Сиротская участь. Пожаръ.
Князь Максимъ Никитичъ Каверзевъ, дядя того повѣсы, о которомъ мы уже говорили, слылъ, напротивъ того, въ свѣтѣ человѣкомъ порядочнымъ и почтеннымъ, потому, что не только не промоталъ своего наслѣдства, но умножилъ свое богатство службою и различными спекуляціями. Въ свѣтѣ не справляются о средствахъ, а судятъ по послѣдствіямъ, и такъ Князь Максимъ Никитичъ былъ уважаемъ, ибо былъ богатъ, въ чинахъ и слылъ дѣловымъ человѣкомъ. Онъ былъ опекуномъ тридцати вдовъ и сорока семи сиротъ, участвовалъ во всѣхъ почти Коммиссіяхъ о частныхъ долгахъ и во множествѣ конкурсовъ, и имѣлъ сильный голосъ въ дѣлахъ промышленыхъ и мануфактурныхъ. До тридцати-лѣтняго своего возраста онъ велъ жизнь не слиткомъ примѣрную, и какъ другіе гоняются за именами Тюрей я или Мальборуга, такъ онъ гонялся за славою Фобласа и Ловеласа. Но женившись на богатой, устарѣвъ, и не имѣя времени на любовныя проказы, онъ довольствовался только двумя безсмѣнными любовницами, а потому и думалъ, что обратился на путь истиннаго смиренія. Княгиня, жена его, была женщина, какихъ мы встрѣчаемъ каждый день тысячами на улицахъ и въ гостиныхъ. Она жила приличіями и для приличіи, свято исполняла всѣ законы общежитія, одѣвалась но модѣ и по лѣтамъ, дѣлала исправно визиты, была пріятною хозяйкою въ домѣ, а о прочемъ не заботилась. Мужъ занимался дѣлами, дворецкій домомъ, гувернеръ и мадамъ дѣтьми, и все шло своимъ порядкомъ, какъ сегодня, такъ и завтра, и такъ далѣе...
У Князя былъ повѣренный, Филиппъ Андреевичъ Загвоздкинъ, который служилъ при немъ уже болѣе двадцати лѣтъ. Это былъ, какъ говорится, приказная строка, плутъ, въ полномъ смыслѣ слова. Природа заклеймила его всѣми знаками отверженія. Онъ былъ и рыжъ, и косъ, и заниа, и колченогъ, и горбатъ, и кривобокъ. Загвоздкинъ покланялся златому тельцу, какъ Израильтяне въ пустынѣ, и приносилъ сему божеству въ жертву умъ свой, совѣсть, честь ближняго и общее мнѣніе. Онъ былъ усерденъ въ служеніи Князю, потому, что находилъ въ томъ свои выгоды. Хотя Князь Максимъ Никитичъ былъ человѣкъ не глупый и имѣлъ навыкъ въ дѣлахъ, но по множеству ихъ онъ не могъ самъ заниматься письмомъ, да притомъ же плохо зналъ Русскую грамоту, а потому, съ общаго совѣта, писалъ бумаги повѣренный, и онъ же велъ дѣла и счеты, подъ руководствомъ Князя, который хотя зналъ, что Загвоздкинъ обманываетъ его при всякомъ случаѣ, но не могъ разстаться съ нимъ, ибо онъ былъ ему необходимъ.
Однажды Князь велѣлъ швейцару сказывать всѣмъ, что его нѣтъ дома, и занялся, въ кабинетѣ, повѣркою счетовъ по конкурсу своего пріятеля, намѣреваясь обсчитать его заимодавцевъ. Было около осями часовъ вечера. Князь кушалъ чай и повертывалъ листы въ толстой тетради, съ карандашемъ въ рукѣ. Камердинеръ доложилъ, что Загвоздкинъ хочетъ поговорить о весьма важномъ дѣлѣ. Князь велѣлъ впустить, и Филиппъ Андреевичъ вползъ, какъ змѣя, согнувшись, въ Княжескій кабинетъ.
-- "Что скажешь, Филиппъ Андреевичъ?"
-- "Есть кое-о чемъ переговорить, Ваше Сіятельство."
-- "Говори! "
-- "Присемъ прошу послѣдней милости у Вашего Сіятельства, а именно, чтобъ вы соблаговолили выслушать меня терпѣливо, отъ начала до конца...."
-- "Это что-то новое!" сказалъ Князь, повернувшись въ креслахъ, и смотря съ удивленіемъ на своего повѣреннаго.
-- "Все старое," отвѣчалъ Загвоздкинъ, не то, чтобъ съ улыбкою, не то, чтобъ съ гримасою, а съ какою-то ужимкою, выражавшею рѣшительность.-- Князь еще болѣе удивился.
