Неожиданное посѣщеніе.
Въ одиннадцать часовъ утра, на слѣдующій день, мистеръ Робертъ Одлей сидѣлъ за завтракомъ передъ опрятно-накрытымъ столикомъ; по обѣ стороны его кресла лежали его двѣ собаки; онѣ смотрѣли ему прямо въ глаза и съ открытыми ртами ожидали обычнаго куска хлѣба или ветчины. Робертъ отъ времени до времени принимался читать первую страницу мѣстной газеты, наполненной различными совѣтами для фермеровъ, рецептами противъ всевозможныхъ болѣзней и разными другими любопытными свѣдѣніями.
Погода измѣнилась и снѣгъ, который послѣдніе дни черными тучами висѣлъ въ воздухѣ, падалъ теперь хлопьями и уже успѣлъ завалить весь палисадникъ передъ окнами.
На длинной, одинокой дорогѣ въ Одлей-Кортъ не видно было ни одного слѣда, когда Робертъ подошелъ къ окну полюбоваться зимнимъ ландшафтомъ.
-- Очень весело, проговорилъ онъ:-- для человѣка привычнаго къ удобствамъ жизни въ Темпль-Барѣ!
Наблюдая, какъ кружились въ воздухѣ хлопья снѣга, съ каждой минутой все болѣе и болѣе заметая дорогу, онъ былъ вдругъ удивленъ, увидѣвъ карету, тихо подымавшуюся въ гору.
-- Желалъ бы я знать, что за несчастный и безпокойный человѣкъ рѣшился выѣхать изъ дому въ подобную погоду, проворчалъ онъ, отходя отъ окна и усаживаясь въ кресло.
Не прошло и нѣсколькихъ минутъ, какъ въ комнату вошла Феба Марксъ и доложила о пріѣздѣ леди Одлей.
-- Леди Одлей! Пожалуйста, просите, сказалъ Робертъ; когда Феба поспѣшила на встрѣчу нечаяннаго гостя, онъ прибавилъ сквозь зубы:
-- Необдуманный шагъ, миледи; я отъ васъ никогда его не ожидалъ.
Люси Одлей была прелестна въ это холодное и снѣжное январьское утро. У другихъ людей отъ рѣзкаго холода краснѣетъ носъ и губы блѣднѣютъ, но розовенькія губки и носикъ миледи сохраняли свою обычную краску и очаровательную свѣжесть.
Она была закутана въ мѣха, привезенные Робертомъ Одлей изъ Россіи, и держала въ рукахъ муфту, которая показалась молодому человѣку почти такъ же велика, какъ и вся фигурка миледи.
Она была такъ похожа на безпомощнаго ребёнка, что Робертъ почувствовалъ что-то похожее на состраданіе, когда она подошла къ камину согрѣть руки, обтянутыя узкой перчаткой.
-- Что за утро, мистеръ Одлей, сказала она: -- что за утро!
-- Да, въ самомъ дѣлѣ! Зачѣмъ вы выѣхали въ такую погоду, леди Одлей?
-- Затѣмъ, что я хотѣла васъ видѣть, собственно для этого.
-- Право!
-- Да, сказала миледи съ видомъ полнѣйшаго замѣшательства; она какъ-то безпокойно играла пуговкой своей перчатки и въ волненіи чуть-чуть не оторвала ея.
-- Да, мистеръ Одлей, я чувствовала, что съ вами обошлись нехорошо; что... что вы, словомъ, имѣете причину обижаться, и что передъ вами надо извиниться.
-- Я не желаю никакихъ извиненій, леди Одлей.
-- Но вы имѣете на нихъ право, отвѣчала миледи спокойно.-- Послушайте, милый Робертъ, зачѣмъ намъ церемониться другъ съ другомъ? Вамъ было пріятно въ Одлей; мы были очень довольны васъ имѣть у себя; но мой добрый, глупый мужъ вбилъ себѣ въ голову, что для спокойствія его бѣдной маленькой жены будетъ лучше, если ея двадцати-восьмилѣтній племянникъ не будетъ курить свою сигару у нея въ будуарѣ, и вотъ -- нашъ веселый семейный кружокъ разстроенъ.
Люси Одлей говорила съ дѣтскою живостью, которая казалась въ ней такъ натуральна. Робертъ грустно глядѣлъ на ея свѣтлое, оживленное личико.
-- Леди Одлей, сказалъ онъ:-- не дай Богъ, чтобъ когда либо вы или я причинили огорченіе или безчестье моему благородному дядѣ! Не лучше ли мнѣ избѣгать вашего дома; можетъ быть, лучше было бы мнѣ вовсе не пріѣзжать!
Во все время разговора, миледи не спускала глазъ съ огня, но, при послѣднихъ словахъ, она вдругъ подняла голову и бросила на Роберта изумленный взоръ -- взоръ непритворный, вопрошающій, смыслъ котораго былъ хорошо понятенъ молодому адвокату.
