Иной какъ звѣрь, а добръ!
Одна изъ важнѣйшихъ выгодъ гражданской службы въ столицѣ (разумѣется, исключая такъ называемыхъ теплыхъ мѣстечекъ) есть казенная квартира. Есть квартиры на Съѣзжихъ дворахъ, меблированныя не только великолѣпно, а даже съ отличнымъ вкусомъ; но квартира Сидора Аввакумовича была убрана весьма просто, и содержалась, по возможности, въ чистотѣ. Было около семи часовъ вечера. Самоваръ кипѣлъ на столѣ, вокругъ котораго помѣщалось семейство Частнаго Пристава: почтенная его супруга, женщина лѣтъ пятидесяти, сухощавая и блѣдная; три дюжія, здоровыя, полныя и румяныя дочери, изъ коихъ старшей было двадцать пять, а младшей шестнадцать лѣтъ; потомъ три сына, старшій четырнадцати, средній двѣнадцати, а младшій восьми лѣтъ. Старшая дочь наливала чай, а прочія дѣти кушали сухари съ величайшимъ апетитомъ, и молчали, оглядываясь на отца, который сидѣлъ возлѣ столица подъ зеркаломъ, курилъ трубку, прихлебывалъ чай изъ стакана, и въ промежутки между куреньемъ и литьемъ чая, насвистывалъ переправу, которую перенялъ у пріятеля своего, полковаго штабъ-трубача.-- Это была одна только иностранная музыка, которую Сидоръ Аввакумовичъ цѣнилъ почти столько же, какъ и любимую свою пѣсню: Ивушка. Дѣти и взрослые члены семейства отпили чай и удалились въ другія комнаты, а въ залѣ остались только отецъ семейства и почтенная его половина.
-- "Я не мѣшаюсь въ твои дѣла, Сидоръ Аввакумовичъ," сказала тонкимъ дребежжащимъ голоскомъ его супруга: "однако жъ позволь сказать тебѣ, что ты, право, напрасно обижаешь бѣднаго Спиридонова!"
Частный Приставъ не любилъ объясняться съ женою по дѣламъ, и не могъ терпѣть ёя совѣтовъ. Чтобъ отдѣлаться отъ привязчиваго ея участія, во всемъ до него касающемся, а до нея не касающемся, Сидоръ Аввакумовичъ обыкновенно припоминалъ ей должную субординацію пословицами или изрѣченіями изъ Суворовской тактики, единственнаго сочиненія, которое онъ читалъ съ удовольствіемъ разъ тысячу, и почти зналъ наизусть. Но почтенная Аграфена Семеновна, зная добрую душу своего мужа и вспыльчивый его нравъ, умѣла пользоваться его добрыми качествами, выдерживала первую грозу, и всегда ставила на своемъ, когда успѣвала повести дѣло такимъ образомъ, что Сидоръ Аввакумовичъ, соглашаясь съ нею, думалъ, что поступаетъ по собственному убѣжденію, ибо ему важно было только то, чтобъ не казаться состоящимъ подъ командою жены. Когда Аграфена Семеновна напомнила ему объ арестѣ Квартальнаго Надзирателя, Частный Приставъ не отвѣчалъ ни слова, а только сильнѣе просвистѣлъ переправу у и радъ былъ бы встать съ мѣста, но долженъ былъ остаться, потому, что пятый стаканъ чаю былъ еще не конченъ.
-- "Право совѣстно обижать добраго и смирнаго человѣка," примолвила Аграфена Семеновна, понюхавъ табачку, и смотря въ землю.
-- "Пуля дура, штыкъ молодецъ!" сказалъ въ отвѣтъ Частный Приставъ.
-- "У тебя все одно и то же!" возразила жена. "А если бъ ты обходился повѣжливѣе съ молодыми офицерами, то наша Куля не сидѣла бы до сихъ поръ въ дѣвкахъ. Чѣмъ не женихъ былъ въ полку Прапорщикъ Перепеченко? Дворянинъ, помѣщикъ, малой добрый, здоровякъ"
-- "Лѣнивый хохолъ, прожора, которому нравились твои пироги, а не наша Кулька," возразилъ Частный Приставъ.
-- "Говори теперь, что хочешь, а если бъ ты не сажалъ его подъ арестъ и не гонялъ на конюшню, то наша Куля была бы теперь Прапорщица Перепеченкова, дворника, помѣщица, и жила бы да поживала на хуторѣ, въ хлѣбородной Украйнѣ.... Ужъ мнѣ твоя служба!...."
-- "Дѣло мастера боится, а у крестьянина, не умѣющаго владѣть сохою, и хлѣбъ не родится!" отвѣчалъ хладнокровно Частный Приставъ.
-- "Не великъ урожай и у тебя, господинъ мастеръ! Дѣтьми Господь благословилъ, а какъ подумаешь, съ чѣмъ ихъ пустить по свѣту, такъ умъ за разумъ заходитъ!"