-- "Говори же скорѣе," сказалъ онъ съ нетерпѣніемъ.
-- "Но если Ваше Сіятельство станете гнѣваться и перебивать рѣчь мою, то изъ этого ничего не будетъ," примолвилъ повѣренный, поглаживая свой подбородокъ и уставивъ глаза на Князя.
-- "Буду слушать; говори!..."
-- "Вашему Сіятельству, безъ сомнѣнія, памятно, что когда мы лѣтъ за шестнадцать предъ симъ объѣзжали карантины на Турецкой границѣ, въ одномъ изъ нихъ умерло, почти въ одно время, два человѣка, Русскіе дворяне: одинъ карантинный чиновникъ, а другой отставной военный, возвращавшійся изъ за-границы въ Россію. Они были сперва друзьями, потомъ въ размолвкѣ, и наконецъ сошлись для мировой, на порогѣ могилы. Карантинный чиновникъ, умершій прежде, оставилъ порученіе пещись о бѣдной его семьѣ, котораго, разумѣется, мы не исполнили, а отставной военный передалъ намъ въ банковыхъ билетахъ шесть сотъ пятьдесятъ тысячъ рублей на ассигнаціи, и малолѣтную дочь, а при этомъ и духовное завѣщаніе, въ которомъ опредѣлено отдать пять сотъ тысячъ рублей его дочери, по совершеннолѣтіи, а полтораста тысячъ семейству его друга, карантиннаго чиновника. Сиротку Ваше Сіятельство изволили призрѣть по-Христіански, воспитали наравнѣ съ дѣтьми, и обходились съ ней, какъ съ родною дочерью. Объ этомъ ни слова! Но о пяти стахъ тысячахъ рублей, сколько мнѣ извѣстно, не соизволили извѣстить ее, да и мнѣ приказали молчать, подаривъ за сіе двадцать пять тысячъ рублей. Теперь сирота выросла, разцвѣла, и сдѣлалась красавицей, и я смертельно влюбленъ въ нее. Прошу Вашего Сіятельства, соблаговолите выдать за меня вашу воспитанницу, Елисавету Ѳедоровну, съ родительскими пятью стами тысячъ рублей. Проценты же отъ капитала, за шестнадцать лѣтъ, и полтораста тысячъ, также съ процентами, принадлежащіе семьѣ карантиннаго Надзирателя, останутся на вѣчныя времена при Вашемъ Сіятельствѣ. Если вы, Сіятельный Князь, предполагаете, что всему этому дѣлу слѣдъ простылъ, то изволите ошибаться: у меня хранится подлинное завѣщаніе отца Елисаветы Ѳедоровны, подписанное свидѣтелями, въ которомъ означены даже нумера банковыхъ билетовъ и время, въ которое внесены деньги. И такъ всякой споръ былъ бы безполезенъ. Предъявивъ завѣщаніе, при явочномъ прошеніи, и объяснивъ дѣло, я увѣренъ въ успѣхѣ, а засимъ прошу у Вашего Сіятельства благосклоннаго разрѣшенія и продолженія высокихъ милостей къ вѣрному слугѣ." Сказавъ сіе, Загвоздкинъ низко поклонился, откашлялся и, смотря изъ подлобья на Князя, улыбался подъ рукою, гладя свой подбородокъ.
Князь во время этой рѣчи то блѣднѣлъ, то краснѣлъ, морщился, потиралъ лобъ, оглядывался, не подслушиваетъ ли кто, вертѣлся на стулѣ, и когда Загвоздкинъ кончилъ рѣчь, вскочилъ съ мѣста и закричалъ: -"Ахъ, ты мошенникъ, злодѣй, разбойникъ, плутъ, воръ!...."
-- "Все это такъ!" возразилъ хладнокровно Загвоздкинъ; "но я имѣю отъ Вашего Сіятельства, ежегодные аттестаты, свидѣтельствующіе въ моей вѣрной, усердной и безпорочной службѣ, имѣю притомъ подлинное завѣщаніе покойнаго отца Елисаветы Ѳедоровны, а вы не имѣете ни строки къ своему оправданію и къ уличенію меня въ безчестныхъ поступкахъ...." Присемъ Загвоздкинъ снова поклонился Князю.
Князь былъ внѣ себя отъ бѣшенства, но старался заглушить безсильную свою злобу. Онъ выпилъ стаканъ холодной воды и сталъ быстро расхаживать по комнатѣ, сложа руки на груди и опустя глаза. Наконецъ онъ остановился передъ Загвоздкинммъ, и сказалъ: -- "Но какимъ же образомъ ты сохранилъ это духовное завѣщаніе? Вѣдь я изорвалъ его своими руками!"
