Разсвѣтъ наступилъ. Я встала съ. разсвѣтомъ. Часъ или два я укладывала свои вещи, и приводила шкафы въ такой порядокъ, въ которомъ имъ слѣдовало оставаться въ-продолженіе моего кратковременнаго отсутствія. Между-тѣмъ услышала я, что Сен-Джонъ оставилъ свою комнату. Онъ остановился подлѣ моей двери. Я ожидала, что онъ будетъ стучаться, но, къ-счастью, обманулась. Онъ просунулъ черезъ замочную скважину небольшой клочокъ бумаги: я взяла ее, и прочла слѣдующія строки:
"Вчера вы оставили меня слишкомъ-внезапно и круто. Еще нѣсколько минутъ назидательной бесѣды, и вы, я увѣренъ, были бы близки къ вожделѣнной цѣли. Ангелъ-хранитель уже простиралъ вашу руку на душеспасительное дѣло. Буду ожидать вашего рѣшенія черезъ четырнадцать дней, когда я возвращусь въ свой домъ. Бдите и молитесь, да не выйдете въ напасть: духъ вашъ бодръ; но плоть, сколько я вижу -- немощна. Стану молиться за васъ ежечасно.
"Смиренный пастырь, Сен-Джонъ."
-- Нѣтъ, ужъ теперь бодрый духъ мой авось не выйдетъ въ напасть! произнесла я умственный отвѣтъ.-- Моя плоть немощна, конечно; но авось достанетъ въ ней силы устоять противъ искушенія. Во-всякомъ-случаѣ, постараюсь теперь найдти безпрепятственный выходъ изъ этого мрака неизвѣстности и сомнѣній.
Было первое іюня; но утро было пасмурное, холодное, и дождь немилосердно стучалъ въ окна моей комнаты. Я слышала, какъ отворилась наружная дверь, и вышелъ Сен-Джонъ. Выглянувъ изъ окна; я увидѣла его уже подлѣ садовой калитки. Затѣмъ онъ пошелъ черезъ болота по направленію къ Бѣлому-Кресту: тамъ онъ долженъ былъ дожидаться дилижанса.
-- Черезъ нѣсколько часовъ пойду и я вслѣдъ за тобой, любезный братъ, думала я:-- мнѣ также надобно подождать дилижансъ у Бѣлаго-Креста. У меня, тоже какъ и у тебя, есть въ Англіи свои дѣла, требующія моего личнаго присутствія.
До завтрака оставалось еще около двухъ часовъ. Я провела этотъ промежутокъ въ прогулкѣ по своей комнатѣ, и въ размышленіи о загадочномъ явленіи, которое вдругъ сообщило моимъ планамъ опредѣленное и рѣшительное направленіе. Я припомнила свое внутреннее ощущеніе со всѣми странными обстановками, его сопровождавшими. Я припомнила загадочный голосъ, и еще разъ спросила себя, откуда онъ происходилъ. Казалось, былъ онъ во мнѣ, но не во внѣшнемъ мірѣ. Не-уже-ли это былъ обманъ чувствъ, слѣдствіе раздраженія нервовъ? Едва-ли: скорѣе, напротивъ, это было внезапнымъ вдохновеніемъ. Моя натура была измучена продолжительной и упорной борьбой, разсудокъ отуманенъ неумолимыми софизмами хитраго фанатика, сердце поражено, парализировано въ одномъ изъ лучшихъ своихъ чувствованій: не было никакого спасенія, никакого исхода изъ этого лабиринта сомнѣніи и противорѣчіи -- и вотъ, голосъ вдохновенія является на помощь въ самую роковую минуту моего нравственнаго и физическаго бытія!-- "Но это мечта! восклицаетъ читатель, потому-что этого понять нельзя!" Увы! какъ много такихъ вещей въ нравственномъ и физическомъ мірѣ для бѣднаго философя, не понимающаго даже тайны своего рожденія и смерти!..
-- Черезъ нѣсколько дней, сказала я наконецъ, послѣ того, какъ эти мысли улеглись въ моей разгоряченной головѣ: -- черезъ нѣсколько дней я должна буду узнать судьбу человѣка, прозывавшаго меня въ глубокій полуночный часъ. Письма ни къчему не поведутъ: надобно самой явиться на мѣсто сцены.
