Изъ сада леди Одлей пошла въ библіотеку, гдѣ сэръ Майкль обыкновенно читалъ, писалъ и занимался съ своимъ управляющимъ. Баронетъ сидѣлъ въ покойномъ креслѣ передъ каминомъ. Красноватый свѣтъ огня игралъ то на полированныхъ дубовыхъ шкапахъ, то на мраморной статуѣ Паллады, или на бюстѣ Роберта Пиля.
Лампа на столѣ была еще не зажжена и сэръ Майкль сидѣлъ, ничего не дѣлая, въ ожиданіи прихода своей молодой жены.
Невозможно выразить все идеальное величіе его любви къ этой женщинѣ. Это была нѣжная любовь матери къ своему первенцу и въ то же время пламенное обожаніе рыцаря передъ дамой сердца.
Пока старикъ думалъ о своей горячо-любимой женѣ, дверь отворилась и ея маленькая, изящная фигурка показалась на порогѣ.
-- Что это, душа моя! воскликнулъ онъ:-- я вотъ уже добрый часъ жду тебя. Гдѣ ты была, что ты дѣлала?
Миледи подумала нѣсколько минутъ, прежде чѣмъ отвѣтить.
-- Я была въ Чельмсфордѣ, сказала она, наконецъ: -- мнѣ нужно было сдѣлать кое-какія покупки и... Она опять остановилась съ видомъ замѣшательства, который очень шелъ къ ея лицу.
-- И что же, милая, спросилъ баронетъ: -- что же ты дѣлала сътѣхъ-поръ, что воротилась изъ Чельмсфорда? Я слышать, какъ съ часъ тому назадъ у подъѣзда остановился экипажъ. Развѣ это была не ты?
-- Да, я пріѣхала часъ тому назадъ, отвѣчала миледи съ тѣмъ же прелестнымъ видомъ замѣшательства.
-- Что же ты дѣлала съ-тѣхъ-поръ? снова спросилъ сэръ Майкль съ легкимъ упрекомъ. Молодая жена его была солнцемъ его жизни и потому хотя онъ и не хотѣлъ ее привязать насильно къ себѣ, ему было очень горько думать, что она могла оставаться безъ всякой причины далеко отъ него, болтая вздоръ или занимаясь пустяками.
-- Что ты дѣлала съ-тѣхъ-поръ, какъ воротилась домой, душа моя? повторилъ онъ еще разъ свой вопросъ.-- Что помѣшало тебѣ придти ко мнѣ?
-- Я разговаривала съ... съ Робертомъ Одлеемъ, проговорила миледи, играя лентами своей шляпы.
-- Съ Робертомъ! воскликнулъ баронетъ:-- развѣ Робертъ здѣсь?
-- Нѣтъ, онъ ушелъ.
-- Ушелъ! воскликнулъ сэръ Майкль.-- Что ты хочешь этимъ сказать, душа моя?
-- Я хочу сказать, что вашъ племянникъ былъ сегодня вечеромъ въ Кортѣ. Мы съ Алисой встрѣтили его въ саду. Онъ поговорилъ со мною и потомъ вдругъ убѣжалъ, извиняясь, что у него дѣла въ Моунт-Станнингѣ.
-- Дѣла въ Моунт-Станнингѣ! Да какія можетъ онъ имѣть дѣла въ этомъ заброшенномъ уголкѣ? Такъ онъ, должно быть, отправился ночевать въ Моунт-Станнингъ?
-- Да, кажется, онъ это и говорилъ.
-- Каковъ! воскликнулъ баронетъ.-- Да онъ никакъ съума сошелъ.
