Мистеръ Эджертонъ взглянулъ на груду писемъ, лежавшихъ передъ нимъ, нѣкоторыя изъ нихъ распечаталъ, потомъ, безъ всякаго вниманія, пробѣжалъ, разорвалъ и бросилъ въ пустой ящикъ. Люди, занимающіе въ обществѣ публичныя должности, получаютъ такое множество странныхъ писемъ, что ящики, предназначенные для грязной бумаги, никогда не остаются пусты. Письма отъ аматёровъ, свѣдущихъ въ финансовой части и предлагающихъ новые способы къ погашенію государственныхъ долговъ,-- письма изъ Америки, выпрашивающія автографовъ,-- письма отъ нѣжныхъ деревенскихъ маменекъ, рекомендующихъ, какъ какое нибудь чудо, своего сынка, для помѣщенія въ королевскую службу,-- письма, подписанныя какой нибудь Матильдой или Каролиной, и извѣщающія, что Каролина или Матильда видѣла портретъ мистера Эджертона на выставкѣ, и что сердце, неравнодушное къ прелестямъ этого портрета, можно найти въ Пикадилли, подъ No такимъ-то,-- письма отъ нищихъ, самозванцевъ, сумасшедшихъ, спекуляторовъ и шарлатановъ, и всѣ имъ подобныя письма служатъ пищею пустому ящику.
Изъ разсмотрѣнной корреспонденціи мистеръ Эджертонъ сначала отобралъ дѣловыя письма и методически положилъ ихъ въ одно отдѣленіе бумажника, и потомъ письма отъ частныхъ людей, которыя также тщательно положилъ въ другое отдѣленіе. Послѣднихъ было всего только три: одно -- отъ управляющаго, другое -- отъ Харли л'Эстренджа, и третье -- отъ Рандаля Лесли. Мистеръ Эджертонъ имѣлъ обыкновеніе отвѣчать за получаемыя письма въ конторѣ, и въ эту-то контору, спустя нѣсколько минутъ, онъ направилъ свой путь. Не одинъ прохожій оборачивался назадъ, чтобъ еще разъ взглянуть на мужественную фигуру человѣка, сюртукъ котораго, несмотря на знойный лѣтній день, былъ застегнутъ на всѣ пуговицы и, какъ нельзя лучше, обнаруживалъ стройный станъ и могучую грудь прекраснаго джентльмена. При входѣ въ Парламентскую улицу, къ Одлею Эджертону присоединялся одинъ изъ его сослуживцевъ, который также спѣшилъ въ свою контору.
Сдѣлавъ нѣсколько замѣчаній насчетъ послѣдняго парламентскаго засѣданія, этотъ джентльменъ сказалъ:
-- Да кстати, не можешь ли ты обѣдать у меня въ субботу? ты встрѣтишься съ Лэнсмеромъ. Онъ пріѣхалъ сюда подавать голосъ за насъ въ понедѣльникъ.
-- Въ этотъ день я просилъ къ себѣ нѣкоторыхъ знакомыхъ, отвѣчалъ мистеръ Эджертонъ: -- но это можно будетъ отложить до другого раза. Я вижу лорда Лэнсмера слишкомъ рѣдко, чтобъ пропустить какой бы то ни было случай видѣться съ человѣкомъ, котораго уважаю.
-- Такъ рѣдко! Правда, онъ очень мало бываетъ въ городѣ; но что тебѣ мѣшаетъ съѣздить къ нему въ деревню? О, еслибъ ты зналъ, какая чудная охота тамъ, какой пріятный старинный домъ?
-- Мой милый Вестбурнъ, неужели ты не знаешь, что этотъ домъ -- пітіит vicina Cremonae -- находится въ ближайшемъ сосѣдствѣ съ мѣстечкомъ, гдѣ меня ненавидятъ.
-- Ха, ха! да, да. Теперь я помню, что ты поступилъ въ первый разъ въ Парламентъ въ качествѣ депутата того уютнаго мѣстечка. Однако, самъ Лэнсмеръ не находилъ ничего предосудительнаго въ мнѣніяхъ, которыя ты излагалъ въ ту пору Парламенту.
-- Нисколько! Онъ велъ себя превосходно, да, кромѣ того, я въ весьма короткихъ отношеніяхъ съ д'Эстренджемъ.
