Однополчане.
Иванъ Петровичъ Еремѣевъ, изъ родовыхъ Русскихъ дворянъ N. N. Губерніи, служилъ Капитаномъ въ N. N. пѣхотномъ полку. Наслѣдственное его имѣнье состояло изъ пятидесяти двухъ душъ и управляемо было его матерью, занимавшеюся воспитаніемъ трехъ малолѣтныхъ дочерей. Мать Еремѣева была хорошая хозяйка, и въ домѣ не было недостатка ни въ чемъ нужномъ. По смерти ея, имѣнье отдано въ управленіе опекунамъ и, въ нѣсколько лѣтъ, не только что хозяйство пришло въ разстройство, но появились долги. Иванъ Петровичъ, живя однимъ жалованьемъ, опасался, чтобъ при такомъ управленіи его имѣньемъ, сестры не пошли но міру. Взявъ отпускъ, онъ отправился въ свою вотчину, и узнавъ на мѣстѣ о безчинствѣ главнаго опекуна, дальняго родственника, потребовалъ его къ судебной раздѣлкѣ. Процессъ, хозяйство и надзоръ за сестрами требовали его присутствія дома. Онъ принужденъ былъ вытти въ отставку и поселиться въ деревнѣ. Тяжба его была справедлива, и онъ выигралъ ее въ Губерніи, при покровительствѣ Военнаго Губернатора, который, промѣнявъ бранный мечъ на мечъ правосудія, притупилъ имъ крючки ябеды. Но сильный противникъ Ивана Петровича подалъ аппеляцію въ Сенатъ, и бѣдный офицеръ, собравъ послѣднія крохи, долженъ былъ отправиться въ Петербургъ, въ надеждѣ на Бога и на Царя. Прибывъ въ столицу на долгихъ, онъ остановился въ Ямской, и на другой же день, отправился пѣшкомъ въ Сенатъ, узнать, въ какомъ положеніи находится его дѣло. На тротуарѣ Невскаго Проспекта онъ встрѣтилъ стараго сослуживца, того самаго Квартальнаго Надзирателя, о которомъ говорено было выше сего.-Квартальный Надзиратель, выслушавъ разсказъ однополчанина о причинѣ пріѣзда его въ столицу, и предполагая, что казна его въ плохомъ состояніи, предложилъ ему остановиться у него на квартирѣ и раздѣлить побратски хлѣбъ-соль. Пожертвованіе было принято съ такимъ же добродушіемъ, какъ и предложено.
Въ ротѣ, которою командовалъ Иванъ Еремѣевъ, служилъ Прапорщикъ Князь Каверзовъ, выписанный изъ Гвардіи тѣмъ же чиномъ. Полковой Командиръ былъ человѣкъ строгій и безпристрастный. Онъ не обращалъ ни малѣйшаго вниманія ни на богатство, ни на родъ, ни на связи своихъ подчиненныхъ, отличалъ однихъ исправныхъ офицеровъ, и не спускалъ лѣнивцамъ и шалунамъ. Полковой Командиръ даже не распечаталъ рекомендательныхъ писемъ, привезенныхъ въ полкъ Княземъ Каверзевымъ, и заглянувъ въ его формуляръ, сталъ наблюдать за нимъ, какъ говорится, въ оба глаза. Формуляръ Князя былъ не очень бѣлъ. На этотъ разъ аттестація была начертана рукою безпристрастнаго судьи, а не личностью. Князь любилъ спать тогда, когда надлежало исполнять обязанности службы, а когда усталые служаки спали, онъ бодрствовалъ за картами, съ акомпаниментомъ бутылки, или въ обществѣ Но что тутъ распространяться! Довольно того, что Князь велъ себя дурно, и за это весьма часто сидѣлъ подъ арестомъ, дежурилъ не въ очередь и получалъ жестокіе выговоры. Иванъ Петровичъ Еремѣевъ спасалъ его, какъ могъ, отъ гнѣва Полковаго Командира, увѣщевалъ дружески, просилъ исправиться, снисходилъ къ его слабостямъ, и извинялъ его предъ Полковникомъ, приписывая все зло дурному воспитанію, не