ГЛАВА I.
Новая часть въ романѣ соотвѣтствуетъ, нѣкоторымъ-образомъ, новому акту въ драмѣ. Поднимаю передъ вами занавѣсъ, читатель, и вы должны теперь вообразить себя въ Миллькотѣ, въ небольшой комнатѣ городской гостинницы, гдѣ есть и коверъ, и мебель, и орнаменты извѣстнаго сорта на каминной полкѣ, и картины на стѣнахъ, обклеенныхъ цвѣтной бумагой. Одна изъ этихъ картинъ изображаетъ Георга-Третьяго, другая -- принца валійскаго, третья -- какую-то знаменитую историческую битву изъ временъ королевы Елисаветы. Все это видите вы при свѣтѣ потолочной лампы и при яркомъ блескѣ огня, разведеннаго въ каминѣ. Здѣсь, подлѣ этого камина, сижу я въ дорожномъ капотѣ и въ дорожной шляпѣ -- сижу и отогрѣваю свои окоченѣлые члены послѣ шестнадцати-часовой ѣзды въ сырую октябрьскую погоду. Я выѣхала изъ Лоутона въ четыре часа по полудни, а на городскихъ часахъ въ Миллькотѣ пробило восемь, когда нашъ дилижансъ остановился подлѣ воротъ гостинницы Георга.
Но при этомъ наружномъ комфортѣ нѣтъ спокойствія въ моей душѣ. Мнѣ казалось, что кто-нибудь встрѣтитъ меня при выходѣ изъ дилижанса, произнесетъ мое имя и укажетъ на карету, назначенную отсюда для путешествія моего въ Торнфильдъ. Ничего не бывало: на вопросъ мой, не спрашивалъ ли кто-нибудь дѣвицу Эйръ, половой далъ отрицательный отвѣтъ, и я машинально пошла за нимъ въ одну изъ трактирныхъ комнатъ. Здѣсь я ожидаю, волнуемая страхомъ и сомнѣніями разнаго рода.
Странное ощущеніе прокрадывается въ молодую неопытную душу, какъ-скоро чувствуешь себя одинокою въ цѣломъ мірѣ, оторванною отъ всякихъ внѣшнихъ связей, безъ возможности воротиться назадъ, на прежнее покинутое пепелище; и безъ твердой увѣренности благополучно добраться до новой пристани житейскихъ отношеній. Очарованіе таинственнаго приключенія услаждаетъ это чувство, гордость воспламеняетъ его, между-тѣмъ -- страхъ неизвѣстности и томитъ и сжимаетъ сердце. Просидѣвъ около получаса, я опомнилась и позвонила. Явился слуга.-- Есть ли здѣсь въ окрестностяхъ мѣстечко Торнфильдъ?
-- Не могу знать, сударыня.
-- Ступай, спроси кого-нибудь.
Слуга исчезъ, и черезъ минуту воротился назадъ съ отвѣтомъ:
-- Ваше имя -- миссъ Эйръ, сударыня?
-- Да.
-- Не угодно ли сойдти внизъ: васъ ожидаютъ.
Я взяла муфту, зонтикъ, и вышла въ галлерею, гдѣ ожидалъ меня какой-то человѣкъ. На улицѣ, подлѣ отворенныхъ воротъ гостинницы, стояла повозка, запряженная въ одну лошадь.
-- Не это ли вашъ багажъ, сударыня? спросилъ незнакомецъ, указывая на мой сундукъ.
-- Да.
Не сказавъ больше ни одного слова, онъ взялъ на плеча мою поклажу и пошелъ къ воротамъ. Затѣмъ, по его приглашенію, я сѣла въ кибитку на приготовленное мѣсто.
-- Далеко ли до Торнфильда? спросила я, прежде-чѣмъ онъ успѣлъ меня закрыть.
-- Миль шесть будетъ, сударыня.
-- Скоро ли мы доѣдемъ?
-- Часа въ полтора.
Это былъ мой кучеръ и проводникъ, присланный изъ Торнфильда. Какъ-скоро взобрался онъ на козлы, кибитка двинулась съ мѣста. Мы ѣхали довольно-медленно, и ничто теперь не останавливало потока моихъ размышленій. Я была очень-рада, что путешествіе мое приближалось къ концу.
-- Мистриссъ Ферфаксъ, думала я: -- не слишкомъ щеголяетъ своимъ экипажемъ и кучеръ ея одѣтъ очень-скромно: значитъ, нечего разсчитывать на пышность въ ея домѣ. Тѣмъ лучше: мое дѣтство проведено между богачами, и они рано пріучили меня къ несчастіямъ жизни. По всей вѣроятности, мистриссъ Ферфаксъ живетъ одна съ маленькой дѣвочкой, моей будущей воспитанницей: безъ-сомнѣнія, мы уживемся и поладимъ, если характеръ ея не очень-сварливъ: я по-крайней-мѣрѣ употреблю для этого всѣ зависящія отъ меня средства. Жаль только, что, въ иныхъ обстоятельствахъ, при всей доброй волѣ, никакъ нельзя ручаться за успѣхъ. Въ ловудскомъ институтѣ меня всѣ любили, и отъ чистаго сердца желали мнѣ добра; по мистриссъ Ридъ, несмотря на мою услужливость и дѣтскія ласки, всегда преслѣдовала меня съ непонятнымъ ожесточеніемъ. Что если, въ свою очередь, и мистриссъ Ферфаксъ будетъ сколько-нибудь похожа на неумолимую мистриссъ Ридъ? Но тутъ, правда, еще не велика бѣда: меня никто не принудитъ насильно оставаться въ чужомъ домѣ, и, пожалуй, даже при первой неудачѣ я могу опять объявить о себѣ въ газетахъ. Любопытно знать, однакожъ, далеко ли мы уѣхали?
Я раздвинула занавѣсъ и оглянулась назадъ: Миллькотъ былъ уже за нами, и я могла судить по многочисленности огней, что этотъ городъ гораздо-обширнѣе Лоутона. Теперь ѣхали мы по открытому полю; но въ нѣкоторыхъ, мѣстахъ еще разбросаны были одинокія хижины и постоялые дворы, примыкавшіе къ предмѣстьямъ промышленаго города. Все здѣсь, по моимъ наблюденіямъ, имѣло характеръ, противоположный Ловуду: больше движенія, народонаселенія, шума и гораздо-меньше живописныхъ и романическихъ видовъ.