-- Скажи пожалуста, пріѣзжаетъ ли когда нибудь этотъ чудакъ въ Англію?
-- Пріѣзжаетъ,-- обыкновенно разъ въ годъ, на нѣсколько дней собственно затѣмъ, чтобы повидаться съ отцомъ и матерью, а потомъ снова отправиться на континентъ.
-- Я ни разу не встрѣчалъ его.
-- Онъ пріѣзжаетъ въ сентябрѣ или октябрѣ, когда тебя, безъ всякаго сомнѣнія, не бываетъ въ городѣ, и Лэнсмеры нарочно для этого являются сюда.
-- Почему же не онъ ѣдетъ къ нимъ?
-- Полагаю потому, что человѣку, пріѣхавшему въ теченіе года на нѣсколько дней, найдется бездна дѣла въ самомъ Лондонѣ.
-- Что, онъ такъ же забавенъ, какъ и прежде?
Эджертонъ кивнулъ головой.
-- И такъ же замѣчателенъ, какимъ онъ могъ бы быть, продолжалъ лордъ Вестбурнъ.
-- И такъ же знаменитъ, какъ долженъ быть! возразилъ Эджертонъ, довольно сухо: -- знаменитъ, какъ офицеръ, который служилъ образцомъ на ватерлооскомъ полѣ, какъ ученый человѣкъ съ самымъ утонченнымъ вкусомъ и какъ благовоспитанный джентльменъ.
-- Мнѣ очень пріятно слышать, какъ одинъ другого хвалитъ, и хвалитъ такъ горячо. Въ нынѣшнія дурныя времена это диковинка, отвѣчалъ лордъ Вестбурнъ.-- Но все же, хотя отъ л'Эстренджа и нельзя отнять тѣхъ отличныхъ качествъ, которыя ты приписываешь ему, согласись самъ, что онъ, проживая за границей, расточаетъ свою жизнь по пустому?
-- И старается, по возможности, быть счастливымъ; ты, вѣроятно, я это хочешь сказать, Вестбурнъ? Совершенно ли ты увѣренъ въ томъ, что мы, оставаясь здѣсь, не расточаемъ своей жизни?... Однако, мнѣ нельзя дожидаться отвѣта. Мы стоимъ теперь у дверей моей темницы.
-- Значитъ до субботы?
-- До субботы. Прощай.
Слѣдующій часъ и даже, можетъ быть, болѣе, мистеръ Эджертонъ былъ занятъ дѣлами. Послѣ того, уловивъ свободный промежутокъ времени (и именно въ то время, какъ писецъ составлялъ, по его приказанію, донесеніе), онъ занялся отвѣтами за полученныя письма. Дѣловыя письма не требовали особеннаго труда; отложивъ въ сторону приготовленные отвѣты на нихъ, онъ вынулъ изъ бумажника письма, которыя называлъ приватными.
Прежде всего онъ занялся письмомъ своего управителя. Письмо это было чрезвычайно длинно; но отвѣтъ на него заключался въ трехъ строчкахъ. Самъ Питтъ едва ли былъ небрежнѣе Одлея Эджертона къ своимъ частнымъ дѣламъ и интересамъ, а несмотря на то, враги Одлея Эджертона называли его эгоистомъ.
Второе письмо онъ написалъ къ Рандалю, и хотя длиннѣе перваго, но оно не было растянуто. Вотъ что заключалось въ немъ:
"Любезный мистеръ Лесли! вы спрашиваете моего совѣта, должно ли принять приглашеніе Франка Гэзельдена пріѣхать къ нему погостить. Я вижу въ этомъ вашу деликатность и дорого цѣню ее. Если васъ приглашаютъ въ Гэзельденъ-Голлъ, то я не нахожу къ тому ни малѣйшаго препятствія. Мнѣ было бы очень непріятно, еслибъ вы сами навязались на это посѣщеніе. И вообще, мнѣ кажется, что молодому человѣку, которому самому предстоитъ пробивать себѣ дорогу въ жизни, гораздо лучше избѣгать всѣхъ дружескихъ сношеній съ тѣми молодыми людьми, которые не связаны съ нимъ ни узами родства, ни стремленіемъ на избранномъ поприщѣ къ одинаковой цѣли.
