Когда Эльвинъ Мольреди объявилъ о своемъ намѣренія сажать картофель и садовые овощи на зеленыхъ скатахъ Лосъ-Гатосъ, золотопромышленники этого округа, и жители прилегающей деревушки, отнеслись къ этому съ презрительнымъ равнодушіемъ, которое питаютъ всѣ авантюристы ко всякаго рода буколическимъ затѣямъ и стремленіямъ.
Никто не протестовалъ противъ занятія двухъ скатовъ холма, который такъ мало обѣщалъ въ смыслѣ добычи золота, что говорили, что его прежній арендаторъ, Слиннъ, когда-то сошелъ съ ума или впалъ въ идіотизмъ отъ неудачныхъ поисковъ.
Единственный протестъ, страннымъ образомъ, явился со стороны первоначальнаго землевладѣльца -- нѣкоего дона Рамона Альваредо, претензіи котораго на семи-верстное протяженіе холмовъ и долинъ, включая цвѣтущіе нынѣ города Савименто и Красный-Догъ,-- встрѣчались хохотомъ и насмѣшками всѣхъ рудокоповъ и скуатеровъ.
-- Туда же, воображаетъ, что мы пришли сюда за семь верстъ киселя хлебать, чтобы его чортова земля давала ему доходы, какъ же! иронически замѣтили они.
Мольреди конечно было извинительно примкнуть къ общественному мнѣнію; но по странному противорѣчію, свойственному человѣку, это не помѣшало ему пойти къ дону Рамону и предложить купить у него землю или же платить ему аренду продуктами.
Говорятъ, что донъ Рамонъ былъ такъ пораженъ этой уступкою, что не только отдалъ землю, но еще завелъ родъ дружбы съ простодушнымъ земледѣльцемъ и его семействомъ.
Врядъ ли нужно прибавлять, что на эту дружбу золотопромышленники взирали съ тѣмъ презрѣніемъ, какого она заслуживала. Ихъ презрѣніе было бы еще сильнѣе, знай они мнѣніе дона Рамона объ ихъ промыслѣ, которое онъ сообщилъ и Мольреди.
-- Они дикари и хотятъ жать, гдѣ не сѣяли; брать изъ земли и ничего не возвращать ей, кромѣ своихъ драгоцѣнныхъ костей; язычники, поклоняющіеся тѣмъ самымъ камнямъ, которые они вырываютъ изъ земли.
-- А развѣ не было испанцевъ, которые бы добывали золото? спросилъ добродушно Мольреди.
-- Ахъ! были испанцы, были и мавры! отвѣчалъ донъ Рамонъ, сентенціозно; золото добывалось и кавалерами, но добра изъ этого никогда не выходило. Не пристало дворянину. пачкаться съ золотомъ, не говоря уже о проклятіи.
-- Проклятіе! повторила Меми Мольреди съ дѣвическимъ суевѣріемъ,-- что это значитъ?
-- Вы не знаете, другъ Мольреди, что когда эти земли были пожалованы моимъ предкамъ Карломъ V, то епископъ Монтерэ наложилъ проклятіе на тѣхъ, кто осквернитъ ихъ. Ну вотъ, слушайте дальше. Изъ трехъ американцевъ, основавшихъ вонъ тотъ городъ, одинъ былъ застрѣленъ, другой умеръ отъ лихорадки -- отравленный, понимаете, почвой,-- а третій съ ума сошелъ. Даже ученый {Донъ Рамонъ намекалъ на натуралиста Дуглоса, посѣтившаго Калифорнію до золотой горячки и умершаго отъ удара на Сандвичевыхъ островахъ.}, пріѣзжавшій много лѣтъ тому назадъ соглядатайствовать за деревьями за травами, былъ наказанъ за свое святотатство и умеръ неестественной смертью. Но, прибавилъ донъ Рамонъ съ степенной вѣжливостью, это васъ не касается. Черезъ меня вы здѣсь у себя, на своей землѣ.
И дѣйствительно казалось, что если не быстрое, то вѣрное благосостояніе было результатомъ владѣльческаго покровительства дона Рамона. Картофель и овощи процвѣтали; роскошная почва вознаграждала за труды сторицей и даже солнце смѣялось надъ обычнымъ раздѣленіемъ временъ года, допуская необычайныя и преждевременныя жатвы.