Въ туманную ночь, по грязной дорогѣ, лошадь наша медленно и вяло переступала съ ноги на ногу, и полтора часа, предсказанные кучеромъ, уже протянулись до двухъ часовъ слишкомъ. Наконецъ кучеръ повернулся на козлахъ и сказалъ:
-- Вотъ, сударыня, мы ужъ недалеко отъ Торнфильда.
Мы проѣхали мимо церкви, и вскорѣ передъ нашими глазами, на высокомъ холмѣ, открылся рядъ огней, свидѣтельствовавшихъ о приближеніи деревни или усадьбы. На часахъ колокольни прогудѣла четверть. Минутъ черезъ десять кучеръ спрыгнулъ съ козелъ и отворялъ ворота, которыя опять захлопнулись сами-собою, когда мы отъѣхали на нѣкоторое разстояніе по гладкой песчаной дорогѣ. Немного погодя, мы очутились передъ фасадомъ высокаго господскаго дома; огонь свѣтился только изъ одного окна, прикрытаго гардиной. Служанка, съ фонаремъ въ рукахъ, отворила ворота, мы въѣхали на широкій дворъ, и я поспѣшила выйдти изъ кибитки.
-- Не угодно ли вамъ идти за мною, сударыня? сказала служанка.
Она провела меня черезъ темную обширную галлерею въ комнату, освѣщенную яркимъ огнемъ камина и свѣчей. Этотъ двойной свѣтъ сначала ослѣпилъ мои глаза, привыкшіе къ темнотѣ; но потомъ, когда мало-по-малу мнѣ можно было различать предметы, зрѣнію моему представилась пріятная, романтическая картина.
Небольшая, уютная комната; круглый столикъ подлѣ веселаго камина, старомодныя кресла съ высокой спинкой, и въ нихъ -- скромная, до невѣроятности опрятная леди во вдовьемъ чепцѣ, въ чорномъ шелковомъ платьѣ и бѣломъ, какъ снѣгъ, передникѣ: такою именно воображала и мистриссъ Ферфаксъ, только въ-дѣйствительности оказывалась она еще простодушнѣе и скромнѣе. Она сидѣла за шитьемъ, склонивъ голову на свою работу, и подлѣ нея, свернувшись въ клубокъ, мурлыкалъ чорный котъ: все это дополнило прекрасный идеалъ домашняго комфорта. Лучшей обстановки не могло и быть для новой гувернантки, которую, при другихъ обстоятельствахъ, могли озадачить великолѣпіемъ и пышностью въ джентльменскомъ домѣ. Лишь-только вошла я въ комнату, старушка поспѣшила оставить работу, и встрѣтила меня съ ласковымъ видомъ.
-- Какъ вы себя чувствуете, моя милая? Я боюсь, въ дорогѣ было вамъ очень-скучно: Джонъ вѣроятно тащился шагомъ. Не холодно ли вамъ? погрѣйтесь у камина.
-- Мистриссъ Ферфаксъ, если не ошибаюсь? сказала я.
-- Такъ-точно, къ вашимъ услугамъ. Садитесь, пожалуйста.
Она усадила меня въ кресла и принялась снимать съ меня шаль и развязывать ленты моей шляпы. Я просила не безпокоиться такъ-много.
-- О, помилуйте, какое тутъ безпокойство; да у васъ руки, кажется, совсѣмъ окоченѣли. Лія, приготовь глинтвейна и два-три буттерброта: вотъ ключи отъ кладовой.
Она вынула изъ кармана огромную связку ключей и передала ихъ служанкѣ.
-- Ну, моя милая, теперь поближе подойдите къ камину, продолжала мистриссъ Ферфаксъ: -- Ваши вещи привезены, я полагаю?
-- Да, мистриссъ Ферфаксъ.
-- Я прикажу ихъ внести въ комнату, сказала мистриссъ Ферфаксъ, выходя въ коридоръ.
-- Она принимаетъ меня какъ гостью, думала я, потому-что совсѣмъ не ожидала такой радушной встрѣчи. Нѣтъ, съ гувернантками, сколько я слышала, обходятся свысока и безъ всякихъ церемоній; здѣсь, напротивъ, смотрятъ на меня какъ на родственницу. Впрочемъ, заранѣе радоваться нельзя.
По возвращеніи въ комнату, мистриссъ Ферфаксъ собственными руками убрала со стола шитье и нѣсколько книгъ, чтобы приготовить мѣсто для подноса, принесеннаго служанкой. Затѣмъ она подала мнѣ глинтвеннъ, и принялась угощать меня съ самымъ искреннимъ радушіемъ. При такомъ совершенно неожиданномъ вниманіи къ моей особѣ, я пришла сначала въ крайнее замѣшательство и не знала что дѣлать; видя, однакожь, что мистриссъ Ферфаксъ считаетъ свое обхожденіе естественнымъ и приличнымъ, я рѣшилась въ свою очередь спокойно пользоваться ея учтивостями.
-- Буду ли я имѣть удовольствіе видѣть сегодня миссъ Ферфаксъ? спросила я, взявъ стаканъ глинтвейна изъ ея рукъ.
-- Что вы сказали, моя милая? Повторите, пожалуйста, вашъ вопросъ: я немного глуха на одно ухо, возразила старушка, придвигаясь ко мнѣ ближе.
Я повторила вопросъ яснѣе и громче.
-- Миссъ Ферфаксъ? То есть, вы разумѣете, я полагаю, миссъ Варенсъ? Варенсъ -- фамилія вашей будущей ученицы.
-- Стало-быть, она не дочь вамъ?
-- О нѣтъ: у меня не было дѣтей.
Мнѣ хотѣлось, продолжая разспросы, узнать, въ какихъ связяхъ была съ нею миссъ Варенсъ; но я припомнила, что на первый разъ было бы неучтиво распространяться объ этомъ предметѣ. Притомъ все это впослѣдствіи могло объясниться само-собою.
