ГЛАВА XIII.
На другое утро послѣ поѣздки Франка Гэзельдена въ Рудъ-Голлъ, высокородный Одлей Эджертонъ, почетный членъ Парламента, сидѣлъ въ своей библіотекѣ и, въ ожиданіи прибытія почты, пилъ, передъ уходомъ въ должность, чай и быстрымъ взоромъ пробѣгалъ газету.
Между мистеромъ Эджертономъ и его полу-братомъ усматривалось весьма малое сходство; можно сказать даже, что между ними не было никакого сходства, кромѣ того только, что оба они были высокаго роста, мужественны и сильны. Атлетическій станъ сквайра начиналъ уже принимать то состояніе тучности, которое у людей, ведущихъ спокойную и безпечную жизнь, при переходѣ въ лѣта зрѣлаго мужества, составляетъ, по видимому, натуральное развитіе организма. Одлей, напротивъ того, имѣлъ расположеніе къ худощавости, и фигура его, хотя и связанная мускулами твердыми какъ желѣзо, имѣла въ то же время на столько стройности, что вполнѣ удовлетворяла столичнымъ идеямъ объ изящномъ сложеніи. Въ его одеждѣ, въ его наружности,-- въ его tout ensemble,-- проглядывали всѣ качества лондонскаго жителя. Въ отношеніи къ одеждѣ онъ обращалъ строгое вниманіе на моду, хотя это обыкновеніе и не было принято между дѣятельными членами Нижняго Парламента. Впрочемъ, и то надобно сказать, Одлей Эджертонъ всегда казался выше своего званія. Въ самыхъ лучшихъ обществахъ онъ постоянно сохранялъ мѣсто значительной особы, и, какъ кажется, успѣхъ его въ жизни зависѣлъ собственно отъ его высокой репутаціи въ качествѣ "джентльмена".
Въ то время, какъ онъ сидитъ, нагнувшись надъ журналомъ, вы замѣчаете какую-то особенную прелесть въ поворотѣ его правильной и прекрасной головы, покрытой темно-каштановыми волосами -- темно-каштановыми, несмотря на красноватый отливъ -- плотно остриженной сзади и съ маленькой лысиной спереди, которая нисколько не безобразитъ его, но придаетъ еще болѣе высоты открытому лбу. Профиль его прекрасный: съ крупными правильными чертами, мужественный и нѣсколько суровый. Выраженіе лица его -- не такъ какъ у сквайра -- не совсѣмъ открытое, но не имѣетъ оно той холодной скрытности, которая замѣтна въ серьёзномъ характерѣ молодого Лесли; напротивъ того, вы усматриваете въ немъ скромность, сознаніе собственнаго своего достоинства и умѣнье управлять своими чувствами, что и должно выражаться на физіономіи человѣка, привыкшаго сначала обдумать и уже потомъ говорить. Всмотрѣвшись въ него, васъ нисколько не удивитъ народная молва, что онъ не имѣетъ особенныхъ способностей дѣлать сильныя возраженія: онъ просто -- "дѣльный адвокатъ". Его рѣчи легко читаются, но въ нихъ не замѣтно ни риторическихъ украшеній, ни особенной учености. Въ немъ нѣтъ излишняго юмору, но зато онъ одаренъ особеннымъ родомъ остроумія, можно сказать, равносильнаго важной и серьёзной ироніи. Въ немъ не обнаруживается ни обширнаго воображенія, ни замѣчательной утонченности разсудка; но если онъ не ослѣпляетъ, зато и не бываетъ скучнымъ -- качество весьма достаточное, чтобъ быть свѣтскимъ человѣкомъ. Его вездѣ и всѣ считали за человѣка, одареннаго здравымъ умомъ и вѣрнымъ разсудкомъ.
