Мистеръ Рочестеръ отпустилъ меня только на недѣлю, но прошелъ цѣлый мѣсяцъ, прежде чѣмъ я могла оставить Гетсгедъ. Я желала распроститься съ нимъ тотчасъ же послѣ похоронъ; но Жорджина упросила меня подождать до-тѣхъ-поръ, пока она отправится въ Лондонъ, куда наконецъ теперь получила она приглашеніе отъ своего дядюшки, мистера Джибсона, который пріѣхалъ въ Гетсгедъ отдать послѣдній долгъ своей сестрѣ и устроить фамильныя дѣла. Жорджина говорила, что ей страшно быть наединѣ съ безсовѣстной Элизой, отъ которой нечего ожидать симпатіи, утѣшенія, или помощи въ ея приготовленіяхъ къ отъѣзду. Поэтому я, по мѣрѣ своихъ средствъ, разгоняла ея скуку, выслушивала ея жалобы, шила для нея платья и укладывала ея вещи. При всѣхъ этихъ занятіяхъ и хлопотахъ, порученныхъ мнѣ, сама миссъ Жорджина не дѣлала ничего, и я частенько думала про себя: "Ну, кузина, еслибъ пришлось жить намъ вмѣстѣ, я немножко поубавила бы твоей спѣси и съумѣла бы растолковать тебѣ два-три урока по хозяйской части. Назначивъ тебѣ отдѣльную долю трудовъ и дневныхъ занятій, я отъучила бы тебя сидѣть и зѣвать по цѣлымъ часамъ на мягкомъ диванѣ, и ты забыла бы свои пустыя жалобы и сантиментальные вздохи. Характеръ твой довольно-мягокъ, и, при нѣкоторой опытности, я вижу, тебя не трудно взять въ руки. Но теперь ужь такъ и быть: мечтай и зѣвай себѣ сколько угодно. Свидѣлись мы на короткое время, и при обстоятельствахъ печальныхъ: буду тебя терпѣть и слушать до конца."
Наконецъ Жорджина уѣхала; но теперь, въ свою очередь, Элиза обратилась ко мнѣ съ просьбой погостить еще недѣльку. Ея планы, говорила она, требовали самаго тщательнаго вниманія и всей ея дѣятельности, такъ-какъ она собиралась отправиться въ страну далекую, къ предѣламъ неизвѣстнымъ. Цѣлый день съ утра до вечера, была она заперта въ своей комнатѣ, укладывала сундуки, чемоданы, выпорожнила коммоды, ящики, жгла письма, бумагу, и ни съ кѣмъ не имѣла никакого сообщенія. Меня просила она смотрѣть за домомъ, принимать визиты и отвѣчать на траурныя записки, гдѣ изъявлялось "душевное прискорбіе" о кончинѣ ея "высокопочтенной родительницы".
Однажды утромъ она выбралась изъ своей уединенной кельи, и объявила, что я могу оставить Гетсгедъ.
-- Вы меня очень обязали своими дорогими услугами и скромнымъ поведеніемъ, сказала миссъ Элиза.-- Какая безконечная разница между вами и моей глупой сестрой? Вы идете ровно по своей дорогѣ жизни и не обременяете никого, между-тѣмъ-какъ Жорджина всѣмъ вѣшается на шею, и всѣмъ надоѣдаетъ. Завтра я отправляюсь за границу, и, вѣроятно, оставлю Англію на всю жизнь: эта страна уже давно, въ моихъ глазахъ, не имѣетъ никакого смысла, и я рада, что могу наконецъ распрощаться съ нею навсегда. Мѣстопребываніемъ моимъ будетъ тихая обитель недалеко отъ Лилля -- на языкѣ свѣта, это называется женскимъ монастыремъ: тамъ найду я успокоеніе для своей души и мирный пріютъ для взволнованныхъ чувствъ. Нѣкоторое время, съ моей стороны, будетъ посвящено тщательному изслѣдованію обрядовъ римско-католической церкви, и если окажется -- въ чемъ я почти не сомнѣваюсь -- что догматы ея вполнѣ сообразны съ высшими нравственными цѣлями человѣческой жизни, я прійму немедленно римское вѣроисповѣданіе и облекусь, по неей вѣроятности, въ иноческій санъ.