-- "За Богомъ молитва, а за Царемъ служба не пропадетъ!" сказалъ Частный Приставъ. "Дочки пойдутъ замужъ, сыновья вступятъ въ службу, а мы съ тобой будемъ, на старости, ѣсть казенный паекъ, да молиться Богу за Православнаго Царя, пока смерть не протрубитъ ретираду."
-- "Легко сказать: дочки пойдутъ замужъ!"
-- "Суженаго конемъ не объѣдешь!" возразилъ Частный Приставъ.
-- "Твоя буйная головушка разгоняетъ суженыхъ, какъ волкъ овецъ"
-- "Голова хвоста не ждетъ!" сказалъ Частный Приставъ, не думая, кстати или не кстати приводитъ онъ изреченія изъ Суворовской тактики и пословицы,
-- "Съ тобою не сговоришь!....."
-- "Такъ лучше замолчатъ."
-- "Но если бъ мы приласкали Спиридонова, то онъ былъ бы прекрасный женихъ для нашей Кульки. Хотя не богатъ, но дворянинъ, воспитанъ, скроменъ, и тихъ...."
-- "То есть, нюня, мямля, хрипунъ, {Было время, что въ Арміи называли хрипунами тѣхъ изъ молодыхъ офицеровъ, которые говорили между собою по-французски, любили общество и щегольство. Это почти то же, что фанфаронъ. Coч. } франтъ!" сказалъ Частный Приставъ. "Что мнѣ это за Квартальный офицеръ, который не имѣетъ духу наказать дворника, не умѣетъ прикрикнуть порядкомъ на кучера, и котораго не боится ни одинъ лавочникъ, ни одинъ цѣловальникъ въ цѣломъ кварталѣ? Что мнѣ это за воспитаніе! Служишь, такъ держи ухо востро, и гляди козыремъ, чтобъ какъ мигнулъ глазомъ, такъ у виноватаго мурашки пробѣжали бы по кожѣ!-Охота отыскивать хворыхъ и колѣкъ по захолустьямъ, такъ ступай въ фельдшера, а коли любится собирать милостыню на убогихъ, маршъ въ монастырь! Твой Спиридоновъ сущая баба!-- Да ужъ я добьюсь, кой чортъ заставляетъ его караулить подъ окнами одного дома, три недѣли сряду! Какъ ни поѣду по части -- онъ все на одномъ и томъ же мѣстѣ. Нѣтъ ли тутъ какихъ шашней, сапермептъ! Вѣдь за все я отвѣтчикъ!...."
-- "Перестань, Сидоръ Аввакумовичъ, перестань! Какъ можно за то сердиться на офицера, что ты застаешь его часто на одномъ и томъ же мѣстѣ? Случайность -- и только!"
Сидоръ Аввакумовичъ задумался, а жена его продолжала:
-- "Дѣло въ томъ, что ты сегодня былъ не въ духѣ, получивъ выговоръ за этого Князя, который жаловался, что ты нагрубилъ ему..... а кончилось тѣмъ, что ты выместилъ на Спиридоновѣ, который былъ такъ несчастенъ, что попался тебѣ въ минуту твоего гнѣва."
Аграфена Семеновна попала въ цѣль. Добрый Сидоръ Аввакумовичъ почувствовалъ, что "жена его говоритъ правду, и чтобъ отвести душу, принялся бранить Князя, за котораго получилъ выговоръ.
-- "Пусть онъ сто разъ жалуется и пусть меня сто разъ арестуютъ, выгонятъ изъ службы, но я не спущу этому Князю ни на волосъ, саперментъ, и какъ только люди его опять станутъ играть въ карты и буянить въ трактирахъ, то опять велю всѣхъ тащить на съѣзжую и перепороть порядкомъ. Я знаю законъ -- и только, саперментъ!"
-- "А Спиридоновъ чѣмъ же виноватъ? Твоя воля и твой разумъ. Мое дѣло женское, и ты знаешь лучше меня, что должно дѣлить."
Этими словами Аграфена Семеновна, какъ говорится, доконала своего мужа. Не видя ни упрямства, ни настойчивости со стороны жены, онъ рѣшился исправить тотчасъ свою ошибку.
-- "Вина Спиридонова конечно не велика, но все таки не надобно ему Глазѣть на улицахъ и не должно стоять спиною къ рабочимъ.... не надобно...." Сидоръ Аввакумовичъ не кончилъ рѣчи, всталъ со стула, и курнувъ раза три сильнѣе обыкновеннаго, сказалъ: "Поди-ка, Груня, да приготовь стаканчикъ чаю, вѣрно горячая вода есть еще на кухнѣ!" Жена вышла, а Частный Приставъ, отворивъ дверь въ Канцелярію, закричалъ: "Алексѣй Петровичъ Спиридоновъ! Пожалуй-ка сюда!"