Взгляните на него теперь, когда онъ оставляетъ чтеніе журнала и суровыя черты лица его сглаживаются. Вамъ не покажется удивительнымъ и нетрудно будетъ убѣдиться въ томъ, что этотъ человѣкъ былъ нѣкогда большимъ любимцемъ женщинъ, и что онъ по сіе время еще производитъ весьма значительное впечатлѣніе въ гостиныхъ и будуарахъ. По крайней мѣрѣ никто не удивлялся, когда богатая наслѣдница Клементина Лесли, родственница лорда Лэнсмера, находившаяся подъ его опекою -- молоденькая лэди, отвергнувшая предложенія трехъ наслѣдственныхъ британскихъ графовъ -- сильно влюбилась, какъ говорили и увѣряли ея искреннія подруги, въ Одлея Эджертона. Хотя желаніе Лэнсмеровъ состояло въ томъ, чтобы богатая наслѣдница вышла замужъ за сына ихъ лорда л'Эстренджа, но этотъ молодой джентльменъ, котораго понятія о супружеской жизни совпадали съ эксцентричностью его характера, ни подъ какимъ видомъ не раздѣлялъ намѣренія родителей и, если вѣрить городскимъ толкамъ, былъ главнымъ участникомъ въ устройствѣ партіи между Клементиной и другомъ своимъ Одлеемъ. Партія эта, несмотря на расположеніе богатой наслѣдницы къ Эджертону, непремѣнно требовала посторонняго содѣйствія, потому что, деликатный во всѣхъ отношеніяхъ, мистеръ Эджертонъ долго колебался. Сначала онъ отказывался отъ нея потому, что состояніе его было гораздо менѣе того, какъ полагали, и что, несмотря на всю любовь и уваженіе къ невѣстѣ, онъ не хотѣлъ даже допустить идеи быть обязаннымъ своей женѣ. Въ теченіе этой нерѣшимости, л'Эстренджъ находился вмѣстѣ съ полкомъ за границей; но, посредствомъ писемъ къ своему отцу и къ кузинѣ Клементинѣ, онъ рѣшился открыть переговоры и успѣшнымъ окончаніемъ ихъ совершенно разсѣялъ всякія, со стороны Одлея, сомнѣнія, такъ что не прошло и года, какъ мистеръ Эджертонъ получилъ руку богатой наслѣдницы. Брачныя условія касательно ея приданаго, большею частію состоящаго изъ огромныхъ капиталовъ, были заключены необыкновенно выгодно для супруга, потому что хотя капиталъ во время жизни супруговъ оставался нераздѣльнымъ, на случай могущихъ быть дѣтей, но если кто нибудь изъ нихъ умретъ, не оставивъ законныхъ наслѣдниковъ, то все безъ ограниченія переходило въ вѣчное владѣніе другому. Миссъ Лесли, по согласію которой и даже по ея предложенію сдѣлана была эта оговорка, если и обнаруживала великодушную увѣренность въ мистерѣ Эджертонѣ, зато нисколько не оскорбляла своихъ родственниковъ; впрочемъ, и то надобно замѣтить, у миссъ Лесли не было такихъ близкихъ родственниковъ, которые имѣли бы право распространять свои требованія на ея наслѣдство. Ближайшій ея родственникъ, и слѣдовательно законный наслѣдникъ, былъ Харли л'Эстренджъ, а если этотъ наслѣдникъ оставался довольнымъ такимъ распоряженіемъ, то другіе не имѣли права выражать свои жалобы. Родственная связь между нею и фамиліей Лесли изъ Рудъ-Голла была, какъ мы сейчасъ увидимъ, весьма отдаленная.
