Погребена заживо.
Робертъ сидѣлъ одинъ въ библіотекѣ, съ письмомъ доктора въ рукахъ, размышляя о томъ, что ему еще предстояло дѣлать.
Молодой человѣкъ былъ самъ обвинителемъ и судьею этой несчастной женщины, а теперь сдѣлался еще ея тюремщикомъ. Долгъ его будетъ только исполненъ, когда онъ доставитъ лежащее передъ нимъ письмо по назначенію и сдастъ леди Оддей на руки иностранному доктору.
Онъ написалъ нѣсколько строкъ миледи, увѣдомляя ее, что намѣренъ увезти ее навсегда изъ Одлей-Корта, и просилъ ее приготовиться къ отъѣзду, въ тотъ же вечеръ.
Миссъ Сузанъ Мартинъ полагала, что невозможно въ такой короткій срокъ собрать и уложить вещи ея барыни, но миледи сама вызвалась ей помочь. Она съ особеннымъ удовольствіемъ перебирала и укладывала свои шелковые и бархатные наряды, драгоцѣнности и туалетныя бездѣлушки. "Такъ не отнимутъ же у меня моей собственности", думала она: "меня вѣрно сошлютъ въ какое нибудь отдаленное мѣсто; но вѣдь изгнаніе для меня не страшно: на землѣ не найдется такого уголка, гдѣ бы моя красота не привлекла цѣлой толпы поклонниковъ и послушныхъ рабовъ." Хотя горничная, предчувствуя въ этомъ поспѣшномъ отъѣздѣ разореніе своихъ господъ, очень вяло исполняла свои обязанности, но съ помощью миледи къ шести часамъ все было готово.
Робертъ, между тѣмъ, посовѣтовавшись съ какимъ-то заграничнымъ путеводителемъ, нашелъ, что Вильбрюмёзъ лежалъ въ сторонѣ отъ всякой желѣзной дороги, и единственное сообщеніе съ нимъ было посредствомъ дилижанса изъ Брюсселя. Пароходъ въ Дувръ отходилъ отъ лондонскаго моста въ девять часовъ и Робертъ могъ бы попасть какъ разъ во время, потому что семичасовой поѣздъ приходилъ въ Лондонъ въ четверть осьмаго. Потомъ черезъ Кале они могли достигнуть Вильбрюмёза къ слѣдующему вечеру.
Мы не послѣдуемъ за ними въ это грустное ночное путешествіе. Миледи лежала на одномъ изъ узенькихъ диванчиковъ въ каютѣ, завернувшись въ соболью шубку: даже въ эти минуты стыда и позора она не забыла свои любимые русскіе соболя. Ея мелочная душа не могла никакъ разстаться съ роскошью, окружавшей ее въ Одлей-Кортѣ. Она запихала вездѣ между своимъ тонкимъ бѣльемъ золотые кубки, севрскія чашки и прочія драгоцѣнности. Она бы готова была снять картины со стѣнъ и содрать гобеленовскіе обои, если бы только было куда ихъ упрятать. Она захватила все, что могла, и теперь сопровождала мистера Одлей съ покорностью, вынужденною ея отчаяннымъ положеніемъ.
Робертъ прохаживался взадъ и впередъ на палубѣ. Пароходъ быстро летѣлъ къ гостепріимнымъ берегамъ Франціи и мистеръ Одлей вздохнулъ свободнѣе при мысли о томъ, что скоро дѣло будетъ покончено. Онъ задумался о жалкомъ существѣ, которое лежало одинокое и всѣми покинутое внизу въ каютѣ. Но когда въ немъ просыпалась жалость къ ней, какъ къ слабой, безпомощной женщинѣ, передъ нимъ возникало, ясное, счастливое лицо Джорджа, какимъ онъ видѣлъ его въ первый день по возвращеніи въ Англію; вслѣдъ за тѣмъ онъ припоминалъ постыдную ложь, разбившую это доброе, благородное сердце.
