Первая учебная треть въ ловудской школѣ показалась для меня вѣкомъ -- желѣзнымъ вѣкомъ борьбы съ новыми правилами и непривычными занятіями. Страхъ быть неисправной въ этомъ отношеніи мучилъ меня гораздо-больше, чѣмъ физическія затрудненія, соединенныя съ новой жизнью. Нужно было имѣть крѣпкій и ничѣмъ неповрежденный организмъ, чтобъ въ-конецъ не разстроить своего здоровья.
Въ-продолженіе января, февраля и половины марта, глубокіе снѣга, и затѣмъ, послѣ оттепели, почти непроходимыя дороги ограничивали наши прогулки только садовыми стѣнами, да еще церковью, куда регулярно мы должны были ходить каждое воскресенье; но и въ этихъ предѣлахъ намъ предписывалось каждый день быть на открытомъ воздухѣ не менѣе часа. Форменное платье не могло защитить насъ отъ суровой стужи: намъ не позволялось носить калошъ или сапоговъ, и снѣгъ безпрепятственно забивался въ наши башмаки; руки безъ перчатокъ коченѣли отъ холода, и покрывались цыпками, такъ же какъ и ноги: скидать башмаки вечеромъ и надѣвать ихъ поутру на распухшія ноги было для меня нестерпимою пыткой. Скудный и голодный столъ далеко не вознаграждалъ насъ за эти страданія, претерпѣваемыя каждый день: при остромъ аппетитѣ выростающихъ дѣтей, намъ раздавались порціи, едва способныя поддержать жизнь дряхлыхъ старухъ. Отъ этого недостатка въ пищѣ, происходили разныя злоупотребленія, падавшія всею своею тяжестью на младшихъ дѣвицъ: старшія дѣвицы, подстрекаемыя голодомъ, выманивали или отнимали у насъ порціи при каждомъ удобномъ случаѣ. Нѣсколько разъ случалось мнѣ раздѣлять драгоцѣнный кусокъ пеклеванной булки между двумя голодными просительницами, тогда-какъ третья насильно вырывала изъ моихъ рукъ кружку кофе. Лишенная такимъ-образомъ своей обыкновенной порціи, я заливалась горькими слезами, не смѣя притомъ никогда жаловаться на голодъ.
Воскресенья были преимущественно мучительными днями въ эту зимшою пору. Мы должны были ходить за двѣ мили въ броккельбридскую церковь, гдѣ, по обыкновенію, совершалъ богослуженіе попечитель нашего заведенія, мистеръ Броккельгерстъ: дрожа отъ стужи на дорогѣ, мы ничуть не согрѣвались въ холодной церкви, и всѣ дѣвицы, послѣ обѣдни, едва могли держаться на ногахъ. Такъ-какъ возвращаться домой, послѣ утренней службы, было бы слишкомъ-далеко, то намъ раздавались скудныя порціи хлѣба и холоднаго мяса на церковной паперти, и этимъ ограничивался нашъ праздничный обѣдъ. Затѣмъ мы слушали вечерню и, наконецъ, изнуренныя холодомъ и голодомъ, возвращались опять въ свою школу съ отмороженными ушами и носами.
Помню очень-ясно, какъ миссъ Темпель бѣжала впереди насъ въ своемъ тепломъ салопѣ, ободряя дѣтей наставленіями и примѣромъ не терять присутствія духа и маршировать впередъ подобно "храбрымъ солдатамъ". Другія дамы, одѣтыя слишкомъ-легко и почти такъ же изнуренныя, какъ мы, не могли утѣшать дѣтей и заботились только о самихъ-себѣ.
Съ какимъ нетерпѣніемъ, по возвращеніи домой, мы спѣшили сгруппироваться подлѣ затопленныхъ каминовъ! Но, увы! не всѣ могли пользоваться этимъ наслажденіемъ: каждый очагъ въ классной залѣ немедленно окружался двойнымъ рядомъ взрослыхъ дѣвицъ, и около нихъ уже терлись младшія дѣти, стараясь отогрѣть окоченѣлыя руки въ своихъ передникахъ.
