Несмотря на свою макіавеллевскую мудрость; докторъ Риккабокка не успѣвалъ заманить къ себѣ въ услуженіе Леонарда Ферфильда, хотя сама вдова отчасти склонялась на его сторону. Онъ ей представилъ всѣ выгоды, которыхъ можно было ожидать отъ этого для мальчика. Ленни сталъ бы учиться многому такому, что сдѣлало бы его способнымъ быть не однимъ лишь поденьщикомъ; онъ сталъ бы заниматься садоводствомъ, со всѣми его разнообразными отраслями, и современемъ занялъ бы мѣсто главнаго садовника у какого нибудь богатаго господина.
-- Кромѣ того, прибавлялъ Риккабокка: -- я сталъ бы слѣдятъ за его книжнымъ ученіемъ и преподавать ему все, къ чему онъ способенъ.
-- Онъ ко всему способенъ, отвѣчала вдова.
-- Въ такомъ случаѣ, возразилъ мудрецъ:-- я сталъ бы учить его всему.
Матъ Ленни, разумѣется, была этимъ очень заинтересована, потому что, какъ мы уже видѣли, она особенно уважала ученость и знала, что пасторъ смотрѣлъ на Риккабокка, какъ на чрезвычайно ученаго человѣка. Впрочемъ, Риккабокка, по слухамъ, былъ и колдуномъ, и хотя эти качества, въ соединеніи съ способностію выигрывать расположеніе прекраснаго пола, не были для вдовы достаточною причиною уклоняться отъ предложенія доктора, но самъ Ленни оказывалъ непреодолимое отвращеніе къ Риккабокка; онъ боялся его -- его очковъ, трубки, плаща, длинныхъ волосъ и краснаго зонтика, и на всѣ вызовы его отвѣчалъ всегда такъ отрывисто: "Благодарю васъ, сэръ; я лучше останусь съ матушкой", что Риккабокка долженъ былъ прекратить дальнѣйшія попытки завлечь мальчика въ свои сѣти.
Однако, онъ не совершенно отчаялся въ успѣхѣ; напротивъ, это былъ человѣкъ, котораго препятствія только сильнѣе подстрекали. То, что было въ немъ сначала дѣломъ расчета, обратилось теперь въ сильное желаніе.
Безъ сомнѣнія, многіе другіе мальчики, кромѣ Ленни, могли бы быть ему также полезны, но когда Ленни сталъ сопротивляться намѣреніямъ итальянца, то привлеченіе его въ свой домъ получило особенную важность въ глазахъ синьора Риккабокка.
Джакеймо, принимавшій особенное участіе въ этомъ дѣлѣ, забылъ о немъ совершенно, услыхавъ, что докторъ Риккабокка чрезъ нѣсколько дней отправляется въ Гэзельденъ-Голлъ: до того сильно было его удивленіе.
-- Тамъ не будетъ никого изъ чужихъ, только своя семья, сказалъ Риккабокка.-- Бѣдный Джакомо, тебѣ полезно будетъ поболтать въ лакейской съ своей братьею, а говядина за столомъ сквайра, какъ ни говори, все-таки питательнѣе, чѣмъ пискари и миноги. Мясная пища продолжитъ твою жизнь.
-- Господинъ мой шутитъ, возразилъ слуга очень серьёзнымъ тономъ: -- иной подумалъ бы, что я у васъ умираю съ голоду.
-- Мм! замѣтилъ Риккабокка.-- Нельзя не признаться, однако, мой вѣрный другъ, что ты дѣлалъ надъ собою подобные опыты, на сколько позволяетъ человѣческая природа.
И онъ ласково протянулъ руку своему спутнику въ изгнаніи.
Джакеймо низко поклонился, и слеза упала въ эту минуту на руку доктора.
-- Cospetto! сказалъ Риккабокка: -- тысячи поддѣльныхъ перловъ не стоятъ одного настоящаго. Мы привыкли дорожить женскими слезами; но искреннія слезы мужчины.... Ахъ, Джакомо! я никогда не буду въ состояніи заплатить тебѣ за это.-- Ступай, посмотри, въ порядкѣ ли наше платье.
Въ отношеніи къ гардеробу его господина, приказаніе это было пріятно для Джакеймо, потому что у доктора висѣло въ шкапахъ платье, которое слугѣ его казалось красивымъ и новымъ, хотя протекло уже много лѣтъ съ тѣхъ поръ, какъ оно вышло изъ рукъ портного.