Въ-продолженіе завтрака, Діана и Мери услышали отъ меня, что я отправляюсь въ дорогу дня на четыре.
-- И ты ѣдешь одна, Дженни? спросилъ онъ.
-- Одна. Мнѣ надобно собрать извѣстія объ одномъ изъ своихъ друзей.
Такой отвѣтъ, безъ всякаго сомнѣнія, долженъ былъ изумить молодыхъ дѣвушекъ, полагавшихъ до-сихъ-поръ, что у меня не было друзей кромѣ нихъ; но руководимыя чувствомъ деликатности, онѣ удержались отъ всякихъ объясненій. Діана спросила только, не опасно ли, при моемъ здоровьѣ, пускаться въ дальнюю дорогу, потому-что я была очень-блѣдна. Я отвѣчала, что моя слабость была слѣдствіемъ душевнаго разстройства, и что мое спокойствіе зависитъ именно отъ этой поѣздки.
Дальнѣйшія приготовленія къ отъѣзду производились тихо и спокойно, потому-что молодыя дѣвушки не пускались ни въ какія предположенія и разспросы. Я объяснила имъ разъ навсегда, что мои планы, до нѣкотораго времени, должны сохраняться въ глубокой тайнѣ, и это совершенно удовлетворило обѣихъ сестеръ, понимавшихъ, что не обо всемъ можно говорить даже самымъ искреннимъ друзьямъ.
Въ три часа пополудни я оставила Козье-Болото, и въ четверть пятаго стояла у Бѣлаго-Креста, дожидаясь дилижанса, который долженъ былъ отвезти меня въ Торнфильдъ. Среди безмолвія этихъ уединенныхъ дорогъ и пустынныхъ холмовъ, я услышала еще вдалекѣ стукъ подъѣзжавшаго экипажа. Это былъ тотъ же самый дилижансъ, откуда, годъ назадъ, я вышла въ одинъ прекрасный лѣтній вечеръ на эту самую почву -- съ отчаяніемъ въ душѣ, съ тоскою въ сердцѣ, безъ всякихъ опредѣленныхъ плановъ и цѣлей. Я махнула рукой, и кучеръ остановилъ лошадей. Я заплатила деньги и вошла, не имѣя теперь нужды разставаться съ своей послѣдней копейкой для уплаты прогоновъ. Путешествуя еще разъ по знакомой дорогѣ, я чувствовала себя въ положеніи почтоваго голубя, летѣвшаго домой съ письмомъ, привязаннымъ къ шеѣ.,
Это была поѣздка въ тридцать-шесть часовъ. Я отправилась отъ Бѣлаго-Креста во вторникъ послѣ обѣда, а въ слѣдующій четвергъ, рано поутру, экипажъ остановился поить лошадей у придорожнаго трактира, окруженнаго со всѣхъ сторонъ цвѣтущими полями, тучными пастбищами и живописными холмами. Я хорошо знала характеръ этой мѣстности, и понимала теперь, что путешествіе мое приближается къ концу. Привѣтствую васъ, знакомые холмы, поля, пріютно-мірный, ясный долъ -- привѣтствую васъ!
-- Далеко ли отсюда до Торнфильдскаго-Замка? спросила я трактирщика.
-- Двѣ мили, сударыня: дорога идетъ черезъ поля.