"Могу ли я когда нибудь забыть это?" думалъ онъ: "могу ли я когда нибудь забыть, какъ онъ поблѣднѣлъ, прочитавъ роковое объявленіе въ Таймзѣ? Это одно изъ тѣхъ преступленій, которыя никогда не забываются. Еслибы я завтра воскресилъ Джорджа, я бы все же не могъ залечить его душевныя раны; я никогда уже не сдѣлаю изъ него того же человѣка, какимъ онъ былъ до страшной вѣсти о смерти жены".
Поздно вечеромъ на слѣдующее утро дилижансъ катился по неровной мостовой главной улицы Вильбрюмёза. Старый городъ, отличавшійся средневѣковымъ характеромъ, казался еще угрюмѣе и скучнѣе въ сумеркахъ. Мелькающіе тамъ и сямъ фонари, казалось, не только не освѣщали улицу, но дѣлали ее еще темнѣе: такъ свѣтляки своимъ блескомъ только увеличиваютъ мракъ кустарниковъ. Вильбрюмёзъ былъ старый, забытый уголокъ; слѣды старины и разрушенія виднѣлись на каждомъ шагу. Трудно объяснить себѣ, зачѣмъ улицы этого городка были такъ узки, что дилижансъ не могъ проѣзжать, не задѣвая пѣшеходовъ -- кажется, мѣста было довольно на обширныхъ пустыряхъ, примыкавшихъ къ городу. Путешественникъ могъ бы задать себѣ вопросъ, почему именно самая узкая и неудобная улица сдѣлалась самою модною, между тѣмъ какъ въ городѣ были другія, болѣе просторныя и изящныя. Но Робертъ ни о чемъ этомъ не думалъ. Онъ сидѣлъ, прижавшись въ уголъ кареты, и смотрѣлъ на миледи, задавая себѣ вопросъ: на что должна было походить ея лицо, такъ тщательно закрытое вуалемъ?
Они занимали вдвоемъ цѣлое отдѣленіе дилижанса, такъ-какъ изъ Брюсселя въ Вильбрюмёзъ было немного путешественниковъ и вообще эта линія сообщенія поддерживалась болѣе по старой памяти, чѣмъ ради какой нибудь прибыли.
Миледи не говорила ни слова во всю дорогу, кромѣ отказа на сдѣланное ей Робертомъ предложеніе закусить на одной изъ станцій. Она очень упала духомъ, когда они выѣхали изъ Брюсселя; она было надѣлась, что этотъ городъ будетъ мѣстомъ ея заточенія, и теперь съ отвращеніемъ отворачивалась отъ скучнаго ландшафта.
Она подняла голову, когда карета въѣхала на четырехугольный дворъ какого-то угрюмаго зданія, въ былое время, вѣроятно, монастыря а теперь гостиницы.
Леди Одлей невольно вздрогнула, выйдя изъ кареты и очутившись на этомъ мрачномъ дворѣ. Робертъ былъ тотчасъ же окруженъ толпой носильщиковъ, требовавшихъ нести его багажъ и ссорившихся между собой, въ какую гостиницу его провести. Одинъ изъ нихъ, по приказанію Роберта, привелъ карету, съ крикомъ и гиканьемъ какъ-то дико раздававшимися въ ночной тишинѣ.
Мистеръ Одлей оставилъ миледи въ одной изъ комнатъ угрюмой гостиницы на попеченіе заспанной прислуги, а самъ отправился въ отдаленный конецъ города. Надобно было исполнить кое-какія проформы, прежде чѣмъ жена сэра Майкля могла быть помѣщена въ домъ, о которомъ говорилъ докторъ Мосгревъ. Роберту пришлось являться множеству важныхъ особъ, представлять письмо англійскаго доктора и десятки разъ расписываться, прежде чѣмъ онъ могъ перевести преступную жену своего погибшаго друга въ домъ, который долженствовалъ быть ея послѣднимъ жилищемъ на землѣ. Прошло болѣе двухъ часовъ, прежде чѣмъ все это было улажено и молодой человѣкъ могъ возвратиться въ гостиницу, гдѣ миледи сидѣла въ какомъ-то безчувственномъ состояніи, смотря на чашку уже совершенно остывшаго кофе.
