Когда я пришла въ себя, мнѣ показалось прежде всего, что меня давилъ ужасный кошмаръ, который, однакожь, не препятствовалъ видѣть страшное красное пламя, отгороженное толстыми желѣзными прутьями. Мнѣ послышались также голоса, хриплые, глухіе, какъ-будто заглушаемые ревомъ вѣтра, или журчаніемъ воды: волненіе, неизвѣстность и, всего болѣе, преобладающее чувство страха омрачили всѣ мои способности. Затѣмъ я почувствовала, что кто-то взялъ меня за руку, приподнялъ и посадилъ: всѣ эти движенія дѣлались осторожно, и сопровождались нѣжною заботливостью, о которой прежде не имѣла я никакого понятія. Я облокотилась головою на подушку или на плечо, и чувство страха мало-по-малу начало уступать мѣсто отрадному сознанію безопасности и покоя.
Минутъ черезъ пять, тяжелое и мрачное облако совсѣмъ разсѣялось надъ моимъ мозгомъ, и я поняла, что лежу на своей постели, и что красное пламя выходило изъ камина нашей дѣтской. Была ночь: на столѣ горѣла свѣча; Бесси стояла у постели съ рукомойникомъ въ рукѣ, и какой-то джентльменъ сидѣлъ на стулѣ подлѣ моего изголовья.
Я чувствовала невыразимую отраду, когда убѣдилась, что въ комнатѣ былъ незнакомецъ, человѣкъ, не принадлежащій къ Генегеду и не имѣвшій къ мистриссъ Ридъ родственныхъ отношеній. Отворотившись отъ Бесси, которая, впрочемъ, своимъ присутствіемъ далеко не смущала меня такъ, какъ другіе члены этого дола я принялась вглядываться въ лицо посторонняго джентльмена и скоро узнала, что это былъ мистеръ Лойдъ, аптекарь, лечившій обыкновенно прислугу мистриссъ Ридъ -- къ ней самой и къ ея дѣтямъ приглашали всегда доктора.
-- Ну, кто жь я такой? спросилъ аптекарь.
Я подала ему руку и назвала его по имени. Онъ улыбнулся и сказалъ:
-- Ничего. Мало-по-малу мы поправимся, и будемъ здоровы.
Потомъ онъ самъ положилъ мою голову на подушку и, обращаясь къ Бесси, поручилъ ей наблюдать, какъ бы кто не вздумалъ безпокоить меня ночью. Сдѣлавъ затѣмъ дальнѣйшія распоряженія, онъ сказалъ, что извѣститъ меня завтра и ушелъ домой, къ моему великому огорченію. Когда онъ сидѣлъ на стулѣ подлѣ моей подушки, я чувствовала себя спокойной и счастливой; но какъ-скоро затворилась дверь послѣ его ухода, вся комната потемнѣла въ моихъ глазахъ, и сердце мое болѣзненно сжалось.
-- Не можете ли вы заснуть, миссъ Дженни? спросила Бесси ласковымъ тономъ.
-- Попытаюсь, няня. Я слишкомъ боялась дать отрицательный отвѣтъ, который, казалось, могъ подвергнуть меня новымъ истязаніямъ.
-- Не хотите ли вы чего-нибудь испить или покушать?
-- Нѣтъ, Бесси, покорно благодарю.
-- Ну, такъ я пойду спать, потому-что теперь ужь больше двѣнадцати часовъ. Если вамъ что-нибудь понадобится, можете меня позвать.
Эта необыкновенная учтивость ободрила меня, и я рѣшилась предложить вопросъ:
-- Бесси, что со мною дѣлается? Развѣ я больна?
-- Вамъ сдѣлалось дурно въ красной комнатѣ, вѣроятно отъ слезъ и крика. Скоро, безъ-сомнѣнія, вы совсѣмъ поправитесь.
Бесси отправилась въ смежную комнату къ горничной, и я слышала, какъ она сказала:
-- Сарра, пойдемъ спать въ дѣтскую. Я одна не соглашусь ни за что оставаться съ этой бѣдной дѣвушкой: она очень-слаба, и можетъ умереть послѣ такого ужаснаго припадка. Почему знать? можетъ и въ-самомъ-дѣлѣ къ ней приходилъ туда мертвецъ. О, барыня на этотъ разъ была слишкомъ-безчеловѣчна!