Вечеромъ, къ великому утѣшенію всей проголодавшейся школы, угощали насъ чаемъ, и при этой церемоніи каждая дѣвица получала по цѣлому пеклеванному хлѣбу. Мнѣ удавалось изъ этой порціи сберечь для себя только половину, а остальная часть неизмѣнно поступала въ распоряженіе старшихъ.
Визиты мистера Броккельгерста были каждый разъ замѣчательнымъ событіемъ для всей школы; но первый мѣсяцъ послѣ моего прибытія въ Ловудъ находился онъ въ отлучкѣ, и его отсутствіе служило для меня великимъ утѣшеніемъ. Нѣтъ надобности распространяться, почему я особенно боялась прибытія этого господина; но наконецъ онъ прибылъ.
Разъ, послѣ обѣда, когда я сидѣла съ аспидной доской на колѣняхъ, ломая голову надъ длиннымъ рядомъ цифръ, глаза мои, случайно обращенные къ окну, завидѣли прямую и высокую фигуру, проходившую мимо оконъ. Инстинктъ меня не обманулъ: то былъ дѣйствительно страшный мистеръ Броккельгерстъ, и когда минуты черезъ двѣ вошелъ онъ въ залу, всѣ мгновенно поднялись съ своихъ стульевъ и скамеекъ, отъ первой классной дамы до послѣдней ученицы. Длинный увѣсистый шагъ измѣрилъ классную залу, и передъ миссъ Темпель, вставшей съ своего мѣста, остановился тотъ же черный столбъ, который бросилъ на меня въ Гетсгедѣ такіе зловѣщіе взоры. Это былъ мистеръ Броккельгерстъ въ длинно-поломъ сюртукѣ, застегнутомъ на всѣ пуговицы; и ужасенъ былъ взглядъ мистера Броккельгерста!
Были у меня слишкомъ-важныя причины бояться прибытія попечителя ловудской школы: я хорошо помнила коварные намеки своей тётки и обѣщаніе господина Броккельгерста извѣстить миссъ Темпель о порочныхъ свойствахъ моей природы. Все это время я боялась исполненія этого обѣщанія, и вотъ наступилъ наконецъ роковой часъ, когда страшный человѣкъ долженъ былъ навсегда опозорить мое имя въ кругу новыхъ моихъ подругъ. Онъ стоялъ подлѣ миссъ Темпель и тихо говорилъ ей на ухо: я не сомнѣвалась, что онъ дѣлаетъ ей пагубныя открытія на-счетъ моего характера, и каждую минуту, съ замираніемъ сердца ожидала, что взоръ его, исполненный презрѣнія и гнѣва, обратится на меня. Я прислушивалась внимательно, и, къ-счастію, могла съ своего мѣста разслышать почти каждое слово. Содержаніе разговора успокоило меня.
-- Нитки, я думаю, годятся, миссъ Темпель: для коленкоровыхъ рубашекъ лучше не надо, и я уже сдѣлалъ распоряженіе прибрать къ нимъ иголки. Вы можете сказать миссъ Смитъ, что я забылъ распорядиться на-счетъ вязальныхъ иголъ -- на будущей недѣлѣ она получитъ ихъ полный комплектъ, только потрудитесь объявить, чтобъ каждая воспитанница получала въ свое время никакъ не болѣе одной иголки, иначе онѣ будутъ ихъ тратить безъ разбора и безъ счета. Да вотъ что еще, миссъ Темпель: я недоволенъ присмотромъ за шерстяными чулками. Когда прошлый разъ заходилъ я въ кухню, и осматривалъ бѣлье, которое сушилось на веревкахъ, мнѣ бросилось въ глаза неисправное состояніе дѣтской обуви, и я нашелъ на многихъ чулкахъ огромныя диры: рекомендую чинить ихъ какъ-можно-чаще.
Мистеръ Броккельгерстъ пріостановился.
-- Распоряженія ваши будутъ исполнены, сэръ, сказала миссъ Темпель.
-- Еще, сударыня, продолжалъ попечитель: -- прачка донесла мнѣ, что нѣкоторымъ дѣвицамъ на этой недѣлѣ даны двѣ косынки: это слишкомъ-много, и вамъ надобно помнить, что инструкція назначаетъ только по одной косынкѣ на каждую недѣлю.