Робертъ помогъ миледи сѣсть въ нанятую имъ карету, а самъ снова помѣстился противъ нея.
-- Куда вы меня везете? спросила она наконецъ.-- Мнѣ уже надоѣло, что со мной обращаются какъ съ провинившимся ребёнкомъ, котораго въ наказаніе сажаютъ въ темную комнату. Куда вы меня везете?
-- Въ спокойное жилище, гдѣ вы будете имѣть вдоволь времени чтобы раскаяться въ вашемъ прошедшемъ, серьёзно отвѣтилъ Робертъ.
Они выѣхали изъ узкихъ улицъ и черезъ широкую площадь, на которой громоздилось съ дюжину соборовъ, въѣхали на гладкую, широкую, освѣщенную фонарями дорогу, на которой обнаженныя деревья по сторонамъ бросали длинныя, постоянно перебѣгавшія тѣни. Мѣстами виднѣлись барскіе дома, съ большими гипсовыми вазами съ геранью подъ массивными воротами. Карета проѣхала съ три четверти мили, прежде чѣмъ остановилась передъ подобными же, быть можетъ немного болѣе массивными и старыми воротами.
Миледи вскрикнула, выглянувъ изъ окна. Ворота были освѣщены огромнымъ фонаремъ, цѣлой постройкой изъ желѣза и стекла, въ которой несчастный маленькій огонекъ тщетно боролся съ сильнымъ вѣтромъ.
Кучеръ позвонилъ у воротъ и тотчасъ открылась маленькая деревянная калитка; въ ней показался какой-то сѣдой старикъ; взглянувъ на карету, онъ поспѣшно исчезъ. Минуты черезъ три онъ отворилъ настежъ ворота и открылся широкій какъ степь дворъ, вымощенный камнемъ.
Кучеръ ввелъ лошадей въ ворота и потомъ въ качествѣ кормчаго провелъ карету черезъ дворъ прямо къ крыльцу большаго дома, въ нѣкоторыхъ окнахъ котораго свѣтился тусклый свѣтъ, словно усталые глаза тружениковъ, бодрствовавшихъ всю ночь.
Миледи, внимательная и молчаливая, какъ звѣзды, блиставшія на ясномъ зимнемъ небѣ, окинула взглядомъ эти окна. Въ одномъ изъ нихъ были спущены красныя занавѣсы и на этихъ занавѣсахъ, какъ маятникъ, сновала взадъ и впередъ тѣнь женщины въ какомъ-то фантастическомъ головномъ уборѣ.
Вдругъ леди Одлей положила руку на плечо Роберту и, указывая другою на завѣшенное окно, вскрикнула:
-- Я знаю, куда вы меня привезли, это -- сумасшедшій домъ.
Мистеръ Одлей не отвѣчалъ ни слова. Онъ стоялъ въ это время у дверецъ кареты и, выслушавъ эти слова, спокойно помогъ миледи выйдти изъ экипажа и ввелъ ее по каменной лѣстницѣ въ сѣни. Онъ передалъ письмо доктора Мосгрева пожилой женщинѣ, прилично одѣтой и съ веселымъ выраженіемъ лица, выскочившей имъ на встрѣчу изъ какой-то маленькой комнатки, очень похожей на контору въ гостиницахъ. Она, улыбаясь, привѣтствовала Роберта и миледи и, отправивъ письмо далѣе съ лакеемъ, пригласила ихъ въ свою маленькую комнатку, изящно убранную желтыми занавѣсками и освѣщенную яркимъ огнемъ въ каминѣ.
-- Вы, сударыня, вѣроятно очень устали, спросила любезная француженка, пододвигая миледи кресло и глядя на нее съ участіемъ.
Миледи только пожала плечами и внимательно осмотрѣла всю комнату.
-- Что это за домъ, Робертъ Одлей? воскликнула она съ сердцемъ.-- Вы думаете, я ребёнокъ, чтобы надо мной можно издѣваться и обманывать меня! Что это за домъ? Вѣдь я отгадала!