Я не выразила изумленія при этомъ рѣшеніи. "Что дѣлать?" думала я: "ужь видно такова ея судьба. Пусть будетъ она счастлива въ своей обители близь Лилля.
На прощаньи, миссъ Элиза сказала спокойнымъ тономъ:
-- Прощайте, кузина Дженни Эйръ! Желаю вамъ благополучія: въ васъ есть нѣкоторые проблески здраваго разсудка.
Послѣдняя выходка нѣсколько озадачила меня, и я поспѣшила отвѣчать.
-- Нельзя сказать, кузина, чтобъ и въ васъ совсѣмъ не было разсудка. Впрочемъ, это до меня не касается: вы можете дѣлать что вамъ угодно.
-- Конечно могу, и всегда стану дѣлать, что внушитъ мнѣ здравый смыслъ.
Съ этими словами мы разстались... на всю жизнь. Такъ-какъ я не надѣюсь имѣть удобнаго случая воротиться еще разъ къ своимъ кузинамъ, то ужь за-одно объявлю здѣсь, съ позволепія читателя, что Жорджина, въ скоромь времени, составила въ Лондонѣ довольно-выгодную партію, завербовавъ себѣ въ супруги моднаго денди пожилыхъ лѣтъ, съ подагрою въ ногахъ. Элиза, между-тѣмъ, послѣ нѣсколькихъ назидательныхъ бесѣдъ съ отцами-іезуитами, отказала имъ все свое имѣніе, и постриглась въ католическомъ монастырѣ, гдѣ она теперь игуменьей.
Какія чувства пробуждаются въ душѣ при возвращеніи домой, послѣ кратковременнаго или продолжительнаго отсутствія, я не знала и до-сихъ-поръ не имѣла никакихъ опытовъ въ этомъ родѣ. Когда, бывало, встарину, въ своемъ дѣтствѣ, я возвращалась домой послѣ продолжительной прогулки, усталая и окоченѣлая отъ холода, меня, по обыкновенію, бранили за кислую физіономію, или становили въ уголъ на колѣни. Нѣсколько позже, въ благотворительномъ Ловудѣ, я возвращалась по воскресеньямъ изъ церкви съ голоднымъ желудкомъ, и съ нетерпѣніемъ, грѣясь у камина, ожидала своей порціи, которую часто у меня отнимали взрослыя и голодныя дѣти. Оба эти способа возвращенія домой, нельзя сказать, чтобъ были слишкомъ-пріятны, и встарину, вообще, никакой магнитъ не притягивалъ меня къ стѣнамъ моего постояннаго пріюта. Надлежало испытать, какой характеръ будетъ имѣть мое возвращеніе въ Торнфильдскій-Замокъ.
Моя дорога была скучна, очень-скучна: пятьдесятъ миль въ первый день, безпокойная ночь въ трактирѣ и пятьдесятъ миль во второй день. Въ-продолженіе первыхъ двѣнадцати часовъ я думала о мистриссъ Ридъ въ ея послѣднія минуты, воображала ея безцвѣтное, безобразное лицо и слышала ея странный, измѣнившійся голосъ. Я возобновляла въ своей памяти похоронный день, гробъ, дроги, черную свиту факельщиковъ и слугъ, церемонное шествіе немногихъ родственниковъ и друзей, сіяющій сводъ, мрачную церковь, торжественную службу, печальный гулъ колоколовъ.-- Потомъ я думала о Элизѣ и Жорджинѣ, представляя одну яркой звѣздою модныхъ салоновъ, другую -- затворницей въ монастырской кельѣ: ихъ оригинальные характеры, со всѣми оттѣнками, живо рисовались въ моемъ воображеніи. Вечерній пріѣздъ въ небольшой уѣздный городокъ разсѣялъ всѣ эти мысли и сообщилъ имъ другое направленіе: ночью въ уединенной комнатѣ трактира, я перенеслась къ воспоминаніямъ, болѣе-близкимъ для моего сердца.
