Очевидно, недовольное результатомъ своихъ изслѣдованій, доказавшихъ, что дупло непригодно для храненія запасовъ скромной бѣлки, хотя и могло хранить любовныя посланія отважныхъ людей, маленькое животное принялось немедленно приводить его въ порядокъ. Она прежде всего разбросала пропасть сухихъ листьевъ, смела гнѣздо древесныхъ пауковъ, разогнала колонію муравьевъ, но вдругъ встрѣтила на своемъ пути болѣе серьезное препятствіе, а именно сложенную вчетверо бумагу, съ которой никакъ не могла справиться. Поэтому она оставила ее на мѣстѣ и только прикрыла свѣжими листьями.

Но каковы же были ея ярость и негодованіе, когда, вернувшись черезъ нѣсколько дней, она нашла въ приготовленномъ ею для себя домѣ другую бумажку, свернутую какъ и прежняя, но только гораздо бѣлѣе и новѣе. Этого бѣлка уже рѣшительно не могла вынести и такъ какъ къ тому же бумажка была меньше первой и не задѣвала за стѣнки дупла, то ей удалось энергическими ударами хвостика вышвырнуть ее изъ дупла и бумажка позорно полетѣла на землю. Тамъ ее замѣтили зоркіе глаза вороны; она немедленно слетѣла съ дерева и схватила бумажку. Бумажка оказалась несъѣдобной, но ворона тѣмъ не менѣе унесла ее въ клювѣ, будучи изъ породы любителей коллекцій. Но усѣвшись на вѣткѣ дерева, она съ обычной разсѣянностью низшаго животнаго забыла о первоначальномъ намѣреніи и равнодушно выронила бумажку изъ клюва. Бумажка попала за сосѣдній кустъ, гдѣ и пролежала до вечера, когда пробѣгавшая мимо дикая кошка, направлявшаяся въ курятникъ къ Мольреди, толкнувъ кустъ, свалила бумажку, и, увидѣвъ, какъ мелькнуло что-то бѣлое, со страху забѣжала въ сосѣдній кустъ.

Но треволненія бѣлки тѣмъ не кончились. На слѣдующій день молодой человѣкъ, сопровождавшій молодую женщину, пришелъ одинъ къ дуплу, и бѣлка только-только успѣла изъ него выскользнуть, какъ онъ запустилъ въ него руку и принялся шарить. Восхищеніе, выразившееся на его серьезномъ и тревожномъ лицѣ отъ того, что письмо исчезло и, значитъ, было кѣмъ-то взято, ясно доказывало, что онъ туда его положилъ и, быть можетъ, пробудило смутное воспоминаніе у вороны и даже угрызеніе совѣсти, такъ какъ она даже громко закаркала. Но молодой человѣкъ скоро ушелъ, и бѣлка опять могла занять свое жилище.

Прошла недѣля. Скучное, тяжкое время для дона Цезара, который ничего не слышалъ о Меми и не видѣлъ ее съ ихъ послѣдняго свиданія. Слишкомъ проникнутый чувствомъ собственнаго достоинства, чтобы идти къ Мольреди послѣ двусмысленнаго поведенія хозяйки дома и слишкомъ гордый, чтобы бродить около него, подкарауливая случайную встрѣчу съ ея дочерью, какъ бы сдѣлалъ обыкновенный влюбленный, онъ скрывалъ мрачныя мысли въ монастырской тѣни усадьбы Лосъ-Гатосъ или же находилъ облегченіе въ бѣшеной скачкѣ днемъ и ночью по большой дорогѣ. Не разъ мимо почтовой кареты проносился вихремъ точно тѣнь, всадникъ, и только огонекъ его сигары показывалъ, что то былъ человѣкъ, а не привидѣніе.

Въ одну изъ такихъ бѣшеныхъ прогулокъ онъ долженъ былъ остановится раннимъ утромъ передъ кузницей въ Красномъ Догѣ и поручить кузнецу укрѣпить ослабѣвшую подкову, а самъ въ ожиданіи взялся за газету. Донъ Цезаръ рѣдко читалъ газеты, но, увидя, что то были "Извѣстія", сталъ проглядывать ея столбцы. Знакомое имя внезапно бросилось ему въ глаза. Съ сердцемъ бившимся и стучавшимъ въ унисонъ съ кузнечнымъ молотомъ, онъ прочиталъ слѣдующее:

"Нашъ именитый согражданинъ, Эльвинъ Мольреди, эсквайръ, уѣхалъ изъ города третьяго дня, чтобы присутствовать на важномъ собраніи директоровъ Краснодоговой минной компаніи въ Сан-Франциско. Общество съ сожалѣніемъ услышитъ, что м-съ Мольреди и ея очаровательная дочка, намѣревавшіяся отправиться въ Европу въ концѣ мѣсяца, воспользовались случаемъ сопровождать м-ра Мольреди до Сан-Франциско по пути на востокъ.

