Докторъ Риккабокка завладѣлъ Ленни Ферфильдомъ, и потому можно сказать, что онъ мчался на своемъ конькѣ съ необыкновенной ловкостью и достигъ желаемой цѣли. Но миссъ Джемима все еще катилась на своей колесницѣ, ослабивъ возжи и размахивая бичемъ, и, по видимому, нисколько не сближаясь съ улетающимъ образомъ Риккабокка.
И дѣйствительно, эта превосходная и только черезчуръ чувствительная дѣва ни подъ какимъ видомъ не воображала, чтобы несчастный чужеземецъ въ мнѣніяхъ своихъ такъ далеко не согласовался съ ея ожиданіями, но, къ сожалѣнію, должна была убѣдиться въ томъ, когда докторъ Риккабокка оставилъ Гэзельденъ-Голлъ и снова заключилъ себя въ уединенныхъ предѣлахъ казино, не сдѣлавъ формальнаго отреченія отъ своего безбрачія. На нѣсколько дней она сама затворилась въ сваей комнатѣ и предалась размышленіямъ, съ болѣе противъ обыкновенія мрачнымъ удовольствіемъ, о вѣроятности приближающагося переворота вселенной. И въ самомъ дѣлѣ, множество находимыхъ ею признаковъ этого универсальнаго бѣдствія, въ которыхъ, вовремя пребыванія Риккабокка въ домѣ сквайра, она позволяла себѣ сомнѣваться, теперь сдѣлались совершенно очевидны. Даже газета, которая въ теченіе того счастливаго періода, располагавшаго къ особенному довѣрію, удѣляла полстолбца для родившихся и бракомъ сочетавшихся,-- теперь приносила длинный списокъ умершихъ, такъ что казалось, какъ будто все народонаселеніе чѣмъ-то страдало и не предвидѣло никакой возможности къ отвращенію своихъ ежедневныхъ потерь. Въ главныхъ статьяхъ газеты, съ какою-то таинственностью, наводящею ужасъ, говорилось о предстоящемъ кризисѣ. Въ отдѣлѣ, назначенномъ для общихъ новостей, между прочимъ упоминалось о чудовищныхъ рѣпахъ, о телятахъ съ двумя головами, о китахъ, выброшенныхъ на берегъ въ рѣкѣ Гумберъ, и дождѣ изъ однѣхъ лягушекъ, выпавшемъ на главной улицѣ города Чельтенгама.
Всѣ эти признаки, по ея убѣжденію, дряхлости и конечнаго разрушенія свѣта, которые подлѣ очаровательнаго Риккабокка неизбѣжно допустили бы нѣкоторое сомнѣніе касательно ихъ происхожденія и причины, теперь, соединившись съ самымъ худшимъ изъ всѣхъ признаковъ, и именно съ развивающимся въ человѣкѣ съ невѣроятной быстротой нечестіемъ, не оставляли миссъ Джемимѣ ни одной искры отрадной надежды, исключая развѣ той, которая извлекалась изъ убѣжденія, что миссъ Джемима будетъ ожидать всеобщей гибели безъ малѣйшей тревоги.
Мистриссъ Дэль, однако же, ни подъ какимъ видомъ не раздѣляла унынія своей прекрасной подруги и, получивъ доступъ въ ея комнату, успѣла, хотя и съ большимъ затрудненіемъ, развеселить унылый духъ этой мужчиноненавистницы. Въ своемъ благосклонномъ желаніи ускорить полетъ миссъ Джемимы къ свадебной цѣли мистриссъ Дэль не была до такой степени жестокосерда къ своему пріятелю, доктору Риккабокка, какою она казалась своему супругу. Мистриссъ Дэль одарена была догадливостію и проницательностью, какъ и большая часть женщинъ съ живымъ, пылкимъ характеромъ, а потому она знала, что миссъ Джемима была одной изъ тѣхъ молодыхъ лэди, которыя цѣнятъ мужа пропорціонально затрудненіямъ, встрѣченнымъ во время пріобрѣтенія его. Весьма вѣроятно, мои читатели, какъ мужескаго, такъ и женскаго пола, встрѣчали, въ періодъ своихъ испытаній, тотъ особенный родъ женскаго характера, который требуетъ всей теплоты супружескаго очага, чтобъ развернуть въ немъ всѣ свои врожденныя прекрасныя качества. Въ противномъ случаѣ, при невѣдѣніи объ этой наклонности, характеръ этотъ легко обратится въ ту сторону, которая будетъ способствовать къ его возрасту и улучшенію, какъ подсолнечникъ всегда обращается къ солнцу, а плакучая ива -- къ водѣ. Лэди такого характера, ставя какую нибудь преграду своимъ нѣжнымъ наклонностямъ, постоянно томятся и доводятъ умственныя способности до изнеможенія, до какой-то бездѣйственности, или пускаютъ ростки въ тѣ неправильныя эксцентричности, которыя подведены подъ общее названіе "странностей" или "оригинальностей характера". Но, перенесенный на надлежащую почву, тотъ же характеръ принимаетъ основательное развитіе; сердце, до этого изнеможенное и лишенное питательности, даетъ отпрыски, распускаетъ цвѣты и приноситъ плодъ. И такимъ образомъ многія прекрасныя лэди, которыя такъ долго чуждались мужчинъ, становятся преданными жонами и нѣжными матерями онѣ смѣются надъ прежнею своей разборчивостью и вздыхаютъ о слѣпомъ ожесточеніи своего сердца.