И такъ -- конченъ путь! Я вышла изъ дилижанса, отдала трактирщику на сбереженье свой дорожный узелокъ, поблагодарила кондуктора, кучера, и пошла впередъ по знакомой дорогѣ. Утренній лучъ блисталъ на вывѣскѣ трактира, и я прочла золотую надпись: "Гербъ Рочестера". Сердце мое запрыгало отъ восторга: я была уже на землѣ, принадлежащей моему другу. Но вдругъ нечаянная мысль поразила меня:
-- Чему ты радуешься, Дженни Эйръ? Быть-можетъ другъ твоего сердца далеко за Британскимъ-Каналомъ, и не видать тебѣ его какъ ушей своихъ. Пусть, однакожь, онъ не въ Торнфильдскомъ-Замкѣ: кто тамъ живетъ еще кромѣ него? Берта Месонъ, его сумасшедшая жена. Нечего тебѣ съ нимъ дѣлать: ты не смѣешь искать его присутствія, гіе смѣешь даже говорить съ нимъ. Напрасно ты пускалась въ такую дальнюю дорогу, и ужь лучше бы тебѣ оставаться на Козьемъ-Болотѣ. Стой, по-крайней-мѣрѣ, здѣсь, и не дѣлай впередъ ни одного шага. Разспроси этихъ людей около трактира: они могутъ разрѣшить всѣ твои недоумѣнія. Ступай къ трактирщику, и спроси: дома ли мистеръ Рочестеръ?
И между-гѣмъ я не рѣшилась приступить къ этимъ разспросамъ: я боялась получить отвѣтъ, способный поразить отчаяніемъ мое сердце. Продолжить сомнѣніе -- значило нѣкоторымъ образомъ продолжить самую надежду. Я могла еще разъ взглянуть на торнфильдскія стѣны подъ вліяніемъ ея живительнаго луча. Передо мной были тѣ же самыя поля, по которымъ нѣкогда бѣжала я рано утромъ, слѣпая и глухая ко всѣмъ окружающимъ предметамъ, пожираемая угрызеніями, раскаяніемъ, болѣзненной тоской! Я была уже среди нихъ, прежде-чѣмъ успѣла разглядѣть тропинку, по которой слѣдовало идти. О, какъ я торопилась, какъ бѣжала! Съ какимъ нетерпѣніемъ смотрѣла я впередъ, чтобъ удовить первый видъ хорошо-знакомыхъ рощъ! Съ какимъ чувствомъ привѣтствовала я зеленые луга и холмы!
Наконецъ рощи показались, гнѣзда грачей замелькали на отдаленныхъ деревьяхъ, громкое карканье раздалось среди безмолвія ранняго утра. Странный восторгъ вдохновилъ мои силы, и я быстрѣе побѣжала впередъ. Вотъ уже передъ моими глазами высокія стѣны джентльменской усадьбы, окруженныя боковыми пристройками; но господскаго дома еще не видно.
-- Еще рано! думала я.-- Фасадъ древняго замка долженъ вдругъ открыться передо мной съ своими высокими бойницами, и я вдругъ могу увидѣть даже окно кабинета мистера Рочестера. Почему знать? можетъ-быть въ эту минуту онъ-самъ стоитъ у окна и любуется утреннимъ солнцемъ -- вѣдь онъ встаетъ очень-рано; можетъ-быть даже гуляетъ въ саду или по мостовой около дома. О, если бы мнѣ увидѣть его -- на минуту по-крайней-мѣрѣ! Ужь, конечно, я не бросилась бы къ нему на шею, какъ сумасшедшая. А впрочемъ, какъ знать? Поручиться въ этомъ нельзя. Но если бы и бросилась -- что за бѣда? Благослови его Богъ! Кому какое дѣло до меня? Кто оскорбится или будетъ негодовать, если еще разъ, одинъ только разъ, я упьюсь радостью и счастьемъ изъ его взоровъ? Но я въ бреду: быть-можетъ въ эту минуту онъ наблюдаетъ восходъ солнца за Пиренейскими-Горами, или стоитъ на берегу Южнаго-Моря.
Уже я шла вдоль задней стѣны сада и обогнула одинъ изъ его угловъ: тугъ были ворота, утвержденныя между двумя каменными столбами. Отсюда, въ узкое отверстіе, можно было наблюдать весь фасадъ джентльменскаго дома. Я осторожно просунула голову, желая удостовѣриться, открыты ли ставни въ какой-нибудь изъ переднихъ комнатъ: бойницы, окна, длинный фасадъ -- все теперь могло быть доступнымъ для моихъ глазъ.