взирая на то, что Князь воспитывался въ самомъ дорогомъ Французскомъ пенсіонъ, а онъ, Еремѣевъ, примѣрный офицеръ, воспитывался въ Полковой канцеляріи, ибо вступилъ въ службу, изъ родительскаго дома, на шестнадцатомъ году отъ рожденія. Наконецъ Князю вздумалось, однажды, послѣ пирушки, нагрубить Полковому Командиру. Нашла гроза не на шутку. Полковой Командиръ велѣлъ изготовить рапортъ и вознамѣрился отдать непослушнаго подъ военный судъ. Но просьбы Еремѣева смягчили Полковника, и дѣло кончилось тѣмъ, что Князь долженъ былъ подать въ отставку, тогда, какъ онъ надѣялся поступить въ адъютанты къ двоюродному брату своего зятя, и быть переведеннымъ снова въ Гвардію, за отличіе. Князь, хотя былъ повѣса и негодяй, но имѣлъ не злое сердцѣ. Онъ былъ человѣкъ, какихъ мы видимъ множество, то есть: нравственный нуль, Онъ не дѣлалъ зла изъ страха и отъ лѣни, и потому, что не находилъ наслажденія въ злѣ. Обмануть кредитора онъ не почиталъ зломъ, а потому не упускалъ случаевъ воспользоваться ихъ легковѣріемъ, но избѣгалъ того, что могло вредить другому, не принося ему удовольствія. И за это еще спасибо! Есть люди, которые находятъ душевное наслажденіе въ клеветѣ, лжи, обманѣ, лишеніи чести и собственности. Въ сравненіи съ ними Князь былъ добрый человѣкъ. Добра онѣ? не дѣлалъ потому, что не постигалъ, какъ можно дѣлать его, и ограничивался тѣмъ, что, выигрывая въ карты бросалъ деньги нищимъ, и подчивалъ пріятелей. Онъ понималъ, что одинъ человѣкъ можетъ быть пріятнѣе другаго, и что одна женщина нравится болѣе, а другая менѣе; но никакъ не могъ постигнуть, чтобъ можно бьтло любить кого нибудь, кромѣ себя, и лишить себя чего бы ни было въ пользу другаго. На этотъ счетъ онъ не слыхалъ ничего въ пенсіонѣ отъ своихъ учителей, и въ семъ отношеніи былъ настоящимъ Караибомъ. Онъ готовъ былъ изжарить и съѣсть лучшаго своего пріятеля или любовницу, если бъ былъ увѣренъ, что имъ это будетъ не больно. При всемъ томъ онъ чувствовалъ услугу, оказанную ему въ полку Иваномъ Петровичемъ Еремѣевымъ, а потому, встрѣтясь съ нимъ на улицѣ, въ Петербургѣ, пожалъ ему дружески руку, разцѣловалъ и потащилъ обѣдать во французскую ресторацію. Князь не постигалъ, чтобъ можно было инымъ образомъ оказать дружбу, какъ уподчивавъ пріятеля по самое нельзя. О нѣжности чувствъ не говорили ничего въ классахъ того пенсіона, гдѣ Князь воспитывался.
Вотъ они за столомъ, уставленнымъ бутылками и блюдами. Еремѣевъ ѣстъ, а Князь пьетъ за четверыхъ. Но Князь неумѣлъ ни объ чемъ говорить, какъ только объ актрисахъ, о домашнихъ сплетняхъ своихъ знакомыхъ и родныхъ, а Еремѣеву всѣ эти предметы были чужды, и такъ они играли въ молчанку. Наугадъ, чтобъ только сказать что нибудь, Князь пустилъ вопросъ:-"А гдѣ вы живете, Иванъ Петровичъ?" --
Благородная душа Еремѣева только и ждала случая, чтобъ излиться. "Помните ли вы, Князь, Подпоручика нашей роты, Алексѣя Петровича Спиридонова, этого красавца, добраго малаго, служаку, который столько разъ дежурилъ за васъ? "
-- "Помню!" отвѣчалъ Князь разсѣянно, посматривая на сторону и прислушиваясь къ разговору о театрѣ двухъ молодыхъ людей, сидѣвшихъ за другимъ столомъ.