Поселенцы, сидѣвшіе на соленой свининѣ и сухаряхъ, не смотря на презрѣніе къ труду Мольреди, не пропустили случая перемѣнить діэту. Золото, извлекаемое ими изъ земли, переходило въ его карманы взамѣнъ его болѣе скромныхъ сокровищъ. Избушка, пріютившая вначалѣ его семью -- жену, сына и дочь -- была покинута для болѣе удобнаго и просторнаго дома на противоположномъ холмѣ. Бѣлый заборъ замѣнилъ простую грубую изгородь. Мало-по-малу первые признаки культуры -- вывороченные комки красной земля, грудки хвороста, голая пашня и груды камня исчезли и уступили мѣсто зеленому ковру, превратившему въ оазисъ дикую пустыню. Только въ водѣ отказано было новому Эдему -- и то количество, какое необходимо было для орошенія полей, привозилось изъ дальняго пруда скупо и съ большими издержками.
Въ виду этого Мольреди задумалъ вырытъ артезіанскій колодезь на солнечномъ скатѣ позади своего дома, конечно не безъ серьезной консультаціи съ своимъ испанскимъ патрономъ и сильныхъ возраженій съ его стороны. Съ большой убѣдительностью донъ Рамонъ доказывалъ, что взрывать нѣдра земли было не только преступленіемъ противъ ггрироды, почти равнымъ съ устройствомъ шахтъ и туннелей, но и нарушеніемъ священныхъ интересовъ.
-- Я и мои предки, Санъ-Діего упокой ихъ души! говорилъ донъ Рамонъ, осѣняя себя крестомъ,-- довольствовалась колодцами и цистернами, наполняемыми небомъ въ опредѣленное время; скотъ, даромъ что безсловесный, умѣлъ тоже находить воду, которая ему была нужна. Но ты говоришь правду, прибавилъ онъ, вздыхая, что это было раньше, тѣмъ потоки и дождь были осквернены языческими машныами и отравлены ихъ пѣной. Ступай, другъ Мольреди, рой и буравь, если хочешь, но по-христіански, а не посредствомъ грѣховныхъ землетрясеній, производимыхъ дьявольскимъ порохомъ.
Послѣ этой уступки Эльвинъ Мольреди сталъ рыть свою первую артезіанскую шахту. Но безъ помощи пара и пороха дѣло медленно подвигалось. Огородъ не страдалъ тѣмъ временемъ, такъ какъ Мольреди нанялъ двухъ китайцевъ ухаживать за нимъ, пока онъ наблюдалъ за прорытіемъ колодца. Это пустое обстоятельство составило эпоху въ общественномъ положеніи фамиліи. М-съ Мольреди сразу получила серьезное значеніе среди сосѣдей. Она говорила про "рабочихъ" мужа; она толковала о "предпріятіяхъ" м-ра Мольреди, разумѣя подъ этимъ колодезь; и обуздывала грубоватую фамильярность своихъ покупателей къ хорошенькой Меми Мольреди, своей семнадцатилѣтней дочкѣ. Простодушный Эльвинъ Мольреди съ удивленіемъ глядѣвъ на то, какъ всходили сѣмена, зароненныя въ женскую натуру и дающія пышный цвѣтъ при первыхъ лучахъ солнца фортуны.
-- Послушай-ка, Мальви, ты ужь очень носъ воротишь отъ молодцовъ, что ухаживаютъ за Меми. Точно она имъ не пара.
-- Неужели ты хочешь этимъ сказать, Эльвинъ Мольреди, отвѣчала м-съ Мольреди съ внезапной суровостью, что думаешь выдать нашу дочку за простаго рудокопа, или же что я позволю ей выйдти замужъ за человѣка не нашего круга?
-- Не нашего круга, безпомощно повторялъ Мольредя, уставясь въ изумленіи на нее и затѣмъ переводя глаза то на сына, то на китайцевъ, копавшихъ капусту.
-- О! ты прекрасно понимаешь, что я хочу сказать, рѣзво объявила м-съ Мольреди, нашъ кругъ -- это Альфредо и его пріятели! Развѣ старый донъ не приходитъ къ намъ ежедневно и развѣ его сынъ не подходящій женихъ для Меми? И развѣ они здѣсь не первая фамилія... все равно, дворяне? Нѣтъ; предоставь Меми мнѣ и занимайся колодцемъ; еще не родился мужчина, который бы что-нибудь смыслилъ въ этихъ дѣлахъ или зналъ свои обязанности передъ своей фамиліей.