-- Это -- maison de santé, миледи, серьёзно отвѣтилъ молодой человѣкъ.-- И я вовсе не намѣренъ издѣваться надъ вами или обманывать васъ.
Миледи замолчала на минуту, продолжая глядѣть вопросительно на Роберта.
-- Maison de santé, повторила она.-- Да, французы умѣютъ все прикрасить. Въ Англіи просто называютъ домъ сумасшедшихъ. Это -- домъ для сумасшедшихъ, не такъ ли? прибавила она по-французски, обращаясь къ женщинѣ и топнувъ ногой.
-- Ахъ, нѣтъ, сударыня, возразила та.-- Это -- одно изъ самыхъ пріятныхъ учрежденій, гдѣ люди только забавляются...
Слова ея были прерваны появленіемъ самого директора, который влетѣлъ въ комнату съ сіяющимъ лицомъ и открытымъ письмомъ доктора Мосгрева въ рукахъ.
Онъ не зналъ, какъ выразить свое удовольствіе познакомиться съ мистеромъ Одлеемъ. Онъ былъ готовъ сдѣлать все на свѣтѣ для него, какъ друга его хорошаго знакомаго, знаменитаго англійскаго доктора. Потомъ шепотомъ онъ увѣдомилъ Роберта, что докторъ Мосгревъ сообщилъ ему всѣ свѣдѣнія о паціенткѣ, и что онъ почтетъ за счастье взять на свое попеченіе прелестную госпожу... госпожу...
Онъ вѣжливо потиралъ руки и вопросительно смотрѣлъ на Роберта. Мистеръ Одлей вспомнилъ, что ему поручено было помѣстить миледи подъ чужимъ именемъ. Онъ представился, будто не слыхалъ вопроса. Вѣдь, не трудно было сочинить имя: всякое какъ нельзя лучше соотвѣтствовало бы цѣли; но Роберту казалось въ эту минуту, что никогда онъ не слыхивалъ другой фамиліи, кромѣ своей собственной и своего друга.
Можетъ быть, директоръ замѣтилъ и понялъ это затрудненіе; какъ бы то ни было, но онъ вывелъ Роберта изъ непріятнаго положенія, обратившись къ женщинѣ, которая ихъ приняла, и пробормотавъ что-то о No 14 bis. Женщина взяла ключъ изъ цѣлой связки, висѣвшей надъ каминомъ, зажгла свѣчу и пошла впередъ, указывая дорогу черезъ каменныя сѣни и вверхъ по скользкой деревянной лѣстницѣ.
Англійскій докторъ увѣдомилъ своего французскаго собрата, что о деньгахъ не будетъ и рѣчи, лишь бы онъ позаботился объ удобствѣ отдаваемой на его попеченіе англійской дамы. Дѣйствуя на основаніи этихъ свѣдѣній, г. Валь провелъ ихъ въ великолѣпно-отдѣланный нумеръ. Тутъ была передняя съ мраморнымъ поломъ, гостиная съ тяжелыми бархатными занавѣсками и наконецъ спальня съ роскошною кроватью.
Миледи съ ужасомъ смотрѣла на этотъ рядъ угрюмыхъ комнатъ, казавшихся еще мрачнѣе при неясномъ свѣтѣ одной восковой свѣчи, отражавшейся десятки разъ на гладкомъ полированномъ полу, на стеклахъ оконъ и на жестяныхъ листахъ, замѣнявшихъ зеркала.