Вороны и грачи вѣроятно съ изумленіемъ смотрѣли на меня, когда я устроивала свой наблюдательный постъ. Интересно знать, что они думали обо мнѣ: вѣроятно, они замѣтили, что я сначала была слишкомъ-осторожна и робка; потомъ, мало-по-малу, ободрилась и сдѣлалась очень-смѣла. Сначала довольно-робкій, нерѣшительный взглядъ; потомъ -- взглядъ изумленный, продолжительный, потомъ... я вдругъ перескочила черезъ отверстіе, опрометью пробѣжала широкую лужайку, и остановилась передъ фасадомъ дома какъ ошеломленная и неподвижно прикованная къ мѣсту.-- "Что все это значитъ?" должны были спрашивать другъ друга неугомонные вороны и грачи.-- "Сначала какая-то странная недовѣрчивость -- и вдругъ, еще болѣе странное остолбенѣніе! "
Вотъ тебѣ объясненіе, читатель.
Юноша находитъ свою возлюбленную на берегу рѣки. Она спитъ. Онъ желаетъ полюбоваться на ея прекрасное лицо, пока она спитъ. Вотъ онъ прокрадывается на цыпочкахъ по зеленой травѣ, остерегаясь произвести малѣйшій звукъ; онъ пріостанавливается, воображая, что она пошевелилась и потомъ отпрядываетъ назадъ: ни-за-что въ мірѣ не хочетъ онъ, чтобъ его увидѣли въ эту минуту. Все молчитъ и все спокойно кругомъ: онъ крадется опять, ближе, ближе, и, притаивъ дыханіе, склоняется надъ ея челомъ. Безмятежнымъ сномъ невинности спитъ его возлюбленная, и легкою, прозрачною вуалью прикрыты нѣжныя черты ея лица. Юноша поднимаетъ покрывало и ниже склоняетъ свою голову: съ какою жадностью, съ какою страстью впиваются его глаза въ цвѣтухи,ія, розовыя щеки! Но что жъ это такое? Юноша вдругъ, съ какою-то дикою оторопѣлостью поднимаетъ и беретъ въ свои объятія прекрасное созданіе, къ которому не дальше какъ за минуту, онъ не смѣлъ прикоснуться оконечностями своихъ пальцевъ. И неистово онъ смотритъ на спящую красавицу, и громко произноситъ ея имя, и сильнѣе жметъ ее къ своей груди! Увы! это значитъ, что онъ не боится больше и не надѣется разбудить ее своими бурными движеніями. Онъ думалъ, что спитъ его возлюбленная; но она умерла!
Съ робкой радостью взглянула я на джентльменскій домъ; но передъ моими глазами были почернѣвшія развалины!
Нѣтъ теперь надобности таиться за каменнымъ столбомъ и поглядывать искоса на венеціанскія ставни, опасаясь обратить на себя вниманіе проснувшихся людей! Нѣтъ надобности прислушиваться къ движеніямъ вокругъ дома, и воображать шаги на мостовой подлѣ оконъ! Лужайка притоптана, дорожки завалены всякой дрянью, парадной двери нѣтъ и слѣдовъ. Весь фасадъ представлялся высокою и хрупкою стѣною съ безобразными отверстіями вмѣсто оконъ, точь-въ-точь какъ я нѣкогда видѣла его во снѣ: кровля, бойницы, трубы -- все исчезло!
И было мертвое молчаніе вокругъ джентльменскаго дома, превратившагося въ страшную развалину. Ничего нѣтъ удивительнаго, что письма, адресованныя сюда, оставлены безъ отвѣта: это значило то же, что переписываться съ трупами въ могильныхъ склепахъ. Почернѣлые камни свидѣтельствовали краснорѣчиво, какою судьбою погибъ древній замокъ: онъ сгорѣлъ. Кто зажегъ его? Какими приключеніями сопровождалось это несчастье? Что здѣсь погибло, кромѣ глины, мрамора, металловъ и досокъ? Чья жизнь подвергалась опасности или исчезла въ пылающемъ домѣ? Не было въ этомъ мѣстѣ и не могло быть отвѣтовъ на эти страшные вопросы!