-- "Этотъ благородный юноша долженъ былъ выйти въ отставку, чтобъ прокормить мать свою, разбитую параличемъ. Не имѣя ни родни, ни покровителей, онъ чушь не умеръ съ голоду и съ отчаянья въ этой холодной столицѣ избытка и роскоши, если бъ самъ Богъ не пособилъ ему. Прогуливаясь, однажды, по берегу Невы, онъ спасъ отъ потопленія ребенка. Отецъ этого дитяти, купецъ, далъ ему квартиру въ своемъ домѣ, и, по связямъ своимъ, доставилъ мѣсто въ штатѣ здѣшней Полиціи.... Онъ теперь Квартальнымъ Надзирателемъ"
-- "Fi donc!" сказалъ Князь разсѣянно.
-- "Нѣтъ, не фидонъ, а Алексѣй Петровичъ Спиридоновъ, человѣкъ честный, правдивый, и притомъ умный и воспитанный. Онъ"предложилъ мнѣ мѣстечко въ своемъ уголкѣ, и раздѣлилъ побратски скудную свою трапезу, которая дороже и вкуснѣе мнѣ всѣхъ этихъ соусовъ, отъ которыхъ жжетъ въ глоткѣ, какъ отъ раскаленаго штыка, въ которыхъ утопаетъ благосостояніе бѣднаго Русскаго мужика...."
Князь давно не слушалъ Еремѣева, зѣвалъ, оглядывался, перекачивался на стулѣ; но Еремѣевъ, насытивъ желудокъ, пресыщалъ сердце свое изъявленіемъ благодарности старому своему сослуживцу, и промочивъ горло шампанскимъ, продолжалъ:
"Такіе люди, какъ Спиридоновъ, нынѣ рѣдки! Онъ пожертвовалъ всѣми блистательными надеждами, чтобъ покоить больную мать, чтобъ доставить ей облегченіе въ недугъ! Вотъ я уже два мѣсяца живу съ ними, и не видалъ у него никого, кромѣ несчастныхъ, которымъ онъ помогаетъ, побуждая къ благотворенію богатыхъ жителей квартала... Вы, Князь, имѣете знатную родню, друзей, связи. Ну, чтобъ вамъ вспомнить старинныя услуги и выхлопотать для Спиридонова мѣстечко или повышеніе, обративъ вниманіе начальства на его примѣрное поведеніе, на его усердіе къ службѣ, на его безкорыстіе, самоотверженіе..... Если бъ вы видѣли его на пожарѣ! Ну точнехонько Суворовскій гренадеръ на штурмѣ...."
Князь Каверзевъ не могъ терпѣть, когда при немъ хвалили чье либо поведеніе, и какъ нѣкоторыя слова изъ длинной рѣчи Еремѣева невольно поражали слухъ его, то онъ наконецъ вздумалъ заставить его молчать, и посмотрѣвъ на него насмѣшливо, сказалъ: -- "Извините, Иванъ Петровичъ, но я нахожусь въ такомъ кругу, что меня бы осмѣяли, если бъ я вздумалъ распространяться, подобно вамъ, въ похвалахъ полицейскому офицеру, и назвалъ его старымъ пріятелемъ и товарищемъ"
Еремѣевъ, согрѣтый виномъ и дружбою вспыхнулъ.-"Полицейскому офицеру!" проворчалъ онъ съ досадою. "А чѣмъ же онъ хуже другаго? Развѣ охранять спокойствіе, достояніе и честь гражданъ не столь же важная обязанность, какъ охранять пушку? Предразсудки, Князь, предразсудки!" воскликнулъ онъ, разгорячаясь болѣе и болѣе. "Конечно, нѣтъ почтеннѣе военнаго званія; но развѣ мы не видимъ изъ сентенцій военныхъ судовъ, что и въ военное званіе втираются люди, недостойные шпаги и эполетовъ? Все зависитъ отъ характера и поведенія человѣка, а не отъ званія или отъ мѣста, и мнѣ кажется, что честный полицейскій офицеръ гораздо почтеннѣе инаго...." --
Князь быстро вскочилъ съ мѣста, шаркнулъ стуломъ и, сказавъ трактирному служителю: -- "Записать на мой счетъ!" пожалъ руку своему собесѣднику, примолвивъ: "Извините, мнѣ нѣкогда, я долженъ проводить сестру въ театръ," вышелъ изъ комнаты.