Миледи стояла въ тѣни и потому сэръ Майкль не замѣтилъ, какъ ея болѣзненно-блѣдное лицо вдругъ просіяло. Улыбка торжества, появившаяся на ея прелестныхъ губкахъ, словно говорила: "вотъ оно какъ. Я могу съ нимъ дѣлать, что хочу. Мнѣ стоитъ только черное назвать бѣлымъ, и онъ будетъ божиться, что оно дѣйствительно бѣлое". Но сэръ Майкль, говоря, что его племянникъ сошелъ съума, употребилъ только очень обыкновенное выраженіе, ничего въ сущности незначущее. Правда, баронетъ не имѣлъ большой вѣры въ практичность Роберта и смотрѣлъ на него какъ на добраго малаго, одареннаго всевозможными душевными достоинствами, но не умственными. Сэръ Майкль ошибался какъ всѣ поверхностные наблюдатели: онъ принималъ лѣнь за ограниченность ума, и считалъ своего племянника глупымъ, потому что онъ былъ лѣнивъ. Видя, что Робертъ не отличается передъ другими въ своихъ занятіяхъ, онъ заключилъ, что онъ ни на что не способенъ. Эту ошибку дѣлаютъ люди очень часто, судя человѣка но тому, что онъ сдѣлалъ, а это -- совершенно ложное мѣрило. Самые великіе люди, быть моліетъ -- тѣ, которые погибаютъ у преддверія Валгаллы, не попавъ въ самое святилище. Быть можетъ, самые свѣтлые, геніальные умы -- тѣ, которые отворачиваются отъ шумной и тревожной борьбы. Жизненная игра напоминаетъ игру въ карты и часто лучшія карты остаются неразыгранными въ колодѣ.
Миледи сняла шляпку и усѣлась на бархатной скамейкѣ у ногъ сэра Майкля. Ничего не было натянутаго или искусственнаго въ этомъ дѣтскомъ движеніи. Всякое ребячество казалось такъ естественно въ Люси Одлей, что никто и не желалъ бы видѣть ее иначе. Глупо было бы ожидать строгой осанки и женскаго достоинства отъ этой свѣтлокудрой сирены, какъ глупо было бы искать басовыхъ нотъ въ пѣсни жаворонка.
Она сидѣла у ногъ своего мужа, отвернувъ свое блѣдное лицо отъ огня и облокотившись на ручку креселъ.
-- Я хотѣла придти тотчасъ же къ тебѣ, мой милый, сказала она, нетерпѣливо сжимая и разжимая руку:-- но мистеръ Одлей просилъ, чтобы я непремѣнно осталась и переговорила съ нимъ.
-- Но о чемъ же, радость моя? спросилъ баронетъ.-- Что могъ Робертъ сообщить тебѣ такого важнаго?
Миледи нечего не отвѣчала. Ея прелестная головка упала на колѣни ея мужа, золотистыя кудри въ безпорядкѣ разсыпались по ея лицу.
Сэръ Майкль поднялъ ея головку и обернулъ къ себѣ лицомъ. Свѣтъ изъ камина прямо падалъ на нее. Ея чудные голубые глаза были полны слезъ.
-- Люси, Люси! воскликнулъ баронетъ: -- что это значитъ? Жизнь моя! Радость! Что съ тобой случилось?
Леди Одлей хотѣла говорить, но слова замерли на ея дрожащихъ устахъ. Эти лживыя слова, ея единственное орудіе противъ враговъ, становились ей поперегъ горла, душили ее. Агонія, которую она имѣла силы перенести въ страшной липовой аллеѣ, теперь одолѣла ее и она разразилась истерическими рыданіями. Теперь непритворное отчаяніе овладѣло ею; оно терзало ее какъ хищный коршунъ свою добычу. Это былъ припадокъ отчаянія, ужаса, угрызеній совѣсти и изнеможенія. Это былъ дикій вопль, въ которомъ высказалась слабая женщина, скрывавшаяся подъ оболочкой сирены.
Не такъ полагала она бороться съ Робертомъ Одлей. Не такимъ оружіемъ полагала она сражаться; но, нѣтъ сомнѣнія, что никакая хитрая уловка не принесла бы ей болѣе пользы, чѣмъ этотъ взрывъ неподдѣльнаго отчаянія. Онъ потрясъ ея мужа до глубины души. Онъ ужаснулъ и озадачилъ его. Онъ совершенно сокрушилъ его могучій умъ, произвелъ совершенный хаосъ въ его мысляхъ. Онъ поразилъ бы всякаго добраго человѣка. Онъ былъ краснорѣчивымъ воззваніемъ къ любви, которую сэръ Майкль питалъ къ своей женѣ.