Итакъ я ѣхала назадъ въ Торнфильдскій-Замокъ; но долго ли мнѣ жить въ немъ? Недолго: въ этомъ я была увѣрена. Письмомъ въ Гетсгедъ на мое имя, мистриссъ Ферфаксъ извѣстила меня, что гости всѣ разъѣхались и мистеръ Рочестеръ уѣхалъ въ Лондонъ недѣли три назадъ, но его ждутъ обратно въ Торнфильдъ черезъ нѣсколько дней. Мистриссъ Ферфаксъ догадывалась, что онъ намѣренъ дѣлать приготовленія къ своей свадьбѣ, такъ-какъ, между-прочимъ, было говорено о покупкѣ новаго экипажа.
-- "Признаюсь вамъ", писала старушка: -- "мысль, что онъ женится на миссъ Ингремъ, всегда представлялась мнѣ довольно-странною, и я готова была убѣждать всѣхъ и каждаго, что мистеръ Рочестеръ отнюдь не имѣетъ въ виду подобной партіи; но теперь всѣ говорятъ объ этомъ, да и сама я слышала такія вещи, послѣ которыхъ всякое сомнѣніе на этотъ счетъ было бы неумѣстнымъ: видно по всему, что свадьба будетъ скоро, не далѣе, можетъ-быть, какъ черезъ мѣсяцъ."
-- Откуда взялись у нея эти мрачныя сомнѣнія? думалая я.-- Слѣпой только могъ не видѣть, что Бланка Ингремъ -- невѣста торнфильдскаго помѣщика. Но въ такомъ случаѣ, зачѣмъ же я ѣду къ мистеру Рочестеру? Не-уже-ли для-того, чтобъ любоваться на его жену, покамѣстъ ей не вздумается прогнать меня изъ дома вмѣстѣ съ моей ученицей.
Всю ночь я видѣла во снѣ миссъ Бланку Ингремъ въ ея розовомъ утреннемъ платьѣ, и мнѣ мерещилось, какъ она запираетъ у меня подъ носомъ ворота Торнфильдскаго-Замка, и съ гордымъ презрѣніемъ указываетъ на большую дорогу: мистеръ Рочестеръ стоитъ подлѣ нея, скрестивъ руки и смѣется сардоническимъ смѣхомъ надо мной и вмѣстѣ надъ своей невѣстой.
Въ письмѣ къ мистриссъ Ферфаксъ я не опредѣлила точный день своего возвращенія, потому-что мнѣ вовсе не хотѣлось, чтобы за мной изъ деревни прислали экипажъ въ Миллькотъ. Я рѣшилась изъ этого города пройдти пѣшкомъ остальное пространство, и оставивъ свой чемоданъ въ гостинницѣ Георга, я отправилась на знакомую дорогу въ шесть часовъ іюньскаго вечера: дорога большею частію проходила мимо луговъ, и пѣшеходовъ въ это время не могло быть.
Былъ прекрасный лѣтній вечеръ, хотя не совсѣмъ блистательный и яркій. Крестьяне по мѣстамъ косили сѣно и складывали въ копны. Легкія облака, тамъ и сямъ, носились по горизонту, не угрожая, однакожъ, проливнымъ дождемъ, и лазурная синева, проглядывавшая изъ-за нихъ на высокомъ небѣ, обѣщала хорошую погоду. Солнце быстро склонялось на западъ, и багровые его лучи еще отстраняли приближеніе ночной прохлады.
Я была рада постепенному сокращенію дороги; рада до такой степени, что однажды спросила себя: что значитъ эта радость? Я возвращалась не домой, и Торнфильдъ не былъ даже моимъ постояннымъ пріютомъ, гдѣ ожидали меня родственники и друзья: къ-чему же я радовалась? Мистриссъ Ферфаксъ, вѣроятно, съ улыбкой выйдетъ ко мнѣ навстрѣчу и скажетъ -- "добро пожалуйте!", вотъ и все тутъ; да еще развѣ Адель попрыгаетъ вокругъ своей гувернантки; другимъ лицамъ не было до меня никакого дѣла.