По всей вѣроятности, мистриссъ Дэль имѣла это въ виду, и, конечно, въ дополненіе ко всѣмъ усыпленнымъ добродѣтелямъ миссъ Джемимы, которымъ суждено пробудиться при одной лишь перемѣнѣ ея имени на имя мистриссъ Риккабокка, она расчитывала также и на существенныя выгоды, которыя подобная партія могла бы предоставить бѣдному изгнаннику. Такой прекрасный союзъ съ одной изъ самыхъ старинныхъ, богатыхъ и самыхъ популярныхъ фамилій въ округѣ самъ по себѣ уже давалъ большое преимущество его положенію въ обществѣ, а между тѣмъ приданое миссъ Джемимы хотя и не имѣло огромныхъ размѣровъ, считая его англійскими фунтами стерлинговъ, а не миланскими ливрами, все же было достаточно для того, чтобъ устранить тотъ постепенный упадокъ матеріальной жизни, который, послѣ продолжительной діэты на пискаряхъ и колючкахъ, сдѣлался уже очевиднымъ въ прекрасной и медленно исчезающей фигурѣ философа.
Подобно всѣмъ человѣческимъ созданіямъ, убѣжденнымъ въ справедливости и приличіи своихъ поступковъ, для мистриссъ Дэль недоставало только случая, чтобъ увѣнчать предпринятое дѣло полнымъ успѣхомъ. А такъ какъ случаи очень часто и притомъ неожиданно представляются сами собой, то она не только весьма часто возобновляла, и каждый разъ подъ болѣе важнымъ предлогомъ, свои дружескія приглашенія къ доктору Риккабокка -- напиться чаю и провести вечеръ въ ихъ домѣ, но съ особенною ловкостью, до такой степени растрогала щекотливость сквайра насчетъ его гостепріимства, что докторъ еженедѣльно получалъ убѣдительныя приглашенія отобѣдать въ Гэзельденъ-Голлѣ и пробыть тамъ до другого дня.
Итальянецъ сначала хмурился, ворчалъ, произносилъ свои Cospelto и Per Bacco всячески старался отдѣлаться отъ такой чрезмѣрной вѣжливости. Но, подобно всѣмъ одинокимъ джентльменамъ, онъ находился подъ сильнымъ вліяніемъ своего вѣрнаго слуги; а Джакеймо, хотя и могъ, въ случаѣ необходимости, такъ же равнодушно переносить голодъ, какъ и его господинъ, но все же, когда дѣло шло на выборъ, то онъ весьма охотно предпочиталъ хорошій росбифъ и плюмъ-пуддингъ тощимъ пискарямъ и костлявымъ колючкамъ. Кромѣ того, тщетная и неосторожная увѣренность касательно огромной суммы, которая можетъ перейти въ полное распоряженіе Риккабокка, и притомъ съ такою милою и прекрасною лэди, какъ миссъ Джемима, которая успѣла уже оказать Джакеймо легонькое вниманіе, сильно возбуждали алчность, которая между прочимъ была въ натурѣ слуги нашего итальянца,-- алчность тѣмъ болѣе изощренную, что, долго лишенный всякой возможности законнымъ образомъ употреблять ее въ дѣло для своихъ собственныхъ интересовъ, онъ уступалъ ее цѣликомъ своему господину.