Блуждая вокругъ обгорѣлыхъ стѣнъ и внутри опустошеннаго зданія, я убѣдилась, что бѣдствіе произошло уже давно. Зимніе снѣга очевидно забивались подъ эти пустые своды, осенніе дожди свободно лились на этотъ мусоръ, потому-что, среди обгорѣлыхъ столбовъ, протекалъ уже ключъ, благопріятствовавшій прозябанію: здѣсь и тамъ росла трава, и пробивалась зелень между камнями и упавшими стропилами. Гдѣ же, между-тѣмъ, былъ злополучный владѣлецъ этой руины? Глазъ мой невольно обратился къ сѣрой церковной башнѣ подлѣ воротъ, и я скрашивала себя: "Не здѣсь ли, подъ этими сводами, лежитъ мой Эдуардъ, вмѣстѣ съ своимъ братомъ и отцомъ?"
Надлежало, такъ или иначе, получить удовлетворительный отвѣтъ на всѣ эти вопросы. Въ гостинницѣ подъ вывѣской "Гербовъ Рочестера" должны были знать исторію Торнфильдскаго-Замка, и туда я опять направила свои шаги. Самъ трактирщикъ принесъ мнѣ завтракъ въ отведенный нумеръ. Я попросила его притворить дверь и сѣсть: надлежало предложить ему нѣсколько вопросовъ. Но прошло уже нѣсколько минутъ, трактирщикъ сидѣлъ и зѣвалъ, а я не смѣла вступить въ разговоръ: такъ пугала меня вѣроятность, что получу ужасные отвѣты! Во-всякомъ-случаѣ, зрѣлище гибельнаго опустошенія уже заранѣе приготовляло меня къ выслушанію печальной повѣсти. Собесѣдникомъ моимъ былъ старичокъ весьма-почтенной наружности.
-- Вы, конечно, знаете Торнфильдскій-Замокъ, спросила я наконецъ.
-- Какъ не знать, сударыня: я тамъ живалъ.
"Когда жь онъ тамъ жилъ? подумала я: -- При мнѣ его не было".
-- Я былъ буфетчикомъ покойнаго мистера Рочестера, дай-Богъ ему царство небесное.
Мнѣ показалось, что земля разступилась подъ моими ногами.
-- Покойнаго! пробормотала я.-- Развѣ онъ умеръ?
-- Я разумѣю, сударыня, отца мистера Эдуарда Рочестера, пояснилъ старикъ.
Я перевела духъ и почувствовала, что кровь опять свободно переливается въ моихъ жилахъ. Зная теперь, что мистеръ Эдуардъ, мой мистеръ Эдуардъ (благослови его Богъ, гдѣ бы онъ ни былъ) еще живъ, я могла гораздо-покойнѣе слушать повѣсть старика, какъ бы ни была она печальна. Будь онъ только не въ могилѣ, я въ-состояніи перенести извѣстіе, что онъ между антиподами.
-- Мистеръ Эдуардъ Рочестеръ теперь живетъ еще въ Торнфильдскомъ-Замкѣ? спросила я, зная напередъ, какой отвѣтъ долженъ послѣдовать за этимъ вопросомъ. Мнѣ хотѣлось уклониться отъ прямыхъ разспросовъ.
-- О нѣтъ, сударыня! Въ Торнфильдѣ теперь нѣтъ ни одной души. Вы, я полагаю, заѣзжая въ этой сторонѣ, иначе какъ бы вамъ не слыхать о томъ, что случилось прошлой осенью. Торнфильдскія хоромы совсѣмъ сгорѣли прошлой осенью. Ужасный пожаръ! Сколько потреблено тутъ драгоцѣнностей разнаго рода -- сундуковъ, платья, картинъ! Только мебель кой-какую успѣли спасти, да и то съ грѣхомъ по-поламъ. Пламя показалось въ глухую полночь, и прежде-чѣмъ наѣхали трубы изъ Миллькота, весь домъ уже былъ въ огнѣ. Я самъ, сударыня, былъ очевидцемъ этого страшнаго позорища.
-- Въ глухую полночь! повторила я.-- Это всегда роковой часъ для Торнфильда.-- Извѣстно ли, старичокъ, отчего произошелъ этотъ пожаръ?
