XXIII.

Остановка.

Мистеръ Гаркортъ Толбойзъ жилъ въ Дорсетширѣ въ большомъ старинномъ домѣ, отстоявшемъ на одну милю отъ маленькой деревни, называемой Греднж-Гитъ. Домъ этотъ стоялъ посреди стариннаго помѣстья, не довольно большаго, чтобы носить названіе парка, но слишкомъ обширнаго, чтобы называться иначе. Поэтому оно не имѣло особаго имени, а просто называлось помѣстьемъ сквайра Толбойза.

Мистеръ Гаркортъ Толбойзъ былъ послѣдній человѣкъ въ свѣтѣ, котораго можно было бы назвать стариннымъ англійскимъ именемъ сквайра. Онъ не занимался ни охотой, ни сельскимъ хозяйствомъ. Во всю свою жизнь онъ никогда не надѣвалъ ботфортъ и вовсе не обращалъ вниманія на состояніе погоды, если она только не мѣшала его комфорту; объ урожаѣ же онъ думалъ на столько, на сколько урожай могъ имѣть вліянія на доходъ, получаемый имъ отъ его фермеровъ. Это былъ человѣкъ лѣтъ пятидесяти, высокій, прямой, костлявый, съ широкимъ блѣднымъ лицомъ и свѣтлосѣрыми глазами. Рѣдкіе черные волосы его были зачесаны кверху для прикрытія большой лысины на макушкѣ, отчего его лицо имѣло нѣкоторое сходство съ теріеромъ.

Никто не могъ похвастать знаніемъ слабой стороны Гаркорта Толбойза. Онъ походилъ на свой большой квадратный домъ, смотрѣвшій прямо на сѣверъ, и въ которомъ не было ни одного уютнаго уголка. Характеръ его поражалъ своимъ постояннымъ, однообразнымъ умственнымъ свѣтомъ, неумѣрявшимся ни малѣйшею тѣнью. Онъ смотрѣлъ на все одинакимъ строгимъ взглядомъ, который не допускалъ никакихъ смягчающихъ обстоятельствъ. Его благородный умъ не зналъ никакихъ изворотовъ, шелъ всегда прямо, не уклоняясь ни въ ту, ни въ другую сторону. У него правое дѣло было правымъ, а неправое -- неправымъ. Впродолженіе всей своей праведной, но безжалостной жизни, онъ никогда не признавалъ возможности, чтобъ какія нибудь обстоятельства смягчили бы вину или уменьшили законное право возмездія. Онъ изгналъ отъ себя единственнаго своего сына за то, что тотъ не повиновался ему, и не задумался бы ни на минуту изгнать и свою единственную дочь, еслибъ она совершила подобное же преступленіе.

Еслибъ только этотъ человѣкъ способенъ былъ на такую слабость какъ тщеславіе, то, конечно, онъ гордился бы своимъ упорствомъ. Онъ гордился бы своею непоколебимою прямотою, дѣлавшею его такимъ непріятнымъ человѣкомъ, гордился своимъ настойчивымъ упрямствомъ, котораго не могли смягчить ни любовь, ни чувство жалости; гордился бы отрицательною силою натуры, незнавшей никогда слабости, называемой нами любовью и привязанностью.

Если онъ и сожалѣлъ о бракѣ своего сына и о разрывѣ, происшедшемъ поэтому между ними, то тщеславіе заставляло его скрыть свои чувства. Дѣйствительно, какъ ни странно бы казалось съ перваго взгляда, что подобный человѣкъ могъ быть тщеславнымъ, я почти увѣренъ, что тщеславіе было главною дурною чертою въ характерѣ Толбойза, около которой группировались всѣ остальныя. Вѣроятно Юній Брутъ былъ тщеславенъ и наслаждался одобреніемъ испуганныхъ римлянъ за казнь своихъ дѣтей. Гаркортъ Толбойзъ не задумался бы предать своего сына ликторамъ и горько наслаждаться собственнымъ своимъ горемъ. Одному Богу извѣстно, какъ тяжела была этому упрямому человѣку разлука съ единственнымъ сыномъ, какъ тяжело ему было скрывать свое горе.