Какъ достоинъ сожалѣнія человѣкъ, ослѣпленный любовью къ женщинѣ, когда преступное созданіе, его обманывавшее, со слезами раскаянія бросается къ его ногамъ и своими рыданіями терзаетъ, рветъ на части его сердце. Ея страданія становятся нестерпимыми муками для него. Пожалѣйте его, если, доведенный до безумія этими муками, онъ перестаетъ разбирать истину отъ неправды и готовъ грудью своею заслонить преступное созданіе и простить ему то, что не должно прощать. Пожалѣйте, пожалѣйте его. Отчаяніе и угрызенія совѣсти жены, стоящей за порогомъ дома, изъ котораго она навѣки изгнана -- ничто въ сравненіи съ муками мужа, принужденнаго отвернуться отъ этого дорогаго и умоляющаго лица и захлопнуть на него дверь. Горесть матери, разлученной, быть можетъ, навѣки съ своими дѣтьми -- ничто въ сравненіи съ душевными страданіями отца, принужденнаго сказать своимъ дѣтямъ:
-- Малютки, у васъ нѣтъ болѣе матери.
Сэръ Майкль Одлей поднялся съ кресла, дрожа отъ негодованія и готовый тотчасъ же вступить въ бой съ человѣкомъ, причинившимъ столько печали его женѣ.
-- Люси, сказалъ онъ: -- Люси, я требую, чтобы ты сказала мнѣ, кто и чѣмъ довелъ тебя до этого положенія. Я настаиваю на этомъ. Кто бы онъ ни былъ, онъ мнѣ отвѣтитъ. Говори же, душа моя, говори скорѣе!
Онъ опустился въ кресла и, подавивъ свое собственное волненіе, наклонился къ женѣ, стараясь ее успокоить.
-- Скажи же мнѣ, моя милая, нѣжно повторилъ онъ.
Жестокій пароксизмъ миновалъ и миледи подняла голову; какой-то зловѣщій свѣтъ сверкалъ въ ея глазахъ, и тѣ жесткія, неумолимыя черты около рта, которыя такъ непріятно поразили Роберта на ея портретѣ, были теперь ясно видны при мерцающемъ свѣтѣ огня.
-- Я очень глупа, сказала она: -- но, онъ, право, довелъ меня до истерики.
-- Кто, кто довелъ тебя до истерики?
-- Вашъ племянникъ, мистеръ Робертъ Одлей.
-- Робертъ! воскликнулъ баронетъ.-- Что хочешь ты этимъ сказать, Люси?
-- Я уже сказала вамъ, что мистеръ Одлей приставалъ ко мнѣ, чтобы я пошла съ нимъ въ липовую аллею, сказала миледи: -- онъ имѣлъ мнѣ что-то сообщить; я и пошла съ нимъ, и онъ насказалъ мнѣ такихъ ужасовъ, что...
-- Какихъ ужасовъ, Люси?
Леди Одлей вздрогнула и судорожно ухватилась за руку, покоившуюся на ея плечѣ.
-- Что онъ тебѣ сказалъ, Люси?
-- Я не могу этого пересказать! воскликнула миледи.-- Я знаю, что я васъ этимъ огорчу, или вы станете смѣяться надо мною и тогда...
-- Смѣяться надъ тобой, Люси! Какъ можешь ты это подумать?
Миледи сидѣла нѣсколько минутъ молча. Глаза ея были устремлены на огонь, руки все еще судорожно цѣплялись за рукавъ сэра Майкля.
-- Милый мой, начала она съ разстановкой, какъ бы говоря противъ желанія: -- замѣчалъ ли ты когда нибудь... я, право, такъ боюсь разсердить тебя, или нѣтъ... полагалъ ли ты когда нибудь серьёзно, что мистеръ Одлей немного... немного...
-- Немного что, душа моя?
-- Немного... рехнулся, чуть слышно произнесла леди Одлей.
-- Рехнулся! воскликнулъ сэръ Майкль.-- Что ты, душа моя?
-- Но ты только-что сказалъ, что онъ, должно быть, съ-ума сошелъ.
-- Будто я сказалъ, смѣясь возразилъ баронетъ.-- Я не помню; но, во всякомъ случаѣ, это было только faèon de parler. Робертъ можетъ быть очень эксцентриченъ, немного простоватъ, даже глуповатъ, но, я думаю, ему не съ чего сходить съ-ума. Я того мнѣнія, что только крѣпкіе умы подвержены разстройству.
-- Но, вѣдь, безуміе иногда наслѣдственно, возразила миледи: -- мистеръ Одлей его наслѣдовалъ...