Но что прикажете дѣлать съ необузданнымъ и пылкимъ воображеніемъ неопытной молодости? Я увѣрила себя, что нельзя не радоваться при мысли о скоромъ свиданіи съ мистеромъ Рочестаромъ: взглянуть на него еще разъ, казалось для меня истиннымъ наслажденіемъ; нѣтъ надобности, что самъ онъ, вѣроятно, не обратитъ вниманія на воротившуюся гувернантку своей воспитанницы.
"Спѣши, Дженни Эйръ, спѣши! Наслаждайся его присутствіемъ, пока можешь: черезъ нѣсколько недѣль ты должна распроститься съ нимъ на всю жизнь! "
И подъ внушеніемъ этого фантастическаго голоса, я бѣжала изо всѣхъ силъ, останавливаясь но-временамъ перевести духъ и подумать о вѣроятной встрѣчѣ съ владѣльцемъ Торнфильда.
На торнфильдскихъ лугахъ тоже косили сѣно; но уже крестьяне, съ моимъ приближеніемъ, покончили дневныя работы и возвращались по домамъ съ косами на плечахъ. Мнѣ остается перебѣжать одно только поле, и за нимъ уже виднѣются ворота замка. Дикія розы цвѣтутъ подъ моими ногами, но я не обращаю на михъ вниманія, и не гляжу на высокій шиповникъ подлѣ плетня, окаймляющаго торнфильдское помѣстье. Вотъ широкій камень подлѣ забора и на камнѣ сидитъ... мистеръ Рочестеръ съ книгой и карандашомъ въ рукахъ. Онъ пишетъ.
Конечно онъ не духъ, не выходецъ съ того свѣта; но нервы мои разстроиваются, и на минуту я теряю всякую власть надъ собою. Что жь это значить? Я никакъ не думала, что буду дрожать при видѣ его, потеряю голосъ и способность къ движеніямъ въ его присутствіи. Но-уже-ли мнѣ стоять передъ нимъ, прикованной на одномъ и томъ же мѣстѣ? Надобно бѣжать, во что бы ни стало: и знаю другую дорогу къ замку. Это, однакожь, не значитъ, что я знаю ихъ двадцать: мистеръ Рочестеръ увидѣлъ меня.
-- Эй, эй! кричитъ онъ, закрывая книгу и укладывая карандашъ.-- Подойдите сюда, миссъ Дженни!
Не знаю, какъ это вышло, но я подхожу все ближе и ближе, теряя всякое сознаніе о собственномъ движеніи и стараясь придать спокойный видъ своему лицу. Мои нервы бьюгся сильнѣе и сильнѣе, мускулы, противъ моей воли, бьютъ тревогу на лицѣ, и я напрасно употребляю исполинскія усилія подавить восторгъ своего сердца. На мнѣ была вуаль; но куда и какъ она слетѣла, не знаю.
-- Вотъ, наконецъ, и Дженни Эйръ! Не-уже-ли вы идете пѣшкомъ, однѣ, изъ Милькота? Выходка, достойная васъ, храбрая дѣвица! Не послать за каретой единственно для-того, чтобы имѣть удовольствіе прокрасться домой, въ сумерки, на-подобіе легкой тѣни или фантастическаго призрака, невидимаго для смертныхъ очей! Какого же чорта вы дѣлали этотъ послѣдній мѣсяцъ?
-- Я была у тётушки, сэръ, въ Гетсгедѣ: она умерла, и мы ее похоронили.
-- Премудрый отвѣтъ! Дженни Эйръ идетъ изъ другаго міра, изъ преисподней, гдѣ живутъ мертвецы, и она изволитъ отдавать отчетъ въ своихъ похожденіяхъ, встрѣтивъ меня одного, среди поля, на закатѣ солнца! Хотѣлось бы мнѣ прикоснуться къ вамъ, воздушный гномъ, и удостовѣриться осязаніемъ, человѣкъ вы или тѣнь! Но и то сказать: скорѣе поймаешь голубой ignis fatuns въ грязномъ болотѣ, чѣмъ васъ, фантастическая сильфида.-- Какъ не стыдно, Дженни Эйръ! прибавилъ онъ послѣ минутнаго молчанія: -- пропадали вы цѣлый мѣсяцъ, и ужь, разумѣется, совсѣмъ забыли своего друга!