Какъ и всѣ мужчины вообще, Мольреди охотно соглашался съ мнѣніемъ, предоставлявшимъ мелочи жизни въ женскія руки, и пошелъ на свою шахту. Но въ это утро онъ былъ смущенъ. Онъ былъ слишкомъ преданный мужъ, чтобы не гордиться неожиданной проницательностью и сообразительностью жены, хотя, подобно всѣмъ мужьямъ, былъ нѣсколько этимъ озадаченъ. Онъ старался не думать объ этомъ. Но, глядя съ холма на свою небольшую усадьбу, постепенно расширявшуюся и процвѣтавшую подъ его управленіемъ, онъ почувствовалъ приливъ такого же честолюбія, какое проявила его дражайшая половина.
Въ самомъ дѣлѣ, чѣмъ онъ хуже дона Рамона? Но, однако, въ душѣ онъ сомнѣвался, чтобы донъ Рамонъ съ этимъ согласился и вотъ, отравленный женскимъ тонкимъ ядомъ, онъ почти возненавидѣлъ своего стараго благодѣтеля. Онъ глядѣлъ на маленькій Эдемъ, гдѣ его Ева только-что соблазнила его роковымъ плодомъ, и почувствовалъ, что навѣки утратилъ способность мирно и невинно имъ наслаждаться.
Къ счастію вскорѣ послѣ этого донъ Рамонъ умеръ. Невѣроятно, чтобы онъ догадывался о любовныхъ планахъ м-съ Мольреди на счетъ его сына, наслѣдовавшаго отцовскому имѣнію, которое жестоко обкарнали родственники и кредиторы.
Миссисъ и миссъ Мольреди присутствовали на похоронахъ въ дорогомъ траурѣ, выписанномъ изъ Сакраменто. Даже кроткаго Эльвина облекли въ черный сюртукъ, обличившій его добродушную, но безспорно вульгарную наружность. М-съ Мольреди открыто говорила о своей "потерѣ"; объявляла, что старыя фамиліи вымираютъ и внушила женамъ вновь прибывшихъ въ Красный Догъ поселенцевъ мысль, что ея собственная фамилія въ родствѣ съ Альваредами и что здоровье ея мужа не особенно крѣпко. Она выказывала материнское участіе осиротѣвшему дону Цезару. Сдержанный по природѣ, какъ и его отецъ, онъ былъ еще церемоннѣе, удрученный своей потерей. И, быть можетъ, изъ застѣнчивости, чувствуя пристрастіе къ Меми Мольреди, онъ рѣдко пользовался любезнымъ гостепріимствомъ ея матери. Но онъ исполнилъ намѣреніе отца, продавъ за небольшую сумму Мольреди участокъ земли, арендуемый имъ. Мысль о покупкѣ земли подана была м-съ Мольреди.
-- Такимъ образомъ она останется въ роду, замѣтила эта хитрая особа и гораздо приличнѣе, чтобы мы были землевладѣльцами, а не арендаторами.
Прошло нѣсколько недѣль, и вотъ разъ утромъ ее поразилъ голосъ мужа, доносившійся съ холма, откуда онъ опрометью бѣжалъ домой. Меми была въ своей комнатѣ, гдѣ надѣвала новое розовое ситцевое платье, въ честь ожидаемаго визита юнаго дона Цезара, а м-съ Мольреди подметала и прибирала въ домѣ въ виду того же событія. Что-то въ тонѣ голоса мужа, а также и возвращеніе его домой въ необычный часъ, заставило ее бросить половую щетку и выбѣжать къ нему навстрѣчу изъ кухни. Она увидѣла, что онъ бѣжалъ черезъ гряды съ капустой, съ краснымъ и возбужденнымъ лицомъ и съ такими блестящими глазами, какихъ она не видывала у него уже долгіе годы. Она припомнила, хотя безъ всякаго умиленія, что такимъ именно видѣла она его, когда позвала, въ бытность его простымъ батракомъ на фермѣ ея отца въ Иллинойсѣ, чтобы сообщить о согласіи ея родителей на ихъ бракъ. Воспоминаніе было тѣмъ неудобнѣе, что онъ охватилъ ее обѣими руками и звонко поцѣловалъ въ увядшую щеку.