Мистеръ Эджертонъ, сейчасъ же послѣ женитьбы, принялъ дѣятельное участіе въ дѣлахъ Нижняго Парламента. Положеніе его въ обществѣ сдѣлалось тогда самымъ выгоднымъ, чтобъ начинать блестящую каррьеру. Его слова въ ту пору о состояніи провинцій принимали большую значительность, потому что онъ находился въ нѣкоторой отъ нея зависимости. Его таланты много выиграли чрезъ изобиліе, роскошь и богатство его дома на Гросвеноръ-Сквэрѣ, чрезъ уваженіе, внушаемое имъ къ своей особѣ, какъ къ человѣку, положившему своей жизни прочное основаніе, и наконецъ чрезъ богатство, дѣйствительно весьма большое и народными толками увеличиваемое до богатства Креза. Успѣхи Одлея Эджертона далеко превосходили всѣ раннія отъ него ожиданія. Съ самого начала онъ занялъ то положеніе въ Нижнемъ Парламентѣ, которое требовало особеннаго умѣнья, чтобъ утвердиться на немъ, и большого знанія свѣта, чтобъ не навлечь на себя обвиненія въ томъ, что оно занимается человѣкомъ безъ всякихъ способностей, изъ одной только прихоти; утвердиться же на этомъ мѣстѣ для человѣка честолюбиваго было особенно выгодно. Короче сказать, мистеръ Эджертонъ занялъ въ Парламентѣ положеніе такого человѣка, который принадлежитъ на столько къ своей партіи, на сколько требовалось, чтобъ въ случаѣ нужды имѣть отъ нея подпору,-- и въ то же время онъ на столько былъ свободенъ отъ нея, на сколько нужно было, чтобы при нѣкоторыхъ случаяхъ подать свой голосъ, выразить свое собственное мнѣніе.
Какъ приверженецъ и защитникъ системы торіемъ, онъ совершенно отдѣлился отъ провинціальной партіи и всегда оказывалъ особенное уваженіе къ мнѣніямъ большихъ городокъ. Нe забѣгая впередъ современнаго стремленія политическаго духа и не отставая отъ него, онъ съ той дальновидной расчетливостью достигалъ своей цѣли, которую совершенное знаніе свѣта доставляетъ иногда великимъ политикамъ. Онъ былъ такой прекрасный барометръ для наблюденія той перемѣнчивой погоды, которая называется общественнымъ мнѣніемъ, что могъ бы участвовать въ политическомъ отдѣлѣ газеты Times. Очень скоро, и даже съ умысломъ, онъ поссорился съ своими лэнсмерскими избирателями и ни разу уже болѣе не заглядывалъ въ этотъ округъ,-- быть можетъ, потому, что это имѣло тѣсную связь съ весьма непріятными воспоминаніями. Его спичи, возбуждавшіе такое негодованіе въ Лэнсмерѣ, въ то же время приводили въ восторгъ одинъ изъ нашихъ торговыхъ городовъ, такъ что при слѣдующихъ выборахъ этотъ городъ почтилъ мистера Эджертона правомъ быть его представителемъ. Въ ту пору, до преобразованія Парламента, большіе торговые города избирали себѣ членовъ изъ среды людей весьма замѣчательныхъ. И тотъ изъ членовъ вполнѣ могъ гордиться своимъ положеніемъ въ Парламентѣ, кто уполномочивался выражать и защищать мнѣнія первѣйшихъ купцовъ Англіи.
Мистриссъ Эджертонъ прожила въ брачномъ состояніи нѣсколько лѣтъ. Дѣтей она не оставила. Правда, были двое; но и тѣ скончались на первыхъ порахъ своего младенчества. Поэтому все женино состояніе перешло въ неоспоримое и неограниченное владѣніе мужа.
До какой степени вдовецъ сокрушался потерею своей жены, онъ не обнаружилъ этого передъ свѣтомъ. И въ самомъ дѣлѣ, Одлей Эджертонъ былъ такой человѣкъ, который еще съ дѣтскаго возраста пріучилъ себя скрывать волненія души своей. На нѣсколько мѣсяцевъ онъ самого себя схоронилъ въ деревнѣ,-- въ какой именно, никому не было извѣстно. По возвращеніи лицо его сдѣлалось замѣтно угрюмѣе; въ привычкахъ же его и занятіяхъ не открывалось никакой перемѣны, исключая развѣ той, что вскорѣ онъ получилъ въ Парламентѣ оффиціальную должность и по этому случаю сдѣлался дѣятельнѣе прежняго.
Мастеръ Эджертонъ, въ денежныхъ отношеніяхъ, всегда считался щедрымъ и великодушнымъ. Не разъ было замѣчено, что на капиталы богатаго человѣка весьма часто возникаютъ съ той или другой стороны различнаго рода требованія. Мы же при этомъ должны сказать, что никто такъ охотно не соглашался съ подобными требованіями, какъ Одлей Эджертонъ. Но между всѣми его благотворительными поступками ни одинъ, по видимому, не заслуживалъ такой похвалы, какъ великодушіе, оказанное сыну одного изъ бѣдныхъ и дальнихъ родственниковъ покойной жены, именно старшему сыну мистера Лесли изъ Рудъ-Голла.