-- Позвольте мнѣ объяснить вамъ это обстоятельство. Катарина и Агнеса Джонстонъ въ прошлый четвергъ были приглашены на чай къ своимъ родственникамъ, и по этому поводу я сочла необходимымъ выдать имъ чистыя косынки.
Мистеръ Броккельгерстъ кивнулъ головой.
-- Очень-хорошо, исключеніе можетъ быть допущено изъ этого правила; но старайтесь по-крайней-мѣрѣ, чтобъ подобные случаи повторялись не часто. Вотъ что, однакожь, всего болѣе изумило меня: пересматривая отчеты ключницы, я нашелъ, что въ послѣдніе двѣ недѣли дѣвицамъ былъ приготовленъ полдникъ, состоявшій изъ сыра и хлѣба. Какъ это могло случиться? Напрасно справлялся я съ уложеніями нашего заведенія: въ нихъ ничего не упомянуто относительно такого полдника. Кто же, и по какому праву, безъ моего вѣдома, отваживается на такія нововведенія?
-- Въ этомъ виновата одна я, милостивый государь, отвѣчала миссъ Темпель: -- для дѣтей былъ два раза приготовленъ такой негодный завтракъ, что они не могли его кушать, и я рѣшилась не допустить ихъ голодать до обѣденнаго времени.
-- Сударыня, это уже изъ рукъ вонъ, позвольте вамъ замѣтить! Если вы хорошо понимаете мой планъ воспитанія дѣвицъ, то вамъ должно-быть извѣстно, что я намѣренъ систематически пріучать ихъ къ трудамъ, терпѣнію и даже самоотверженію: всякая поблажка и роскошь строжайшимъ образомъ исключены изъ моей педагогической инструкціи. Что за бѣда, если разъ или два дѣти испытаютъ мелкую непріятность отъ недостатка въ какомъ-нибудь лакомствѣ? Здѣсь впервые для нихъ открывается благопріятный случай пріучать себя къ перенесенію разнообразныхъ лишеній, которыя неминуемо ихъ ожидаютъ на широкомъ полѣ жизни, испещренномъ терніями и волчцами. Должно притомъ всегда имѣть въ виду, что, по мѣрѣ ослабленія тѣла, укрѣпляется и возвышается духъ нашъ, для котораго не имѣютъ никакой цѣны физическія нужды. Воздержаніе и постничество, во всѣ времена и при всѣхъ обстоятельствахъ, были всегда лучшими руководителями человѣка на пути его духовной дѣятельности. Вы, конечно, должны знать, сударыня, что душеспасительное слово дороже для насъ всякаго лакомаго блюда, и однако, что жь вы дѣлаете? Приказываете раздавать хлѣбъ и сыръ въ ту пору, какъ пригорѣла размазня; и утучняя такимъ-образомъ грѣшную плоть своихъ питомицъ, вовсе не думаете о существенной потребности ихъ безсмертныхъ душъ,
И переполненный этими чувствованіями, мистеръ Броккельгерстъ пріостановился, вѣроятно для того, чтобъ обсудить произведенное впечатлѣніе. Миссъ Темпель, въ началѣ этой рѣчи, стояла опустивъ глаза въ землю; но теперь она высоко подняла голову и ея лицо, естественно блѣдное, какъ мраморъ, получило также холодность и твердость этого матеріала: замкнутый ротъ ея какъ-будто ожидалъ рѣзца ваятеля, чтобъ быть открытымъ, и на челѣ ея постепенно обрисовалась окаменѣлая суровость.
Между-тѣмъ мистеръ Броккельгерстъ, заложивъ руки назадъ, стоялъ на коврѣ, подлѣ камина, и величественно обозрѣвалъ всю школу. Но вдругъ его глазъ засверкалъ и заморгалъ, какъ-будто что-то-упало на его зрачокъ; сдѣлавъ крутой поворотъ, онъ началъ скороговоркой:
-- Что я вижу, миссъ Темпель, что я вижу? Какими судьбами въ нашемъ заведеніи очутилась дѣвушка съ кудрями? Какъ осмѣливаются здѣсь завивать волосы? Скажите, какъ, имя этой дѣвушки!