-- Помилосердуй, Мольреди! воскликнула она, сгоняя передникомъ нѣчто въ родѣ румянца, вспыхнувшаго на ея лицѣ, до того ли, когда гости могутъ прійдтя съ минуты на минуту.
-- Мальви! я нашелъ его! и нашелъ здорово.
Она высвободилась изъ его объятій равнодушная, и блестящими, по хитрыми и наблюдательными глазами поглядѣла на него.
-- Я нашелъ его въ колодцѣ. Ту самую жилу, какой доискивались рудокопы. Теперь ты и Меми богачихи: золота видимо-невидимо.
-- Подожди минутку.
Она поспѣшно оставила его и, подойдя къ лѣстницѣ, закричала къ его великому удивленію.
-- Меми, сними новое платье.
Послышалось восклицаніе неудовольствія Меми.
-- Тебѣ говорятъ! еще строже сказала мать.
Меми стихла. М-съ Мольреди вернулась къ мужу. Перерывъ этотъ какъ-то потушилъ его радость. Онъ сразу угомонился и сталъ ждать, что она скажетъ.
-- Ты никому еще не говорилъ?
-- Нѣтъ. Я былъ одинъ, внизу, въ шахтѣ. Видишь ли, Мальви, я никакъ не ожидалъ...
Онъ опять было развеселился.
-- Я копалъ себѣ землю и ни на что не разсчитывалъ...
-- Вотъ видишь, я была права, совѣтуя тебѣ купить землю.
Лицо Мольреди омрачилось.
-- Я надѣюсь, донъ Дезаръ не подумаетъ, началъ онъ, запинаясь, я думаю, можетъ быть, слѣдуетъ мнѣ вознаградитъ его, знаешь.
-- Глупости, рѣшительно проговорила м-съ Мольреди. Не будь дуракомъ. Ты нашелъ золото и, значитъ, оно твое -- таковъ законъ. И ты купилъ землю безъ ограниченій. Кромѣ того, тебѣ и въ голову не приходило это!...
Она умолкла и вдругъ поглядѣла ему въ лицо.
-- Или приходило?
Мольреди широко раскрылъ честные, свѣтлосѣрые глаза.
-- Что ты, Мальви! вѣдь ты же знаешь, что не приходило, хоть побожиться!
-- Не божись и слушай меня, и голосъ ея зазвучалъ повелительно.
-- Прекрати всякую работу въ шахтѣ, и отошли теперь же работника. Надѣнь сюртукъ и ступай съ первымъ омнибусомъ въ Сакраменто, да захвати съ собой и Меми.
-- Меми! слабо повторилъ Мольреди.
-- Прежде всего повидайся съ стряпчимъ Коль и съ моимъ братомъ. Джимомъ, продолжала она, не обращая вниманія на перерывъ. А Меми нужно провѣтриться и заказать себѣ приличное платье. Остальное предоставь мнѣ. Я скажу что нужно Меми и снаряжу ее.
Мольреди провелъ рукой по спутаннымъ волосамъ. Онъ гордился энергіей и дѣятельностью жены, онъ и не мечталъ сопротивляться ей, но былъ немного разочарованъ. Волшебная радость открытія разсѣялась прежде, нежели онъ успѣлъ порядкомъ ослѣпить жену; или, вѣрнѣе сказать, она вовсе не была ослѣплена. Все вышло такъ практично и дѣловито, что ему стало скучно. И при томъ ему пріятнѣе было бы самому сообщить дочери и видѣть, какъ вспыхнутъ ея щеки и засверкаютъ радостью глаза, чего онъ не видѣлъ у жены.
-- Времени терять нечего, оказала она нетерпѣливо, замѣтивъ его колебаніе.
Быть можетъ, ея нетерпѣніе досадило ему; быть можетъ, еслибы она не отнеслась такъ самоувѣренно къ удивительному счастію, достававшемуся ей, онъ бы и не сказалъ тутъ же того, что было у него на умѣ. Какъ бы то ни было, онъ степенно проговорилъ:
-- Постой-ка, Мальви, я не все еще сказалъ тебѣ.
-- Говори, поспѣшно пригласила она.