-- "Въ часъ времени я переписалъ его подъ почеркъ покойника, когда вы обѣдали у Генерала. Вы едва успѣли взглянуть на подлинникъ и даже не читали его, когда положили въ свой портфель, отъ котораго у меня были поддѣльные ключи, и потому не различили съ копіей, въ торопяхъ.... Извините, Ваше Сіятельство, дѣло прошлое!...."
-- "Скажи, Филиппъ Андреевичъ, честно ли это?" сказалъ Князь, смягчивъ голосъ.
-- "Оно такъ-съ! Но, изволите видѣть, Ваше Сіятельство, какъ бы это сказать.... то есть.... съ позволенія вашего, осмѣливаюсь доложить, что и чужое завѣщаніе изорвать въ куски, нельзя назвать богоугоднымъ дѣломъ...."
Князь едва могъ удержать гнѣвъ свой и злобу. Онъ сжималъ кулаки, крѣпко стиснулъ зубы, дрожалъ и страшно смотрѣлъ на Загвоздкина.
-- "Злодѣй, гнусный предатель, Іуда, неблагодарный!....." проговорилъ Князь медленно, задыхаясь отъ гнѣва.
Загвоздкинъ стоялъ неподвижно, и хладнокровно смотрѣлъ въ глаза Князю.-- "Оно такъ-съ! Но все нейдетъ къ дѣлу," отвѣчалъ Загвоздкинъ, съ коварною улыбкой.
-- "Ты знаешь, безсовѣстный, что мой племянникъ, сынъ брата моего, влюбленъ смертельно въ Лизаньку, и проситъ меня, чтобъ я выдалъ ее за него. Ты знаешь, что я былъ опекуномъ племянника, и управлялъ его имѣньемъ; что счеты еще не кончены и квитанція не получена. Тебѣ извѣстно, что какіе-то злодѣи подучили племянника требовать отъ меня отчетовъ за управленіе имѣньемъ," (Загвоздкинъ снова погладилъ подбородокъ и лукаво улыбнулся подъ рукою): "и что племянникъ обѣщалъ подписать квитанцію не читая, когда я принужу Лизаньку выйти за него за мужъ. Ты же самъ поживился порядкомъ въ этой опеки, и знаешь, чему я подвергнусь, если племянникъ сдѣлаетъ дѣло гласнымъ?... Опомнись, Филиппъ Андреевичъ! Нельзя ли намъ кончить иначе?"
-- "Племянникъ Вашего Сіятельства мотъ и негодяй, и не можетъ быть мужемъ Елисаветы Ѳедоровны," возразилъ Загвоздкинъ. "Дѣло объ опекѣ берусь я уладить, миролюбно, въ пользу Вашею Сіятельства, ибо молодой Князь имѣетъ ко мнѣ довѣренность и совѣтуется со мною......."
-- "Такъ и это твои же козни! Ахъ, окаянный!" сказалъ Князь, покачавъ головою. Мужество оставило его. Онъ чувствовалъ, что находится во власти Загвоздкина, какъ грѣшная душа въ когтяхъ у дьявола. "Но какъ мни уговорить Лизаньку выйти за тебя замужъ?" сказалъ Князь, стараясь улыбнуться. "Вѣдь ты, братецъ, гадокъ, какъ смертный грѣхъ, и если Лизанька узнаетъ, что она имѣетъ полмилліона, то плюнетъ на тебя и выйдетъ за любова молодца!...."
-- "Она не должна знать, какъ и прежде, что имѣетъ полмилліона," отвѣчалъ Загвоздкинъ: "соблаговолите сказать ей, что я имѣю около осьми сотъ тысячъ рублей и хочу на ней жениться, и что если она не согласится выйти за меня, то вы лишите ея своихъ милостей и сгоните со двора, какъ неблагодарную...."
-- "Злодѣй!" сказалъ Князь, и сталъ снова, въ молчаніи, прохаживаться по комнатѣ.
Спустя нѣсколько времени, онъ позвонилъ въ колокольчикъ. Явился камердинеръ. "Позови Лизаньку!" сказалъ Князь и сѣлъ, по прежнему, въ кресла.
Вскорѣ вошла въ кабинетъ сирота, дѣвица лѣтъ осьмнадцати, прелестная, какъ небожительница кисти Рафаэлевой, и со всею откровенностію чистой души, со всею нѣжностію непорочнаго сердца, поцѣловала въ руку того, котораго почитала своимъ благодѣтелемъ, и спросила: "Что прикажете, папа?....."