Когда Князь надѣвалъ шинель, подошелъ къ нему блѣдный, сухощавый отрокъ въ очкахъ, который только что всталъ изъ за стола, уставленнаго бутылками, и сказалъ: -- "Что за оригинала привелъ ты съ собою, Князь?-- Фракъ его сшитъ по модѣ семидесятыхъ годовъ, а голова острижена, какъ у рекрута.... Это долженъ быть какой нибудь подьячій Не завелъ ли ты процессовъ съ твоими дядюшками и тетушками о долголѣтіи!"
-- "Это, братецъ, армейщина, одинъ изъ членовъ de la mauvaise compagnie, въ которой я осужденъ былъ влачить жизнь, по милости моего бывшаго шефа, que Je diable l'emporte! Этотъ еще изъ лучшихъ! Садись въ мою карету, если хочешь...".. Моя Маша сего дня въ фигуранткахъ, въ этомъ длинномъ балетъ Я подвезу тебя въ театра"."
-- "Пожалуй!" отвѣчалъ истощенный отрокъ: "а послѣ поѣдемъ на игру!"
-- "C'est convenu: рѣшено!" сказалъ Князь, и они вышли изъ рестораціи.
Было около шести часовъ. Еремѣевъ выпилъ три стакана холодной воды, посмотрѣлъ кругомъ и побрелъ домой, ворча про себя:-"Нѣтъ, изъ этого Князя не будетъ ничего путнаго. Въ другой раза" онъ не заманитъ меня въ эту французскую харчевню. Лучше кусокъ чернаго хлѣба съ квасомъ, въ бесѣдѣ человѣка съ душою, чѣмъ всѣ заморскія сласти съ этими модниками, которые сами не что иное, какъ паштеты, начиненные глупостью, чванствомъ, малодушіемъ и развратомъ. Жалкія французскія обезьяны! Постой! Дай мнѣ только кончить эту проклятую тяжбу, пристроить сиротъ, и вступить снова въ службу! Отплачу я вамъ! Ужъ попадется мнѣ въ лапы какой нибудь изъ этихъ фертиковъ! Я сдѣлаю его шелковымъ! Жаль, любезный Князекъ, что я не зналъ въ полку, что у тебя вмѣсто сердца трюфель!.... Я бы не сталъ просить за тебя....." --
Сердясь и браня такимъ образомъ Князя за его холодность къ судьбѣ его друга, Еремѣевъ взошелъ на лѣстницу, ведущую въ четвертый этажъ, гдѣ находилась квартира Квартальнаго Надзирателя. Старая служанка, умѣвшая сохранить въ пріемахъ и обращеніи слѣды минувшаго добраго быту ея господъ, отворила двери. Лицо ея было угрюмо и печально.-- "Что, каково здоровье Марѳы Матвѣевны?"спросилъ Еремѣевъ, предугадывая что-то непріятное.
-- "Барыня все по прежнему," отвѣчала служанка. "Но съ молодымъ бариномъ случилось несчастіе...."
-- "Что такое, говори скорѣе: гдѣ онъ? что съ нимъ?" спросилъ поспѣшно, почти скороговоркою, добрый Еремѣевъ.
-- "Онъ подъ арестомъ.".
-- "Вѣрно въ первый разъ въ жизни! У насъ, мать моя, въ полку бывало держи ухо востро.... то и знай, что провалишься на гаубвахту; спуску никому не было, однакожъ Алексѣй Петровичъ ни разу не былъ подъ арестомъ Ужъ вѣрно за чужую вину!"
-- "Не знаемъ, батюшка, за что."
-- "Вотъ я провѣдаю!" съ симъ словомъ Еремѣевъ уже былъ на лѣстницѣ.
-- "Подождите, Иванъ Петровичъ!" закричала кухарка въ слѣдъ. "Барыня просила, чтобъ вы повидались съ нею, когда придете. Алексѣй Петровичъ прислалъ вамъ записку." --
Еремѣевъ воротился и началъ шагать чрезъ двѣ и три ступени. Сбросивъ съ себя шинель въ кухнѣ, которая служила вмѣстѣ и передней -- онъ очутился у постели больной.