-- Мой сынъ сдѣлалъ непростительную глупость, женившись на дочери какого-то пьянаго нищаго, говорилъ онъ тѣмъ, кто осмѣливался напоминать ему о Джорджѣ:-- и съ той минуты у меня нѣтъ болѣе сына. Я не желаю ему зла. Онъ для меня умеръ. Я жалѣю о немъ точно такъ же, какъ сожалѣю о его матери, умершей девятнадцать лѣтъ тому назадъ. Если вы будете говорить о немъ какъ объ умершемъ, то я готовъ васъ слушать, но не иначе.

Я думаю, Гаркортъ Толбойзъ наслаждался римскимъ величіемъ этой мрачной рѣчи и очень желалъ бы носить тогу, чтобы торжественно прикрыться ею, когда онъ отворачивался отъ защитника бѣднаго Джорджа. Джорджъ ни разу лично не пробовалъ поколебать рѣшенія своего отца; онъ достаточно зналъ его характеръ и понималъ, что подобная попытка будетъ безполезна.

-- Если я напишу къ нему, говаривалъ молодой человѣкъ:-- то онъ спокойно сложитъ мое письмо, надпишетъ на немъ мое имя и число, когда его получилъ, и призоветъ всѣхъ домашнихъ въ свидѣтели, что оно нисколько не возбудило въ немъ ни сожалѣнія, ни раскаянія. Онъ останется при своемъ рѣшеніи до послѣдней минуты своей жизни. Я думаю, онъ въ сущности очень доволенъ, что единственный его сынъ своимъ непослушаніемъ доставилъ ему случай выказать во всемъ блескѣ свою римскую добродѣтель.

Такъ отвѣчалъ всегда Джорджъ, когда жена и отецъ ея уговаривали его просить помощи у Гаркорта Толбойза.

-- Нѣтъ, душка, прибавлялъ онъ въ заключеніе:-- какъ ни тяжело быть бѣдняками, но мы перенесемъ нищету. Мы не пойдемъ къ строгому отцу, не попросимъ у него убѣжища и куска хлѣба, въ которыхъ онъ намъ торжественно откажетъ, и будетъ этимъ хвастаться во всемъ околодкѣ. Нѣтъ, милая моя; повѣрь мнѣ: гораздо легче голодать, чѣмъ унижаться.

Быть можетъ, жена Джорджа и не соглашалась съ этими доводами. Она не особенно желала голодать и жалостно вздыхала, когда красивыя бутылки шампанскаго замѣнились грубыми пивными бутылками. Джорджъ долженъ былъ такимъ образомъ нести двойную тяжесть -- терпѣть свое собственное горе и утѣшать свою жену, которая и не помышляла скрывать свои огорченія.

-- Я считала драгунъ всегда богатыми, сердито говорила она.-- Дѣвушки всегда желаютъ выдти замужъ за драгунъ, купцы съ радостью дѣлаютъ имъ кредитъ, трактирщики стараются ихъ заманить къ себѣ, а театральные антрепрепёры ищутъ ихъ покровительства. Кто бы мои, ожидать, что драгунъ станетъ пить дрянное пиво, курить скверный табакъ и заставлять свою жену носить старую шляпку?

Хотя въ подобныхъ словахъ и ясно выказывались эгоистическія чувства, но Джорджъ Толбойзъ ихъ не замѣчалъ. Онъ любилъ свою жену и вѣрилъ въ нее безотчетно во все время своей краткой брачной жизни. Любовь его была не слѣпая, скоропроходящая. Джорджъ никогда не забывалъ той минуты, когда хорошенькая дочь лейтенанта Молдана впервые обворожила его и, какъ она съ тѣхъ поръ ни измѣнилась, но образъ, плѣнившій его когда-то, оставался неизмѣнно запечатлѣннымъ въ его сердцѣ.

Робертъ Одлей выѣхалъ изъ Соутгэмптона съ первымъ поѣздомъ и, прибывъ на станцію Вергамъ, нанялъ экипажъ въ Грендж-Гитъ.

Снѣгъ лежалъ твердо на землѣ; день былъ ясный, морозный и всѣ предметы рѣзко выдавались на холодной синевѣ неба. Лошади громко били копытами по замерзшей землѣ, сдѣлавшейся столь же крѣпкой, какъ желѣзо. Этотъ зимній день имѣлъ нѣкоторое сходство съ человѣкомъ, къ которому ѣхалъ Робертъ. Подобно Толбойзу, онъ былъ холоденъ, жестокъ и безжалостенъ къ несчастнымъ; подобно ему, не поддавался смягчающему дѣйствію солнечныхъ лучей, которые теперь только свѣтили, но ни мало не грѣли.