Такимъ образомъ, измѣннически преданный своимъ слугой, Риккабокка попалъ, хотя и не съ завязанными глазами, въ гостепріимныя ловушки, разставленныя его безбрачной жизни. Онъ часто ходилъ въ пасторскій домъ, часто въ Гэзельденъ-Голлъ, и прелести семейной жизни, такъ долго отвергаемыя имъ, начали постепенно производить свои чары на стоицизмъ нашего изгнанника. Франкъ въ это время возвратился уже въ Итонъ. Неожиданное приглашеніе отозвало капитана Гиджинботэма провести нѣсколько недѣль въ Батѣ съ дальнимъ родственникомъ, который недавно возвратился изъ Индіи, и который, при богатствахъ Креза, чувствовалъ такое одиночество и отчужденіе къ родному острову, что когда капитанъ "высказалъ свои права на родственную связь", то, къ его крайнему изумленію, "индѣйскій набобъ призналъ вполнѣ эти права",-- между тѣмъ продолжительныя парламентскія засѣданія все еще удерживали въ Лондонѣ посѣтителей сквайра, являвшихся въ Гэзельденъ-Голлѣ, по обыкновенію, въ концѣ лѣтняго сезона; такъ что мистеръ Гэзельденъ съ непритворнымъ удовольствіемъ наслаждался развлеченіемъ въ бесѣдѣ съ умнымъ чужеземцемъ. Такимъ образомъ, къ общему удовольствію всѣхъ знакомыхъ лицъ въ Гэзельденѣ и къ усиленію надежды двухъ прекрасныхъ заговорщицъ, дружба между казино и Гезельденъ-Голломъ становилась съ каждымъ днемъ тѣснѣе и тѣснѣе; но все еще со стороны доктора Риккабокка не сдѣлано было даже и малѣйшаго намека, имѣющаго сходство съ предложеніемъ. Если иногда проявлялась идея объ этомъ въ душѣ Риккабокка, то онъ изгонялъ ее оттуда такимъ рѣшительнымъ, грознымъ восклицаніемъ, что, право, другому показалось бы, что если не конецъ міра, то по крайней мѣрѣ конецъ намѣреніямъ миссъ Джемимы дѣйствительно приближался, и что прекрасная миссъ по прежнему осталась бы Джемимой, еслибъ не предотвратило этого письмо съ заграничнымъ штемпелемъ, полученное докторомъ въ одно прекрасное утро, во вторникъ.
Джакеймо замѣтилъ, что въ домѣ ихъ случилось что-то не совсѣмъ хорошее, и, подъ предлогомъ поливки померанцовыхъ деревьевъ, онъ замѣшкался вблизи своего господина и заглянулъ сквозь озаренные солнцемъ листья на печальное лицо Риккабокка.
Докторъ вздохнулъ тяжело и, что всего страннѣе, не взялся, какъ это всегда случалось съ нимъ, послѣ подобнаго вздоха, за свою драгоцѣнную утѣшительницу -- трубку. Хотя кисетъ съ табакомъ и лежалъ подлѣ него на балюстрадѣ и трубка стояла между его колѣнями, въ ожиданіи, когда поднесутъ ее къ губамъ, но Риккабокка не обращалъ вниманія ни на того, ни на другую, а молча положилъ на колѣни письмо и устремилъ неподвижные взоры въ землю.
"Должно быть, очень нехорошія вѣсти!" подумалъ Джакеймо и отложилъ свою работу до болѣе благопріятнаго времени.
Подойдя къ своему господину, онъ взялъ трубку и кисетъ и, медленно набивая первую табакомъ, внимательно разглядывалъ смуглое, задумчивое лицо, на которомъ рѣзко отдѣляющіяся и идущія внизъ линіи служили вѣрными признаками глубокой скорби. Джакеймо не смѣлъ заговорить, а между тѣмъ продолжительное молчаніе его господина сильно тревожило его. Онъ наложилъ кусочекъ труту на кремень и высѣкъ искру,-- но и тутъ нѣтъ ни слова; Риккабокка не хотѣлъ даже и протянуть руку за трубкой.
"Въ первый разъ вижу его въ такомъ положеніи", подумалъ Джакеймо и вмѣстѣ съ этимъ весьма осторожно просунулъ конецъ трубки подъ неподвижные пальцы, лежавшіе на колѣняхъ.