-- Отъ отца онъ не могъ его наслѣдовать, перебилъ сэръ Майклъ.-- Ни одинъ Одлей не былъ въ сумасшедшемъ домѣ и не страдалъ разстройствомъ умственныхъ способностей.
-- А отъ матери?
-- На сколько я знаю -- нѣтъ.
-- Подобныя вещи всегда держатъ въ тайнѣ, серьёзно сказала миледи.-- Быть можетъ, въ ея семействѣ умственное разстройство было наслѣдственно.
-- Я не думаю, моя милая, отвѣтилъ сэръ Майклъю-- Но, скажи мнѣ, ради бога, Люси, что навело тебя на эту мысль?
-- Я не старалась объяснить себѣ поведеніе мистера Одлей, и не могу себѣ его иначе объяснить, какъ допустивъ это предположеніе. Еслибъ вы только слышали, что онъ мнѣ говорилъ, сэръ Майклъ, то вы навѣрно согласились бы, что онъ рехпулся.
-- Но что же онъ сказалъ, Люси?
-- Я едва могу передать. Вы видите, какъ онъ напугалъ меня? Мнѣ кажется, онъ слишкомъ долго жилъ одинъ-одинёшенекъ въ своихъ комнатахъ, въ Темплѣ. Пожалуй, онъ еще вдобавокъ черезъ мѣру читаетъ и куритъ. Вѣдь извѣстно, что многіе доктора считаютъ сумасшествіе болѣзнью мозга, которая можетъ быть произведена и нзлечена извѣстными средствами.
Глаза леди Одлей все еще были устремлены на огонь въ каминѣ. Она говорила совершенно хладнокровно, словно обсуждала знакомый ей предметъ. Изъ ея словъ можно было бы подумать, что она забыла о племянникѣ своего мужа, и увлеклась отвлеченнымъ вопросомъ о сумасшествіи вообще.
-- Почему не быть ему сумасшедшимъ? продолжала миледи.-- Люди бываютъ помѣшаны годами и годами прежде, чѣмъ посторонніе люди замѣтятъ ихъ помѣшательство. Они сами сознаютъ свое умственное разстройство, но умѣютъ скрывать его отъ другихъ. Иногда они такъ и умираютъ. Иногда же на нихъ находятъ припадки и въ злой часъ они выдаютъ себя. Случается, что они совершаютъ преступленіе, если представится къ тому случай, если ножъ у нихъ въ рукахъ, а ничего неподозрѣвающая жертва рядомъ. Они могутъ иногда побороть въ себѣ лукавый голосъ, подталкивающій ихъ впередъ, но могутъ и поддаться искушенію -- неудержимой, ужасающей жаждѣ къ насилію и жестокостямъ. Иногда, говорю я, они поддаются искушенію, и тогда они -- погибшіе люди.
Развивая эти сужденія, леди Одлей начала возвышать голосъ; это было еще послѣдствіе ея истерическаго волненія; но она старалась превозмочь себя.
-- Робертъ Одлей сошелъ съ-ума, сказала она утвердительно.-- Въ чемъ заключается вѣрнѣйшій діагностикъ умопомѣшательства, первый признакъ разстройства мозговыхъ отправленій? Умъ становится неподвиженъ, мозгъ отказывается работать, теченіе мыслей прерывается, мыслительныя способности сосредоточиваются на одномъ предметѣ. Какъ стоячая вода начинаетъ портиться отъ недостатка теченія, такъ и мозгъ начинаетъ разлагаться отъ недостатка дѣйствія; и постоянное сосредоточеніе мыслей на одномъ предметѣ оканчивается мономаніей. Робертъ Одлей страдаетъ мономаніей. Исчезновеніе его друга, Джорджа Толбойза, огорчило и напугало его. Онъ такъ много думалъ объ этомъ, что наконецъ потерялъ способность думать о чемъ нибудь иномъ. Эта единственная мысль, постоянно его занимавшая, наконецъ исказилась въ его воображеніи. Попробуйте повторить самое обыкновенное англійское слово двадцать разъ съ ряду, и вы не дойдете еще до двадцатаго раза, какъ уже усомнитесь, подлинно ли оно то самое, которое вы хотѣли произнести. Робертъ Одлей думалъ объ исчезновеніи своего друга до тѣхъ поръ, что умъ его началъ болѣзненно дѣйствовать. Простой случай принялъ въ его глазахъ мрачный, ужасающій характеръ. Если ты не хочешь, чтобы я сошла съ-ума, какъ онъ, то позаботься, чтобы онъ не попадался мнѣ на глаза. Онъ объявилъ мнѣ, что Джорджъ Толбойзъ умерщвленъ въ Кортѣ, и что онъ вырветъ съ корнемъ всѣ деревья въ саду и не оставитъ камня на камнѣ, пока не отъищетъ...