Сердце Роберта Одлей тревожно забилось, когда экипажъ остановился у грозной рѣшетки и кучеръ слѣзъ съ козелъ, чтобы отворить широкія желѣзныя ворота.

За воротами тянулась плантація высокихъ прямыхъ елей, гордо качавшихъ свои зеленыя вѣтви, какъ бы презирая зимнюю стужу. Широкая дорога вела между двумя рядами этихъ деревьевъ къ большому кирпичному дому, въ которомъ всѣ окна блистали, словно ихъ только что вымыла неутомимая служанка.

Не знаю, былъ ли Юній Брутъ бичомъ своего дома, но въ числѣ другихъ римскихъ добродѣтелей мистеръ Толбойзъ не терпѣлъ безпорядка и тѣмъ наводилъ страхъ на всѣхъ своихъ слугъ.

Окна и каменныя ступени лѣстницы ярко блестѣли при солнечномъ свѣтѣ; прямыя дорожки сада такъ недавно были посыпаны пескомъ, что придавали всему мѣсту песчаный, желтоватый видъ. На лужкѣ передъ домомъ красовалось нѣсколько куртинокъ съ мрачными желтыми растеніями, украшавшими и лѣстницу. "Если баринъ похожъ на свой домъ" думалъ Робертъ: "я не удивляюсь, что онъ поссорился съ бѣднымъ Джорджемъ."

Въ концѣ аллеи экипажъ круто повернулъ зя уголъ и, проѣхавъ подъ самыми окнами нижняго этажа, остановился передъ подъѣздомъ. Извощикъ слѣзъ съ козелъ и дернулъ за мѣдную ручку колокольчика, съ шумомъ ударившуюся о мѣдную пластинку, какъ бы оскорбившись, что до нея дотронулась рука плебея.

Дверь отворилась, и на порогѣ показался слуга въ черныхъ панталонахъ и полосатой холстинной курткѣ. Онъ торжественно объявилъ, что мистеръ Толбойзъ дома, и спросилъ, неугодно ли пріѣзжему послать ему свою карточку.

Пока о немъ докладывали хозяину дома, Робертъ дожидался въ передней. Это была большая, высокая комната съ каменнымъ поломъ. Дубовая панель отличалась тѣмъ же безукоризненнымъ блескомъ, который поражалъ повсюду, внутри и снаружи этого дома.

Нѣкоторые люди имѣютъ слабость къ картинамъ и статуямъ; но мистеръ Гаркортъ Толбойзъ былъ слишкомъ практическій человѣкъ, чтобы поддаваться подобнымъ глупымъ прихотямъ. Барометръ и ставка для зонтиковъ -- вотъ единственныя украшенія передней, служившей вмѣстѣ и пріемной

Слуга вскорѣ вернулся. Это былъ блѣдный мужчина лѣтъ сорока, которому невидимому жизнь совершенно постыла.

-- Пожалуйте, сэръ, сказалъ онъ.-- Мистеръ Толбойзъ приметъ васъ, хотя онъ теперь и завтракаетъ. Онъ приказалъ мнѣ передать вамъ, что, кажется, всѣ въ Дорсетширѣ должны знать часъ его завтрака.

Этотъ формальный выговоръ не произвелъ никакого впечатлѣнія на молодого юриста. Робертъ только повелъ бровями въ знакъ полнѣйшаго пренебреженія къ самому себѣ и ко всѣмъ другимъ.

-- Я не живу въ Дорсетширѣ, отвѣчалъ онъ.-- Мистеръ Толбойзъ могъ бы это знать, еслибъ онъ сдѣлалъ мнѣ честь немного подумать. Ну, пойдемъ, братецъ.

Слуга посмотрѣлъ на Роберта съ какимъ-то неопредѣленнымъ ужасомъ и, отворивъ одну изъ тяжелыхъ дубовыхъ дверей, ввелъ гостя въ большую столовую, меблированную со строгою простотою, какъ комнату, назначенную для ѣды, но не для житья. Въ концѣ длиннаго стола возсѣдалъ мистеръ Гаркортъ Толбойзъ.

На немъ былъ надѣтъ халатъ сѣраго сукна, подвязанный кушакомъ. Одежда эта имѣла торжественный видъ и, быть можетъ, изъ всѣхъ современныхъ костюмовъ болѣе всего походила на римскую тогу.