-- Пожалуйста, не пугайтесь, миледи, сказалъ онъ серьёзно:-- вамъ нечего бояться отъ меня какой нибудь чепухи, вычитанной у Бальзака или Дюма-сына. Спросите юристовъ, засѣдающихъ на скамьяхъ Темпля, и они вамъ скажутъ, что Робертъ Одлей не зараженъ никакими бреднями, внѣшнее проявленіе которыхъ заключается въ отложныхъ воротничкахъ и галстукахъ à la Byron. Я говорю, что лучше бы мнѣ было не входить въ домъ моего дяди, и говорю это торжественно.
Миледи пожала плечами.
-- Если вы намѣрены говорить загадками, мистеръ Одлей, то вы ужь извините меня, я не буду отвѣчать вамъ.
Робертъ ничего не отвѣтилъ на эти слова.
-- Но скажите, пожалуйста, продолжала она, совершенно измѣнивъ голосъ:-- что могло побудить васъ поселиться въ этомъ отвратительномъ мѣстѣ?
-- Любопытство!
-- Любопытство?
-- Да, этотъ человѣкъ съ бычачьей шеей, рыжими волосами и злобными сѣрыми глазами меня заинтересовалъ. Опасный человѣкъ, миледи -- человѣкъ, которому бы я не желалъ попасться въ руки.
Леди Одлей внезапно измѣнилась въ лицѣ; румянецъ исчезъ съ ея щокъ, онѣ сдѣлались блѣдными какъ воскъ, а голубые глаза ея засверкали гнѣвомъ.
-- Что я тебѣ сдѣлала, Робертъ Одлей? воскликнула она съ сердцемъ: -- что я тебѣ сдѣлала, что ты меня такъ ненавидишь?
Онъ отвѣчалъ ей очень серьёзно:
-- У меня былъ другъ, леди Одлей, котораго я очень любилъ, и съ тѣхъ поръ, какъ я его потерялъ, я начинаю ненавидѣть всѣхъ людей.
-- Выговорите о мистерѣ Толбонзѣ, который уѣхалъ въ Австралію?
-- Да, я говорю о мистерѣ Тодбойзѣ, который, говорятъ, отправился въ Ливерпуль съ намѣреніемъ ѣхать въ Австралію.
-- И вы не вѣрите, что онъ поѣхалъ въ Австралію?
-- Нѣтъ.
-- Да почему же?
-- Извините меня, леди Одлей, если я вамъ не отвѣчу прямо на этотъ вопросъ.
-- Какъ вамъ угодно, отвѣчала она небрежно.
-- Съ недѣлю послѣ того, какъ мой другъ исчезъ, продолжалъ Робертъ:-- я послалъ въ сиднейскія и мельбурнскія газеты объявленіе, въ которомъ просилъ его, если онъ находился въ одномъ изъ этихъ городовъ, написать ко мнѣ и дать о себѣ вѣсть, и въ то же время адресовался ко всѣмъ, кто бы могъ его встрѣтить въ колоніяхъ или на пути, прося меня увѣдомить. Джорджъ Толбойзъ выѣхалъ изъ Эссекса, или исчезъ изъ Эссекса, 6-го сентября прошлаго года. Я долженъ получить въ концѣ сего мѣсяца отвѣтъ. Сегодня 27-е, времени немного.
-- А если вы не получите отвѣта? спросила леди Одлей.
-- Если я не получу отвѣта, то я почту это за подтвержденіе моихъ подозрѣній и тогда я начну дѣйствовать.
-- Что вы хотите этимъ сказать?
-- Ахъ, леди Одлей, вы напоминаете мнѣ, какъ я безсиленъ въ этомъ дѣлѣ. Моего друга, можетъ быть, отправили на тотъ свѣтъ въ этой самой харчевнѣ, убили на этомъ самомъ камнѣ передъ очагомъ, на которомъ я теперь стою, и я могу прожить здѣсь годъ и уѣхать отсюда, не узнавъ ничего объ его участи, какъ будто я никогда и не переступалъ этого порога. Почемъ мы знаемъ, что за тайны скрываются подъ кровомъ, подъ который мы вступаемъ. Еслибъ я завтра же вошелъ въ тотъ прозаическій плебейскій домикъ, въ которомъ Марія Маннингъ и ея мужъ убили своего гостя, я бы не имѣлъ никакого зловѣщаго предчувствія о свершившихся въ немъ ужасахъ. Черныя дѣла дѣлывались подъ самыми гостепріимными кровами, страшныя преступленія совершались въ очаровательныхъ мѣстностяхъ, не оставляя по себѣ никакого слѣда. Я не вѣрю въ привидѣнія и въ несмываемыя кровавыя пятна. Я скорѣе убѣжденъ, что мы можемъ жить, ни мало того не подозрѣвая, въ атмосферѣ, зараженной преступленіемъ, и дышать тѣмъ не менѣе свободно. Я убѣжденъ, что мы можемъ смотрѣть на улыбающееся лицо убійцы и восхищаться его спокойной красотой.