"Какъ скоро кончится этотъ визитъ, совѣтую вамъ прибыть въ Лондонъ. Донесеніе, полученное много о вашихъ успѣхахъ въ Итонской школѣ, дѣлаетъ, по моему сужденію, возвращеніе ваше необходимымъ. Если вашъ батюшка не встрѣчаетъ препятствія, то я полагаю, съ наступленіемъ будущаго учебнаго года, перемѣститъ васъ въ Оксфордскій университетъ. Для облегченія вашихъ занятій, я нанялъ домашняго учителя, который, судя по вашей высокой репутаціи въ Итонѣ, полагаетъ, что вы сразу поступите въ число студентовъ одной изъ университетскихъ коллегій. Если такъ, то я съ полною увѣренностію буду смотрѣть на вашу каррьеру въ жизни.
"Остаюсь какъ благосклонный другъ и искренній доброжелатель
Л. Э."
Читатель, вѣроятно, замѣтилъ, что въ этомъ письмѣ соблюдены условія холодной формальности. Мистеръ Эджертонъ не называлъ своего protégé "любезнымъ Рандалемъ", что, по видимому, было бы гораздо натуральнѣе, но употребилъ холодное, жосткое названіе: "любезный мистеръ Лесли". Кромѣ того онъ намекаетъ что этому мальчику предстоитъ самому прокладывать себѣ дорогу въ жизни. Не хотѣлъ ли онъ этимъ намекомъ предостеречь юношу отъ слишкомъ увѣренныхъ понятій о наслѣдствѣ, которыя могли пробудиться въ немъ при мысли о великодушіи его покровителя?
Письмо къ лорду л'Эстренджу совершенно отличалось отъ двухъ первыхъ. Оно было длинно и наполнено такимъ собраніемъ новостей и городскихъ сплетенъ, который всегда бываютъ виторесны для вашихъ друзей съ чужеземныхъ краяхъ: но было написано свободно и, какъ кажется, съ желаніемъ развеселить или по крайней вѣрѣ не взвести скуки на своего пріятеля. Вы легко могли бы замѣтить, что письмо мистера Эджертона служило отвѣтомъ на письмо, проникнутое грустью,-- могли бы замѣтить, что въ духѣ, въ которомъ оно было написано, и въ самомъ содержаніи его проглядывала любовь, даже до нѣжности, къ которой едва ли былъ способенъ Одлей Эджертонъ, судя во предположеніямъ тѣхъ, кто коротко зналъ и искренно любилъ его. Но, несмотря на то, въ томъ же самомъ письмѣ замѣтна была какая-то принужденность, которую, быть можетъ, обнаружила бы одна только тонкая проницательность женщины. Оно не имѣло той откровенности, той сердечной теплоты, которая должна бы характеризировать письма двухъ друзей, преданныхъ одинъ другому съ ранняго дѣтства, и которыми дышала всѣ коротенькія, разбросанныя безъ всякой связи сентенціи его корреспондента. Но гдѣ же болѣе всего обнаруживалась эта принужденность? Эджертонъ, кажется, нисколько не стѣсняетъ себя тамъ, гдѣ перо его скользитъ гладко, и именно въ тѣхъ мѣстахъ, которыя не относятся до его личности. О себѣ онъ ничего не говоритъ: вотъ въ этомъ-то и состоитъ недостатокъ его дружескаго посланія. Онъ избѣгаетъ всякаго сношенія съ міромъ внутреннимъ: не заглядываетъ въ свою душу, не совѣтуется съ чувствами. Но можетъ статься и то, что этотъ человѣкъ не имѣетъ ни души, ни чувствъ. Да и возможно ли ожидать, чтобъ степенный лордъ, въ практической жизни котораго утра проводятся въ оффиціальныхъ занятіяхъ, а ночи поглощаются разсмотрѣніемъ парламентскихъ билей, могъ писать тѣмъ же самымъ слогомъ, какъ и безпечный мечтатель среди сосенъ Равенны или на берегахъ озера Комо?
Одлей только что кончилъ это письмо, какъ ему доложили о прибытіи депутаціи одного провинціяльнаго городка, членамъ котораго для свиданія съ нимъ назначено было два часа. Надобно замѣтить, что въ Лондонѣ не было ни одной конторы, въ которой депутаціи принимались бы такъ скоро, какъ въ конторѣ мистера Эджертона.