Сарра воротилась съ нею, и обѣ онѣ легли на одну постель. Съ полчаса еще онѣ шептались между собою, прежде чѣмъ успѣли заснуть. Я могла разслышать и удержать въ памяти только безсвязные отрывки ихъ разговора:
-- Прошелъ мимо нея... весь въ бѣломъ... и потомъ исчезъ... за нимъ большая черная собака... три раза громко постучался въ дверь... свѣтъ на кладбищѣ прямо надъ его могилой... И прочая и прочая.
Наконецъ обѣ женщины уснули. Въ комнатѣ сдѣлалось темно, потому-что въ одно время потухли и свѣча и огонь въ каминѣ, Во всю эту ночь я чувствовала невыразимый ужасъ, какой только могутъ чувствовать дѣти.
Это приключеніе въ красной комнатѣ не сопровождалось жестокой или продолжительной тѣлесной болѣзнью; но оно разстроило мои нервы, и слѣды этого разстройства остались во мнѣ до настоящаго дня. Да, мистриссъ Ридъ, я одолжена вамъ многими страшными пытками умственныхъ страданій. Но мнѣ должно простить васъ, такъ-какъ вы не знали что дѣлали: раздирая мое сердце, вы воображали, что искореняете въ немъ злыя наклонности.
На другой день, около двѣнадцати часовъ, меня разбудили, одѣли, закутали шалью и посадили въ дѣтской подлѣ камина. Я была слаба, разстроена и чувствовала необыкновенную усталость; но главнѣйшій и самый изнурительный недугъ заключался для меня въ невыразимой душевной тоскѣ, исторгавшей насильственныя слезы изъ опухшихъ глазъ. При все.мъ томъ я была довольно-счастлива, не видя подлѣ себя никого изъ членовъ ненавистнаго семейства Ридъ: всѣ дѣти уѣхали въ коляскѣ вмѣстѣ матерью и должны были воротиться домой не скоро. Горничная сидѣла за работой въ другой комнатѣ; Бесси убирала игрушки, приводила въ порядокъ шкафы, и только изрѣдка, среди всѣхъ этихъ хлопотъ, обращалась ко мнѣ съ необыкновенною ласковостью. Такой порядокъ вещей могъ бы показаться для меня настоящимъ раемъ въ-сравненіи съ прежней жизнью; но, къ-несчастью, мои нервы были ужь слишкомъ-разслаблены, и никакое удовольствіе не могло сообщить имъ пріятой настроенности.
Бесси пошла въ кухню и черезъ нѣсколько минутъ принесла съ собою тортъ на фарфоровомъ, ярко расписанномъ, блюдѣ, гдѣ между прочимъ, среди розовыхъ цвѣтовъ, была нарисована райская птичка, пробуждавшая во мнѣ каждый разъ изступленное чувство удивленія. Часто я просила, чтобъ мнѣ позволили подержать эту драгоцѣнность въ рукахъ и полюбоваться вблизи чудною птичкою, но до-сихъ-поръ всегда считали меня недостойною такихъ милостей. Теперь, напротивъ, драгоцѣнное блюдо лежало на моихъ колѣняхъ, и меня радостно приглашали кушать сладкій паштетъ. Тщетная благосклонность! Я не могла ни кушать, ни любоваться перьями прекрасной птички, увядшей въ моихъ глазахъ вмѣстѣ съ цвѣтами, которые ее окружали.
-- Не хотите ли барышня, чего-нибудь почитать? спросила Бесси.-- Я могу принести вамъ книгу.
При словѣ "книга", мое вниманіе пробудилось, и я попросила принести изъ библіотеки "Путешествія Гулливера". Каждый разъ я читала и перечитывала эти путешествія съ новымъ наслажденіемъ и восторгомъ, открывая въ нихъ рядъ истинныхъ событій, болѣе интересныхъ и завлекательныхъ, чѣмъ всѣ волшебныя сказки, взятыя вмѣстѣ; но теперь любимая книга показалась мнѣ до невѣроятности скучною и пошлою; ея гиганты представлялись моимъ глазамъ какими-то долговязыми лѣшими; ея пигмеи -- злыми чертями, а самъ Гулливеръ превратился для меня въ праздношатающагося бродягу по фантастическимъ областямъ. Я закрыла книгу и положила на столъ подлѣ нетронутаго паштета.