-- Между обломками кварца я нашелъ кирку и жила какъ будто была открыта раньше; сбоку у подошвы холма виднѣются какъ бы признаки старой шахты, но только обвалилась и засыпана обломками.
-- Ну такъ что жъ? презрительно спросила м-съ Мольреди.
-- А то жъ, отвѣтилъ ея супругъ, какъ бы недовольно, что похоже, какъ будто кто-то открылъ ее раньше.
-- И бросилъ, оставилъ для другихъ! Какъ это похоже на дѣло? перебила жена съ нескрываемой досадой. Вслй знаетъ, что съ этимъ холмомъ не стоило возиться и онъ былъ совсѣмъ заброшенъ, когда мы сюда пріѣхали. Это твоя собственность и ты за нее заплатилъ денежки. Ты, можетъ быть, собираешься вызывать черезъ газеты владѣльца жилы, Эльвинъ Мольреди? А ужь въ Сакраменто не поѣдешь?
Мольреди вздрогнулъ. Онъ серьезно еще не подумалъ, что дѣйствительно кто-нибудь могъ раньше его сдѣлать это открытіе. Но по добросовѣстности характера немедленно принялъ это въ соображеніе. Да, вѣроятно, она права. Но онъ не сталъ вникать въ то, какъ бы онъ поступилъ, будь жена также добросовѣстна, какъ и онъ самъ.
-- Ладно, сказалъ онъ просто. Я сейчасъ отправлюсь въ путь.
-- И когда будешь говорить съ стряпчимъ Колемъ и Джимомъ оставь про себя эти глупыя исторіи про кирку. Нѣтъ никакой надобности внушать другимъ дикія мысли, только потому что онѣ лѣзутъ тебѣ въ голову.
Когда торопливыя приготовленія были окончены и м-ръ Мольреди съ Меми, въ сопровожденіи молчаливаго и скромнаго китайца, несшаго ихъ немудрый багажъ, пошли по большой дорогѣ, на встрѣчу почтовой каретѣ, отецъ тревожно и выжидательно взглянулъ въ лицо дочери. Ему хотѣлось насладиться свѣжестью и наивностью юношескаго восторга и радости Меми и отдохнуть отъ практическаго дальновиднаго реализма жены. На нѣжныхъ щечкахъ дѣвушки игралъ живой румянецъ, полуоткрытый ротикъ дѣвушки улыбался, а въ большихъ сѣрыхъ глазахъ свѣтилось радостное изумленіе,-- все такіе хорошіе признаки.
-- Ну, Меми, весело быть богатой невѣстой?
-- Что?
Она не слыхала вопроса. Нѣжнымъ красивымъ глазамъ рисовались полки съ разнообразнымъ товаромъ на "Дамаскомъ Базарѣ" въ Сакраменто; они читали восхищеніе на лицахъ у прикащиковъ; всматривались въ даль большой дороги, не ѣдетъ ли почтовая карета, и оглядывали, хорошо ли сидятъ новыя перчатки: короче сказать -- они были заняты всѣмъ на свѣтѣ, кромѣ любящихъ взглядовъ человѣка, шедшаго съ нею рядомъ.
Онъ однако повторилъ вопросъ, тронутый ея прелестной разсѣянностью и охватилъ рукой ея тонкую талію.
-- Я очень рада, па!
И ловко высвободилась изъ его объятій, ласково стиснувъ ему локоть, чтобы смягчить свое движеніе.
-- Я вчера была увѣрена, что случится Я думаю, я похожа на пугало, прибавила она, но ма такъ торопила меня; она хотѣла, чтобы я уѣхала прежде, чѣмъ придетъ донъ Цезаръ.
-- А тебѣ не хотѣлось уѣзжать прежде, чѣмъ онъ придетъ? лукаво спросилъ отецъ.
-- Я бы не хотѣла, чтобы онъ меня видѣлъ въ этомъ платьѣ, отвѣчала Меми просто. Потому, вѣрно, ма и заставила меня переодѣться, прибавила она со смѣхомъ.
-- Ну, я думаю, ты для него во всѣхъ нарядахъ хороша, сказалъ отецъ, внимательно наблюдая за ней. А теперь ты къ тому же и выгодная невѣста, прибавилъ онъ съ торжествомъ.
-- Не знаю. Онъ былъ всегда богатъ, и его отецъ и дѣдъ были богаты, а мы были сначала бѣдны и его арендаторы.