-- Догадываются, сударыня, догадываются... то-есть, я, собственно говоря, заподлинно знаю, какъ это случилось. Вы, можетъ-быть, изволили слышать, продолжалъ онъ тономъ ниже и придвигая ко мнѣ свой стулъ: -- что въ домѣ проживала одна леди, странная такая... бѣсноватая леди?
-- Кажется, мнѣ говорили что-то въ этомъ родѣ.
-- Ее, видите ли, содержали въ-заперти, подъ тайнымъ надзоромъ, такъ-что нѣсколько лѣтъ сряду здѣсь почти вовсе не знали, что живетъ на свѣтѣ такая леди, никто ее не видалъ и никто не говорилъ съ ней: носились только темные, глухіе слухи, что вотъ, дескать, содержится въ Торнфильдѣ подъ замкомъ какая-то чудодѣйственная женщина, привезенная будто бы изъ-за моря мистеромъ Эдуардомъ. Болтали даже, будто она была любовницей мистера Эдуарда. Но вотъ, сударыня, за годъ передъ этимъ, случилась оказія... весьма-странная оказія...
Дѣло очевидно доходило до моей исторіи. Я хотѣла обратить вниманіе старика на главный пунктъ.
-- Ну, что жъ эта леди?
-- Да ничего, сударыня: оказалось, видите ли, что она была супругой мистера Рочестера! Это открытіе было сдѣлано по странному случаю. Проживала въ Торнфильдѣ одна дѣвица, молодая леди, гувернантка, и вотъ, мистеръ Рочестеръ влюбил...
-- Какъ же пожаръ-то произошелъ?
-- Сейчасъ, сударыня, сейчасъ доложу вашей милости все по порядку. Мистеръ Рочестеръ, видите ли, влюбился въ эту гувернантку, да еще какъ влюбился! Люди говорятъ, что имъ еще никогда не приходилось видѣть такой любви. Люди, знаете ли, всегда имѣютъ обычай присматривать за своими господами. Мистеръ Рочестеръ всегда, бывало, увивался около своей гувернантки, и дорожилъ ею больше всего на свѣтѣ. Это было тѣмъ страннѣе, что только онъ одинъ считалъ ее красавицей. Дѣвчонка, собственно говоря, была невзрачная -- маленькая, тоненькая, словно ребенокъ какой. Я, впрочемъ, никогда не видалъ ея самъ: это мнѣ разсказывала Лія, горничная въ этомъ домѣ. Мистеру Рочестеру было подъ сорокъ, а гувернанткѣ только около двадцати лѣтъ. Дѣло извѣстное: какъ-скоро джентльменъ этого возраста влюбляется въ молодую дѣвушку, любовь его то же, что бѣлая горячка: мистеръ Рочестеръ вздумалъ жениться на своей гувернанткѣ.
-- Вы мнѣ послѣ разскажете эту часть въ исторіи мистера Рочестера: теперь, по особеннымъ обстоятельствамъ, мнѣ хочется слышать, какъ и отчего произошелъ этотъ пожаръ. Носились, можетъ-быть, слухи, что въ немъ принимала участіе сумасшедшая жена мистера Рочестера?