Трубка повалилась на землю,
Джакеймо перекрестился и съ величайшимъ усердіемъ началъ читать молитву. Докторъ медленно приподнялся, съ большимъ, по видимому, усиліемъ прошелся раза два по террасѣ, потомъ вдругъ остановился и сказалъ:
-- Другъ мой!
Слуга почтительно поднесъ къ губамъ своимъ руку господина и потомъ, быстро отвернувшись въ сторону, отеръ глаза.
-- Другъ мой, повторилъ Риккабокка, и на этотъ разъ съ выразительностью, въ которой отзывалась вся скорбь его души, и такимъ нѣжнымъ голосомъ, въ которомъ звучала музыкальность плѣнительнаго юга: -- мнѣ хотѣлось бы поговорить съ тобой о моей дочери!
-- Поэтому письмо ваше относится къ синьоринѣ. Надѣюсь, что она здорова.
-- Слава Богу, она здорова. Вѣдь она въ нашей родной Италіи.
Джакеймо невольно бросилъ взглядъ на померанцовыя деревья; утренній прохладный вѣтерокъ, пролетая мимо его, доносилъ отъ нихъ ароматъ распустившихся цвѣточковъ.
-- Подъ присмотромъ и попеченіемъ, они и здѣсь сохраняютъ свою прелесть, сказалъ онъ, указывая на деревья.-- Мнѣ кажется, я уже говорилъ объ этомъ моему патрону.
Но Риккабокка въ эту минуту опять глядѣлъ на письмо и не замѣчалъ ни жестовъ, ни словъ своего слуги.
-- Моей тетушки уже нѣтъ болѣе на свѣтѣ! сказалъ онъ, послѣ непродолжительнаго молчанія.
-- Мы будемъ молиться объ успокоеніи ея души, отвѣчалъ Джакеймо, торжественно.-- Впрочемъ, она была уже очень стара и долгое время болѣла.... Не плачьте объ этомъ такъ сильно, мой добрый господинъ: въ ея лѣта и при такихъ недугахъ смерть является другомъ.
-- Миръ праху ея! возразилъ итальянецъ.--Если она имѣла свои слабости и заблужденія, то ихъ должно забыть теперь навсегда; въ часъ опасности и бѣдствія, она дала пріютъ моему ребенку. Пріютъ этотъ разрушился. Это письмо отъ священника, ея духовника. Ты знаешь, она не имѣла ничего, что можно было бы отказать моей дочери; все ея имущество переходитъ наслѣднику -- моему врагу!
-- Предателю! пробормоталъ Джакеймо, и правая рука его, по видимому, искала оружія, которое итальянцы низшаго сословія часто носятъ открыто, на перевязи.
-- Священникъ, снова началъ Риккабокка, спокойнымъ голосомъ: -- весьма благоразумно распорядился, удаливъ мою дочь, какъ гостью, изъ дому, въ который войдетъ мой врагъ, какъ законный владѣтель и господинъ.
-- Гдѣ же теперь синьорина?
-- Въ домѣ этого священника. Взгляни сюда, Джакомо,-- сюда, сюда! Эти слова написаны рукой моей дочери, первыя строчки, которыя она написала ко мнѣ.
Джакеймо снялъ шляпу и съ подобострастіемъ взглянулъ на огромныя буквы дѣтскаго рукописанія. Но, при всей ихъ крупности, онѣ казались неясными, потому что бумага была окроплена слезами ребенка; а на томъ мѣстѣ, куда онѣ не падали, находилось круглое свѣжее влажное пятно отъ горячей слезы, скатившейся съ рѣсницъ старика. Риккабокка снова началъ.
-- Священникъ рекомендуетъ монастырь для нея.
-- Но вы, вѣроятно, не намѣрены посвятить монашеской жизни вашу единственную дочь?
-- Почему же нѣтъ? сказалъ Риккабокка печально.-- Что могу я дать ей въ этомъ мірѣ? Неужели чужая земля пріютитъ ее лучше, чѣмъ мирная обитель въ отечествѣ?
-- Однако, въ этой чужой землѣ бьется сердце ея родителя.
-- А если это сердце перестанетъ биться, что будетъ тогда? Въ монастырѣ она по крайней мѣрѣ не будетъ знать до самой могилы ни житейскихъ искушеній, ни нищеты; а вліяніе священника можетъ доставить ей этотъ пріютъ и даже такъ можетъ доставить, что она будетъ тамъ въ кругу равныхъ себѣ.