На немъ кромѣ того была свѣтлая жилетка, сильно накрахмаленный бѣлый галстухъ и безукоризненные воротнички. Холодный сѣрый цвѣтъ халата вполнѣ согласовался съ холоднымъ блескомъ его сѣрыхъ глазъ, а блѣдный цвѣтъ жилета -- съ блѣдностью его лица.

Робертъ Оддей вовсе не ожидалъ найти въ Гаркортѣ Толбойзѣ что нибудь похожее на манеры Джорджа, но онъ предполагалъ нѣкоторое сходство въ чертахъ между отцомъ и сыномъ. Но не было и малѣйшей тѣни этого сходства. Невозможно было бы вообразить себѣ кого нибудь, кто бы такъ мало походилъ на Джорджа, какъ его отецъ.

Увидѣвъ этого человѣка, Робертъ пересталъ удивляться жестокому письму, полученному отъ него. Такой человѣкъ не могъ, кажется, иначе писать.

Въ комнатѣ была еще молодая дѣвушка, на которую Робертъ, поклонившись хозяину, посмотрѣлъ съ недоумѣніемъ.

Она сидѣла у послѣдняго изъ четырехъ оконъ комнаты и занималась шитьемъ; передъ ней стояла плетеная корзина, полная кусковъ каленкора и фланели.

Хотя она находилась очень далеко отъ Гоберта, но онъ все-таки могъ замѣтить, что она была молода и похожа на Джорджа Толбойза.

"Это -- его сестра!" подумалъ онъ. "Джорджъ, кажется, любилъ ее. Вѣроятно, она сочувствуетъ его участи".

При входѣ Роберта дама привстала со стула, при чемъ уронила свою работу, и катушка бумаги покатилась по полированному полу.

-- Сядь, Клара, строго произнесъ мистеръ Толбойзъ, не обращаясь къ своей дочери и не повертывая головы. Онъ, должно быть, замѣтилъ, что она встала вслѣдствіе какой нибудь особенной магнетической силы, свойственной ему одному; слуги непочтительно увѣряли, что. у него были глаза на затылкѣ.

-- Сядь, Клара, повторилъ онъ:-- и держи свои нитки въ рабочемъ ящикѣ.

Дѣвушка покраснѣла при этомъ выговорѣ и нагнулась поднять катушку. Робертъ Одлей, нимало несмущенный грознымъ присутствіемъ хозяина, всталъ на колѣни на коверъ и, отыскавъ катушку, подалъ ее молодой дѣвушкѣ. Гаркортъ Толбойзъ съ удивленіемъ смотрѣлъ на него.

-- Можетъ быть, мистеръ... мистеръ Робертъ Одлей, сказалъ онъ, наконецъ взглянувъ на карточку, которую мялъ въ своей рукѣ:-- можетъ быть, когда вы кончите заниматься катушками, вы будете такъ добры и скажете мнѣ, чему я обязанъ чести васъ видѣть?

При этомъ онъ торжественно махнулъ рукой, и слуга, понявъ этотъ жестъ, подкатилъ большое кресло, крытое краснымъ сафьяномъ.

Эта операція была совершена такъ тихо и торжественно, что Робертъ сначала ожидалъ чего-то особеннаго, но вскорѣ, убѣдившись въ дѣйствительности, онъ спокойно опустился въ массивное кресло.

-- Подожди, Вильсонъ, сказалъ мистеръ Толбойзъ, когда слуга хотѣлъ выйти изъ комнаты:-- можетъ быть, мистеру Одлей угодно чашку кофе.

Робертъ ничего не ѣлъ въ это утро; но взглянувъ на длинный столъ, на серебряный кофейный приборъ и на малое количество существеннаго угощенія, онъ отказался отъ предложенія хозяина.

-- Мистеръ Одлей не хочетъ кофе, Вильсонъ, сказалъ мистеръ Толбойзъ.-- Ты можешь идти.

Слуга поклонился и вышелъ едва слышно, притворивъ за собою дверь, словно это было не довольно почтительно и ему слѣдовало исчезнуть сквозь стѣну, какъ привидѣнію въ сказкахъ.

Мистеръ Гаркортъ Толбойзъ, упершись локтями въ ручки кресла и сложивъ руки на груди, устремилъ свои сѣрые глаза на гостя. Будь онъ на мѣстѣ Юнія Брута, онъ, конечно, принялъ бы это положеніе, выслушивая судъ надъ своими сыновьями. Еслибъ возможно было озадачить Роберта Одлей, мистеръ Толбойзъ конечно бы успѣлъ въ своемъ намѣреніи, но молодой человѣкъ способенъ былъ закурить сигару надъ открытымъ бочонкомъ пороха и потому онъ ни мало не смутился отъ строгаго взгляда неумолимаго старика.