Я знала, скоро будутъ покончены всякія отношенія между мной и мистеромъ Рочестеромъ, и онъ забудетъ свою гувернантку; но тѣмъ не менѣе свидѣться съ нимъ, по-крайней-мѣрѣ на нѣсколько дней, я заранѣе считала истиннымъ наслажденіемъ. Въ немъ было неистощимое богатство внутренней силы, распространявшей удовольствіе и отраду на все, что его окружало: такъ, по-крайней -- мѣрѣ, казалось мнѣ -- и вѣроятно мнѣ одной. Его послѣднія слова показались для меня слишкомъ-многозначительными. Мистеръ Рочестеръ, съ видимымъ безпокойствомъ, желаетъ знать: забыла я его, или нѣтъ? Значитъ, мое воспоминаніе имѣетъ для него нѣкоторую важность. Онъ говоритъ о Торнфильдѣ, какъ о моемъ домѣ: не-уже-ли, въ-самомъ-дѣлѣ, возвращаюсь я подъ гостепріимный, дружескій кровь?
Онъ продолжалъ сидѣть на камнѣ, и я не смѣла подойдти къ нему ближе. Скоро я спросила: точно ли былъ онъ въ Лондонѣ?
-- Да, былъ: какъ вы это знаете?
-- Мистриссъ Ферфаксъ писала мнѣ объ этомъ въ Гегсгедъ.
-- И она, разумѣется, извѣстила васъ, что я намѣренъ дѣлать?
-- Да, сэръ: всѣмъ извѣстно, какія приготовленія дѣлаются теперь въ Торнфильдѣ.
-- Вамъ надобно взглянуть на мою коляску, Дженни, и сказать, годится ли она для будущей мистриссъ Рочестеръ. Впрочемъ, я увѣренъ, коляска вамъ понравится, и вы найдете, что супруга моя будетъ въ ней казаться блистательной красавицей перваго разряда. Только вотъ-что, Дженни: нѣтъ ли у васъ какого-нибудь волшебнаго снадобья, которое могло бы сдѣлать изъ меня идеальнаго красавца? Вѣдь вы, волшебница, Дженни?
-- Волшебныя чары не могутъ помочь вамъ, сэръ, отвѣчала я наивнымъ тономъ, и тутъ же прибавила про себя:-- для любящаго глаза -- вы первый красавецъ въ мірѣ: энергическое выраженіе вашего лица превосходить всякую красоту.
Мистеръ Рочестеръ почти всегда читалъ мои тайныя мысли, и теперь, безъ-сомнѣнія, угадалъ мой непроизнесенный отвѣтъ: онъ улыбнулся-на меня своею оригинальною улыбкой, которая въ рѣдкихъ только случаяхъ озаряла его суровую физіономію. Въ моихъ мечтахъ слилась теперь эта улыбка съ послѣднимъ лучомъ догорѣвшаго солнца.
-- Ну, Дженни, можете теперь идти домой, сказалъ онъ, вставая съ камня:-- пора вамъ успокоить свои усталыя маленькія ноги въ дружескомъ ночлегѣ.
И повиновалась и, не говоря ни слова, прошла мимо его; но непреодолимая сила заставила меня оборотиться назадъ, и я невольно проговорила:
-- Благодарю васъ, мистеръ Рочестеръ, за вашу ласковую, радушную встрѣчу. Я очень-рада воротиться къ вамъ назадъ, и чувствую, что домъ вашъ -- родной мой пріютъ.