-- Я очень-рада, что вы пріѣхали, наконецъ, сказала мистриссъ Ферфаксъ, усаживаясь противъ меня, и взявъ свою кошку на колѣни.-- Вдвоемъ теперь, надѣюсь, будетъ намъ очень-весело. Жизнь въ этомъ мѣстѣ, сказать правду, всегда имѣетъ свои прелести; потому-что, видите ли, Торнфильдъ -- прекрасный старый замокъ, хотя его почти совсѣмъ забросили съ нѣкоторыхъ поръ. Во всемъ околоткѣ не съищется мѣстоположенія пріятнѣе Торнфильда; но все же, согласитесь сами, въ зимнюю пору очень-скучно жить одной. Я говорю -- одной, потому-что Лія, спора нѣтъ, прекрасная дѣвушка; Джонъ и его жена -- тоже очень-хорошіе люди; но вѣдь, знаете, они только слуги, и нельзя быть съ ними на короткой ногѣ: благоразуміе требуетъ держать ихъ въ почтительномъ отдаленіи, иначе, пожалуй, потеряешь надъ ними всякую власть. Прошлую зиму -- вы, я думаю, помните, зима была очень-суровая: безпрестанно лилъ проливной дождь, и снѣга почти не было вовсе -- прошлую зиму, говорю я, отъ ноября до февраля, не было здѣсь ни одной души, кромѣ развѣ мясника да почталіона, изрѣдка пріѣзжавшаго съ письмами изъ города. Одна-одинёхонька сидѣла я въ эти длинные вечера и, признаться, чуть не умерла со скуки. Иной разъ, правда, я заставляла Лію читать книги; но это занятіе ей не нравилось и, случалось, книга невольно выпадала изъ ея рукъ. Весной и лѣтомъ, когда дни такіе длинные, было мнѣ гораздо-веселѣе, и притомъ, въ началѣ этой осени, пріѣхала сюда маленькая Адель Варенсъ съ своею нянькой: рѣзвая дѣвочка вдругъ оживила весь этотъ домъ, а съ вами, разумѣется, будетъ еще веселѣе. Я очень-рада.
Простодушный разсказъ старушки понравился мнѣ какъ-нельзя больше. Я пододвинула къ ней сбой стулъ, и выразила искреннее желаніе, чтобъ ей было весело въ моемъ обществѣ.
-- Теперь, однакожь, я не буду васъ дольше удерживать, продолжала мистриссъ Ферфаксъ:-- пробило двѣнадцать часовъ; вы цѣлый день были въ дорогѣ и, разумѣется, устали. Если отогрѣлись ваши ноги, я провожу васъ въ спальню. Я велѣла приготовить для васъ комнату подлѣ моей: покойчикъ небольшой, но я разсудила, что въ немъ будетъ вамъ гораздо-удобнѣе, чѣмъ въ огромныхъ переднихъ залахъ: мебель тамъ очень-хорошая, но какая вамъ нужда до нея? Мнѣ, по-крайней-мѣрѣ, всегда очень-скучно въ большихъ комнатахъ, и я ни разу не спала въ нихъ.
Я поблагодарила старушку за ея разсудительный выборъ и безъ церемоніи обнаружила желаніе удалиться въ приготовленную спальню, такъ-какъ въ-самомъ-дѣлѣ путешествіе меня чрезвычайно утомило. Мистриссъ Ферфаксъ взяла свѣчу, и я послѣдовала за ней. Сперва пошла она посмотрѣть, заперта ли наружная дверь въ коридоръ, и затѣмъ, вынувъ огромный ключь изъ замка, повела меня наверхъ. Ступени и перила были изъ дубоваго дерева; высокое лѣстничное окно прикрывалось венеціанскимъ ставнемъ: все это, въ связи съ длинной галлереей, въ которую выходили двери спаленъ, имѣло видъ какого-то страннаго готическаго устройства въ старинномъ вкусѣ и располагало къ печальнымъ мыслямъ о пустынномъ одиночествѣ, въ этомъ безлюдномъ, заброшенномъ пространствѣ. Я была очень-рада, когда добралась наконецъ до своей комнаты, опрятной и уютной.
Какъ-скоро мистриссъ Ферфаксъ пожелала мнѣ спокойной ночи, и я заперла за нею дверь, тяжелое впечатлѣніе, произведенное длинными переходами по лѣстницамъ и галлереямъ, мало-по-малу исчезло, и я живо представила, что теперь, послѣ томительной усталости и душевныхъ безпокойствъ, благополучно достигла я, наконецъ, безопасной пристани. Въ порывѣ инстинктивной благодарности, я стала на колѣни передъ своею постелью и помолилась съ величайшимъ усердіемъ. Нѣтъ теперь, думала я, терній и волчцовъ на пути моей жизни, и я довѣрчиво смотрѣла въ отдаленную будущность. Усталая и вполнѣ довольная собой, я заснула скоро и крѣпко: когда я проснулась, былъ уже ясный день.
Утреннее солнце привѣтливо проглядывало черезъ голубыя ситцевыя занавѣсы оконъ, освѣщая красивыя стѣны и прекрасный коверъ на полу; вся комната приняла такой игривый, веселый видъ, что я невольно залюбовалась, особенно когда припомнила для контраста голыя доски и грязную штукатурку своей прежней квартиры въ Ловудѣ. Наружная обстановка, кто что ни говори, производитъ могущественное впечатлѣніе на молодую душу: я убѣдилась, что наступила для меня новая эпоха жизни, исполненная радостей и надеждъ. Могли, конечно, встрѣтиться свои огорченія и печали; но гдѣ и когда ихъ не было на пути человѣческой жизни? Впрочемъ, трудно мнѣ отдать отчетъ, какія мысли волновали мою душу въ это достопамятное утро: знаю только, что всѣ способности мои дѣйствовали быстро и живо, возбужденныя новою сценой.