Посреди всего этого обветшалаго великолѣпія миледи упала въ кресла и закрыла лицо руками. Бѣлизна ихъ и брильянтовыя кольца блестѣли въ тускло-освѣщенной комнатѣ. Она сидѣла молча, неподвижно; ее грызли отчаяніе и злоба. Между тѣмъ Робертъ ушелъ съ докторомъ въ другую комнату. Ему оставалось очень мало прибавить къ словамъ мистера Мосгрева, подробно описывавшаго все дѣло. Онъ послѣ долгихъ размышленій рѣшилъ, что миледи перемѣнитъ свое имя на имя мистриссъ Тэлоръ, и потому сказалъ французскому доктору, что мистриссъ Тэлоръ, его дальняя родственница, наслѣдовала сумасшествіе отъ матери и уже нѣсколько разъ явно обнаружила разстройство своихъ умственныхъ способностей. Онъ просилъ -- такъ-какъ она не была совершенно сумасшедшая -- чтобы съ нею обходились какъ можно нѣжнѣе и дѣлали ей всевозможныя благоразумныя послабленія. Въ то же время онъ однако внушилъ доктору Валю, чтобы ее никогда не выпускали иначе, какъ съ надежнымъ человѣкомъ, который отвѣчалъ бы за нее; кромѣ того, онъ еще просилъ, чтобы докторъ Валь, бывшій самъ протестантомъ, нашелъ бы какого нибудь хорошаго пастора, который бы приходилъ увѣщевать и утѣшать мистриссъ Тэлоръ.
Потомъ они переговорили о денежныхъ дѣлахъ, и рѣшено было, что въ извѣстные сроки мистеръ Одлей будетъ присылать деньги прямо доктору Валю, помимо всякихъ агентовъ. Когда они возвратились черезъ четверть часа, то миледи сидѣла въ томъ же положеніи, закрывъ лицо руками.
Робертъ нагнулся къ ней и шепнулъ:
-- Ваше имя теперь -- мистриссъ Тэлоръ. Я не думаю, чтобы вы желали быть извѣстными здѣсь подъ настоящимъ вашимъ именемъ.
Она только кивнула головой въ отвѣтъ, не отнимая рукъ отъ лица.
-- Сударыня, сказалъ докторъ Валь:-- у васъ будетъ своя горничная, и всѣ ваши желанія, само собою разумѣется благоразумныя, будутъ тотчасъ же исполняться. Всѣ усилія будутъ употреблены, чтобы ваше пребываніе въ Вильбрюмёзѣ было вамъ столько же пріятно, сколько полезно. Если желаете, то вы будете обѣдать со всѣми жильцами вмѣстѣ. Я иногда обѣдаю за общимъ столомъ, а мой помощникъ, умный и достойный человѣкъ -- всегда. Я живу съ женою и дѣтьми въ маленькомъ павильйонѣ въ саду, а мой помощникъ въ самомъ заведеніи. Повѣрьте, сударыня, что мы не пожалѣемъ ничего, чтобы доставить вамъ всевозможныя удобства.
Словоохотливый французъ насказалъ еще многое, все въ томъ же родѣ, смотря съ сіяющимъ лицомъ на Роберта и свою паціентку. Миледи наконецъ не выдержала: вскочивъ съ мѣста отъ злобы и нетерпѣнія, она приказала ему замолчать.
-- Оставьте меня наединѣ съ человѣкомъ, привезшимъ меня сюда, воскликнула она:-- оставьте меня!
И она указала на дверь повелительнымъ жестомъ.
Докторъ пожалъ плечами и вышелъ изъ комнаты, бормоча про себя что-то о "прелестномъ дьяволенкѣ" и о жестѣ, "достойномъ самой г-жи Марсъ". Миледи быстро подошла къ двери, ведшей изъ спальной въ залу, и, затворивъ ее, пристально посмотрѣла на Роберта.
-- Вы привезли меня въ могилу, мистеръ Одгей, воскликнула она:-- вы подло и жестоко воспользовались своею силою, вы заживо похоронили меня.
-- Я сдѣлалъ то, что полагалъ справедливымъ въ отношеніи другихъ и милосердымъ въ отношеніи къ вамъ, спокойно отвѣчалъ Робертъ.-- Я былъ бы измѣнникомъ противъ общества, еслибъ оставилъ васъ на свободѣ послѣ исчезновенія Джорджа Толбойза и пожара въ гостиницѣ Замка. Я привезъ васъ въ домъ, гдѣ съ вами будутъ обходиться хорошо и гдѣ никто не знаетъ вашей исторіи, слѣдовательно вы не услышите ни малѣйшаго упрека или непріятнаго слова. Вы будете вести мирную и спокойную жизнь, миледи; такую жизнь ведутъ добровольно въ этой странѣ многія святыя женщины въ стѣнахъ монастыря. Уединенная ваша жизнь здѣсь будетъ не хуже той, которую съ удовольствіемъ вела дочь короля, бѣжавъ отъ грѣшнаго міра и запершись въ одинокую келью. Конечно, это очень легкое наказаніе за ваши преступленія, очень легкое искупленіе вашихъ грѣховъ. Живите здѣсь и покайтесь. Никто васъ здѣсь не тронетъ, никто васъ не будетъ терзать. Я прошу одного -- раскайтесь.