"М-съ и миссъ Мольреди намѣрены посѣтить Лондонъ. Парижъ и Берлинъ и пробудутъ въ отсутствіи три года. Возможно, что м-ръ Мольреди позднѣе съѣдется съ ними въ одной изъ этихъ столицъ. Весь городъ очень сожалѣетъ, что при такихъ обстоятельствахъ не могъ устроить проводы, достойные уважаемой семьи и той симпатіи, какую къ нимъ питаютъ въ Красномъ Догѣ".

Газета выпала у него изъ рукъ. Уѣхала! не написавъ ни единаго слова! Нѣтъ, это невозможно! Тутъ какая-то ошибка; она написала, да письмо еще не дошло. "Третьяго дня!" онъ могъ еще получить письмо изъ Сан-Франциско! Ахъ!.. а дерево-то!

Конечно, письмо лежало въ дуплѣ, онъ не ходилъ туда уже съ недѣлю. Почему онъ не подумалъ объ этомъ раньте. Онъ виноватъ во всемъ, а не она. Быть можетъ, она уѣхала, подумавъ, что онъ измѣнилъ ей! деревенскій медвѣдь!

-- Чортъ васъ возьми! что, вы намѣрены продержать меня здѣсь цѣлую вѣчность!

Кузнецъ выпучилъ на него глаза. Донъ Цезарь вдругъ вспомнилъ, что онъ говорилъ, какъ и думалъ... по испански.

-- Десять долларовъ прибавки, мой другъ, если отпустите меня черезъ пять минутъ.

Кузнецъ разсмѣялся.

-- Вотъ это по-американски. И живѣе принялся за работу. Донъ Цезаръ опять принялся за газету. Тамъ былъ другой параграфъ, напомнившій ему о послѣднемъ свиданіи съ Меми:

"М-ръ Гарри Слиннъ младшій, издатель этой газеты, только-что переѣхалъ въ домъ, первоначально занимаемый Эльвнномъ Мольреди, эсквайромъ, и который уже сталъ историческимъ въ околодкѣ. М-ръ Слиннъ перевезъ съ собой отца м-ра Слинна эсквайра, и двухъ сестеръ. М-ръ Слиннъ, старшій, страдавшій нѣсколько лѣтъ отъ паралича, медленно поправляется и по совѣту врачей предпочелъ живительный воздухъ здѣшнихъ холмовъ разслабляющему зною Сакраменто".

Дѣло скоро уладилось, размышлялъ донъ Цезарь не безъ ревности.

Черезъ пять минутъ онъ уже скакалъ къ дереву. Вотъ онъ опускаетъ руку въ дупло. Нѣтъ! письма нѣтъ! онъ роется въ немъ обѣими руками: и... что это?.. бумага хруститъ подъ его пальцами... Радость охватила его душу, но увы! скоро смѣнилась разочарованіемъ.

Вынутое имъ письмо было, очевидно, не къ нему; конвертъ былъ изъ самой простой сѣрой бумаги, имѣлъ грязный, залежавшійся видъ и былъ надписанъ карандашамъ, который почти стерся; при этомъ въ немъ остались какіе-то твердые кусочки, точно руда или металлъ.

Онъ съ трудомъ разобралъ полустертую надпись: "м-съ Меми Слиннъ", да и то только потому, что это имя въ послѣднее время особенно навязывалось ему. Въ своемъ разочарованіи и досадѣ онъ заподозрилъ, что это неприличная шутка Слинна надъ нимъ, шутка, въ которой, быть можетъ, участвовала Меми: эти американцы такіе вульгарные.

Онъ держалъ конвертъ въ дрожащихъ рукахъ. Онъ могъ разорвать его, если хотѣлъ и ознакомиться съ его содержаніемъ; но оно было адресовано не къ нему, а инстинктъ чести былъ въ немъ всесиленъ, несмотря на бѣшенство. Нѣтъ, Слиннъ вскроетъ письмо при немъ и отвѣтитъ за все.