-- Такъ точно, сударыня, вы угадали: она, и только она одна подожгла этотъ домъ. При ней, изволите видѣть, всегда была женщина, по имени мистриссъ Пуль, баба-кулакъ, что называется, ловкая и достойная въ своемъ родѣ; да только водился за ней. по части женскихъ слабостей, одинъ грѣшокъ: она любила придерживаться стаканчика, такъ-что выпить бутылку джина было для нея ни-по-чемъ. Дѣло, конечно, простительное при ея образѣ жизни, но ужасно-опасное. Когда, бывало, мистриссъ Пуль, послѣ двухъ-трехъ стаканчиковъ, заснетъ на своей постели, сумасшедшая леди, хитрая какъ вѣдьма, вынимаетъ ключи изъ ея кармана, выходитъ изъ комнаты, бѣгаетъ по всему дому, да и наровитъ гдѣ-нибудь учинить какую-нибудь пакость. Говорятъ, будто однажды она чуть не сожгла своего мужа; но я не знаю хорошенько этого дѣла. Ну, а что касается до тогдашней страшной ночи, то, она подожгла сперва занавѣсы въ той комнатѣ, что была рядомъ, потомъ сбѣжала въ нижній этажъ и прямо бросилась въ бывшую комнату гувернантки -- должно-быть она смекала что-нибудь, какъ тамъ ея мужъ чуть-было не женился на этой дѣвушкѣ.-- Здѣсь она зажгла постель, думая, вѣроятно, спалить свою соперницу; но, къ-счастью, въ комнатѣ никого не было. Гувернантка убѣжала передъ тѣмъ за два мѣсяца, и ужь, еслибы вы знали, какъ искалъ ее мистеръ Рочестеръ! Погони разостланы были по всѣмъ концамъ, и самъ онъ разъѣзжалъ по разнымъ сторонамъ отъ утра до вечера; но гувернантки и слѣдъ простылъ: ничего не развѣдали о ней! Послѣ этого горя, мистеръ Рочестеръ совсѣмъ одичалъ, и даже иной-разъ было страшно попасться ему на глаза. По большей части, сидѣлъ онъ одинъ-одинёхонекъ въ своей комнатѣ, какъ какой-нибудь отшельникъ. Ключницу свою, мистриссъ Ферфаксъ, онъ отослалъ, куда-то въ дальнюю сторону, къ ея родственникамъ; но тутъ онъ поступилъ какъ истинный джентльменъ: онъ назначилъ ей пожизненный пенсіонъ. Ну, и то сказать, мистриссъ Ферфаксъ заслуживала пенсіона, потому-что она была женщина добродѣтельная. Воспитанницу свою, миссъ Адель, онъ отдалъ въ какое-то женское учебное заведеніе. Съ джентльменами по сосѣдству онъ не хотѣлъ больше знаться, и вотъ, до-сихъ-поръ, все сидитъ взаперти...
-- Какъ! Развѣ онъ не уѣхалъ изъ Англіи?
-- Изъ Англіи! Богъ съ вами, какъ это можно! Онъ не переступаетъ даже за порогъ своего дома, развѣ только ночью, когда онъ гуляетъ подлѣ оконъ или въ саду. Подумаешь, что онъ совсѣмъ лишился разсудка, а было время -- о, я это очень-хорошо помню!-- едва ли какой джентльменъ во всей Англіи могъ съ нимъ тягаться по уму! Что дѣлать, эта гувернантка совсѣмъ вскружила ему голову. Особенныхъ художествъ за нимъ никогда не водилось: не былъ онъ ни пьяницей, ни картежникомъ, ни лошадникомъ; но храбрость его и сила были такого рода, что всѣ ему удивлялись. Я зналъ его еще ребенкомъ, сударыня, и признаюсь, мнѣ часто приходилось желать, чтобъ эта миссъ Эйръ свернула себѣ шею: лучше бы утонуть ей въ морѣ, чѣмъ пріѣзжать въ Торнфильдъ на погибель добраго джентльмена.
-- Стало-быть мистеръ Рочестеръ былъ дома во время этого пожара?
-- Конечно былъ, да еще какъ! Онъ взобрался на чердакъ, когда все горѣло вверху и внизу, перебудилъ людей, помогъ имъ сойдти внизъ, и потомъ пошелъ выручать жену изъ ея кельи. Но вдругъ сказали ему, что она взгромоздилась на крышу дома. Въ-самомъ-дѣлѣ, она стояла тамъ, надъ бойницами, махала руками, хохотала и кричала во все горло, такъ-что ее можно было слышать за цѣлую милю: я видѣлъ ее, сударыня, собственными глазами; слышалъ собственными ушами. Была она женщина рослая, дюжая, толстая, и черные ея волосы, при яркомъ заревѣ, развевались по ея плечамъ. Мистеръ Рочестеръ самъ пробрался на кровлю черезъ потолочное окно, и всѣ мы слышали, какъ онъ кричалъ:-- "Берта! Берта!" -- Когда онъ подошелъ къ ней, она завыла, закричала изо всей мочи, и потомъ -- стремглавъ бросилась на мостовую.