-- Вы говорите: нищеты! Посмотрите, какъ мы разбогатѣемъ, когда снимемъ къ Михайлову дню эти поля!
-- Pazziet (глупости) воскликнулъ Риккабокка, съ разсѣяннымъ видомъ.-- Неужели ты думаешь, что здѣшнее солнце свѣтитъ ярче нашего, и что здѣшняя почва плодотворнѣе нашей? Да притомъ же и въ нашей Италіи существуетъ пословица: "кто засѣваетъ поля, тотъ пожинаетъ болѣе заботы, чѣмъ зерна." Совсѣмъ дѣло другое, продолжалъ отецъ, послѣ минутнаго молчанія и довольно нерѣшительнымъ тономъ: -- еслибъ я имѣлъ хоть маленькую независимость, чтобъ можно было расчитывать.... даже, еслибъ между всѣми моими родственниками нашлась бы хоть одна женщина, которая рѣшилась бы сопутствовать моей Віолантѣ къ очагу изгнанника. Но, согласись, можемъ ли мы двое грубыхъ, угрюмыхъ мужчинъ выполнить всѣ нужды, принять на себя всѣ заботы и попеченія, которыя тѣсно связаны съ воспитаніемъ ребенка? А она была такъ нѣжно воспитана! Ты не знаешь, Джакомо, что ребенокъ нѣжный, а особливо дѣвочка, требуетъ того, чтобы ею управляла рука постоянно ласкающая, чтобы за нею наблюдалъ нѣжный глазъ женщины.
-- Позвольте сказать, возразилъ Джакеймо, весьма рѣшительно: -- развѣ патронъ мой не можетъ доставить своей дочери всего необходимаго, чтобъ спасти ее отъ монастырскихъ стѣнъ? развѣ онъ не можетъ сдѣлать того, что, она будетъ сидѣть у него на колѣняхъ прежде, чѣмъ начнется сыпаться листъ съ деревьевъ? Padrone! напрасно вы думаете, что можете скрыть отъ меня истину; вы любите свою дочь болѣе всего на свѣтѣ, особливо, когда отечество для васъ такъ же мертво теперь, какъ и прахъ вашихъ отцовъ; я увѣренъ, что струны вашего сердца лопнули бы окончательно отъ малѣйшаго усилія оторвать отъ нихъ синьорину и заключить ее въ монастырь. Неужели вы рѣшитесь на то, чтобъ никогда не услышать ея голоса, никогда не увидѣть ея личика! А маленькія ручки, которыя обвивали вашу шею въ ту темную ночь, когда мы бѣжали, спасая свою жизнь, и когда вы, чувствуя объятія этихъ ручекъ, сказали мнѣ: другъ мой, для насъ еще не все погибло!
-- Джакомо! воскликнулъ Риккабокка, съ упрекомъ и какъ бы задыхаясь.-- Онъ отвернулся, сдѣлалъ нѣсколько шаговъ по террасѣ и потомъ, поднявъ руки и дѣлая выразительные жесты, продолжалъ нетвердые шаги и въ то же время въ полголоса произносилъ: -- да, Богъ свидѣтель, что я безъ ропота переносилъ бы и мое несчастіе и изгнаніе, еслибъ этотъ невинный ребенокъ раздѣлялъ вмѣстѣ со мной скорбь на чужбинѣ и лишенія. Богъ свидѣтель, что если я не рѣшаюсь теперь призвать ее сюда, то это потому, что мнѣ не хотѣлось бы послушаться внушеній моего самолюбиваго сердца. Но чтобы никогда, никогда не увидѣть ее снова.... о дитя мое, дочь моя! Я видѣлъ ее еще малюткой! Другъ мой Джакомо... непреодолимое душевное волненіе прервало слова Риккабокка, и онъ склонилъ голову на плечо своего вѣрнаго слуги: -- тебѣ одному извѣстно, что перенесъ я, что выстрадалъ я здѣсь и въ моемъ отечествѣ: несправедливость..... предательство..... и....
И голосъ снова измѣнилъ ему: онъ крѣпко прильнулъ къ груди Джакомо и весь затрепеталъ.
-- Но ваша дочь, это невинное созданіе -- вы должны думать теперь только о ней одной, едва слышнымъ голосомъ произнесъ Джакомо, потому что и онъ въ эту минуту боролся съ своими собственными рыданіями.