Миледи остановилась. Слова замерли у нея на устахъ. Напряженная энергія, которую она обнаружила въ этомъ разговорѣ, совершенно истощила ее. Изъ вѣтренаго, пустаго ребёнка, она превратилась въ женщину, краснорѣчиво отстаивавшую свой мнѣнія.
-- Не оставитъ камня на камнѣ! воскликнулъ баронетъ.-- Джорджъ Толбойзъ умерщвленъ въ Кортѣ! И Робертъ сказалъ это, Люси?
-- Да, онъ сказалъ что-то подобное, что-то, что меня очень испугало.
-- Въ такомъ случаѣ, онъ дѣйствительно помѣшался, серьёзно сказалъ баронетъ.-- Я не могу собраться съ мыслями. Но, дѣйствительно ли онъ сказалъ это, или ты, можетъ быть, не поняла его?
-- Нѣтъ, нѣтъ, не думаю, пробормотала миледи: -- ты видѣлъ, какъ я была испугана, когда пришла сюда. Съ чего же мнѣ было бы испугаться, еслибы онъ не сказалъ чего нибудь ужаснаго.
Леди Одлей пустила въ дѣло самый сильный доводъ, который могла только придумать.
-- Правда, правда, душа моя, отвѣтилъ баронетъ.-- Какъ могла запасть такая страшная мысль въ голову бѣднаго мальчика? Мистеръ Толбойзъ -- чужой, всѣмъ намъ -- и вдругъ, убитъ въ Одлей-Кортѣ! Я ныньче же отправлюсь въ Моунт-Стаинингъ повидаться съ Робертомъ. Я зналъ его съ дѣтства и не могу въ немъ ошибаться. Если дѣйствительно что нибудь съ нимъ неладно, онъ не будетъ въ состояніи отъ меня скрыть.
Миледи пожала плечами.
-- Это еще вопросъ, спросила она:-- напротивъ, постороннее лицо скорѣе можетъ замѣтить всякую психологическую особенность.
Эти громкія слова какъ-то странно звучали въ розовыхъ устахъ миледи; ея глубокія познанія, въ первый разъ обнаружившіяся, имѣли какой-то изящный отйечатокъ и рѣшительно озадачивали ея мужа.
-- Нѣтъ, ты не долженъ сегодня ѣздить въ Моунт-Станнингъ, мой милый, сказала она нѣжно.-- Вспомни, что докторъ не велѣлъ тебѣ выходить изъ комнаты, пока не станетъ теплѣе и ледъ не растаетъ.
Сэръ Майкль Одлей опустился въ свои покойныя кресла, въ знакъ покорности судьбѣ.
-- Это правда, Люси, сказалъ онъ:-- нужно слушаться приказаній мистера Досона. Я, полагаю, что Робертъ самъ завтра сюда пріѣдетъ меня навѣстить.
-- Да, да, мой милый; онъ даже, кажется, сказалъ, что будетъ завтра сюда.
-- Такъ надо подождать до завтра, моя душка. Мнѣ, право, не вѣрится, чтобъ мальчикъ былъ такъ плохъ; право, не вѣрится, Люси.
-- Такъ какъ же объяснить эту странную фантазію насчетъ Толбойза? спросила леди.
Серъ Майкль покачалъ головой.
-- Не знаю, Люси, право, не знаю, отвѣчалъ онъ.-- Какъ-то не вѣрится, чтобъ горе, которое сплошь и рядомъ постигаетъ другихъ людей, посѣтило насъ самихъ или близкихъ намъ. Я не могу повѣрить, чтобъ разсудокъ моего племянника былъ поврежденъ, не могу. Я приглашу его погостить у себя, Люси, и поближе присмотрю за нимъ. Я увѣренъ, моя милая, что если что нибудь неладно съ нимъ, я тотчасъ же доищусь причины. Я не могу ошибиться въ молодомъ человѣкѣ, который мнѣ все равно, что сынъ родной. Но, отчего же дикія рѣчи Роберта такъ тебя разстроили, моя милая? Вѣдь это не такъ близко тебя касается.