И протянувъ дрожащею рукою свою палку, онъ указалъ на страшный предметъ, поразившій его глаза.
-- Это Юлія Севернъ, отвѣчала миссъ Темпель спокойнымъ тономъ.
-- Юлія Севернъ -- поздравляю васъ съ ней! Кто же смѣлъ уполномочить ее завивать волосы? По какому наважденію и съ которыхъ поръ, благотворительное заведеніе столь-открыто начинаетъ дѣлаться пріютомъ для нечестивыхъ обычаевъ свѣта?
-- Волосы у Юліи завиты самою природой, милостивый государь, отвѣчала миссъ Темпель.
-- Прекрасно! Да кто же вамъ сказалъ, что мы должны здѣсь сообразоваться съ капризами природы? Я говорилъ вамъ, повторяю и еще, что строгая нравственность выше всякихъ законовъ природы. Въ инструкціи моей обозначено коротко и ясно, что волосы у всѣхъ дѣвицъ должны быть убраны скромно, безъ всякой соблазнительной вычурности. Миссъ Темпель, рекомендую вамъ озаботиться на-счетъ головы Юліи Севернъ: завтра же я пришлю цирюльника, которому вы прикажете обстричь ее на-голо. Да вотъ, кажется, и другія дѣвицы, наперекоръ моимъ постановленіямъ, слишкомъ отростили волосы: прикажите встать первой скамейкѣ и оборотиться лицами къ стѣнѣ.
Миссъ Темпель приложила платокъ къ губамъ, чтобъ скрыть невольную улыбку; однакожъ поспѣшила исполнить приказаніе, и всѣ дѣвицы перваго класса, по ея знаку, оборотились своими лицами къ стѣнѣ, выдѣлывая при этомъ маневрѣ очень-непріятныя гримасы. Около пяти минутъ мистеръ Броккельгерстъ разсматривалъ оборотныя стороны этихъ живыхъ медалей и потомъ, громкимъ голосомъ, произнесъ свой рѣшительный приговоръ:
-- Завтра же срѣзать всѣ эти головные банты!
Миссъ Темпель сдѣлала нѣсколько возраженій.
-- Вы забываете, сударыня, что мое, какъ и ваше призваніе -- умерщвлять въ этихъ дѣвицахъ всякія похотѣнія плоти и пріучать ихъ къ воздержанію въ желаніяхъ и мысляхъ. Нѣтъ здѣсь мѣста суетамъ легкомысленнаго міра, погрязнувшаго въ мелкихъ замыслахъ относительно возвышенія тѣлесной красоты. Обстричь всѣхъ этихъ дѣвицъ и не думать болѣе о...
На этомъ мѣстѣ мистеръ Броккельгерстъ былъ остановленъ тремя посѣтительницами, лэди, вошедшими теперь въ комнату. Не мѣшало бы имъ придти нѣсколько поранѣе, чтобъ выслушать назидательный урокъ относительно суеты мірской, потому-что онѣ были блистательно разодѣты въ шолкъ, мѣха и бархатъ. Двѣ младшія лэди, дѣвицы лѣтъ шестнадцати, семнадцати, имѣли на своихъ головахъ сѣрыя бобровыя шляпки, отѣненныя страусовыми перьями, откуда, по обѣимъ сторонамъ, кокетливо выставлялись густые черные волосы, завитые по послѣдней модѣ. Старшая лэди, въ драгоцѣнномъ бархатномъ манто на горностаевомъ мѣху, украсила свое чело фальшивыми французскими локонами.
Миссъ Темпель съ достодолжнымъ уваженіемъ поспѣшила принять этихъ дамъ, и онѣ заняли свои почетныя мѣста среди классной залы. Это были -- супруга и прекрасныя дочери мистера Броккельгерста, пріѣхавшія вмѣстѣ съ нимъ въ одной каретѣ. Въ ту пору какъ онъ велъ переговоры съ ключницей и прачкой, дамы обозрѣвали верхніе покои, и теперь продолжали, въ строгомъ и величественномъ гонѣ, сообщать свои замѣчанія миссъ Смитъ, которая завѣдывала бѣльемъ и всѣми принадлежностями дортуара. Я однакожи не имѣла досуга вслушаться въ ихъ разговоръ: другіе предметы, болѣе важные, овладѣли всѣмъ моимъ вниманіемъ.