Депутація вошла. Она состояла изъ двадцати особъ среднихъ лѣтъ. Несмотря на спокойную наружность членовъ; замѣтно было, что мы были сильно озабочены и явились въ Лондонъ защищать какъ свои собственные интересы, такъ и интересы своей провинціи, которымъ угрожала какая-то опасность по поводу представленнаго Эджертономъ биля.
Мэръ того города былъ главнымъ представителемъ депутаціи и ораторомъ. Отдавая ему справедливость, онъ говорилъ убѣдительно, но такимъ слогомъ, къ какому почетный членъ Парламента вовсе не привыкъ. Это былъ размашистый слогъ: нецеремонный, свободный и легкій,-- слогъ, на которомъ любятъ выражаться американцы. Даже въ самой манерѣ оратора было что-то такое, которое обнаруживало въ немъ временнаго жителя Соединенныхъ Штатовъ. Онъ имѣлъ пріятную наружность и въ то же время проницательный и значительный взглядъ,-- взглядъ человѣка, который привыкъ смотрѣть весьма равнодушно рѣшительно на все, и который въ свободномъ выраженіи своихъ идей находилъ особенное удовольствіе.
Его сограждане, по видимому, оказывали мэру глубокое уваженіе.
Мистеръ Эджертонъ былъ весьма благоразуменъ, чтобъ оскорбиться довольно грубымъ обращеніемъ простого человѣка, и хотя онъ казался надменнѣе прежняго, когда увидѣлъ, что замѣчанія его въ представленномъ билѣ опровергались чисто на чисто простымъ гражданиномъ, но отнюдь не показывалъ ему, что онъ обижается этимъ. Въ доказательствахъ мэра было столько основательности, столько здраваго смысла и справедливости, что мистеръ Эджертонъ со всею учтивостію обѣщалъ принять ихъ въ полное соображеніе и потомъ откланялся всей депутаціи. Но не успѣла еще дверь затвориться, какъ снова растворилась, и мэръ представился одинъ, громко сказавъ своимъ товарищамъ:
-- Я позабылъ сказать мистеру Эджертону еще кое-что; подождите меня внизу.
-- Ну что, господинъ мэръ, сказалъ Одлей, указывая на стулъ:-- что вы еще хотите сообщить мнѣ?
Мэръ оглянулся назадъ, желая удостовѣриться, заперта ли дворъ, и потомъ, придвинувъ стулъ къ самому стулу мистера Эджертона, положилъ указательный палецъ на руку этого джентльмена и сказалъ:
-- Я думаю, сэръ, я говорю съ человѣкомъ, который знакомъ со свѣтомъ.
Въ отвѣтъ на это мистеръ Эджертонъ только слегка кивнулъ головой и потихоньку отодвинулъ свою руку отъ прикосновенія чужого пальца.
-- Вы замѣчаете, сэръ, что я обращаюсь не къ кому либо другому, а именно къ вамъ. Мы и безъ другихъ обойдемся. Вы знаете, что наступаетъ время выборовъ.
-- Мнѣ очень жаль, милостивый государь, что давишнія ваши замѣчанія нельзя такъ скоро примѣнить въ дѣлу; весь вопросъ состоитъ теперь въ томъ: дѣйствительно ли торговля вашего города страдаетъ по нѣкоторымъ непредвидѣннымъ обстоятельствамъ, или...
-- Позвольте, мистеръ Эджертонъ! рѣчь теперь идетъ не о нашемъ городѣ, но о выборахъ. Какъ вы скажете, напримѣръ, пріятно ли вамъ будетъ имѣть двухъ лишнихъ депутатовъ отъ нашего города, которые, въ случаѣ надобности, будутъ послѣ выборовъ поддерживать своего представителя?
-- Безъ всякаго сомнѣнія, пріятно, отвѣчалъ мастеръ Эджертонъ.
-- Такъ знаете ли что -- я могу сдѣлать это. Смѣю сказать, что весь городъ въ моемъ карманѣ; да, конечно, онъ и долженъ быть, послѣ той огромной суммы денегъ, которую я трачу въ немъ. Извольте видѣть, мистеръ Эджертонъ, -- я провелъ б о льшую часть моей жизни въ Соединенныхъ Штатахъ, а потому, имѣя дѣло съ человѣкомъ опытнымъ, я говорю съ нимъ напрямикъ. Я самъ, милостивый государь, кое-что смекаю въ дѣлахъ свѣта. Если вы сдѣлаете что нибудь для меня, то и я, съ своей стороны, готовъ оказать вамъ немаловажную услугу. Два лишніе голоса за такой прекрасный городъ, какъ нашъ, это что нибудь да значатъ,-- какъ вы думаете?