Здѣсь, слѣдуетъ замѣтить, поколѣнія четыре назадъ проживалъ нѣкто сквайръ Лесли, человѣкъ, обладающій множествомъ акровъ земли и дѣятельнымъ умомъ. Случилось такъ, что между этимъ сквайромъ и его старшимъ сыномъ возникло большое несогласіе, по поводу котораго хотя сквайръ и не лишилъ преступнаго сына наслѣдства, но до кончины своей отдѣлилъ половину благопріобрѣтеннаго имѣнія младшему сыну.
Младшій сынъ одаренъ былъ отъ природы прекрасными способностями и характеромъ, которые вполнѣ оправдывала распоряженіе родителя. Онъ увеличилъ свое богатство и чрезъ общественную службу, а такъ же и чрезъ хорошую женитьбу, сдѣлался въ короткое время человѣкомъ извѣстнымъ и замѣчательнымъ. Потомки слѣдовали его примѣру и занимали почетныя мѣста между первыми членами Нижняго Парламента. Это продолжалось до послѣдняго изъ нихъ, который, умирая, оставилъ единственной наслѣдницей и представительницей рода Лесли дочь Клементину, впослѣдствіи вышедшую замужъ за мистера Эджертона.
Между тѣмъ старшій сынъ вышеприведеннаго сквайра, получивъ наслѣдство, промоталъ изъ него большую часть, а чрезъ дурныя наклонности и довольно низкія связи успѣлъ унизить даже достоинство своего имени. Его наслѣдники подражали ему до тѣхъ поръ, пока отцу Рандаля, мистеру Маундеру Слюгъ Лесли, не осталось ничего, кромѣ ветхаго дома, который у нѣмцевъ называется Stammschloss, и нѣсколько акровъ жалкой земли, окружавшей этотъ домъ.
Хотя всѣ сношенія между этими двумя отраслями одной фамиліи прекратились совершенно, однако же, младшій братъ постоянно питалъ уваженіе къ старшему, какъ къ главѣ дома Лесли. Поэтому нѣкоторые полагали, что мистриссъ Эджертонъ на смертномъ одрѣ поручала попеченію мужа бѣдныхъ однофамильцевъ ея и родственниковъ. Предположеніе это еще болѣе оправдывалось тѣмъ, что Одлей, возвратясь послѣ кончины мистриссъ Эджертонъ въ Лондонъ, немедленно отправилъ къ мистеру Маундеру Лесли пять тысячъ фунтовъ стерлинговъ, которые, какъ онъ говорилъ, жена его, не оставивъ письменнаго завѣщанія, изустно предназначила въ пользу того джентльмена, и кромѣ того Одлей просилъ позволенія принять на свое попеченіе воспитаніе Рандаля Лесли.
Мистеръ Mayндеръ Лесли съ помощію такого капитала могъ бы сдѣлать весьма многое для своего маленькаго имѣнія или могъ бы на проценты съ него доставлять матеріяльныя пособія домашнему комфорту. Окрестный стряпчій, пронюхавъ объ этомъ неожиданномъ наслѣдствѣ мистера Лесли, поспѣшилъ прибрать деньги къ своимъ рукамъ, подъ предлогомъ пустить ихъ въ весьма выгодные обороты. Но лишь только пять тысячъ фунтовъ поступили въ его распоряженіе, какъ онъ немедленно отправился вмѣстѣ съ ними въ Америку.