Вслушиваясь въ переговоры господина Броккельгерста и миссъ Темпель, я принимала въ то же время всѣ необходимыя предосторожности, чтобъ скрыть свою особу отъ зловѣщихъ наблюденій. Для этой цѣли, сидя на послѣдней скамейкѣ, я притворилась, будто со всѣмъ усердіемъ занимаюсь ариѳметической задачей, и прикрылась аспидной доской такимъ-образомъ, что она совершенно заслоняла мое лицо. Такая уловка, нѣтъ сомнѣнія, имѣла бы вожделѣнный успѣхъ, если бы измѣнническая доска не выскользнула изъ рукъ и не разбилась въ-дребезги съ такимъ оглушительнымъ трескомъ, что взоры всѣхъ невольно обратились на мою сторону. Теперь уже не сомнѣвалась я, что погибель моя неизбѣжна.
-- Какая неосторожная дѣвчонка! воскликнулъ мистеръ Броккельгерстъ, и прежде чѣмъ успѣла я опомниться, прибавилъ:-- да это кажется новая воспитанница, если не ошибаюсь. Мнѣ надобно сказать относительно ея нѣсколько словъ.
Затѣмъ, послѣ минутной паузы, онъ сказалъ громко и съ разстановкой:
-- Пусть дѣвчонка, разбившая доску, выступитъ впередъ!
Я задрожала и чуть не повалилась на полъ; но двѣ взрослыя дѣвушки, сидѣвшія подлѣ, выдвинули меня изъ за-стола, и передали на руки миссъ Темпель, которая, помогая мнѣ идти, шептала на ухо:
-- Не бойся, мой другъ, я видѣла, что это случайно: тебя не накажутъ.
Этотъ ласковый шопотъ острымъ кинжаломъ вонзился въ мое сердце.
"Еще минута, и она станетъ презирать меня какъ лицемірку!" думала я, чувствуя въ то же время, какъ сильнѣйшая, изступленная злоба волнуетъ всю мою кровь. Мистриссъ Ридъ, Броккельгерстъ и компанія, завертѣлись въ моихъ глазахъ, какъ гнусные разбойники, достойные позорной казни. Я была, повидимому не то, что Елена Бернсъ.
-- Поставьте сюда эту скамейку, сказалъ мистеръ Броккелнерстъ, указывая на высокую скамью, которую только-что оставила старшая перваго класса. Скамейку поставили.
-- Пусть она встанетъ на нее!
И меня встащили, кто и какъ, я уже не могла понять, потому-что всѣ предметы перепутались въ моей головѣ. Я чувствовала только, что теперь стояла передъ самымъ носомъ Броккельгерста, и что онъ впился въ меня своими страшными глазами.
-- Милостивыя государыни, сказалъ онъ, обращаясь къ своей семьѣ:-- миссъ Темпель, классныя дамы и дѣти, видите ли вы эту дѣвчонку?
Конечно видѣли, и я чувствовала, какъ глаза ихъ, словно зажигательныя стекла, обратились на мою пылающую кожу.
-- И такъ вы видите, что она еще молода, и различаете въ ней всѣ формы обыкновенныхъ дѣтей. Господь, въ неизрѣченной Своей благости, даровалъ ей фигуру, общую всѣмъ намъ, и нѣтъ на ея лицѣ замѣтныхъ признаковъ нравственнаго безобразія. Кто же могъ бы подумать, что злой духъ уже отъискалъ въ ней свою покорную и усердную слугу? Это однакожъ, смѣю насъ увѣрить, не подвержено никакому сомнѣнію.
Послѣдовала продолжительная пауза; усиленное біеніе нервовъ постепенно прекращалось, и я почувствовала въ себѣ довольно твердости.