Я встала и постаралась одѣться съ особенной заботливостью. Всѣ статьи моего туалета были очень-просты, но безъукоризненны во всѣхъ возможныхъ отношеніяхъ. Инстинктъ опрятности всегда развитъ былъ во мнѣ до значительной степени совершенства: я дорожила своей наружностью, и желала, сколько позволяли средства, производить возможно-выгоднѣйшее впечатлѣніе на окружающихъ меня особъ. Иногда я очень-жалѣла, что не суждено мнѣ сдѣлаться красавицей: мнѣ хотѣлось бы имѣть розовыя щеки, прямой носъ, красивыя маленькія губки, высокій ростъ, величественную осанку, и я считала для себя большимъ несчастіемъ, что была блѣдна, мала и съ неправильными чертами лица. Отчего же возникали въ моей душѣ такія сожалѣнія! Мнѣ трудно было и самой отдать отчетъ въ этихъ чувствахъ, но была, безъ-сомнѣнія, основательная, логическая причина. Если мужчинѣ естественно желать быть и умнымъ, и ученымъ, что мудренаго, если дѣвушка, въ свою очередь, желаетъ отличаться красотою, которая считается первымъ благомъ въ цвѣтѣ ея молодости?.. Какъ бы то ни было, когда я расчесала свои волосы, надѣла черное платье и прикрыла свои плеча бѣлою косынкой, мнѣ показалось, что въ этомъ костюмѣ я могу, съ нѣкоторымъ комфортомъ, явиться передъ мистриссъ Ферфаксъ, и что новая моя воспитанница не найдетъ, по-крайней-мѣрѣ, страшною свою гувернантку. Отворивъ окно въ комнатѣ и, убѣдившись, что все оставляю въ порядкѣ на своемъ туалетномъ столикѣ, я вышла за дверь довольно нерѣшительнымъ и робкимъ шагомъ.
Пройдя длинную галлерею, я спустилась, по ступенямъ дубовой лѣстницы, въ обширный коридоръ и пріостановилась на минуту, чтобы собраться съ духомъ. На стѣнахъ, по обѣимъ сторонамъ, висѣли картины, и я замѣтила между-прочимъ портретъ угрюмаго мужчины въ латахъ, и портретъ какой-то леди съ напудренной головой. Бронзовая лампа, висѣвшая на потолкѣ, и большіе стѣнные часы въ эбэновомъ, почернѣвшемъ отъ времени, футлярѣ, сдѣлались также предметомъ моего наивнаго любопытства. Все казалось мнѣ величественнымъ, грандіознымъ, роскошнымъ, и все имѣло для меня въ ту пору озадачивающій видъ. Стеклянная дверь въ коридорѣ была отворена: я вышла и остановилась на крыльцѣ. Было прекрасное осеннее утро; солнце озаряло своимъ блескомъ ближайшія рощи и зеленыя поля: я вышла на лужайку и принялась разсматривать фасадъ джентльменскаго дома. Это было трех-этажное зданіе, въ размѣрахъ не исполинскихъ, но довольно-значительныхъ для помѣщичьей усадьбы; бойницы вокругъ кровли придавали ему живописный видъ. Сѣрый его фасадъ, подъ карнизомъ, загромождался вороньими гнѣздами, откуда теперь каркающіе жильцы отправились на охоту, перелетая черезъ лужайку на сосѣднія нивы. Далѣе виднѣлись холмы, не такъ высокіе и утесистые, какъ въ Ловудѣ, отдѣленномъ этими баррьерами отъ живущаго міра, но все же довольно-уединенные и пустынные для усадьбы, расположенной въ такомъ близкомъ разстояніи отъ шумнаго и промышленаго города. На одномъ изъ этихъ холмовъ разбросаны были крестьянскія хижины, отдѣленныя одна отъ другой высокими деревьями; между ними и господскимъ домомъ возвышалась старинная церковь готической архитектуры.
Еще я продолжала любоваться этой спокойной и пріятной перспективой, съ жадностью вдыхая въ себя свѣжій утренній воздухъ, и разсматривая обширное зданіе, назначенное въ настоящую пору мѣстопребываніемъ для одной старушки, какъ-вдругъ появилась на крыльцѣ мистриссъ Ферфаксъ въ своемъ утреннемъ нарядѣ.
-- Какъ! вы уже встали? сказала она.-- Вы, я вижу, ранняя птичка.
Я подошла къ ней: мы поцаловались и пожали другъ другу руки.
-- Какъ вы находите Торнфильдъ? спросила мистриссъ Ферфаксъ.
-- Все, что я видѣла до-сихъ-поръ, мнѣ очень нравится.
-- Да, мѣстоположеніе прекрасное, подтвердила старушка: -- боюсь только, со-временемъ все придетъ въ безпорядокъ, если мистеръ Рочестеръ не задумаетъ остаться здѣсь навсегда. Не мѣшало бы ему по-крайней-мѣрѣ пріѣзжать въ Торнфильдъ какъ-можно чаще: большіе домы и помѣстья необходимо требуютъ присутствія самого владѣльца.
-- Мистеръ Рочестеръ! невольно сказала я.-- Кто же это?
-- Какъ кто? Торнфильдскій помѣщикъ, отвѣчала мистриссъ Ферфаксъ спокойнымъ тономъ.-- Неужели вы не знали, что его зовутъ мистеръ Рочестеръ.
Конечно я не знала и ни разу не слыхала о немъ до настоящей минуты; но старушка соображала въ простотѣ сердечной, что существованіе мистера Рочестера есть фактъ всеобщій и несомнѣнный, о которомъ мнѣ слѣдовало догадаться по инстинкту.
-- А мнѣ казалось до-сихъ-поръ, продолжала я: -- что Торнфильдъ принадлежитъ вамъ, мистриссъ Ферфаксъ.
-- Мнѣ? Что за идея, Богъ съ вами! Какъ это могло прійдти вамъ въ голову? Я только управительница, или, пожалуй, ключница, если хотите, ни больше, ни меньше. Я, правда, состою съ Рочестерами въ отдаленномъ родствѣ съ матерней стороны, или по-крайней-мѣрѣ, покойный мужъ мой былъ ихъ родственникомъ: онъ, видите ли, былъ пасторомъ этой деревушки, расположенной на холмѣ передъ господскимъ домомъ, и старинная церковь принадлежала ему. Матушка настоящаго мистера Рочестера происходила изъ фамиліи Ферфаксовъ, и приходилась двоюродной сестрой моему мужу; но я не имѣю никакихъ притязаній на эту родственную связь, и это для меня все-равно, что ничего. Я управляю домомъ, какъ обыкновенная ключница, смотрю за людьми, и больше ничего.,
-- Кто же эта маленькая дѣвочка, моя ученица?
-- Она воспитанница мистера Рочестера, владѣльца этой усадьбы. Онъ поручилъ мнѣ пріискать для нея гувернантку, и мой выборъ налъ на васъ. Онъ кажется намѣренъ дать ей воспитаніе, какъ своей дочери. Сюда пріѣхала она съ своею нянькой, или "bonne", какъ она ее называетъ.