Бесси между-тѣмъ убрала комнату, вымыла руки и, открывъ въ коммодѣ ящикъ, наполненный разными блестящими обрѣзками, принялась работать новую шляпку для жорджиновой куклы. Занятія этого рода всегда сопровождались у нея простонародными пѣснями, и на этотъ разъ она пѣла:
Въ тѣ дни, когда мы всѣ
Шатались безъ пріюта --
Старина! старина!
Печальная мелодія этой пѣсни произвела на меня невыразимо-тяжелое впечатлѣніе, и я заплакала на-взрыдъ.
-- Не плачьте, барышня, сказала Бесси, окончивъ пѣсню.-- Не надрывайте вашего сердца.
Легко сказать "не плачьте!" Это все-равно, что сказать огню: не пылай! Бѣдная женщина не могла понять, какими пытками терзалось мое сердце. Вскорѣ пришелъ мистеръ Лойдъ.
-- Какъ, вы уже встали! сказалъ онъ цри входѣ въ дѣтскую.-- Ну, что, нянька, какъ ея здоровье?
Бесси отвѣчала:-- Слава Богу!
-- Въ такомъ случаѣ ей надобно казаться веселѣе. Пожалуйте сюда, миссъ Дженни: вѣдь васъ, если не ошибаюсь, зовутъ Дженни?
-- Дженни Эйръ, милостивый государь.
-- Очень-хорошо; вы о чемъ-то плакали, миссъ Дженни Эйръ -- не можете ли сказать, о чемъ? Что у васъ болитъ?
-- Ничего, мистеръ Лойдъ.
-- Она, видите-ли, расплакалась, что ей нельзя было ѣхать съ мистриссъ Ридъ, перебила Бесси.
-- Ужь конечно не о томъ, возразилъ аптекарь серьёзнымъ тономъ.-- Умненькая дѣвочка не станетъ огорчаться такими бездѣлицами.
-- Вы правы, докторъ, отвѣчала я скороговоркой.-- Я въ жизнь свою не плакала о такихъ пустякахъ, и притомъ я терпѣть не могу ни колясокъ, ни каретъ. Я плачу, докторъ, оттого что я несчастна.
-- О, какъ вамъ нестыдно, миссъ Дженни! воскликнула Бесси.
Добрый аптекарь былъ видимо озадаченъ этимъ объясненіемъ, и его умные глаза были неподвижно обращены на мое лицо.
-- Отчего вы были вчера больны? спросилъ онъ.
-- Она упала, сказала Бесси.
-- Упала! Это опять что-то слишкомъ-мудрено! Неужто она до-сихъ-поръ не умѣетъ ходить? Ей должно быть восемь или девять лѣтъ.
-- Меня столкнули, докторъ, и я упала вовсе не оттого, что не умѣю ходить. Впрочемъ моя болѣзнь произошла не отъ ушиба,
Мистеръ Лойдъ многозначительно покачалъ головой и вынулх табакерку изъ кармана. Въ это время раздался звонокъ, призывавшій къ обѣду домашнюю прислугу. Аптекарь зналъ это.
-- Ступайте, нянька; васъ зовутъ, сказалъ онъ.-- Я покамѣстъ одинъ останусь съ миссъ Дженни.
Бесси принуждена была идти.
-- Отчего же вы больны, миссъ Эйръ, еслибъ ушибъ не сдѣлалъ вамъ вреда?
-- Меня заперли одну въ той комнатѣ, куда, послѣ сумерекъ, приходитъ духъ.
Мистеръ Лойдъ улыбнулся и нахмурилъ брови въ одно и то же время.
-- Духъ! Видно по всему, что вы еще ребенокъ. Неужели вы боитесь духовъ?
-- Да вѣдь это духъ мистера Рида, умершаго къ этой самой комнатѣ. Никто въ цѣломъ домѣ не смѣетъ туда ходить въ ночное время; даже нянька Бесси не пойдетъ, хотя бы ее осыпали золотомъ съ ногъ до головы. А меня заперли тамъ одну, безъ свѣчи. Не жестоко ли это, мистеръ Лойдъ? Мнѣ кажется, что я никогда этого не забуду.