-- Я, право.... началъ было мастеръ Эджертонъ съ краткимъ изумленіемъ.
-- Что тутъ говорить много! возразилъ мэръ придвигая свой стулъ еще ближе и прерывая должностную особу.-- Я буду съ вами еще откровеннѣе. Дѣло вотъ въ чемъ: я забралъ себѣ въ голову, что куда какъ было бы хорошо, еслибъ мнѣ пожаловали дворянское достоинство. Удивляйтесь, мистеръ Эджертонъ, сколько вамъ угодно: дѣйствительно, съ моей стороны это самое нелѣпое желаніе, и все же мнѣ бы хотѣлось, чтобъ меня звали сэръ Ричардъ. Вѣдь каждый человѣкъ имѣетъ свою исключительную слабость: почему же бы и мнѣ не имѣть своей? Итакъ, если вы можете сдѣлать меня сэромъ Ричардомъ, то смѣло можете расчитывать при наступающихъ выборахъ на двухъ членовъ, само собою разумѣется, людей образованныхъ и опытныхъ, такихъ, какъ вы сами. Ну, что? кажется, я объяснилъ вамъ все дѣло и коротко и ясно?
-- Я теряюсь въ догадкахъ, сэръ, сказалъ мистеръ Эджертонъ, вставая съ мѣста:-- почему вы вздумали выбрать меня для такого весьма необыкновеннаго предложенія?
-- Потому именно, что вы болѣе другихъ знакомы со свѣтомъ,-- я уже, кажется, сказалъ вамъ объ этомъ, отвѣчалъ мэръ, кивая головой съ самодовольнымъ видомъ;-- и потому еще, что, можетъ быть, вы пожелаете усилить свою партію. Не нужно, кажется, напоминать вамъ, что это остается между нами: скромность и честь должны стоять выше всего на свѣтѣ.
-- Милостивый государь, я очень обязанъ вамъ за ваше хорошее мнѣніе, но долженъ замѣтить, что въ дѣлахъ подобнаго рода.....
-- Понимаю, понимаю, возразилъ мэръ, снова прерывая мистера Эджертона: -- вы уклоняетесь отъ прямого отвѣта,-- и правильно дѣлаете. Я увѣренъ, что вы заговорили бы совсѣмъ другое, еслибъ... Ну, да что и толковать объ этомъ!... Впрочемъ, знаете ли, у меня есть другая причина, по которой я рѣшился переговорить съ вами о моемъ маленькомъ желаніи. Вы, кажется, когда-то были представителемъ Лэнсмера, и полагаю, что поступленіемъ въ Парламентъ вы обязаны большинству всего только двухъ голосовъ,-- не такъ ли?
-- Я рѣшительно ничего не знаю о подробностяхъ этого выбора: я не участвовалъ въ немъ.
-- Неужели? значитъ, къ вашему особенному счастью, двое моихъ родственниковъ присутствовали тамъ и подали въ вашу пользу свои голоса. Два голоса, и вы сдѣлались членомъ Парламента. А до того, признаюсь, вы жили здѣсь не такъ-то широко, и мнѣ кажется, что мы имѣемъ право расчитывать на...
-- Сэръ, я отвергаю это право. Я былъ совершенно чужой человѣкъ для Лэнсмера, и если избиратели доставили мнѣ случай присутствовать въ Парламентѣ, то это сдѣлано было изъ одного лишь уваженія къ лорду....
-- Къ лорду Лэнсмеру, вы хотите сказать, снова прервалъ мэръ.-- Правда ваша, правда. Однако, не забудьте, сэрь, а знаю, и даже, можетъ быть, не хуже вашего, какъ творятся подобныя дѣла. Я самъ-бы обратился съ настоящимъ моимъ дѣломъ къ лорду Лэнсмеру; но говорятъ, что, по чрезмѣрной гордости своей, онъ недоступенъ для нашего брата...
-- Извините, сэръ, сказалъ мистеръ Эджертонъ, приводя въ порядокъ разложенныя передъ нимъ бумаги, долженъ сказать вамъ, что вовсе не по моей части рекомендовать правительству кандидатовъ на дворянское достоинство, а тѣмъ болѣе не по моей части сводить торговыя сдѣлки на парламентскія мѣста; обратитесь съ этимъ куда слѣдуетъ.