Такимъ-образомъ загадка объяснилась очень-просто: добрая и ласковая старушка была въ такой же зависимости, какъ и я, безъ притязаній на роль знатной дамы. Это, однакожь, нисколько не унизило ее въ моихъ глазахъ и не уменьшило моей привязанности къ ней. Равенство между ею и мною утверждалось теперь на взаимныхъ отношеніяхъ: не было съ ея стороны унизительной снисходительности къ бѣдной дѣвушкѣ, и гувернантка въ свою очередь не могла оскорбить ключницу фамиліарнымъ обращеніемъ.
Между-тѣмъ какъ я размышляла объ этомъ открытіи, на лужайку выбѣжала маленькая дѣвочка, въ сопровожденіи своей няньки. Я взглянула на свою воспитанницу, которая, казалось, на первый разъ не обратила на меня никакого вниманія: она повидимому была еще совершеннымъ ребенкомъ семи или восьми лѣтъ, съ блѣдными щечками и густыми волосами, которые падали прекрасными локонами на ея миніатюрное лицо.
-- Съ добрымъ утромъ, миссъ Адель! сказала мистриссъ Ферфаксъ.-- Подойди сюда и поговори съ этой леди: она будетъ тебя учить разнымъ наукамъ, и ты co-временемъ должна будешь, подъ ея руководствомъ, сдѣлаться умною дѣвицею.
Въ два прыжка миссъ Адель очутилась передъ нами.
-- C'est là ma gouvernante? сказала она, обращаясь къ своей нянькѣ, и указывая на меня. Нянька отвѣчала:
-- Mais oui, certainement.
-- Развѣ онѣ иностранки? спросила я, изумленная тѣмъ, что слышу въ этомъ мѣстѣ звуки французскаго языка.
-- Нянька -- француженка, и миссъ Адель тоже, я полагаю, родилась во Франціи, откуда едва-ли когда выѣзжала она. Обѣ онѣ пріѣхали въ Англію за полгода передъ этимъ. Миссъ Адель сперва не могла выговорить ни одного англійскаго звука: теперь она болтаетъ кое-какъ, только я дурно ее понимаю, потому что она безпрестанно вставляетъ французскія слова. Но вы, разумѣется, безъ труда поймете ея разговоръ.
Къ-счастію, я училась по-французски у природной француженки, и въ продолженіе своего пребыванія въ институтѣ весьма-часто разговаривала съ мадамъ Пьеро на ея языкѣ; притомъ, въ послѣднія семь лѣтъ, у меня было постояннымъ правиломъ -- каждый день выучивать по-французски наизусть по нѣскольку строкъ. При этой постоянной практикѣ, я достигла въ своемъ произношеніи до значительной степени правильности въ иностранномъ языкѣ, и надѣялась теперь бѣгло говорить съ миссъ Аделью. Вскорѣ мы съ ней познакомились, и когда пришли въ столовую пить чай, я сказала ей нѣсколько фразъ на ея языкѣ. Миссъ Адель отвѣчала сперва нерѣшительно и робко; но потомъ минутъ черезъ десять, всмотрѣвшись пристально въ черты моего лица, она сдѣлалась смѣлѣе и начала болтать безъ-умолку, не дожидаясь ужъ отъ меня вопросовъ.
-- Ахъ, какъ это хорошо! вскричала миссъ Адель.-- Да вы по-французски говорите отлично, такъ же какъ мистеръ Рочестеръ; теперь и я, и Софи, будемъ съ вами разговаривать о чемъ хотимъ. Софи будетъ очень-рада: ее здѣсь никто не понимаетъ, потому-что, видите ли, мадамъ Ферфаксъ -- Англичанка съ головы до ногъ. Вы еще не познакомились съ мадмуазель Софи: она -- моя нянька. Мы ѣхали съ нею по морю, на большомъ кораблѣ, и на немъ была труба, которая дымилась -- охъ, какъ она дымилась! Я была больна, Софи тоже, и мистеръ Рочестеръ тоже. Онъ всю дорогу лежалъ на софѣ въ хорошенькой комнатѣ, а Софи и я лежали на маленькихъ постеляхъ въ другой комнатѣ. Одинъ разъ, повѣрите ли, я чуть не свалилась, мадмуазель... а какъ васъ зовутъ, мадмуазель?
-- Эйръ -- Дженни Эйръ.
-- Aire? Ахъ, какъ это мудрено: я не могу выговорить. Ну, такъ вотъ видите ли въ чемъ дѣло: корабль нашъ остановился поутру, на разсвѣтѣ, въ большомъ городѣ -- ужасный городъ съ черными домами, гдѣ все курилось и дымилось, и гдѣ не было никакого сходства съ тѣмъ маленькимъ городкомъ, откуда мы выѣхали. Мистеръ Рочестеръ перенесъ меня на рукахъ черезъ доску и поставилъ на твердую землю, а тамъ пришла Софи: мы сѣли въ карету и скоро подъѣхали къ чудесному, прекрасному дому, который, если не ошибаюсь, называли тамъ гостинницей. Славный домъ эта гостинница, не то что Торнфильдъ! Мы простояли тамъ цѣлую недѣлю: Софи и я выходили каждый день гулять на большую зеленую площадь, обсаженную деревьями -- паркомъ ее называютъ. Тамъ было множество дѣтей, кромѣ меня, и по самой серединѣ -- широкій прудъ съ чудесными птичками, которыхъ я кормила крошками своей булки.
-- Хорошо ли вы понимаете эту неугомонную болтунью? спросила мистриссъ Ферфаксъ.
-- Я понимаю ее очень-хорошо, потому-что привыкла къ бѣглому разговору мадамъ Пьеро.
-- Потрудитесь спросить ее на-счетъ ея родителей, продолжала старушка:-- любопытно знать: помнитъ ли она ихъ?
-- Адель, спросила я:-- съ кѣмъ вы жили въ томъ маленькомъ городкѣ, о которомъ вы говорили?
-- Я очень-долго жила тамъ съ маменькой; но она, сказали мнѣ, отправилась на небеса, къ Святой Дѣвѣ. Маменька учила меня танцовать, пѣть и произносить стихи. Къ намъ приходили почти каждый день нарядные господа и дамы: я танцовала передъ ними, сидѣла на ихъ колѣняхъ и пѣла. Я очень люблю пѣть. Хотите, я спою вамъ чудесную пѣсню?