-- Вздоръ! Неужели только отъ этого вы считаете себя несчастной? Неужели вы боитесь даже теперь, среди бѣлаго дня?
-- О, нѣтъ, докторъ, другія причины дѣлаютъ меня несчастной,
-- Какія же?
Я желала отъ всего сердца отвѣчать на этотъ вопросъ удовлетворительно, полно и ясно, но не знала, какъ сладить съ такимъ отвѣтомъ. Дѣти могутъ только чувствовать; анализировать же свои чувства имъ трудно, и еще труднѣе результаты этого анализа передавать словами. Опасаясь однакожъ потерять первый и, можетъ-быть, послѣдній случай облегчить свою тоску чистосердечной откровенностью, я, послѣ безпокойной паузы, сказала:
-- Нѣтъ у меня, докторъ, ни отца, ни матери, ни братьевъ, ни сестеръ.
-- За-то есть, у васъ добрая тётка, братъ и кузины.
-- Этотъ братъ вчера билъ меня безъ всякой пощады, а эта добрая тётка заперла меня въ красной комнатѣ.
Мистеръ Лойдъ во второй разъ открылъ свою табакерку.
-- Развѣ вамъ не нравится Гетсгед-голль? Это вѣдь прекрасный домъ, миссъ Эйръ, и вамъ должно быть очень-пріятно, что вы здѣсь живете.
-- Это не мой домъ, докторъ. Горничная говоритъ, что я должна здѣсь считать себя ниже всякой служанки.
-- Фуй! Неужели у васъ достанетъ глупости оставить такое безподобное мѣсто?
-- Я готова бѣжать отсюда когда угодно и куда угодно; но только мнѣ некуда бѣжать. Я по-неволѣ должна оставаться въ Гетсгед-голлѣ, пока не выросту большая.
-- Можетъ и не останетесь... какъ знать? Есть ли у васъ родственники кромѣ мистриссъ Ридъ.
-- Не думаю. Разъ, впрочемъ, я спрашивала объ этомъ тётушку Ридъ: она сказала, что кажется есть какіе-то бѣдняки съ фамиліей Эйръ, только она ничего о нихъ не знаетъ.
-- Согласитесь ли вы идти къ этимъ бѣднякамъ, если бы они отыскались?
Я пріостановилась. Бѣдность страшна и для взрослыхъ, тѣмъ болѣе для дѣтей, которыя съ понятіемъ о бѣдности соединяютъ оборванныя лохмотья, скаредную пищу, унизительныя и грубыя манеры. Бѣдность и униженіе значили въ моихъ глазахъ одно и то же.
-- Нѣтъ, сказала я наконецъ: -- я не хочу жить съ бѣдными людьми.
-- Если бы даже они были добры для васъ?
Я покачала головой, не понимая, какимъ-образомъ бѣднякъ можетъ быть добрымъ. Притомъ ужаснула меня мысль, что я принуждена буду учиться говорить, какъ они и, оставаясь невоспитанною, усвоивать всѣ ихъ нравы и обычаи. Я живо припомнила бѣдныхъ гетсгедскихъ женщинъ, которыя, въ оборванныхъ лохмотьяхъ, несмотря ни на какую погоду, сами ходятъ за водой, стираютъ бѣлье и, работая съ утра до ночи, питаются черствымъ хлѣбомъ. Нѣтъ, на такія жертвы я не могла согласиться.
-- Но неужто ваши родственники такъ бѣдны? Развѣ они ремесленники или крестьяне?
-- Не могу сказать. Тётушка Ридъ говоритъ, что они нищіе. Я ни за что не соглашусь ходить съ ними по-міру.
-- Не хотите ли вы поступить въ школу?