-- Она разбилась?
-- Въ-дребезги, сударыня: ея мозгомъ и кровью обрызгались камни.
-- Великій Боже!
-- Да, сударыня, это было страшное позорище!
Онъ задрожалъ.
-- Дальше что?
-- Дальше -- домъ сгорѣлъ до тла: остались только почернѣлыя стѣны, да камни.
-- Не погибъ ли еще кто-нибудь?
-- Нѣтъ. А пожалуй было бы лучше еще кому-нибудь погибнуть.
-- Что это значитъ?
-- Бѣдный, бѣдный мистеръ Эдуардъ! простоналъ старикъ: -- мнѣ не грезилось и во снѣ, что я могу увидѣть такія вещи. Говорятъ, что Господь наказалъ его такимъ образомъ, за-то, что онъ скрывалъ свою жену, и хотѣлъ, при жизни ея, вступить въ другой бракъ; но я все-таки жалѣю его душевно.
-- Но вѣдь вы сказали, что онъ живъ? воскликнула я съ нетерпѣніемъ.
-- Да, да, живъ; но многіе думаютъ, что ему лучше бы умереть.
-- Какъ? Отчего?-- И кровь опять начала холодѣть въ моихъ жилахъ.-- Гдѣ онъ? спросила я:-- Не сказали ли вы, что онъ въ Англіи?
-- Конечно сказалъ. Онъ въ Англіи, да и куда ему ѣхать изъ Англіи? Онъ, думать надо, будетъ теперь неподвиженъ во всю жизнь.
Это, однакожь, было для меня смертельной пыткой, которую старикъ какъ-будто съ намѣреніемъ хотѣлъ продолжить.
-- Вѣдь онъ ослѣпъ, сударыня! проговорилъ наконецъ старикъ.-- Да-съ, онъ слѣпъ теперь какъ кротъ, бѣдный Эдуардъ Ферфаксъ Рочестеръ!
Могло быть еще хуже: я боялась, что онъ сошелъ съ-ума. Призвавъ на помощь вето твердость духа, я спросила:-- отчего произошло это несчастіе.
-- Да все отъ его храбрости, сударыня, или, пожалуй, отъ чрезмѣрной его доброты, потому-что онъ не хотѣлъ выйдти изъ дома, пока не выберутся изъ него всѣ. Когда наконецъ сходилъ онъ съ большой лѣстницы, послѣ безумнаго прыжка своей жены -- все лопалось кругомъ, трещало и ломалось. Это, въ нѣкоторомъ родѣ, была геенна огненная, таръ-тарары. Когда его вытащили изъ-подъ развалинъ, онъ былъ живъ, но ужасно разбитъ: бревно упало такимъ-образомъ, что онъ отчасти былъ имъ защищенъ въ своемъ паденіи; но зато оно вышибло у него одинъ глазъ, и размозжило одну его руку, такъ-что мистеръ Картеръ, хирургъ, принужденъ былъ тотчасъ же ее отрѣзать. Другой глазъ тоже разболѣлся отъ воспаленія, какъ говорили, и онъ ужь ничего не могъ видѣть. Такъ вотъ и выходитъ, сударыня, ужь лучше бы ему умереть, чѣмъ оставаться на-вѣкъ слѣпымъ калѣкой.
-- Гдѣ онъ? Гдѣ онъ теперь живетъ?
-- Да на своей усадьбѣ, въ Ферденѣ, миль за тридцать отсюда: землишка мизеристая!
-- Кто живетъ съ нимъ?
-- Старикъ Джонъ и его жена: другихъ людей онъ всѣхъ отпустилъ. Говорятъ, онъ совсѣмъ разстроенъ.
-- Нѣтъ ли у васъ какого-нибудь экипажа?
-- Есть, сударыня, портшезъ, чудовый портшезъ!
-- Прикажите заложитъ его сію же минуту, и если вашъ кучеръ привезетъ меня въ Ферденъ ныньче вечеромъ до солнечнаго заката, онъ и вы получите отъ меня тройную плату противъ обыкновенныхъ прогоновъ.
-- Слушаю, сударыня.