Между тѣмъ Рандаль, помѣщенный мистеромъ Эджертономъ въ превосходную приготовительную школу, съ перваго начала не обнаруживалъ ни малѣйшихъ признаковъ ни прилежанія, ни талантовъ, но передъ самымъ выпускомъ его изъ школы въ нее поступилъ, въ качествѣ классическаго наставника, молодой человѣкъ, окончившій курсъ наукъ къ Оксфордскомъ университетѣ. Необыкновенное усердіе новаго учителя и совершенное знаніе своего дѣла произвели большое вліяніе за всѣхъ вообще учениковъ, а на Рандаля Лесли въ особенности. Внѣ классовъ учитель много говорилъ о пользѣ и выгодахъ образованія и впослѣдствіи, въ весьма непродолжительномъ времени, обнаружилъ эти выгоды въ лицѣ своей особы. Онъ превосходно описалъ греческую комедію, и духовная коллегія, изъ которой онъ былъ исключенъ за нѣкоторыя отступленія отъ строгаго образа жизни, снова приняла его въ свои объятія, наградивъ его ученой степенью. Спустя нѣсколько времени, онъ принялъ священническій санъ, сдѣлался наставникомъ въ той же коллегіи, отличился еще болѣе написаннымъ трактатомъ объ удареніяхъ греческаго языка, получилъ прекрасное содержаніе и, какъ всѣ полагали, былъ на прямой дорогѣ къ епископскому сану. Этотъ-то молодой человѣкъ и поселилъ къ Рандалѣ Лесли весьма сильную жажду познанія, такъ что при поступленіи мальчика въ Итонскую школу онъ занялся науками съ такимъ усердіемъ и непоколебимостью, что слава его вскорѣ долетѣла до Одлея Эджертона. Съ этого времени Одлей принималъ самое живое, почти отеческое, участіе въ блестящемъ итонскомъ студентѣ, и во время вакацій Рандаль всегда проводилъ нѣсколько дней у своего покровителя.
Я сказалъ уже, что поступокъ Эджертона, въ отношеніи къ мальчику, былъ болѣе достоинъ похвалы, нежели большая часть тѣхъ примѣровъ великодушія, за которые его превозносили, тѣмъ болѣе, что за это свѣтъ не рукоплескалъ ему. Впрочемъ, все, что человѣкъ творить внутри пространства своихъ родственныхъ связей, не можетъ нести съ собой того блеска, которымъ облекается щедрость, обнаруживаемая при публичныхъ случаяхъ. Вѣроятно, это потому, что помощь, оказанная родственнику, или ставится ни во что, или считается, въ строгомъ смыслѣ слова, за прямую обязанность. Сквайръ Гэзельденъ справедливо замѣчалъ, что Рандаль Лесли, по родственнымъ связямъ, находился гораздо ближе къ Гэзельденамъ, чѣмъ къ мистеру Эджертону, и это доказывается тѣмъ, что дѣдъ Рандаля былъ женатъ на миссъ Гэзельденъ (самая высокая связь, которую бѣдная отрасль фамиліи Лесли образовала со времени вышеприведеннаго раздѣла). Но Одлей Эджертонъ, по видимому, вовсе не зналъ этого факта. Не будучи потомкомъ Гэзельденовъ, онъ не безпокоился объ ихъ генеалогіи, а кромѣ того, оказывая помощь бѣднымъ Лесли, онъ далъ понять имъ, что примѣръ его великодушія должно приписать единственно его уваженію къ памяти и родству покойной мистриссъ Эджертонъ. Съ своей стороны, сквайръ въ щедрости Одлея Эджертона къ фамиліи Лесли видѣлъ сильный упрекъ своему собственному невниманію къ этимъ бѣднякамъ, и потому ему сдѣлалось вдвое прискорбнѣе, когда въ домѣ его упомянули имя Рандаля Лесли. Но дѣло въ томъ, что Лесли изъ Рудъ-Голла до такой степени избѣгали всякаго вниманія, что сквайръ дѣйствительно забылъ объ ихъ существованіи. Онъ только тогда и вспомнилъ о нихъ, когда Рандаль сдѣлался обязаннымъ его брату, и тутъ онъ почувствовалъ сильное угрызеніе совѣсти въ томъ, что кромѣ его, главы Гэзельденовъ, ни кто бы не долженъ былъ подать руку помощи внуку Гэзельдена.
Изъяснивъ такимъ образомъ хотя и скучновато положеніе Одлея Эджертона въ свѣтѣ или въ отношеніи къ его молодому protég é, и позволяю теперь ему выучить письма и читать ихъ.