И я побѣжала впередъ съ такою быстротою, что онъ не могъ догнать меня, еслибъ захотѣлъ. Маленькая Адель бросилась ко мнѣ на шею съ выраженіемъ самаго бурнаго восторга. Мистриссъ Ферфаксъ приняла меня съ своимъ обыкновеннымъ, спокойнымъ радушіемъ. Лія улыбалась, встрѣчая меня, и даже нянька Адели съ искреннимъ удовольствіемъ привѣтствовала меня своимъ -- "bonsoir, mademoiselle!" Все это наполняло восторгомъ мою душу. Нѣтъ на землѣ счастья прочнѣе того, которое испытываешь при мысли, что тебя любятъ, и при сознаніи, что твоимъ присутствіемъ увеличивается благополучіе другихъ.
Въ этотъ вечеръ я уже рѣшительно не думала о своей будущей судьбѣ, и старалась подавить неумолимый внутренній голосъ, говорившій о необходимости скорой разлуки. Началась и кончилась чайная церемонія. Мистриссъ Ферфаксъ принялась за свою работу; я поспѣшила занять подлѣ нея свое мѣсто на низенькомъ стулѣ; Адель угнѣздилась противъ меня на коврѣ, чтобъ удобнѣе смотрѣть мнѣ въ глаза; и когда такимъ-образомъ чувство взаимной привязанности окружило насъ золотою цѣпью мира, я внутренно произносила безмолвную молитву, чтобъ наша разлука наступила какъ-можно-позже. Между-тѣмъ, совсѣмъ неожиданно вошелъ мистеръ Рочестеръ, и, по видимому, залюбовался на эту дружескую группу, счастливую и вполнѣ довольную своимъ соединеніемъ подъ кровомъ его прародительскаго дома. Онъ поздравилъ мигтриссъ Ферфаксъ, съ благополучнымъ прибытіемъ ея нареченной дочери, и когда вслѣдъ за тѣмъ прибавилъ, что Адель уже обрадовалась случаю "à croquer за petite maman anglaise" -- въ моей душѣ возродилась слабая надежда, что онъ намѣренъ, вѣроятно, даже послѣ своей женитьбы, соединить насъ гдѣ-нибудь подъ общимъ кровомъ, и не лишить своего покровительства и надзора.
Двѣ недѣли сомнительнаго спокойствія послѣдовали за моимъ возвращеніемъ въ Торнфильдскій-Замокъ. Никто не говорилъ о предстоящей свадьбѣ, и я совсѣмъ не видѣла приготовленій къ этому важному событію. Каждый день почти я разспрашивала мистриссъ Ферфаксъ на-счетъ какихъ-нибудь рѣшительныхъ слуховъ; но она всегда давала отрицательные отвѣты. Однажды она и сама спросила мистера Рочестера, когда намѣренъ онъ ввести въ свой домъ ожидаемую невѣсту; но онъ отдѣлался шуточнымъ отпѣтомъ и однимъ изъ тѣхъ странныхъ взглядовъ, изъ которыхъ нельзя было вывести никакого положительнаго заключенія.
Всего больше изумляло меня то, что по все это время не было никакихъ сообщеній съ Ингремскимъ-Паркомъ, никто не пріѣзжалъ оттуда, и никого не посылали туда изъ Торнфильдскаго-Замка. Правда, Ингремскій-Паркъ находился отъ насъ въ двадцати миляхъ, на краю другаго уѣзда; но что могло значить такое пространство для пламеннаго любовника, и особенно для такого неутомимаго всадника, какъ мистеръ Рочестеръ? Отрадныя надежды, одна за другою, пробирались въ мою голову, и я начинала думать, что дѣло вѣроятно разошлось, что слухъ былъ ложный, что одна или обѣ партіи перемѣнили свои мысли. Я старалась подтвердить эти догадки своими наблюденіями надъ физіономіей мистера Рочестера; но теперь онъ былъ совершенно-спокоенъ, и ни одно облако досады или печали не омрачало его лица. Случалось, когда Адель и я сидѣли въ его комнатѣ, и невольная грусть западала въ мою душу, онъ, напротивъ, становился веселымъ и безпечнымъ, и старался развеселить насъ обѣихъ. Онъ призывалъ меня все чаще и чаще, дѣлался съ каждымъ днемъ предупредительнѣе и нѣжнѣе, и увы! никогда я не любила его съ такою горячностью, какъ въ эти нерѣшительные дни.