Такъ-какъ завтракъ былъ ужь оконченъ, я позволила ей показать опытъ своего музыкальнаго искусства. Адель оставила свой стулъ и безъ церемоніи взгромоздилась на мои колѣни; затѣмъ, сложивъ на груди свои маленькія ручки, подняла глаза къ потолку и запѣла печальную арію изъ какой-то оперы. Это была пѣснь женщины, покинутой своимъ другомъ: она оплакиваетъ его невѣрность, жалуется на свою судьбу; но вооружаясь гордостью, приказываетъ служанкѣ подать брильйянты, наряжается въ лучшее платье, рѣшается въ тотъ же вечеръ идти на балъ и показать безжалостному измѣннику, какъ мало она его уважаетъ.
Сюжетъ очень-странный для дѣтской музыки! Вѣроятно дѣтскія уста служили въ свое время безсознательнымъ орудіемъ для выраженія ревности и любви въ присутствіи той особы, къ которой непосредственно могла относиться подобная жалоба оскорбленнаго женскаго сердца: такъ по-крайней-мѣрѣ казалось въ ту пору. Адель пропѣла арію звучнымъ и пріятнымъ голосомъ съ наивностью, свойственною ея возрасту. Окончивъ этотъ опытъ, она спрыгнула съ моихъ колѣнъ и сказала:
-- Теперь хотите ли, мадмуазель, я стану декламировать вамъ стихи?
И, выпрямившись во весь ростъ, она начала лафонтенову басню: "La Ligue des Rats". Она продекламировала ее съ правильною интонаціею, приличными жестами и съ такою выразительностью, которая могла считаться необыкновенною рѣдкостью для дѣтскаго возраста. Все это обнаруживало нѣкоторую заботливость при первоначальномъ воспитаніи Адели.
-- Кто тебя училъ декламаціи, Адель? спросила я: -- не маменька ли?
-- Да, маменька, и она произносила напередъ сама вотъ такъ: -- Qu'avez vous donc? lui dit un de ces rats; parlez!" Потомъ она поднимала мою руку и напоминала, гдѣ и какъ повысить или понизить голосъ. Хотите ли теперь, я буду для васъ танцевать?
-- Нѣтъ, послѣ когда-нибудь. Съ кѣмъ жила ты, Адель, послѣ того, какъ маменька твоя отправилась къ Святой Дѣвѣ?
-- Съ мадамъ Фредерикъ и ея мужемъ: она взяла меня къ себѣ, но почти ничего не дѣлала для меня. Мадамъ Фредерикъ кажется бѣдная женщина, и домъ ея былъ совсѣмъ не такой, какъ у маменьки. Я недолго жила у нея: мистеръ Рочестеръ спросилъ, не хочу ли я жить съ нимъ вмѣстѣ и отправиться въ Англію? Я отвѣчала: очень хочу, и вотъ мы оставили маленькій городокъ и пріѣхали сюда. Я знала мистера Рочестера еще прежде чѣмъ познакомилась съ мадамъ Фредерикъ: онъ былъ всегда очень-добръ ко мнѣ, и носилъ мнѣ чудесныя игрушки: но теперь, какъ вы видите, мистеръ Рочестеръ не сдержалъ своего слова: онъ привезъ меня въ Англію, а самъ тотчасъ же уѣхалъ назадъ. Я никогда его не вижу.
Послѣ завтрака Адель и я отправились въ библіотеку, которая, по назначенію мистера Рочестера, должна была служить для насъ классною залой. Большая часть книгъ была заперта въ стеклянныхъ шкафахъ, и для употребленія остался только одинъ ящикъ, въ которомъ, какъ я увидѣла, были собраны элементарныя книги, и нѣсколько томовъ по изящной словесности: стихотворенія, путевыя записки, біографіи, повѣсти и десятокъ отборныхъ романовъ безъукоризненнаго нравственнаго содержанія. Этого, по его предположенію, было довольно для частнаго употребленія гувернантки; и дѣйствительно, подобная библіотека, на первый разъ, представляла для меня обильную жатву умственныхъ и эстетическихъ наслажденій. Здѣсь также стояли фортепьяно, совершенно-новое и прекраснаго тона, рисовальный станокъ и два глобуса.
Моя воспитанница оказалась послушною и скромною, хотя безъ особенной ревности къ наукамъ, чего и нельзя было требовать отъ маленькой дѣвочки, не пріученной къ правильнымъ занятіямъ. Я увидѣла, что на первый разъ было бы безразсудно отягощать ее большимъ урокомъ; поэтому, заставивъ ее немного поучиться, разсказала ей нѣсколько забавныхъ исторій и отослала ее къ нянькѣ. Оставшись одна, я рѣшилась нарисовать до обѣда нѣсколько эскизовъ для своей ученицы.
Когда я пошла наверхъ за своимъ портфелемъ и карандашами, на дорогѣ остановилъ меня голосъ мистриссъ Ферфаксъ:
-- Ваши утренніе часы кончились, я полагаю, сказала она.
-- Да, на первый разъ я не рѣшилась утомлять свою воспитанницу.
-- И никогда не нужно: вы кажется занимались очень-долго.
Я вошла въ комнату, откуда слышался голосъ мистриссъ Ферфаксъ. То была огромная пышная зала съ пурпуровыми занавѣсами и креслами, съ турецкими коврами и большими зеркалами во всѣхъ простѣнкахъ. Потолокъ и стѣны были расписаны великолѣпно. Мистриссъ Ферфаксъ чистила хрустальныя пурпуровыя вазы, стоявшія на буфегѣ.
-- Какая чудесная комната! воскликнула я, оглядываясь кругомъ. До этой поры никогда и нигдѣ я не видала подобной роскоши.
-- Да, это столовая. Я только-что отворила окно, чтобы продуло немного свѣжимъ воздухомъ: вы не можете представить, какъ скоро распространяется сырость въ большихъ комнатахъ, если въ нихъ не живутъ. Вотъ эта гостиная сдѣлалась настоящимъ погребомъ.