Леди вздохнула.
-- Вы считаете меня очень безчувственною, сэръ Майкль, сказала она обиженнымъ тономъ: -- если думаете, что подобное горе не должно меня тронуть. Я знаю, что не въ состояніи буду видѣться снова съ мистеромъ Одлей.
-- И не къ чему тебѣ съ нимъ видѣться, не къ чему.
-- Вы только-что сказали, что пригласите его сюда, прошептала леди Одлей.
-- Нѣтъ, я не приглашу его, душа моя, если его присутствіе тебѣ не нравится. Можешь ли ты сомнѣваться, что у меня есть на умѣ что нибудь выше твоего счастья? Я посовѣтуюсь съ какимъ нибудь лондонскимъ докторомъ насчетъ здоровья Роберта; онъ мнѣ скажетъ, что это такое съ сыномъ моего бѣднаго брата. Я тебя не стану безпокоить, Люси, не приглашу его.
-- Вы считаете меня очень злою и капризною, сказала леди: -- мнѣ слѣдовало бы согласиться на посѣщеніе Роберта; но, право, онъ вбилъ себѣ въ голову что-то странное обо мнѣ.
-- Объ тебѣ, Люси! вскричалъ сэръ Майкль.
-- Да, мой милый. Онъ припутываетъ меня, я несовсѣмъ-то поняла какъ, къ исторіи мистера Толбойза.
-- Не можетъ быть, Люси. Ты вѣрно не поняла его.
-- Не думаю.
-- Ну, такъ онъ помѣшался, сказалъ баронетъ:-- навѣрно помѣшался. Я подожду, пока онъ воротится въ городъ и тогда подошлю къ нему кого нибудь, чтобъ поговорить съ нимъ. Боже ты мой, что это за непонятное дѣло!
-- Я боюсь, что напугала васъ, прошептала леди Одлей.
-- Да, моя милая, меня очень напугало то, что ты мнѣ разсказала; но ты очень хорошо сдѣлала, что не смолчала и откровенно передала мнѣ, что замѣтила. Я подумаю, и рѣшу, что лучше всего предпринять.
Миледи поднялась съ скамейки, на которой сидѣла. Огонь въ каминѣ почти погасъ и только бросалъ слабый красноватый свѣтъ на окружающіе предметы. Люси Одлей нагнулась къ мужу, и прижала губы къ его широкому лбу.
-- Какъ ты всегда до меня добръ, мой милый, прошептала она чуть слышно.-- Ты не дашь никому наговорить на меня, мои милый, не правда ли?
-- Наговорить на тебя? повторилъ баронетъ.-- Никогда, душа моя.
-- Видите ли, милый мой, продолжала леди:-- есть на свѣтѣ злые люди, также какъ и сумасшедшіе, которымъ хотѣлось бы очернить меня въ глазахъ вашихъ.
-- Пускай лучше и не пробуютъ, моя милая, отвѣчалъ сэръ Майкль.-- Имъ бы плохо пришлось, еслибъ они вздумали попробовать.
Леди Одлей захохотала вслухъ торжествующимъ, серебристымъ смѣхомъ, который непріятно раздался въ пустой комнатѣ.
-- Душа моя, сказала она: -- я знаю, что ты меня любишь. Но я должна убѣжать, милый мой: уже семь часовъ. Я приглашена на обѣдъ къ леди Монфортъ, но пошлю человѣка извиниться, потому что послѣ сцены съ мистеромъ Одлей я не гожусь сегодня для общества. Я останусь дома, и посижу съ вами. Вы, вѣдь, рано пойдете спать, не правда ли; вамъ надо беречь себя.
-- Да, моя милая.
Леди вышла, чтобъ послать грума. Она остановилась на минуту за дверью библіотеки и прижала руку къ сердцу, чтобъ остановить его быстрое біеніе.
"Я было-испугалась тебя, мистеръ Робертъ Одлей", подумала она: "но, кажется, прійдетъ время, когда ты будешь бояться меня".