Я призадумалась. Мои понятія о школѣ; были слишкомъ-сбивчивы и неопредѣленны. По разсказамъ Бесси, школа была такимъ мѣстомъ, гдѣ молодыхъ дѣвушекъ стягиваютъ въ желѣзные корсеты, обуваютъ въ гадкіе башмаки, пріучаютъ къ умѣренности и послушанію. Джонъ Ридъ ненавидѣлъ школу и бранилъ своего учителя; но вкусъ и наклонности Джона Рида не могли служить авторитетомъ для моихъ мнѣній. Если же вообще школьные разсказы Бесси наводили ужасъ на молодое воображеніе, за-то нѣкоторыя подробности о познаніяхъ и талантахъ дѣвушекъ, получившихъ пансіонское образованіе, были привлекательны для меня во многихъ отношеніяхъ. Бесси съ восторгомъ разсказывала, какъ-хорошо онѣ рисуютъ, поютъ, играютъ, вяжутъ кошельки, переводятъ французскія книги, и прочая, и прочая. Все это имѣло въ моихъ глазахъ слишкомъ-привлекательныя стороны, Къ-тому же школа однажды навсегда могла разлучить меня съ ненавистнымъ Гегсгедомъ, и тогда для меня могъ начаться новый образъ жизни.
-- Да, милостивый государь, мнѣ очень хотѣлось бы въ школу, сказала я послѣ продолжительнаго размышленія.
-- Ладно, ладно; кто знаетъ, что можетъ случиться, сказалъ мистеръ Лойдъ, положивъ табакерку въ карманъ, и взявшись за шляпу, въ намѣреніи идти домой. "Нужны для ребенка другой воздухъ и другіе люди, прибавилъ онъ, обращаясь къ самому-себѣ,-- Нервы не въ хорошемъ состояніи."
Между-тѣмъ воротилась Бесси, и въ то же время послышался на дворѣ стукъ пріѣхавшаго экипажа.
-- Пріѣхала, кажется, ваша барыня, няня, сказалъ мистеръ Лойдъ.-- Мнѣ надобно съ нею переговорить.
Бесси пригласила его въ столовую, гдѣ онъ могъ увидѣться съ мистриссъ Ридъ. О чемъ они говорили, я не знаю; но судя по послѣдствіямъ, могу заключить, что аптекарь рекомендовалъ ей отправить меня въ школу, и что она, безъ малѣйшаго затрудненія, согласилась на этотъ совѣтъ.
Черезъ нѣсколько дней миссъ Аббо, разговаривая съ нянькой, въ ту пору какъ я легла въ постель, сказала, между прочимъ:
-- Тутъ нечего и толковать: барыня очень-рада отвязаться отъ этой скучной дѣвчонки. Сказать правду, и я ее терпѣть не могу: вѣчно она какъ-будто за кѣмъ присматриваетъ и строитъ ковы изподтишка.
Подслушивая эти секретные разговоры горничной и няньки, и узнала также нѣкоторыя подробности о своихъ родителяхъ. Мой отецъ былъ бѣдный пасторъ, и матушка вышла за него противъ воли моего дѣда, который за это лишилъ ее наслѣдства. Черезъ годъ супружеской жизни отецъ мой умеръ отъ гнилой горячки, распространившейся въ его приходѣ; мать моя заразиласъ также этой болѣзнью и прожила только однимъ мѣсяцемъ больше своего супруга.
-- Бѣдная миссъ Дженни, какъ мнѣ ее жаль! сказала Бесси, обращаясь къ своей подругѣ.
-- Ну да, всякій пожалѣлъ бы круглую сироту, еслибъ она сколько-нибудь похожа была на миловидную, хорошенькую дѣвочку, отвѣчала миссъ Аббо довольно-рѣшительнымъ тономъ: -- но въ томъ бѣда, что немногіе, я полагаю, будутъ тужить о такой жабѣ.
-- Пожалуй, что и такъ, согласилась Бесси:-- будь на-примѣръ въ такомъ положеніи Жорджина, всѣ приняли бы въ ней самое искреннее, задушевное участіе.
-- Конечно, конечно! Я обожаю миссъ Жорджину! воскликнула Аббо:-- прелестное дитя! что за глазки, что за локоны! Такого личика не найдешь и на картинкѣ!-- Бесси, какъ бы намъ сочинить на ужинъ валлійскаго кролика?
-- И сочинимъ, да еще съ жаренымъ лукомъ. Пойдемъ въ кухню.
И онѣ ушли.