Она указала на смежную сводообразную комнату, отдѣленную отъ столовой малиновыми занавѣсами. Войдя туда по двумъ широкимъ ступенямъ, я вообразила себя перенесенною въ чертогъ волшебницы: такъ ослѣпились мои глаза, непривыкшіе къ изъисканному блеску аристократическихъ домовъ. Гостиная и за ней маленькій будуаръ, были устланы бѣлыми какъ снѣгъ коврами, на которыхъ рисовались блистательныя гирлянды цвѣтовъ. Диваны и пышные малиновые оттоманы представляли поразительный и самый пріятный контрастъ съ изящными орнаментами на блѣдномъ мраморномъ каминѣ. Къ довершенію очарованія, исполинскія зеркала въ простѣнкахъ между окнами, отражали всю эту волшебную смѣсь огня и снѣга.
-- Ахъ, въ какомъ порядкѣ у васъ эти комнаты, мистриссъ Ферфаксъ! сказала я:-- ни пылинки на всей мебели, и еслибъ не слишкомъ-свѣжій воздухъ, можно оыло бы подумать, что въ нихъ живутъ безвыходно.
-- Мудренаго тутъ нѣтъ ничего, миссъ Эйръ.-- Мистеръ Рочестеръ пріѣзжаетъ очень-рѣдко, но всегда нечаянно и неожиданно. Я замѣтила, что ему крайне-непріятно, когда тутъ вдругъ поднимается возня и перестановка послѣ его пріѣзда, и поэтому, для избѣжанія дальнѣйшихъ хлопотъ, заранѣе рѣшилась содержать въ готовности всѣ эти жилые покои.
-- Не-уже-ли мистеръ Рочестеръ такой привязчивый и взыскательный джентльменъ?
-- Нѣтъ, этого о немъ сказать нельзя. Онъ вообще привыкъ вездѣ и всегда жить джентльменомъ и требуетъ, чтобъ все сообразовалось съ его желаніями.
-- Любите ли вы его? Любятъ ли вообще мистера Рочестера?
-- О, да, эту фамилію всегда здѣсь уважали. Весь этотъ околотокъ, съ незапамятныхъ временъ, принадлежалъ Рочестерамъ.
-- Но любите ли вы его, мистриссъ Ферфаксъ? Заслуживаетъ ли онъ уваженія самъ-по-себѣ, какъ человѣкъ?
-- Я не имѣю никакихъ причинъ желать зла мистеру Рочестеруъ. Вообще всѣ фермеры находятъ его помѣщикомъ правдивымъ и щедрымъ; впрочемъ онъ никогда не жилъ долго съ ними.
-- Нѣтъ ли въ немъ какихъ-нибудь особенностей? Мнѣ хотѣлось бы знать, какой у него характеръ.
-- Ничего, характеръ неукоризненный, я полагаю, и никто на него не жаловался. Немного онъ страненъ, но это никому не мѣшаетъ. Онъ много путешествовалъ, много видѣлъ, и вѣроятно, много испыталъ. Вообще онъ умный человѣкъ, только я никогда много съ нимъ не говорила.
-- Какія же странности въ его характерѣ?
-- Не знаю право, что вамъ на это отвѣчать. Повидимому не замѣчается въ немъ никакихъ странностей; но это вы чувствуете, когда съ нимъ говорите. Навѣрное никакъ не угадаешь, доволенъ онъ или нѣтъ, шутитъ или сердится. Трудно вообще понять мистера Рочестера:-- я по-крайней-мѣрѣ его нисколько не понимаю; но это ничего: онъ очень-добрый джентльменъ.
Вотъ и все, что я развѣдала отъ мистриссъ Ферфаксъ о ея и моемъ господинѣ. Есть люди, никакъ не способные къ изображенію характеровъ, или къ наблюденію, надъ существенными свойствами въ лицахъ и предметахъ, и добрая старушка очевидно принадлежала къ этому разряду: вопросы мои только путали ее, но не пробуждали въ ней мыслительной силы. Рочестеръ былъ въ глазахъ ея ни больше ни меньше, какъ мистеръ Рочестеръ -- помѣщикъ, джентльменъ, и только. Въ дальнѣйшія изслѣдованія она никогда не входила, и очевидно была изумлена моимъ желаніемъ составить объ его личности болѣе опредѣленное понятіе.
По выходѣ изъ столовой, она вызвалась показать мнѣ всѣ принадлежности джентльменскаго дома, и я долго ходила съ ней вверху и внизу, удивлялась почти на каждомъ шагу, потому-что все было прекрасно, и содержалось въ стройномъ порядкѣ. Залы въ белъ-этажѣ были великолѣпны въ полномъ смыслѣ этого слова, и даже комнаты третьяго этажа, низенькія и темныя, были интересны по своему старинному стилю. Мебель, присвоенная параднымъ заламъ, перемѣнялась время-отъ-времени, сообразно требованіямъ моды, и вся выносилась въ эти низенькіе покои.. Здѣсь стояли шкафы и кровати, бывшіе въ употребленіи больше чѣмъ за сто лѣтъ; сундуки изъ дубоваго или орѣховаго дерева съ причудливыми изваяніями и фигурами въ прадѣдовскомъ вкусѣ; старинные стулья, узенькіе и съ высокими спинками; вычурныя скамейки съ подушками, на которыхъ еще виднѣлись слѣды полуистертаго шитья, гдѣ некогда бродили нѣжные пальчики, сдѣлавшіеся могильнымъ прахомъ для двухъ послѣдующихъ поколѣній. Всѣ эти остатки сообщили третьему этажу торнфильдскаго замка видъ почтенной древности, временъ давно-исчезнувшихъ изъ памяти людей. Мнѣ понравилось это молчаніе, мракъ и эта идея -- хранить останки прадѣдовской моды; но ни за какія блага въ мірѣ не согласилась бы я провести ночь на этихъ широкихъ и тяжелыхъ постеляхъ съ ихъ старинными англійскими занавѣсами, на которыхъ, съ разными вычурными затѣями, представлены изображенія странныхъ цвѣтовъ, странныхъ птицъ и еще болѣе-странныхъ человѣческихъ фигуръ.
-- Въ этихъ комнатахъ спятъ слуги? спросила я.
-- Нѣтъ, ихъ спальни назади, далеко отсюда. Никому не позволено, да никто и не захотѣлъ бы спать въ этихъ оставленныхъ покояхъ: можно подумать, что здѣсь, но ночамъ витаетъ духъ торнфильдскаго замка, если только вѣрить въ домовыхъ.