Когда же Джакеймо сталъ разсматривать свой собственный гардеробъ, лицо его замѣтно вытянулось,-- не потому, что у него не было бы вовсе одежды, кромѣ облекавшей его въ ту минуту; ея было даже много, но надо знать, какова она была. Печально смотрѣлъ онъ на принадлежности своего костюма, изъ которыхъ одна положена была во всю длину на кровать, напоминая умершаго и окоченѣвшаго уже ветерана; другую подносилъ онъ къ свѣту, выказывавшему всѣ признаки ея ветхости; наконецъ, третья была повѣшена на стулѣ, съ котораго печально опускались къ полу истертые рукава какъ будто отъ какого-то изнеможенія. Все это напоминало тѣла покойниковъ, принесенныхъ въ Моргъ, все это слишкомъ мало гармонировало съ жизнью. Въ первые годы своего изгнанія, Джакеймо придерживался привычки одѣваться къ обѣду -- этимъ доказывалъ онъ особенное уваженіе къ своему господину,-- но парадное платье его скоро доказало всѣ признаки разрушенія; оно должно было перемѣнить свою роль -- обратилось въ утреннее, а съ тѣмъ вмѣстѣ быстро подвигалось къ распаденію.
Несмотря на свое философское равнодушіе ко всѣмъ мелочамъ домашпяго быта, скорѣе изъ участія къ Джакеймо, чѣмъ съ цѣлію придать себѣ болѣе значенія хорошимъ костюмомъ слуги, докторъ не разъ говорилъ ему:
-- Джакомо, тебѣ нужно платье; передѣлай себѣ изъ моего!
Джакеймо обыкновенно благодарилъ въ подобныхъ случаяхъ, какъ будто принимая подарокъ, но на самомъ дѣлѣ легко было говорить о передѣлкѣ, но вовсе нелегко ее выполнить; потому что, хотя, благодаря пескарямъ и миногамъ, составлявшимъ исключительную пищу нашихъ итальянцевъ, и Джакеймо и Риккабокка довели свой организмъ до самаго здороваго и долговѣчнаго состоянія, то есть обратили его въ кости и кожу, но дѣло въ томъ, что кости, заключавшіяся внутри кожи Риккабокка, отличались продолговатостью размѣровъ, а кости Джакеімо были особенно широки. Такимъ образомъ, одинаково трудно было бы сдѣлать ломбардскую лодку изъ какого нибудь низменнаго, сучковатаго дуба -- любимаго пристанища лѣсныхъ духовъ -- какъ и фигуру Джакеймо изъ фигуры Риккабокка. Наконецъ, если бы искусство портного и было достаточно для выполненія такого порученія, то самъ вѣрный Джакеймо не имѣлъ бы духу воспользоваться щедростію своего господина. Къ самому платью доктора онъ питалъ какое-то особенное уваженіе. Извѣстно, что древніе, спасшись отъ кораблекрушенія, вѣшали въ храмахъ одѣянія, въ которыхъ они боролись съ волнами.
Джакеймо смотрѣлъ на старое платье своего барина съ такимъ же суевѣрнымъ чувствомъ.
-- Этотъ сюртукъ баринъ надѣвалъ тогда-то; какъ теперь помню тотъ, вечеръ, когда баринъ надѣвалъ въ послѣдній разъ эти панталоны! говорилъ Джакеймо и принимался чистить и бережно чинить бренные остатки платья.
Но что оставалось дѣлать теперь? Джакеймо хотѣлось показаться дворецкому сквайра въ одеждѣ, которая бы не унизила ни его самого, ни его барина.-- Въ эту минуту раздался звукъ колокольчика, и Джакеймо вошелъ въ гостиную.
-- Джакомо, сказалъ Риккабокка, обращаясь къ нему: -- я думалъ о томъ, что ты ни разу не исполнялъ моего приказанія и не перешилъ себѣ моего лишняго платья. Теперь мы пускаемся въ большой свѣтъ: начавъ визитомъ, неизвѣстно гдѣ придется намъ остановиться. Отправляйся въ ближайшій городъ и достань себѣ платье. Въ Англіи все очень дорого. Довольно ли будетъ этого?
И Риккабокка подалъ ему билетъ въ пять фунтовъ.
Какъ ни былъ Джакеймо коротокъ въ обращеніи съ своимъ господиномъ, но въ то же время онъ былъ особенно почтителенъ. Въ настоящую же минуту онъ забылъ всю дань уваженія къ доктору.