Князь былъ важенъ и серьёзенъ, онъ велѣлъ ей сѣсть возлѣ себя и сказалъ: -- "Въ первый разъ, въ теченіе шестнадцати лѣтъ, долженъ я напомнить тебѣ объ нашихъ отношеніяхъ. Я спасъ тебя отъ заразы и отъ смерти въ чумномъ госпиталѣ, подвергая жизнь свою опасности; воспиталъ тебя, какъ родное дитя, и любилъ всегда наравнѣ съ собственными дѣтьми.-- Теперь пришло время устроить будущую судьбу твою. Ты дѣвица умная и съ характеромъ, а потому почувствуешь истину, когда я скажу тебѣ, что ты не должна искать жениха между молодыми вертопрахами или между устарѣлыми развратниками, которыми ты окружена ежедневно. Если хочешь быть счастлива, возьми мужа пожилаго, но умнаго, дѣловаго человѣка. Главное дѣло въ свѣтѣ, милая Лизанька,-- деньги!-- на нихъ можно купить всѣ блага, а все, чего нельзя достать за деньги, есть мечты, сонъ, мыльные пузыри! Я для тебя нашелъ жениха, моего стараго пріятеля, который имѣетъ восемь сотъ тысячъ наличными деньгами! Восемь сотъ тысячъ!!! Подумай, Лизанька! считая пять процентовъ, ты будешь имѣть сорокъ тысячъ рублей ежегоднаго дохода, а твой женихъ можетъ достать на биржѣ и десять процентовъ, и ты будешь проживать восемьдесятъ тысячъ рублей! Сколько на эти деньги можно имѣть шалей, шляпокъ, блондовъ!.... Мужъ твой ни въ чемъ не откажетъ тебѣ. Онъ смертельно влюбленъ въ тебя, и если не вѣришь,-- спроси -- онъ скажетъ тебѣ это!" -- Князь, кончивъ рѣчь, указалъ на Загвоздкина.
Сирота смотрѣла съ удивленіемъ на Князя, пока онъ говорилъ; но когда онъ указалъ ей на Загвоздкина, она взглянула на него презрительно и громко захохотала.
-- "Не смѣйся, Лизанька! Это дѣло весьма важное....." сказалъ Князь.
-- "Вы шутите, папа," возразила Лизанька: "да я лучше выйду замужъ за обезьяну Княгини, чѣмъ за этого урода...."
-- "Не изволь, сударыня, шутить, когда я говорю дѣло!" -- сказалъ Князь грозно. Въ первый разъ въ жизни сирота испытала строгость Князя. Хотя ее не слишкомъ нѣжили въ домѣ, но и не обижали, а обходились съ нею вѣжливо и ласково. Она была поражена тономъ Князя, поблѣднѣла какъ полотно, встала со стула и сказала также важно: -- "И такъ вы не шутите, Князь?...."
-- "И не думаю шутить! Напротивъ того, прошу и приказываю согласиться выйти замужъ за Загвоздкина, подъ опасеніемъ лишенія моихъ милостей!....."
-- "При всей благодарности моей за ваше родительское попеченіе о моей юности, я никогда не выйду замужъ, за кого бы то ни было, когда мое сердце и мой разумъ не согласятся въ выборѣ жениха. Какъ мнѣ ни прискорбно лишиться вашихъ милостей, но я не могу и не должна купить ихъ цѣною моей чести...."
Французская пословица твердитъ: "Въ домѣ повѣшеннаго не должно говоришь о веревкѣ." При словѣ чести Князь взбѣсился. "Что ты осмѣливаешься говорить!" воскликнулъ онъ въ гнѣвѣ: "Развѣ я предлагаю тебѣ что нибудь безчестное! Ты должна цѣловать мои ноги и руки за то, что я выбралъ для тебя богатаго жениха, а ты еще осмѣливаешься вздорить! Негодница, неблагодарная! Или сей часъ согласись выйти замужъ за Загвоздкина, или вонъ изъ моего дома!...."
Несчастная сирота, не привыкшая къ такому обхожденію, вскрикнула и упала на полъ безъ чувствъ...
-- "Ну, видишь ли, что я все сдѣлалъ, чего ты отъ меня требовалъ?" сказалъ Князь, обращаясь къ Загвоздкину: "Теперь не пеняй на меня! Ты видишь, что не я виноватъ въ отвращеніи ея къ тебѣ... Гей, кто тамъ! Пошлите за дѣвками, помогите!" Князь сталъ звонить изо всей силы.
Загвоздкинъ, который въ это время стоялъ безмолвно какъ истуканъ, и только изъ подлобья поглядывалъ на Лизаньку, отвѣчалъ хладнокровно: -- "Ничего, Ваше Сіятельство, это пройдетъ! Была бы ваша воля, а дѣвку мы уломаемъ!" Сказавъ это, онъ поклонился Князю и вышелъ. Прибѣжали служанки и вынесли безчувственную Лизу. Вдругъ въ домѣ раздались крики; "Пожаръ, пожаръ!"