-- Любезныя мои дѣти, продолжалъ мистеръ Броккельгерстъ съ особенной энергіей: -- это, скажу я вамъ, грустный, печальный случай, и я долженъ, съ сокрушеніемъ сердечнымъ, объявить, что эта злосчастная тварь заранѣе обречена на неизбѣжную гибель. Остерегайтесь ея всѣми возможными способами, избѣгайте ея примѣра и даже, въ случаѣ нужды, совсѣмъ исключите ее изъ вашего общества, и устройте такъ, чтобъ она не принимала никакого участія въ вашихъ играхъ и прогулкахъ. Къ вамъ обращаюсь, учительницы и классныя дамы: слѣдите за всѣми ея движеніями, взвѣшивайте каждое ея слово и какъ-можно чаще наказывайте ея грѣховное тѣло, чтобъ спасти, если еще можно, ея душу. Но увы! съ замираніемъ сердца, я долженъ возвѣстить, что это несчастное дитя, рожденное въ христіанской странѣ и воспитанное въ домѣ христіанскихъ родственниковъ, хуже всякой язычницы, поклоняющейся идоламъ. Слушайте теперь, что скажу вамъ: эта дѣвчонка -- лгунья!
Послѣдовала пауза, продолжавшаяся минутъ десять. Владѣя теперь собою совершенно, я замѣтила, какъ дѣвицы Броккельгерстъ вынули изъ ридикюлей свои батистовые платочки, и какъ лэди Броккельгерстъ, испуская глубокіе вздохи, повторяла:-- Какой страшный, необыкновенный случай!
Мистеръ Броккельгерстъ, успокоившись отъ внутренняго волненія, продолжалъ такимъ-образомъ:
-- Это я узналъ отъ ея благодѣтельницы, отъ благочестивой и сердобольной женщины, которая, изъ одного состраданія, приняла ее въ лоно своего семейства, чтобъ воспитать наравнѣ съ собственными дѣтьми; но за всѣ материнскія попеченія эта несчастная тварь заплатила такою низкою, черною, отвратительною неблагодарностью, что почтенная благодѣтельница принуждена была отдалить ее отъ собственной семьи, изъ опасенія, какъ бы порочный примѣръ ея не заразилъ чистыхъ и невинныхъ членовъ благородной фамиліи. И вотъ она отослала ее сюда, въ наше благословенное училище, питая слабую надежду, что опытность и примѣрное искусство руководителей, успѣютъ можетъ-быть благовременно вырвать съ корнемъ изъ ея души зловредныя сѣмена несчастія и разврата.
При этомъ высокопарномъ заключеніи, мистеръ Броккельгерстъ поправилъ верхнюю пуговицу своего сюртука, пробормоталъ что-то своему семейству, и прекрасныя лэди, поклонившись миссъ Темпель, величественно вышли изъ залы въ сопровожденіи классныхъ дамъ. Мой судья на-минуту остановился на порогѣ и прибавилъ:
-- Пусть она простоитъ еще часъ на этой скамьѣ. Сдѣлайте распоряженіе, чтобъ никто не говорилъ съ нею въ-продолженіе этого дня.
И вотъ стояла я на этой скамейкѣ, выставленная на показъ всѣмъ своимъ товарищамъ, я, которая еще такъ-недавно говорила, что не въ-состояніи буду перенести стыда, если даже просто велятъ мнѣ стоять одной среди залы! Невозможно описать, какія чувства волновали мою грудь. Когда классъ окончился, и дѣвицы встали, одна изъ нихъ, проходя мимо, бросила на меня свои глаза: что за странный свѣтъ озарялъ ихъ, и какое необыкновенное ощущеніе внушалъ этотъ пронзительный взоръ, брошенный на меня! Я подавила начинавшіеся признаки истерики, высоко подняла голову и твердо укрѣпилась на своемъ пьедесталѣ. Елена Бернсъ въ эту минуту подошла за чѣмъ-то къ миссъ Смитъ, получила наказаніе за какую-то пошлость, воротилась на свое мѣсто и, проходя мимо меня, улыбнулась такою улыбкою, которая выразила ея безпредѣльное участіе къ несчастной подругѣ. Но и теперь она носила на своемъ плечѣ "безобразный значокъ", свидѣтельствовавшій о ея неопрятности, и черезъ часъ я слышала, какъ миссъ Скатчердъ осудила ее на хлѣбъ и воду въ-продолженіе цѣлаго ли за какую-то ошибку въ чистописаніи.