-- Правда, только о ней, отвѣчалъ изгнанникъ: -- о ней одной. Прошу тебя, будь на этотъ разъ моимъ совѣтникомъ. Если я пошлю за Віолантой, и если, пересаженная съ родной почвы подъ здѣшнее туманное, холодное небо, она завянетъ и умретъ.... взгляни сюда.... священникъ говоритъ, что ей нужно самое нѣжное попеченіе.... или, если я самъ буду отозванъ отъ этого міра, и мнѣ придется оставить ее одну безъ друзей, безъ крова, быть можетъ, безъ куска насущнаго хлѣба, и оставить ее въ томъ возрастѣ, когда наступитъ пора бороться съ самыми сильными искушеніями,-- не будетъ ли она во всю свою жизнь оплакивать тотъ жестокій эгоизмъ, который еще при младенческой ея невинности навсегда затворилъ для нея врата Божьяго дома?
Джакомо былъ пораженъ этими словами, тѣмъ болѣе, что Риккабокка рѣдко, или, вѣрнѣе сказать, никогда не говорилъ прежде такимъ языкомъ. Въ тѣ часы, когда онъ углублялся въ свою философію, онъ дѣлался скептикомъ. Но теперь, въ минуту душевнаго волненія, при одномъ воспоминаніи о своей маленькой дочери, онъ говорилъ и чувствовалъ съ другими убѣжденіями.
-- Но я снова рѣшаюсь сказать, произнесъ Джакеймо едва слышнымъ голосомъ и послѣ продолжительнаго молчанія: -- еслибъ господинъ мой рѣшился..... жениться!
Джакеймо ждалъ, что со стороны доктора при подобномъ намекѣ непремѣнно случится взрывъ негодованія; впрочемъ, онъ нисколько не безпокоился, потому что этотъ взрывъ могъ бы дать совершенно другое направленіе его ощущеніямъ. Но ничего подобнаго не было. Бѣдный итальянецъ слегка содрогнулся, тихо отвелъ отъ себя руку Джакеймо, снова началъ ходить взадъ и впередъ по террасѣ, на этотъ разъ спокойно и молча. Въ этой прогулкѣ прошло четверть часа.
-- Подай мнѣ трубку, сказалъ Риккабокка, удаляясь въ бельведеръ.
Джакеймо снова высѣкъ огня и, подавая трубку господину, вздохнулъ свободнѣе.
Докторъ Риккабокка пробылъ въ уединеніи бельведера весьма недолго, когда Ленни Ферфильдъ, не зная, что его временный господинъ находился тамъ, вошелъ туда положить книгу, которую докторъ одолжилъ ему съ тѣмъ, чтобы по минованіи въ ней надобности принести ее на назначенное мѣсто. При звукѣ шаговъ деревенскаго мальчика, Риккабокка приподнялъ свои взоры, устремленные на полъ.
-- Извините, сэръ, я совсѣмъ не зналъ....
-- Ничего, мой другъ; положи книгу на мѣсто.-- Ты пришелъ очень кстати: я хочу поговорить съ тобой. Какой у тебя свѣжій, здоровый румянецъ, дитя мое! вѣроятно, здѣшній воздухъ такъ же хорошъ, какъ и въ Гэзельденѣ.
-- О, да, сэръ!
-- Мнѣ кажется, что здѣшняя мѣстность гораздо выше и болѣе открыта?
-- Едва ли это такъ, сэръ, сказалъ Ленни: -- я находилъ здѣсь множество растеній, которыя ростутъ и въ Гэзельденѣ. Вонъ эта гора закрываетъ наши поля отъ восточнаго вѣтра, и вся мѣстность обращена прямо къ югу.
-- Скажи, пожалуста, какія бываютъ здѣсь господствующіе недуги?
-- Что изволите, сэръ?
-- На какія болѣзни здѣшніе жители чаще всего жалуются?
-- Право, сэръ, исключая ревматизма, мнѣ не случалось слышать о другихъ болѣзняхъ.
-- Ты никогда не слышалъ, напримѣръ, объ изнурительныхъ лихорадкахъ, о чахоткахъ?
-- Въ первый разъ слышу это отъ васъ, сэръ.
Риккабокка сдѣлалъ продолжительный глотокъ воздуха,-- и съ тѣмъ вмѣстѣ, казалось, что тяжелый камень отпалъ отъ его груди.