-- Господинъ мой съ ума сошелъ! вскричалъ онъ: -- господинъ мой готовъ промотать все состояніе, если его допустить до того. Пять англійскихъ фунтовъ вѣдь составляютъ сто-двадцать-шесть миланскихъ фунтовъ! {Подъ именемъ миланскаго фунта Джакомо разумѣетъ миланскую lira. } Ахъ, Святая Дѣва Марія! Ахъ, жестокій отецъ! Что же будетъ съ нашей бѣдной синьориной? Такъ-то вы сбираетесь выдать ее замужъ?
-- Джакомо; сказалъ Риккабокка, поникнувъ головою: -- о синьоринѣ мы поговоримъ завтра, сегодня рѣчь идетъ о чести нашего дома. Посмотри на свое платье, мой бѣдный Джакомо,-- посмотри только на него хорошенько!
-- Все это справедливо, отвѣчалъ Джакеймо, придя въ себя и сдѣлавшись снова смиреннымъ: -- господинъ за дѣло выговариваетъ мнѣ; у меня готовая квартира, столъ, я получаю хорошее жалованье; вы полное право имѣете требовать, чтобы я былъ прилично одѣтъ.
-- Что касается до квартиры и, пожалуй, стола, они еще недурны; но хорошее жалованье есть уже чистое созданіе твоего воображенія.
-- Вовсе нѣтъ, возразилъ Джакеймо: -- я только получаю его не въ срокъ. Если бы господинъ не хотѣлъ его заплатить никогда, то, само собою разумѣется, я не сталъ бы служитъ ему. Я знаю, что мнѣ нужно только повременить, а я очень могу это сдѣлать. У меня тоже есть маленькій запасецъ. Будьте покойны, вы останетесь довольны мною. У меня сохранялись еще два прекрасные комплекта платья. Я приводилъ ихъ въ порядокъ, когда вы позвонили. Вы увидите сами, увидите сами.
И Джакеймо бросился изъ комнаты, побѣжалъ въ свою маленькую каморку, отперъ сундукъ, который хранился на его кровати подъ подушкою, досталъ изъ него разную мелочь и изъ самаго дальняго уголка его вынулъ кожаный кошелекъ. Онъ высыпалъ все бывшее въ кошелькѣ на кровать. То была большею частію итальянскія монеты, нѣсколько пяти-франковыхъ, какой-то медальонъ, англійская гинея и потомъ мелкаго серебра фунта на три. Джакеймо спряталъ опять иностранныя монеты, благоразумно замѣтивъ:
-- Здѣсь онѣ не пойдутъ по настоящей цѣнѣ.
Потомъ взялся за англійскія деньги и сосчиталъ ихъ.
-- Достанетъ ли васъ? произнесъ онъ, съ досадой брякнувъ деньгами.
Его глаза упали въ это время на медальонъ -- онъ остановился; потомъ, разсмотрѣвъ внимательно фигуру, изображенную на немъ, онъ прибавилъ, въ видѣ сентенціи, по примѣру, своего господина:
-- Какая разница между недругомъ, который на трогаетъ меня, и другомъ, который не помогаетъ мнѣ? Ты не приносишь мнѣ, мой медальонъ, никакой пользы, покоясь въ кожаномъ мѣшкѣ; но если я куплю на тебя пару новаго платья, то ты мнѣ будешь настоящимъ пріятелемъ. Alla bisogna, Monsignore!
Потомъ, съ важностію поцаловавъ медальонъ на прощанье, онъ положилъ его въ одинъ карманъ, монеты въ другой, завязалъ старое платье въ узелокъ, сбѣжалъ къ себѣ въ чуланъ, взялъ шляпу и палку и черезъ нѣсколько минутъ плелся по дорогѣ къ сосѣднему городку Л.
По всей вѣроятности, попытка удалась бѣдному итальянцу, потому что онъ воротился вечеромъ къ тому времени, когда нужно было приготовить барину кашу, составлявшую его ужинъ,-- воротился съ полнымъ костюмомъ чернаго сукна хотя нѣсколько потертымъ, но еще очень приличнымъ, двумя манишками и двумя бѣлыми галстухами.
Изъ всѣхъ этихъ вещей Джакеймо особенно цѣнилъ жилетъ, потому что онъ вымѣнялъ его на свой завѣтный медальонъ; все остальное пришлось ему обыкновеннымъ путемъ купли и продажи.