-- Я писалъ къ вамъ нѣсколько времени тому назадъ, мистеръ Толбойзъ, спокойно произнесъ Робертъ, замѣтивъ, что тотъ ожидаетъ, чтобы онъ началъ разговоръ;

Гаркортъ Толбойзъ поклонился. Онъ зналъ, что Робертъ пріѣхалъ переговорить съ нимъ о потерянномъ его сынѣ. "Дай Богъ, чтобы его ледяное равнодушіе было только глупой аффектаціей тщеславнаго человѣка, а не совершенною безчувственностью" думалъ Робертъ. Испытаніе началось, и Юній Брутъ уже вкушалъ наслажденіе терзать себя.

-- Я получилъ ваше письмо, мистеръ Одлей, сказалъ онъ.-- Оно помѣчено съ прочими дѣловыми бумагами, и на него послѣдовалъ должный отвѣтъ.

-- Это письмо касалось вашего сына. Не успѣлъ Робертъ еще выговорить этого, какъ у окна, у котораго сидѣла молодая дѣвушка, послышался шелестъ платья. Робертъ немедленно взглянулъ на нее, но ему показалось, что она не перемѣнила своего положенія. Она не работала, но сидѣла совершенно неподвижно.

"Она такъ же безчувственна, какъ ея отецъ" подумалъ онъ: "хотя она и похожа лицомъ на Джорджа".

-- Ваше письмо касалось лица, нѣкогда бывшаго моимъ сыномъ, сказалъ Гаркортъ Толбойзъ:-- я прошу васъ, сэръ, помнить, что у меня болѣе нѣтъ сына.

-- Вамъ не нужно мнѣ этого напоминать, мистеръ Толбойзъ, серьёзно отвѣчалъ Робертъ.-- Я это слишкомъ хорошо помню. Я, къ несчастію, имѣю основанія думать, что у васъ болѣе нѣтъ сына, что онъ умеръ.

Можетъ быть, цвѣтъ лица мистера Толбойза сдѣлался еще блѣднѣе, когда Робертъ произнесъ послѣднія слова; но онъ только поднялъ свои сѣрые глаза и слегка покачалъ головою.

-- Нѣтъ, сказалъ онъ: -- нѣтъ, увѣряю васъ -- нѣтъ.

-- Я полагаю, что Джорджъ Толбойзъ умеръ въ сентябрѣ мѣсяцѣ.

Молодая дѣвушка продолжала сидѣть все въ одномъ и томъ же положеніи; она и не пошевелилась, когда Робертъ заговорилъ о смерти своего друга. Что происходило на ея лицѣ, онъ не могъ ясно видѣть, ибо она сидѣла отъ него далеко и спиною къ окну.

-- Нѣтъ, нѣтъ, увѣряю васъ, повторилъ мистеръ Толбойзъ:-- вы жестоко ошибаетесь.

-- Вы думаете, что я ошибаюсь, предполагая, что сынъ вашъ умеръ? спросилъ Робертъ.

-- Разумѣется, отвѣчалъ мистеръ Толбойзъ съ улыбкою, выражавшею торжество его разумѣ:-- разумѣется, любезный сэръ. Исчезновеніе, это -- конечно, очень хитрая штука, но недостаточно хитрая, чтобы меня провести. Позвольте мнѣ знать это дѣло лучше васъ, мистеръ Одлей, и позвольте мнѣ увѣрить васъ, что вашъ другъ не умеръ. Онъ скрывается для того, чтобы меня напугать, затронуть чувства человѣка, нѣкогда бывшаго его отцомъ, и заставить меня его простить. Но объявляю вамъ торжественно, онъ не получитъ моего прощенія, какъ бы онъ долго ни скрывался, и потому гораздо умнѣе, еслибъ онъ кончилъ эту комедію и возвратился къ своему прежнему образу жизни.

-- Такъ вы предполагаете, что онъ нарочно скрывается отъ всѣхъ, кто его знаетъ, съ цѣлью...