-- Я не могу, воскликнула миледи, вперивъ свои сверкающіе глаза на Роберта:-- я не могу! Такъ вотъ къ чему привела меня моя красота! Я сочиняла всевозможныя хитрости, чтобы обезопасить себя, и къ чему все это привело? Лучше было поддаться сначала, если суждено было этимъ кончиться. Лучше было поддаться проклятой судьбѣ, когда Джорджъ Толбойзъ возвратился въ Англію.
Она злобно схватилась рукою за свои чудныя кудри, словно желая ихъ оторвать. Что принесли ей эти великолѣпныя золотистыя кудри, эти чудные голубые глаза? Она ненавидѣла себя, ненавидѣла свою красоту.
-- Я бы смѣялась надъ вами, я бы вызвала васъ на бой, еслибъ только смѣла! воскликнула она:-- я бы убила себя, еслибъ я смѣла. Но я -- несчастная, жалкая трусиха, и всегда была такой. Я боялась страшнаго наслѣдія матери, боялась бѣдности, боялась Джорджа Толбойза, боялась васъ. Она замолчала на нѣсколько минутъ, но все еще стояла у дверей, какъ бы рѣшившись продержать въ комнатѣ Роберта, сколько ей хотѣлось.
-- Знаете вы, о чемъ я думаю? снова начала она:-- знаете, о чемъ я думаю, смотря на васъ въ этой полуосвѣщенной комнатѣ? Я думаю о томъ днѣ, когда исчезъ Джорджъ Толбойзъ.
Ребертъ вздрогнулъ и поблѣднѣлъ.
-- Онъ стоялъ противъ меня, вотъ какъ вы теперь стоите, продолжала миледи.-- Вы говорили, что вы сроете до основанія старинный домъ, что вы вырвете съ корнемъ всѣ деревья въ саду, чтобы отыскать тѣло вашего умершаго друга. Вамъ вовсе не нужно такъ трудиться: тѣло Джорджа Толбойза лежитъ на днѣ стараго колодца, въ кустарникахъ за липовой аллеей.
Робертъ Одлей вскрикнулѣ отъ ужаса, и съ отчаяніемъ всплеснулъ руками.
-- Боже! воскликнулъ онъ, послѣ долгаго молчанія:-- неужели всѣ мои страшныя предчувствія такъ мало приготовили меня къ роковой истинѣ, сразившей меня теперь?