Онъ поскакалъ къ старому дому Мольреди и, привязавъ коня къ изгороди, вошелъ въ домъ. Дверь была гостепріимно растворена, но когда онъ переступилъ за порогъ, то очутился лицомъ къ лицу съ двумя хорошенькими дѣвушками. То были, очевидно, сестры Слинна, о которыхъ онъ совсѣмъ было и позабылъ.

-- Мы видѣли, какъ вы подъѣхали, сказала старшая непринужденно. Вы донъ Цезаръ Альваредо. Братъ говорилъ намъ о васъ.

Эти слова привели дона Цезара въ себя и напомнили ему о вѣжливости. Не могъ же онъ ссориться съ красивыми незнакомыми дѣвушками при первомъ свиданіи. Онъ долженъ объясниться съ ихъ братомъ въ другомъ мѣстѣ.

-- Братъ Гарри уѣхалъ въ Красный Догъ, продолжала старшая изъ дѣвушекъ, Эсфирь; онъ будетъ очень жалѣть, что вы не застали его; м-съ Мольреди говорила ему о васъ, вы, кажется, были ихъ домашнимъ другомъ. Вы были, конечно, коротко знакомы съ ихъ дочерью Меми; говорить, она прехорошенькая.

Хотя донъ Цезарь убѣдился теперь, что Слиннъ не могъ знать о странномъ поведеніи съ нимъ Меми, его смущалъ этотъ разговоръ.

-- Миссъ Мольреди очень хороша собой, сказалъ онъ серьезно и вѣжливо, какъ и всѣ ея соотечественницы, вообще. Она уѣхала очень неожиданно, прибавилъ онъ съ притворнымъ спокойствіемъ.

-- Они, кажется, разсчитывали оставаться здѣсь дольше, но что-то помѣшало. Я знаю, что братъ былъ очень удивленъ, когда м-ръ Мольреди сказалъ ему, что онъ можетъ, если хочетъ, тотчасъ же переѣхать, такъ какъ самъ онъ займетъ большой домъ.

Донъ Цезаръ всталъ и раскланялся.

-- Вы уже уходите? томно спросила Эофирь; если такъ, то, проходя по саду, загляните къ бѣдному папа. Онъ тамъ гдѣ-то около рощи, и мы не любимъ оставлять его подолгу одного. Если вы увидите, что ему что-нибудь требуется, кликните насъ, пожалуйста. А у насъ теперь столько дѣла, что самимъ бѣжать къ нему некогда.

Донъ Цезаръ хотѣлъ было извиниться; но внезапное сочувствіе въ чужому страданію, проснувшееся въ немъ и сопровождающее всякое благородное горе, остановило его. Онъ поклонился въ знакъ согласія и ушелъ. Дѣвушки слѣдили за нимъ, пока онъ не скрылся изъ вида.

-- Ну, сказала меньшая, уже теперь меня никто не увѣритъ, что между нимъ и Меми Мольреди ничего не было.

Ужь если это не обманутый любовникъ, то у меня нѣтъ главъ.

-- Если такъ, то тебѣ не слѣдовало глядѣть на него такъ нѣжно, точно ты не прочь утѣшить его, уколола ее Эсфирь.

Между тѣмъ донъ Цезаръ отправился на поиски старика Слинна и нашелъ его на скамьѣ подъ развѣсистымъ деревомъ.

Онъ сидѣлъ, положивъ руки на колѣни, и глядѣлъ разсѣянно передъ собой.

Онъ слегка вздрогнулъ, когда донъ Цезаръ остановился передъ нимъ, и перевелъ глаза на него. Молодой человѣкъ былъ удивленъ, увидѣвъ, что бѣдняга былъ вовсе не такъ старъ, какъ онъ думалъ, и что выраженіе его лица было спокойное и даже счастливое.

-- Ваши дочери сказали мнѣ, что вы здѣсь, поклонился ему съ ласковымъ почтеніемъ донъ Цезаръ. Я -- Цезаръ Альваредо, вашъ близкій сосѣдъ; очень радъ познакомиться съ вами и вашимъ семействомъ.

-- Мои дочери? сказалъ старикъ разсѣянно; о, да! онѣ хорошенькія дѣвочки. А сынокъ мой, Гарри? вы видѣли Гарри? миленькій крошка, неправда ли?

-- Я радъ слышать, что вы поправляетесь, поспѣшно сказалъ донъ Цезаръ. Богъ да благословитъ васъ, сеньоръ, и возвратить вамъ скорѣе здоровье и счастіе.