-- О, если такъ, извините меня: я вѣдь не знаю вашихъ дѣлъ. Нe подумайте, однакожь, что при этомъ случаѣ я намѣренъ сдѣлаться въ глазахъ своихъ согражданъ безчестнымъ человѣкомъ, и что для своихъ собственныхъ выгодъ измѣню общественной пользѣ: совсѣмъ нѣтъ! Однакожь, скажете мнѣ: гдѣ же это "куда слѣдуетъ"? къ кому я долженъ обратиться?
-- Если вы хотите получить дворянское достоинство, сказалъ мистеръ Эджертонъ, начиная при всемъ своемъ негодованіи забавляться выходкою мэра: -- обратитесь къ первому министру; если вы хотите сообщить правительству свѣдѣнія касательно мѣстъ въ Парламентѣ, обратитесь къ секретарю Государственнаго Казначейства.
-- А какъ вы полагаете, что бы сказалъ мнѣ господинъ секретарь Государственнаго Казначейства?
-- Я полагаю, онъ сказалъ бы вамъ, что не должны представлять этого въ томъ видѣ, въ какомъ вы представили мнѣ: что правительство будетъ гордиться увѣренностью въ прямыя дѣйствія ваши и вашихъ избирателей; что такой джентельменъ, какъ вы, занимая почетную обязанность городского мэра, можетъ и безъ подобныхъ предложеній надѣяться получить дворянское достоинство при удобнѣйшемъ случаѣ.
-- Значитъ сюда не стоитъ и соваться! Ну, а какъ бы поступилъ при этомъ случаѣ первый министръ?
Негодованіе мистера Эджертона вышло изъ предѣловъ.
-- Вѣроятно, точно такъ, какъ и я намѣренъ поступить.
Сказавъ это, мастеръ Эджертонъ позвонилъ въ колокольчикъ. Въ кабинетъ явился служитель.
-- Покажи господину мэру выходъ отсюда! сказалъ мистеръ Эджертонъ.
Городской мэръ быстро обернулся назадъ, и лицо его покрылось багровымъ цвѣтомъ. Онъ пошелъ прямо къ дверямъ; но, слѣдуя позади провожатаго, онъ сдѣлалъ нѣсколько чрезвычайно быстрыхъ шаговъ назадъ, сжалъ кулаки и голосомъ, выражавшимъ сильное душевное волненіе, вскричалъ:
-- Помните же, рано или поздно, но я заставлю васъ пожалѣть объ этомъ: это такъ вѣрно, какъ и то, что меня зовутъ Эвенель!
-- Эвенель! повторилъ Эджертонъ, отступая назадъ.-- Эвенель!
Но уже мэръ ушелъ.
Одлей впалъ въ глубокую задумчивость. Казалось что въ душѣ его одно за другимъ возникали самыя непріятныя воспоминанія. Вошедшій лакей съ докладомъ, что лошадь подана къ дверямъ, вывелъ его изъ этого положенія...
Онъ всталъ, все еще съ блуждающими мыслями, и увидѣлъ на столѣ открытое письмо, написанное имъ къ Гарлею л'Эстренджу. Одлей придвинулъ письмо къ себѣ и началъ писать:
"Сію минуту заходилъ ко мнѣ человѣкъ, который называетъ себя Эвен...", на срединѣ этого имени перо Одлея остановилось.
"Нѣтъ, нѣтъ -- произнесъ онъ про себя -- смѣшно было бы растравлять старыя раны."
И вмѣстѣ съ этимъ онъ тщательно выскоблилъ приписанныя слова.
Одлей Эджертонъ, противъ принятаго имъ обыкновенія, не ѣздилъ въ Паркъ въ тотъ день. Онъ направилъ свою лошадь къ Вестминстерскому мосту и выѣхалъ за городъ. Сначала онъ ѣхалъ медленно: его какъ будто занимала какая-то тайная глубокая мысль,-- потомъ поѣхалъ быстрѣе, какъ будто старался убѣжать отъ этой мысли. Вечеромъ онъ пріѣхалъ позже обыкновеннаго и казался блѣднымъ и утомленнымъ. Ему нужно было говорить въ Парламентѣ и онъ говорилъ съ одушевленіемъ.