-- Онъ встрѣтилъ меня въ липовой аллеѣ, продолжала миледи тѣмъ же безчувственнымъ холоднымъ тономъ, которымъ она говорила свою исповѣдь баронету:-- я знала, что онъ придетъ, и потому приготовилась какъ умѣла встрѣтить его. Я рѣшилась подкупить его, уговорить, запугать, однимъ словомъ, я рѣшилась на все, только чтобъ не потерять моего богатства, моего положенія въ свѣтѣ и не возвратиться къ прежней жизни. Мы встрѣтились, и онъ сталъ упрекать меня за уентнорскій подлогъ, за заговоръ противъ него. Онъ сказалъ, что во всю свою жизнь не простатъ мнѣ обманъ, который разбилъ его сердце. Онъ сказалъ мнѣ, что я вырвала его сердце изъ груди и растоптала его ногами. Теперь у него не было сердца и онъ не могъ меня сожалѣть. Онъ простилъ бы мнѣ все на свѣтѣ, кромѣ преднамѣреннаго зла, которое я ему сдѣлала. Онъ наговорилъ мнѣ многое еще, и кончилъ тѣмъ, что никакая сила на землѣ не воспрепятствуетъ ему заставить меня повѣдать человѣку, обманутому мною, всю преступную повѣсть моей жизни. Онъ не зналъ, какое наслѣдіе я получила отъ своей матери. Онъ не зналъ, что меня можно свести съ-ума. Онъ терзалъ меня такъ, какъ вы меня терзали. Онъ былъ безпощаденъ, какъ и вы были безпощадны. Мы находились въ кустарникахъ за липовой аллеею. Я сидѣла на обломкахъ колодца. Джорджъ Толбойзъ стоялъ, прислонившись къ ветхому деревянному валу, заржавѣвшій стержень котораго скрипѣлъ при малѣйшемъ движеніи молодаго человѣка. Я наконецъ стала грозить ему. Я сказала, что если онъ обвинитъ меня передъ сэромъ Майклемъ, то я объявлю, что онъ сумасшедшій. Пускай онъ попробуетъ увѣрить человѣка, который слѣпо меня любитъ, что имѣетъ какія-нибудь права на меня. Я хотѣла уже уйти отъ него, какъ онъ вдругъ схватилъ меня за руку и остановилъ силою. Вы видѣли мѣтки его пальцевъ на моей рукѣ, тотчасъ ихъ примѣтили и не хотѣли вѣрить моимъ объясненіямъ. Я это поняла, Робертъ Одлей, и я видѣла, что васъ надо было бояться.
Она остановилась, какъ бы ожидая, что Робертъ заговоритъ, но онъ стоялъ неподвижно, молча дожидаясь конца ея разсказа.
-- Джорджъ Толбойзъ обошелся со мною такъ же, какъ вы, сказала она:-- онъ клялся, что еслибъ былъ одинъ человѣкъ на свѣтѣ, который могъ бы меня признать и еслибъ свидѣтель этотъ находился на другомъ концѣ свѣта, то онъ притащилъ бы его и заставилъ подъ клятвою признать меня. Тогда я почувствовала себя сумасшедшей. Я выдернула желѣзный стержень, гнилое дерево поддалось и мой первый мужъ съ страшнымъ крикомъ упалъ въ колодезь. Я не знаю, какъ онъ глубокъ; но, полагаю, что онъ сухой, ибо я не слыхала плеска воды, а глухой шумъ. Я посмотрѣла внизъ -- ничего не было видно, кромѣ мрачной пустоты. Я встала на колѣни и стала прислушиваться -- все было тихо. Я простояла такъ съ четверть часа; одному Богу извѣстно, какъ мнѣ показалось это долго; но изъ колодца не доносилось ни малѣйшаго звука.
Робертъ Одлей не сказалъ ни слова, когда миледи кончила свой разсказъ. Онъ только подошелъ къ двери, у которой стояла Елена Толбойзъ. Еслибъ былъ другой способъ выйдти изъ комнаты, онъ съ радостью воспользовался бы имъ: такъ противна была ему мысль прикоснуться къ этой женщинѣ.
-- Сдѣлайте одолженіе, позвольте мнѣ пройти, сказалъ онъ рѣзко.
-- Вы видите, я не боюсь признаться вамъ во всемъ, сказала Елена Толбойзъ: -- и это по двумъ причинамъ. Вопервыхъ, вы не смѣете воспользоваться моею исповѣдью противъ меня, такъ-какъ вы знаете, что вашъ дядя умеръ бы отъ одного извѣстія, что я подъ судомъ. Вовторыхъ, законъ никогда не приговорила, бы меня къ большему наказанію, какъ къ пожизненному заключенію въ сумасшедшемъ домѣ. Вы видите, я васъ не благодарю за ваше милосердіе, Робертъ Одлсй; я знаю ему настоящую цѣну.
Она отошла отъ двери и Робертъ молча, не оглянувшись, вышелъ изъ комнаты.
Черезъ полчаса послѣ этого, онъ сидѣлъ за ужиномъ, въ одномъ изъ лучшихъ трактировъ Вильбрюмёза. Но ѣсть онъ ничего не могъ: его преслѣдовалъ образъ погибшаго друга, измѣннически убитаго въ саду Одлей-Корта.