотъ разъ, несмотря на усталость, она была необычайно и духѣ и принялась разсказывать Фебѣ о скачкахъ и обществѣ.

-- Однако, я смерть какъ устала, Феба, сказала она наконецъ. Я думаю, теперь страшно посмотрѣть, на что я похожа послѣ цѣлаго дня, проведеннаго подъ знойнымъ солнцемъ.

Она стояла передъ уборнымъ столикомъ, на которомъ горѣли двѣ свѣчи. Говоря это, она взглянула прямо въ лицо своей горничной; въ ея чудныхъ, ясныхъ глазахъ и на дѣтскихъ розовыхъ губкахъ играла прелестная улыбка.

-- Вы немножко блѣдны, миледи, но такъ же очаровательны, какъ всегда, отвѣчала дѣвушка.

-- Такъ, такъ, Феба, сказала леди Одлей, опускаясь въ кресло и отбросивъ назадъ свои роскошные локоны, которые горничная тотчасъ же принялась убирать на ночь.-- А знаешь ли, Феба, вѣдь многіе говорятъ, что мы очень походимъ другъ на друга.

-- Я тоже слыхала это, миледи, спокойно сказала дѣвушка:-- но только тѣ, кто это говорятъ, должны быть круглые дураки, потому что вы, миледи -- красавица, а я -- бѣдная, простая дѣвушка.

-- Вовсе нѣтъ, Феба, вовсе нѣтъ; ты дѣйствительно походишь на меня; тебѣ недостаетъ только краски. Волосы у меня свѣтлые, золотистые, а у тебя они словно ленъ; мои брови и рѣсницы каштановаго цвѣта, а у тебя -- у тебя онѣ совершенно бѣлесыя; у меня цвѣтъ лица свѣжій, розовый, а у тебя -- блѣдный, почти желтый. Немножко румянъ и краски для волосъ, и ты ничѣмъ мнѣ не уступишь.

Она начала болтать о всякихъ пустякахъ, о нарядахъ, о всемъ, что видѣла и слышала въ тотъ день, и для потѣхи своей горничной передразнивала всѣхъ, кого видѣла. Когда Алиса вошла въ комнату, чтобы проститься съ мачихой, она застала обѣихъ, барыню и служанку, катающихся со смѣху по поводу какого-то приключенія, которое миледи только что разсказала. Алиса съ досадой и отвращеніемъ вышла изъ комнаты: она терпѣть не могла фамильярнаго обращенія съ прислугой.

-- Продолжай себѣ чесать, Феба, говорила леди Одлей всякій разъ, какъ дѣвушка собиралась окончить ея прическу:-- мнѣ хочется поболтать съ тобою.

Наконецъ, уже совсѣмъ отпустивъ ее, она спохватилась, что хотѣла что-то сказать ей -- и кликнула ее назадъ.-- Феба Марксъ, сказала она:-- исполни мою просьбу.

-- Извольте, миледи.

-- Поѣзжай завтра же съ первымъ поѣздомъ въ Лондонъ и сдѣлай мнѣ одну коммиссію. Можешь остаться тамъ еще цѣлый день; вѣдь я знаю, у тебя есть тамъ родственники, и если ты хорошо исполнишь мое порученіе и никому о немъ не скажешь, я подарю тебѣ пять фунтовъ.

-- Слушаю-съ, миледи.

-- Посмотри, заперта ли дверь и пріиди сядь на эту скамеечку у моихъ ногъ.

Горничная молча повиновалась. Леди Одлей погладила своею бѣлой, пухленькой, усыпанной драгоцѣнными каменьями ручкой ея свѣтлые волосы, и помолчавъ съ минутку, сказала:

-- Ну, такъ слушай же, Феба: я прошу у тебя очень немногаго.

Дѣло было дѣйствительно такъ немногосложно, что леди Одаей объяснила его въ пять минутъ; затѣмъ она удалилась къ себѣ въ спальную и черезъ нѣсколько минутъ уже лежала въ постели, свернувшись въ клубокъ подъ легкимъ атласнымъ покрываломъ, подбитымъ гагачьимъ пухомъ. Она была очень зябкое маленькое созданіе и любила кутаться въ теплыя мѣховыя покрывала.

-- Ну, поцалуй меня, Феба, сказала она молодой дѣвушкѣ, оправлявшей занавѣсы ея кровати.-- Я слышу шаги сэра Майкля. Если ты, выходя, встрѣтишь его, то можешь сказать ему, что отправляешься завтра съ первымъ поѣздомъ за моимъ платьемъ отъ мадамъ Фредерикъ для обѣда въ Мортонъ-Аббей.

На слѣдующее утро леди Одлей вышла пить кофе очень поздно -- въ одинадцатомъ часу. Покуда она сидѣла за столомъ, не торопясь распивая свой кофе, человѣкъ подалъ ей запечатанный пакетъ и книгу, чтобы расписаться.

-- Телеграфическая депеша! воскликнула леди (тогда еще неизвѣстно было болѣе удобное слово -- телеграмма) -- Что бы это могло значить?

Неописанный ужасъ выражался въ ея глазахъ, устремленныхъ на мужа; она, казалось, боялась взломить печать. Конвертъ былъ адресованъ миссъ Люси Грээмъ въ домѣ мистера Досона, куда и былъ первоначально доставленъ.

-- Прочти же ее, моя милая, и не пугайся заранѣе; можетъ быть, въ ней нѣтъ ничего важнаго, сказалъ баронетъ.

Телеграмма была отъ мистриссъ Винцентъ, содержательницы школы, на рекомендацію которой ссылалась миссъ Грээмъ, поступая къ мистеру Досону. Мистриссъ Винцентъ была опасно больна и умоляла свою бывшую ученицу пріѣхать навѣстить ее.

-- Бѣдняжка! она всегда хотѣла сдѣлать меня своей наслѣдницей, сказала Люси съ грустной улыбкой.-- Она еще не слыхала о моемъ счастьѣ. Милый сэръ Майкль, я должна поѣхать къ ней.

-- Конечно... конечно, моя милая. Если она была добра къ тебѣ, когда ты была въ нуждѣ, то она имѣетъ права на тебя, которыя никогда отъ нея не отнимутся! Надѣнь поскорѣе шляпку, Люси: мы еще успѣемъ захватить экстренный поѣздъ.

-- Такъ ты поѣдешь со мной?

-- Конечно, моя милая. Неужели ты думаешь, я пустилъ бы тебя одну?

-- Я была убѣждена, что ты поѣдешь со мною, задумчиво проговорила она.

-- А пишетъ она свой адресъ?

-- Нѣтъ, но она вѣкъ свой жила въ Кресцентъ-Виллѣ, Вестъ-Брогинтонъ, и конечно и теперь еще тамъ живетъ.

Леди Одлей едва успѣла надѣть шляпку и схватить шаль, какъ къ крыльцу съ громомъ подкатила карета, и она услышала на лѣстницѣ голосъ сэра Майкля, торопившаго ее ѣхать.

Ея комнаты, какъ я уже говорилъ, образовывали анфиладу и оканчивались осьмиугольною гостинною, стѣны которой были увѣшаны картинами. Несмотря на то, что она была въ такомъ спѣху, леди Одлей остановилась у дверей этой комнаты и послѣ минутнаго раздумья заперла дверь на ключь и спрятала его въ карманъ. Такимъ образомъ она отрѣзала всякій доступъ въ свои комнаты.