Одушевленіе, съ которымъ Робертъ произнесъ послѣднія слова, заставило миледи засмѣяться.
-- У васъ, кажется, страсть говорить объ ужасахъ, презрительно сказала она: -- вамъ бы надо было пойти въ полицейскіе сыщики.
-- А, право, мнѣ порою кажется, что я былъ бы хорошій сыщикъ.
-- Почему такъ?
-- Потому, что я удивительно терпѣливъ.
-- Но возвратимся къ Джорджу Толбойзу, о которомъ мы и забыли, увлекшись вашимъ краснорѣчіемъ. Что, если вы не получите никакого увѣдомленія, въ отвѣтъ на ваше объявленіе?
-- Я почту себя въ правѣ считать его умершимъ.
-- Ну, и что жь тогда?
-- Тогда я приступлю къ осмотру его собственности.
-- Да, а изъ чего же она состоитъ? Изъ сюртуковъ, жилетовъ, лакированныхъ сапогъ, да пѣнковыхъ трубокъ, не болѣе того, я полагаю, смѣясь сказала леди Одлей.
-- Нѣтъ, изъ писемъ -- писемъ его друзей, школьныхъ товарищей, отца, наконецъ сослуживцевъ.
-- Да?
-- Есть также и письма его жены.
Миледи молча глянула на огонь, и послѣ нѣкотораго молчанія спросила:
-- А вы видали когда нибудь письма покойной мистриссъ Толбойзъ?
-- Нѣтъ. Бѣдняжка! Ея письма не могутъ пролить большаго свѣта на участь моего друга. Я увѣренъ, она царапала крючки какъ всѣ женщины. Вѣдь мало найдется такихъ, которыя бы имѣли такой прекрасный и необыкновенный почеркъ, какъ вы, леди Одлей.
-- А вы, конечно, знаете мой почеркъ?
-- Какъ же! и очень хорошо.
Миледи снова погрѣла руки и, взявъ муфту, собралась уходить.
-- Вы не приняли моихъ извиненій, мистеръ Одлей, сказала она:-- но я надѣюсь, вы тѣмъ не менѣе увѣрены въ чувствахъ, которыя я къ вамъ питаю.
-- Вполнѣ увѣренъ, леди Одлей.
-- Такъ прощайте же, и позвольте мнѣ посовѣтывать вамъ не оставаться въ этомъ несчастномъ мѣстѣ, гдѣ отовсюду дуетъ, если вы не хотите возвратиться въ Фиг-Три-Кортъ съ ревматизмомъ.
-- Я возвращусь въ городъ завтра утромъ, чтобы посмотрѣть, нѣтъ ли писемъ.
-- Такъ еще разъ прощайте.
Она протянула ему свою руку, и онъ взялъ ее. Это была такая нѣжная, маленькая ручка, что онъ могъ бы раздавить ее въ своей рукѣ, если бы только былъ такъ жестокосердъ.
Онъ проводилъ ее до кареты и посмотрѣлъ, какъ карета покатила, но не въ Одлей, а по направленію въ Брентвудъ, отстоявшій отъ Станнинга въ какихъ нибудь шести миляхъ.
Часа черезъ полтора, Робертъ, сидя у дверей гостинницы съ сигарой въ зубахъ и любуясь побѣлѣвшими полями, увидѣлъ возвращавшуюся карету, на этотъ разъ пустую.
-- Вы отвезли леди Одлей обратно въ Кортъ? спросилъ онъ у кучера, остановившагося чтобы выпить кружку горячаго эля съ прянностями.
-- Нѣтъ, сэръ, я возращаюсь съ брентвудской станціи. Миледи отправилась въ Лондонъ съ поѣздомъ, отходящимъ въ сорокъ минутъ перваго.
-- Въ городъ?
-- Да, сэръ.
-- Миледи отправилась въ Лондонъ! сказалъ Робертъ, возвращаясь въ маленькую гостиную.-- Такъ я послѣдую за нею со слѣдующимъ поѣздомъ, и если я не очень ошибаюсь, мнѣ кажется, я знаю, гдѣ ее найти.
Онъ уложилъ свой чемоданъ, заплатилъ счетъ, связалъ своихъ собакъ и отправился на станцію въ единственномъ экипажѣ, содержавшемся въ гостинницѣ Замка. Онъ захватилъ поѣздъ, отходившій изъ Брентвуда въ три часа, и помѣстившись чрезвычайно уютно въ уголкѣ пустаго первокласснаго вагона, окутался нѣсколькими пледами и, вопреки всѣмъ властямъ, закурилъ сигару. "Компанія можетъ сочинять сколько ей вздумается запрещеній, но я всегда буду наслаждаться своей сигарой, пока у меня есть въ карманѣ полкроны, чтобы дать кондуктору".