-- Съ цѣлью подѣйствовать на меня! воскликнулъ мистеръ Толбойзъ, который на все смотрѣлъ съ точки зрѣнія самого себя.-- Съ цѣлью подѣйствовать на меня. Онъ зналъ твердость моего характера и что обыкновенными путями невозможно заставить меня измѣнить разъ принятое рѣшеніе. Поэтому онъ вздумалъ попытать чрезвычайныя средства; онъ скрылся, чтобы напугать меня. Когда же онъ послѣ, наконецъ, увидитъ, что онъ меня не испугалъ, то воротится домой. Когда онъ это сдѣлаетъ, прибавилъ мистеръ Толбойзъ восторженнымъ тономъ: -- я прощу его. Да, сэръ, я прощу его. Я скажу ему: ты старался меня обмануть, но я тебѣ показалъ, что меня нельзя обмануть; ты хотѣлъ меня испугать -- и я доказалъ тебѣ, что меня нельзя испугать; ты не вѣрилъ моему милосердію -- а я покажу тебѣ, что я могу быть милосердъ.

Онъ произнесъ эти торжественныя слова такимъ заученнымъ тономъ, что замѣтно было, какъ тщательно онъ заранѣе ихъ обдумалъ.

Робертъ Одлей глубоко вздохнулъ.

-- Дай Богъ, чтобы вы имѣли случай сказать это вашему сыну, сэръ, грустно замѣтилъ онъ.-- Я очень радъ слышать, что вы согласны его простить, но я боюсь, что вы никогда его болѣе не увидите на этомъ свѣтѣ. Я имѣю многое вамъ передать насчетъ исчезновенія вашего сына, мистеръ Толбойзъ; но я желалъ бы говорить съ вами наединѣ, прибавилъ онъ, посматривая на молодую дѣвушку, сидѣвшую у окна.

-- Моя дочь знаетъ образъ моихъ мыслей, мистеръ Одлей, отвѣчалъ Толбойзъ.-- Нѣтъ никакой причины, зачѣмъ ей не слышать того, что вы имѣете мнѣ сказать. Миссъ Клара Толбойзъ, мистеръ Робертъ Одлей, прибавилъ онъ, торжественно махнувъ рукою.

Молодая дѣвушка нагнула голову въ отвѣтъ на поклонъ Роберта.

"Пусть послушаетъ", подумалъ онъ. "Если у нея такъ мало чувства, что она не выказала никакого сожалѣнія, когда я заговорилъ о ея братѣ, то пусть она услышитъ самое худшее."

Съ этими мыслями онъ вынулъ изъ кармана нѣсколько бумагъ, между которыми находился и документъ, написанный имъ немедленно по исчезновеніи Джорджа.

-- Прошу васъ, мистеръ Толбойзъ, почтить меня вашимъ полпымъ вниманіемъ, сказалъ онъ.-- То, что я собираюсь вамъ открыть, очень важно. Вашъ сынъ былъ моимъ лучшимъ другомъ. Я его любилъ, быть можетъ, такъ жарко потому, что онъ былъ одинъ на свѣтѣ, брошенный вами, лишенный единственной женщины, которую онъ любилъ.

-- Дочери пьянаго нищаго, замѣтилъ мистеръ Толбойзъ.

-- Еслибъ онъ умеръ въ постелѣ отъ горя, какъ я иногда ожидалъ, продолжалъ Робертъ Одлей:-- я бы сожалѣлъ о немъ отъ души, какъ о старомъ школьномъ товарищѣ и лучшемъ моемъ другѣ. Но я бы тогда не горевалъ такъ, какъ теперь, когда я вполнѣ увѣренъ, что мой бѣдный другъ убитъ.

-- Убитъ!

Отецъ и дочь въ одно мгновеніе произнесли это ужасное слово. Лицо отца покрылось пепельною блѣдностью, а дочь закрыла свое лицо руками и не отнимала ихъ во все время разговора.

-- Мистеръ Одлей, вы съ ума сошли! воскликнулъ Гаркортъ Толбойзъ: -- вы съ ума сошли, или вашъ другъ поручилъ вамъ постараться растрогать меня. Я протестую противъ этого заговора и я -- я отказываюсь теперь простить человѣка, бывшаго нѣкогда моимъ сыномъ.

Говоря это, онъ былъ уже прежнимъ Гаркортомъ Толбойзомъ. Ударъ былъ сильный, но только мгновенный.