Квартальный Надзиратель подошелъ къ дверямъ.
-- "Войди, братецъ, да сядь!" сказалъ Частный Приставъ, ввелъ за руку Надзирателя въ свои комнаты, посадилъ его на стулѣ, а самъ сѣлъ на софѣ, возлѣ столика.
-- "Дружба дружбой, а служба службой, братецъ, Алексѣй Петровичъ; арестъ твой кончился. Кто старое вспомянетъ, тому глазъ вонъ!" Частный Приставъ употреблялъ мѣстоименіе ты съ подчиненными въ такомъ только случаѣ, когда благоволилъ къ нимъ. Браня ихъ самымъ жестокимъ образомъ, и даже забываясь, онъ говорилъ всегда: вы и сударь. Квартальный Надзиратель, замѣтивъ его благорасположеніе къ себѣ, зная притомъ доброе его сердце, и видя, что онъ чувствуетъ свою несправедливость, не хотѣлъ огорчать его объясненіями. Онъ склонилъ только голову и отвѣчалъ:
-- "У меня только на добро хорошая память, и я никогда не забуду, что вы доставили матушкѣ моей искуснаго и добраго врача, и выхлопотали безденежный отпускъ лекарства изъ аптеки...."
-- "И, полно объ этомъ! Терпѣть не могу, когда мнѣ припоминаютъ пустяки.... Это долгъ нашъ!"
-- "А мой долгъ быть благодарнымъ," примолвилъ Квартальный Надзиратель.
Частный Приставъ смягчился.-- "Послушай, любезный Алексѣй Петровичъ!" сказалъ онъ такъ нѣжно, какъ только могъ: "Я люблю тебя и уважаю. Ты малой честный, трезвый, и, нельзя сказать, чтобъ былъ неисправный Но въ нашей службѣ нельзя
быть бѣлоручкой, нѣженкой.... надобно быть твердымъ, иногда даже непреклоннымъ, какъ писанный законъ, потому, что мы не судимъ, а только исполняемъ предписанное, и всего чаще имѣемъ дѣло съ людьми, которые хотятъ проскользнуть между закономъ и состраданіемъ. Ты понимаешь меня, Алексѣй Петровичъ! Не надобно нѣжиться, надобно быть построже...."
-- "Твердости во мнѣ довольно, Сидоръ Аввакумовичъ! Я пріобрѣлъ ее въ борьбѣ съ несчастіемъ. Но, сознаюсь откровенно, что не люблю быть при наказаніяхъ, при допросахъ, при дракахъ, не люблю бить кучеровъ, дворниковъ...... Это мнѣ противно...."
Частный Приставъ пожалъ плечами, покачалъ головою и сказалъ: -- "Развѣ ты думаешь, что мнѣ пріятно смотрѣть всегда медвѣдемъ, кричать, бранить, ссориться?.... Но что же дѣлать! Взялся за гужъ, не говори, что не дюжъ. Ты безпрестанно смотришь въ книгу, а вѣрно не знаешь, что такое чернь. Это звѣрь, братецъ, которому не клади пальца въ зубы! Я прошелъ отъ Торнео до Парижа. Все одно и то же! Эти кургузые мусьи еще хуже нашихъ фабричныхъ и дворни. Только попусти возжи, такъ забрыкали, да и понесли! Вотъ Бонапартъ, дай Богъ за то ему здоровье, былъ славный Полиціймейстеръ и умѣлъ держать своихъ мусъевъ въ ежовыхъ рукавицахъ. Главное дѣло въ томъ, чтобъ быть справедливымъ и не прижимистымъ, а съ нѣжностью не должно выказываться, сохрани Богъ! Тотчасъ прослывешь дуракомъ, да и не-хотя попадешь въ дураки. Я тебѣ скажу по совѣсти, что ты не созданъ для Полиціи, и я хочу подумать, какъ бы тебѣ доставить другое мѣстечко. Моему тестю такой человѣкъ, какъ ты, будетъ кладъ! Тамъ ты будешь мѣрить муку, да воевать съ магазейными крысами.... Если хочешь, я постараюсь...."
-- "Я буду вамъ очень благодаренъ; мнѣ только бы имѣть уголъ и кусокъ хлѣба для моей больной матери, а я не боюсь ни какой работы."
Въ это время Аграфена Семеновна внесла чай. Квартальный Надзиратель выпилъ чашку чаю, поцѣловалъ руку Аграфены Семеновны, и вышелъ. Еремѣевъ ждалъ его въ передней.
-- "Я свободенъ!" сказалъ Надзиратель.
Еремѣевъ бросился обнимать его и воскликнулъ: "Пойдемъ, обрадуемъ твою матушку."
Они пошли на квартиру. Било девять часовъ.