-- Мнѣ кажется, что все семейство здѣшняго сквайра предобрые люди?
-- Я ничего не могу сказать противъ этого, отвѣчалъ Ленни рѣшительнымъ тономъ.-- Со мной всегда обходились весьма снисходительно. Впрочемъ, сэръ, вѣдь вотъ и въ этой книгѣ говорится, что "не каждому суждено являться въ этотъ міръ съ серебряной ложечкой во рту."
Передавая книгу Ленни, Рикабокка совсѣмъ не помышлялъ, чтобы мудрыя правила, заключавшіяся въ ней, могли оставить за собой печальныя мысли. Онъ слишкомъ былъ занятъ предметомъ самымъ близкимъ своему собственному сердцу, чтобы подумать въ то время о томъ, что происходило въ душѣ Ленни Ферфильда.
-- Да, да, мой другъ, это весьма доброе англійское семейство. Часто ли ты видѣлъ миссъ Гэзельденъ?
-- Не такъ часто, какъ лэди Гэзельденъ.
-- А какъ ты думаешь, любятъ ее въ деревнѣ или нѣтъ?
-- Миссъ Джемиму? конечно, сэръ. Вѣдь она никому не сдѣлала вреда. Ея собачка укусила меня однажды, да миссъ Джемима была такъ добра, что въ ту же минуту попросила у меня извиненія. Да, она у насъ очень добрая молодая лэди, такая ласковая, какъ говорятъ деревенскія дѣвушки, и что еще, прибавилъ Линни, съ улыбкой: -- съ тѣхъ поръ, какъ она пріѣхала сюда, у насъ гораздо чаще случаются свадьбы, чѣмъ прежде.
-- Вотъ какъ! сказалъ Риккабокка и потомъ, послѣ длинной затяжки, прибавилъ: -- а ты не видалъ, играетъ ли она съ маленькими дѣтьми? Какъ ты думаешь, любитъ ли она ихъ?
-- Помилуйте, сэръ! вы говорите, какъ будто вамъ все извѣстно! Она души не слышитъ въ деревенскихъ малюткахъ.
-- Гм! произнесъ Риккабокка.-- Любить малютокъ -- это въ натурѣ женщины. Я спрашиваю не собственно о малюткахъ, а такъ уже о взрослыхъ дѣтяхъ, о маленькихъ дѣвочкахъ.
-- Конечно, сэръ, она ихъ тоже любитъ; впрочемъ, сказалъ Ленни, жеманно: -- я никогда не связывался съ маленькими дѣвочками.
-- Совершенно справедливо, Ленни; будь и всегда такимъ скромнымъ въ теченіе всей своей жизни. Мистриссъ Дэль, мнѣ кажется, въ большой дружбѣ съ миссъ Гэзельденъ, больше чѣмъ съ лэди Гэзельденъ. Какъ ты думаешь, почему это?
-- Мнѣ кажется, сэръ, лукаво отвѣчалъ Леонардъ: -- потому, что мистриссъ Дэль немножко своенравна, хотя она и очень добрая лэди; а лэди Гэзельденъ немножко самолюбива, да притомъ же и держитъ себя какъ-то очень высоко. А миссъ Джемима удивительно добра, съ миссъ Джемимой всѣ могутъ ужиться: такъ по крайней мѣрѣ сказывалъ мнѣ Джой, да и вообще вся дворня изъ Гэзельденъ-Голла.
-- Въ самомъ дѣлѣ! пожалуста, Ленни, подай мнѣ шляпу; она, кажется, въ гостиной, и..... и принеси мнѣ платяную щогку. Чудная погода для прогулки!
Послѣ этихъ не совсѣмъ-то скромныхъ и благовидныхъ распросовъ, касательно характера и популярности миссъ Гэзельденъ, синьоръ Риккабокка такъ легко чувствовалъ на душѣ своей, какъ будто совершилъ какой нибудь благородный подвигъ; и когда онъ отправлялся къ Гэзельденъ-Голлу, походка его казалась легче и свободнѣе, чѣмъ въ то время, когда онъ ходилъ, за нѣсколько минутъ, по террасѣ.
-- Ну, слава Еогу, теперь смѣло можно сказать, что молодая синьорина будетъ здѣсь! ворчалъ Джакеймо за садовой рѣшоткой, провожая взорами удаляющагося господина.