Лицо отца измѣнилось; за удивленіемъ, съ какимъ онъ ее слушалъ, выражалась на немъ сначала боль, потомъ гнѣвъ.
-- Неужели онъ говорилъ такія глупости? поспѣшно спросилъ онъ.
-- Нѣтъ. Желала бы я, чтобы онъ это сказалъ! Теперь у меня могутъ быть женихи и получше его.
Они нѣсколько минутъ прошли молча, насупившись, и китаецъ могъ бы подумать, что они поссорились. Но вдругъ бѣлые зубки снова засверкали въ полуоткрытыхъ устахъ.
-- Слушай, па! это все не то! онъ меня любитъ и я его; и еслибы только ма не забрала себѣ въ голову новыхъ идей....
Она вдругъ умолкла.
-- Какихъ новыхъ идей? тревожно спросилъ отецъ.
-- О, ничего! я желала бы, па, чтобы на васъ были другіе сапоги. Всякій можетъ видѣть, что они смазные; а вы вѣдь больше не огородникъ.
-- Что же я такое? засмѣялся Мольреди не то самодовольно, не то смущенно.
-- Вы -- капиталистъ, какъ я говорю; а ма говоритъ, что вы землевладѣлецъ.
Какъ бы то ни было, а новый землевладѣлецъ, когда достигъ скамьи на дорогѣ подъ развѣсистымъ деревомъ, усѣлся на ней, опустивъ голову на грудь и не то задремалъ, не то погрузился въ невеселыя, какъ будто, размышленія. Меми, къ тому времени опять повеселѣвшая, пошла бродить въ нетерпѣніи, что карета не ѣдетъ. Она забрела даже такъ далеко, что каретѣ въ свою очередь пришлось дожидаться, когда она подходила.
Когда наконецъ Меми благополучно усѣлась внутрь кареты, а Мольреди вскарабкался на козлы рядомъ съ кучеромъ, тотъ коротко замѣтилъ:
-- Вы таки порядкомъ напугали меня минуту тому назадъ.
-- Какъ такъ?
-- Да вотъ три года тому назадъ я такъ же подъѣзжаю къ этому мѣсту, а на скамьѣ сидитъ какъ разъ человѣкъ я какъ разъ въ той же позѣ, да и по росту, и по годамъ точь въ точь вы. Я соскочилъ съ козелъ и зову его садиться въ карету, а онъ! вотъ провалиться мнѣ! и не пошевелится и не взглянетъ, и словечка не промолвитъ. Я обругалъ его безъ церемоніи и поѣхалъ дальше. Но на другой день, когда я ѣхалъ назадъ, я, увидѣлъ, вотъ провалиться мнѣ! что онъ уже сидитъ не на скамьѣ, а валяется какъ снопъ на землѣ. Джимъ соскочилъ и подобралъ его. А докторъ Дюшенъ сказалъ, что это обманувшійся золотоискатель, разбитый параличемъ, и мы доставили его, какъ мертвый пластъ, въ окружную больницу. Съ тѣхъ поръ я какъ-то боюсь этого мѣста и когда сейчасъ увидѣлъ васъ въ такой точно позѣ, съ опущенной головой, какъ у того молодца, такъ меня всего и передернуло.
Въ томъ необъяснимомъ и суевѣрномъ смущеніи, которое овладѣло, лишеннымъ фантазіи, умомъ Мольреди, онъ чуть было не похвастался своей удачей передъ кучеромъ, чтобы доказать, что совсѣмъ не похожъ на того несчастнаго, но во-время удержался.
-- Узнали вы, кто это такой? перебилъ одинъ нетерпѣливый пассажиръ.
-- Выздоровѣлъ онъ или нѣтъ? прибавилъ другой.
Помолчавъ съ секунду, чтобы выраеить презрѣніе къ такому безтактному перерыву, кучеръ продолжалъ, обращаясь исключительно къ Мольреди.
-- Я было принялъ васъ за его привидѣніе.
И, снова помолчавъ, безпечно прибавилъ:
-- Говорятъ, онъ такъ и не поправлялся съ тѣхъ поръ, хотя бы на столько, чтобы сказать, кто онъ и откуда пришелъ. Его перевезли въ лечебницу для неизлечимыхъ идіотовъ и тамъ онъ и по сіе время.