-- Такъ я и думаю. Развѣ въ-самомъ-дѣлѣ тутъ не бываетъ привидѣній?
-- Не слыхать и не видать, отвѣчала мистриссъ Ферфаксъ улыбаясь.
-- Но вѣроятно въ здѣшнемъ околоткѣ носятся преданія о фантастическихъ привидѣніяхъ, болѣе или менѣе-страшныхъ для воображенія черни?
-- Не думаю, и мнѣ еще не удавалось слышать здѣсь никакого разсказа въ этомъ родѣ. А говорятъ вообще, что всѣ эти Рочестеры были въ свое время довольно-буйное племя.
-- Да, могила угомонитъ и погаситъ горячку жизни... Куда жь вы идете, мистриссъ Ферфаксъ? спросила я, увидѣвъ, что она взялась за дверь.
-- На крышу: не угодно ли вамъ полюбоваться видами оттуда?
Я пошла за нею по узкой лѣстницѣ на чердакъ, и оттуда, черезъ потаенную дверь, мы обѣ пробрались на кровлю замка. Теперь стояла я въ-уровень съ колоніей воронъ и грачей, и могла видѣть ихъ гнѣзда. Облокотившись на бойницы и опустивъ голову внизъ, я обозрѣвала нивы и дороги, разстилавшіяся вдали наподобіе скатерти, свѣтлый и бархатный лугъ, опоясывавшій со всѣхъ сторонъ сѣрый фундаментъ дома; поле, широкое какъ паркъ, испещренное по мѣстамъ стариннымъ строевымъ лѣсомъ; рощу съ увядающими листьями и украшенную гладко-вычищенными дорожками; церковь на краю деревни; спокойные холмы, озаренные осеннимъ солнцемъ; весь горизонтъ, окаймленный лазурнымъ небомъ съ бирюзовымъ отливомъ. Не было ни одной необыкновенной черты въ этой сценѣ, но все вмѣстѣ имѣло очаровательный видъ. Возвращаясь назадъ черезъ потаенную дверь, я едва могла разглядывать ступени лѣстницы: чердакъ казался теперь грязнымъ и мрачнымъ какъ погребъ, въ-сравненіи съ голубымъ небеснымъ сводомъ, которымъ я любовалась на кровлѣ стариннаго замка.
Мистриссъ Ферфаксъ остановилась на минуту позади, чтобъ запереть потаенную дверь; а я между-тѣмъ ощупью нашла выходъ изъ чердака и спустилась внизъ по узкой лѣстницѣ въ длинную галлерею, отдѣляющую переднія и заднія комнаты отъ третьяго этажа. Черезъ блѣдный просвѣтъ узкаго готическаго окошка, я видѣла по обѣимъ сторонамъ небольшія запертыя двери, охраняемыя какъ-будто невидимымъ присутствіемъ фамильнаго духа.
Продолжая медленно подвигаться впередъ по этимъ мрачнымъ переходамъ, гдѣ, повидимому, вѣчно было суждено царствовать могильному спокойствію, я вдругъ услышала... смѣхъ, дикій, пронзительный, рѣзкій, безъ малѣйшихъ признаковъ выраженія веселости. Я остановилась: странный звукъ прекратился только на минуту, и затѣмъ раздался опять еще пронзительнѣе, рѣзче, оглушительнѣе. Громкое эхо раздалось и перекатилось по всему мрачному пространству, переходя изъ одной комнаты въ другую; но я безъ труда могла бы указать на дверь, откуда выходилъ первоначальный звукъ.
-- Мистриссъ Ферфаксъ! закричала я, замѣтивъ, что она спускается съ большой лѣстницы: -- слышали ли вы этотъ громкій хохотъ! Кто это смѣется?
-- Вѣроятно кто-нибудь изъ служанокъ, отвѣчала старушка: -- можетъ-быть Грація Пуль?
-- Да хорошо ли вы слышали? спросила я опять.
-- Очень-хорошо: я часто ее слышу. Она сидитъ за работой въ какой-нибудь изъ этихъ комнатъ, и съ ней, вѣроятно, Лія. Онѣ вдвоемъ шумятъ безпрестанно.
Смѣхъ повторился опять и окончился на этотъ разъ какимъ-то страннымъ рычаньемъ.
-- Грація! воскликнула мистриссъ Ферфаксъ.
Сказать правду, я вовсе не ожидала, чтобъ какая-нибудь Грація явилась съ отвѣтомъ, потому-что смѣхъ былъ до-того трагиченъ и сверхъестественъ, что едва-ли могъ выходить изъ груди человѣка въ нормальномъ его состояніи. Еслибъ привелось мнѣ услышать его первый разъ одной, въ глухую полночь, я, мнѣ кажется, обмерла бы отъ страха. Послѣдствія однакожъ показали, что это самое обыкновенное выраженіе веселья въ торнфильдскомъ замкѣ.
Ближайшая дверь отворилась, и вышла служанка -- женщина лѣтъ тридцати-пяти, толстая, рыжая, съ лицомъ безъ всякаго страннаго выраженія. Не могло быть явленія болѣе пошлаго и и менѣе романическаго.
-- Не шуми такъ, Грація! сказала мистриссъ Ферфаксъ спокойнымъ тономъ:-- помни, что тебѣ сказано.
Грація сдѣлала реверансъ, и, не сказавъ ни слова, воротилась на свое мѣсто.
-- Эта женщина занимается шитьемъ, и помогаетъ иногда Ліи въ домашнемъ хозяйствѣ, сказала мистриссъ Ферфаксъ:-- бываютъ у нея капризы въ иныхъ случаяхъ; но я очень-довольна ея усердіемъ. Кстати, какъ вы нашли вашу новую ученицу?
Разговоръ, своротившій такимъ-образомъ на миссъ Адель, продолжался до-тѣхъ-поръ, пока мы добрались до свѣтлыхъ и веселыхъ комнатъ. Здѣсь, на порогѣ, передъ стеклянной дверью, встрѣтила насъ Адель:
-- Mesdames, vous êtes servies! вскричала она, подбѣгая къ намъ:-- J'ai bien faim, moi!
Въ-самомъ-дѣлѣ, обѣдъ былъ готовъ и поданъ въ комнатѣ мистриссъ Ферфаксъ.