-- Я далеко не желаю понапрасну васъ тревожить, сэръ, отвѣчалъ Робертъ.-- Дай Богъ, чтобы вы были правы, а я неправъ. Но я не могу этому вѣрить. Я даже не могу надѣяться на это. Я пришелъ къ вамъ за совѣтомъ и разскажу, прямо и безъ обиняковъ, всѣ обстоятельства, возбудившія мои подозрѣнія. Если вы найдете, что эти подозрѣнія глупы и неосновательны, то я готовъ покориться вашему мудрому рѣшенію. Я покину Англію и перестану искать уликъ, необходимыхъ для доказательства справедливости моихъ опасеній. Если же вы скажете мнѣ: продолжай, то я буду продолжать свои поиски.

Ничто не могло быть пріятнѣе гордости мистера Гаркорта Толбойза, какъ это воззваніе. Онъ объявилъ, что готовъ выслушать все, что мистеру Одлею угодно будетъ сказать, и съ радостью поможетъ своимъ совѣтомъ, хотя онъ и увѣрялъ съ замѣтною афектаціею, что его совѣтъ не имѣетъ никакой цѣны.

Робертъ Одлей придвинулъ свое кресло къ мистеру Толбойзу и началъ подробный разсказъ о всемъ, что случилось съ Джорджемъ съ самаго его прибытія въ Англію до его исчезновенія, равно и о всѣхъ событіяхъ послѣ его исчезновенія, имѣвшихъ какую нибудь связь съ этимъ происшествіемъ. Гаркортъ Толбойзъ слушалъ съ напряженнымъ вниманіемъ, повременимъ только прерывая говорящаго какими нибудь торжественными вопросами. Клара Толбойзъ сидѣла неподвижно, закрывъ лицо руками.

Стрѣлки часовъ указывали на четверть двѣнадцатаго, когда Робертъ началъ свой разсказъ. Пробило двѣнадцать часовъ, когда онъ кончилъ. Въ своемъ разсказѣ онъ, конечно, скрылъ имена своего дядюшки и его жены.

-- Теперь, сэръ, сказалъ онъ: -- я ожидаю вашего рѣшенія. Вы узнали причины, побудившія меня придти къ этому ужасному заключенію. Что вы теперь скажете?

-- Всѣ ваши доводы ни мало не измѣнили моего прежняго мнѣнія, отвѣчалъ мистеръ Гаркортъ Толбойзъ съ упрямствомъ гордаго, непреклоннаго человѣка.-- Я все еще думаю, какъ и прежде думалъ, что мой сынъ живъ, и что его исчезновеніе есть только заговоръ противъ меня и я отказываюсь быть жертвою этого заговора.

-- Такъ вы желаете, чтобы я прекратилъ мои поиски? торжественно произнесъ Робертъ Одлей.

-- Я вамъ скажу только одно: если вы будете продолжать ихъ, то вы будете дѣйствовать для себя, а не для меня. Во всемъ вами сказанномъ, я ничего не вижу, что бы могло меня заставить безпокоиться объ участи вашего друга!

-- Такъ пусть же будетъ по вашему! воскликнулъ Робертъ.-- Съ этой минуты я бросаю это дѣло. Съ этой минуты я только буду стараться его позабыть.

При этихъ словахъ онъ всталъ и, взявъ свою шляпу, взглянулъ на Клару Толбойзъ. Она сидѣла все попрежнему неподвижно.

-- Прощайте, мистеръ Толбойзъ, серьёзно сказалъ онъ.-- Дай Богъ, чтобы вы были правы. Дай Богъ, чтобы я ошибался. Но я боюсь -- придетъ день, когда, вы будете сожалѣть о вашей апатіи, о томъ, что вы не старались раскрыть тайну преждевременной кончины единственнаго вашего сына.

Торжественно поклонившись мистеру Толбойзу и его дочери, онъ на минуту остановился посмотрѣть на послѣднюю, въ ожиданіи, что она взглянетъ на него и сдѣлаетъ знакъ, что желаетъ поговорить съ нимъ.

Мистеръ Толбойзъ позвонилъ лакея, который проводилъ Роберта съ такимъ мрачнымъ торжествомъ, словно онъ велъ его на мѣсто казни.

"Она похожа на отца своего" подумалъ Робертъ Одлей, когда онъ въ послѣдній разъ взглянулъ на опущенную голову молодой дѣвушки.-- "Бѣдный Джорджъ, ты нуждался въ другѣ, ибо какъ мало людей тебя любило на свѣтѣ".