-- Счастіе? съ удивленіемъ сказалъ Слиннъ. Я счастливъ... очень счастливъ. У меня есть все, что мнѣ надо; хорошій воздухъ, хорошая пища, теплое платье, хорошенькія дѣтки, добрые друзья... Ваше имя... васъ зовутъ Ma...

-- Альваредо, поправилъ мягко донъ Цеэаръ... Цезаръ Альваредо.

-- Вы сказали: Мастерсъ, настаивалъ старикъ съ внезапной сварливостью.

-- Нѣтъ, добрый другъ, я сказалъ: Альваредо, серьезно отвѣчалъ донъ Цезаръ.

-- Если вы не сказали: Мастерсъ, то почему же я сказалъ? я не знаю никакого Мастерса.

Донъ Цезарь молчалъ. Черезъ минуту выраженіе счастливаго спокойствія вернулось на лицо Слинна, и донъ Цезарь продолжалъ:

-- Ко мнѣ недалеко, отсюда черезъ холмы, хотя по дорогѣ дальше; когда вы совсѣмъ поправитесь, милости просимъ. Вы дойдете до рощи, а тамъ...

Онъ замолкъ, потому что лицо больнаго выразило безпокойство. Частію, чтобы развлечь его, частію по какой-то необъяснимой идеѣ, вдругъ охватившей его, донъ Цезарь продолжалъ:

-- Тамъ есть странное дерево около дорожки, съ дупломъ. И въ этомъ дуплѣ я нашелъ это письмо.

Онъ снова умолкъ на этотъ разъ въ испугѣ. Слиннъ вскочилъ на ноги съ блѣднымъ, искаженнымъ лицомъ и глядѣлъ на письмо, которое донъ Цезаръ вынулъ изъ кармана. Мускулы его горла напряглись, точно онъ глоталъ что-то; губы шевелились, но не издавали ни звука. Наконецъ, конвульсивнымъ усиліемъ ему удалось пролепетать нѣсколько словъ едва слышнымъ голосомъ.

-- Мое письмо, мое письмо! Оно мое! отдайте его мнѣ! Это мое богатство! все мое! въ шахтѣ... на холмѣ! Мастерсъ укралъ его! укралъ мое богатство! Укралъ все! Видите! видите!

Онъ схватилъ письмо изъ рукъ дона Цезара и разорвалъ конвертъ: нѣсколько желтыхъ песчинокъ выпало изъ него, величиной съ дробь, и упало на землю.

-- Видите, видите, что это правда! Мое письмо! мое золото! моя шахта! Мой... мой... мой Богъ!

Дрожь пробѣжала у него по лицу. Рука, державшая письмо, внезапно упала какъ плеть. Онъ покачнулся и, выскользнувъ изъ рукъ дона Цезара, упалъ на землю.

Донъ Цезаръ поспѣшно наклонился къ нему, но только затѣмъ, чтобы удостовѣриться, что онъ живъ и дышетъ, хотя и недвижимъ.

Послѣ того донъ Цезаръ поднялъ письмо и, пробѣжавъ его сверкающими глазами, сунулъ въ карманъ вмѣстѣ съ образчиками золота. Затѣмъ поспѣшно поглядѣлъ на дорогу. Каждая минута была ему теперь дорога; но онъ не могъ оставить больнаго на большой дорогѣ, не могъ и снести его въ домъ. Но вдругъ онъ вспомнилъ, что лошадь его такъ и осталась привязанной къ изгороди. Онъ пойдетъ за ней и положитъ черезъ сѣдло несчастнаго. Онъ съ трудомъ приподнялъ его съ земли и положилъ на скамью и затѣмъ побѣжалъ къ своей лошади. Онъ недалеко еще ушелъ, какъ услышалъ стукъ колесъ и лошадиный топотъ. То неслась почтовая карета. Онъ хотѣлъ позвать кучера на помощь. Но тотъ привсталъ на козлахъ и хлесталъ изо всей мочи испуганныхъ лошадей, которыя пролетѣли вихремъ мимо скамейки.

Часомъ позже, когда карета подъѣзжала къ гостиницѣ Краснаго Дога, кучеръ сошелъ съ козелъ весь блѣдный, но молчаливый. Когда же онъ проглотилъ рюмку виски залпомъ, то обернулся къ удивленному почтальону.

-- Одно изъ двухъ, Джимъ, сказалъ онъ мрачно,-- или скамейку снесутъ съ дороги, или меня на кладбище. Я опять его видѣлъ!...