Изъ за вѣтвей померанцевыхъ деревьевъ долетали нѣжные звуки до слуха мистера Дэля, въ то время, какъ онъ медленно поднимался по отлогому косогору, подходившему къ самому дому Риккабокка. Съ каждымъ шагомъ они становились для слуха явственнѣе, нѣжнѣе, плѣнительнѣе. Мистеръ Дэль остановился. Онъ началъ вслушиваться, и до него ясно долетѣли слова Ave Maria. Віоланта пѣла свой вечерній гимнъ, и мистеръ Дэль не тронулся съ мѣста, пока голосъ Віоланты не умолкъ посреди безмолвія наступившаго вечера. Достигнувъ террасы, мистеръ Дэль засталъ все семейство Риккабокка подъ тентомъ. Мистриссъ Риккабокка что-то вязала. Синьоръ Риккабокка сидѣлъ со сложенными на груди руками; книга, которую онъ читалъ передъ тѣмъ за нѣсколько минутъ, упала на землю, и черные глаза его были спокойны и задумчивы. Окончивъ гимнь, Віоланта сѣла на землю между отцомъ и мачихой; ея головка склонилась на колѣни мачихи, а рука покоилась на колѣнѣ отца; ея взоры съ нѣжностію устремлены были на лицо Риккабокка.
-- Добрый вечеръ, сказалъ мистеръ Дэль.
Віоланта тихонько подкралась къ мистеру Дэлю и, заставивъ его наклониться такъ, что ухо его почти касалось ея губокъ, прошептала:
-- Пожалуста, поговорите о чемъ нибудь съ папа, развеселите его. Посмотрите, какой онъ печальный.
Сказавъ это, она удалилась отъ него и, по видимому, занялась поливкою цвѣтовъ, разставленныхъ вокругъ бесѣдки, на самомъ же дѣлѣ внимательно смотрѣла на отца, и при этомъ въ свѣтлыхъ глазкахъ ея искрились слезы.
-- Что съ вами, мой добрый другъ? съ участіемъ спросилъ мистеръ Дэль, положивъ руку на плечо итальянца.-- Мистриссъ Риккабокка, вы не должны доводить его до унынія.
-- Я обнаружилъ бы величайшую непризнательность къ ней, еслибъ рѣшился подтвердить ваши слова, мистеръ Дэль, сказалъ бѣдный итальянецъ, стараясь выказать все свое уваженіе къ прекрасному полу.
Другая жена, которая ставитъ себѣ въ упрекъ, если мужъ ея находится въ непріятномъ расположеніи духа, отвернулась бы съ пренебреженіемъ отъ такой фразы, скорѣе вычурной, чѣмъ чистосердечной, и, пожалуй, еще вывела бы изъ этого ссору, но мистриссъ Риккабокка взяла протянутую руку мужа со всею нѣжностью любящей жены и весьма наивно сказала:
-- Это происходитъ оттого, мистеръ Дэль, что я сама очень скучна; мало того: я очень глупа. И не знаю, почему я не замѣчала за собой этого недостатка до замужства.-- Я очень рада вашему приходу. Вы можете начать какой нибудь ученый разговоръ, и тогда мужъ мой забудетъ о своемъ....
-- О чемъ же это о своемъ? спросилъ Риккабокка съ любопытствомъ.
-- О своемъ отечествѣ. Неужели вы думаете, что я не умѣю иногда читать ваши мысли?
-- Напротивъ, весьма часто. Только на этотъ разъ вы, вѣрно, не умѣли прочитать ихъ. Языкъ прикасается къ больному зубу, но самый лучшій дантистъ не узнаетъ этого зуба до тѣхъ поръ, пока ротъ не будетъ открытъ. Basta! Нельзя ли вамъ предложить вина, мистеръ Дэль? оно у насъ самое чистое.
-- Благодарю васъ. Я лучше выпилъ бы чаю.
Мистриссъ Риккабокка, весьма довольная случаемъ находиться въ своей стихіи, немедленно встала и ушла въ комнаты приготовить нашъ національный напитокъ. Мистеръ Дэль занялъ ея стулъ.
-- Такъ вы опять начинаете унывать? сказалъ онъ.-- Не стыдно ли вамъ! По моему, если есть въ мірѣ что нибудь привлекательное, къ чему мы должны постоянно стремиться, такъ это веселое расположеніе духа.
-- Не спорю, возразилъ Риккабокка, съ тяжелымъ вздохомъ.-- А знаете ли вы слова какого-то грека, на котораго, мнѣ кажется, очень часто ссылается вашъ любимецъ Сенека, что мудрый человѣкъ уноситъ съ собой частицу родной земли на подошвахъ своихъ ногъ, но ему не унести съ собой солнечныхъ лучей своего отечества?
-- Извините, синьоръ Риккабокка, а я вотъ что скажу вамъ на это, замѣтилъ мистеръ Дэль довольно сухо: -- вы тѣмъ сильнѣе чувствовали бы счастіе, чѣмъ менѣе уважали бы свою философію.
-- Cospetto! воскликнулъ докторъ, начиная горячиться.-- Объясните пожалуста, почему это такъ?
-- Развѣ вы не согласитесь съ тѣмъ, что, гоняясь за мудростью, ваши желанія всегда остаются неудовлетворенными въ предѣлахъ небольшого круга, въ которомъ заключается вся ваша жизнь? Конечно, этотъ кругъ не такъ обширенъ, какъ ваше отечество, о которомъ вы сокрушаетесь, но все же въ немъ весьма довольно мѣста для ващего ума и пищи для вашихъ чувствъ.
-- Вы какъ разъ попали на больной зубъ, сказалъ Риккабокка, съ восхищеніемъ.
-- Мнѣ кажется весьма нетрудно измѣнить его, отвѣчалъ мистеръ Дэль.-- Зубъ мудрости выходитъ самымъ послѣднимъ и причиняетъ намъ мучительную боль. Еслибъ вы держали на строгой діэтѣ вашъ умъ, а болѣе питали сердце, вы менѣе были бы философомъ, а болѣе....
Съ языка мистера Дэля чуть не сорвалось слово "семьяниномъ". Онъ, однако же, удержался отъ этого выраженія, опасаясь еще болѣе раздражить итальянца, и замѣнилъ его простымъ, но вѣрнымъ опредѣленіемъ: "вы были бы болѣе счастливымъ человѣкомъ!"
-- Кажется, я дѣлаю съ моимъ сердцемъ все, что только можно, возразилъ докторъ.
-- О, не говорите этого! человѣкъ съ вашимъ сердцемъ никогда бы не почувствовалъ недостатка въ счастіи. Другъ мой, мы живемъ въ вѣкъ черезчуръ излишняго умственнаго образованія. Мы слишкомъ мало обращаемъ вниманія на простую, благотворную внѣшнюю жизнь, въ которой такъ много положительной радости. Углубившись въ міръ внутренній, мы становимся слѣпы къ этому прекрасному внѣшнему міру. Изучая себя какъ человѣка, мы почти забываемъ обратить взоры свои къ небу и согрѣть свою душу отрадной улыбкой Творца вселенной.
Риккабокка механически пожалъ плечами, что дѣлалъ онъ каждый разъ, когда кто нибудь другой начиналъ читать ему мораль. Впрочемъ, на этотъ разъ въ улыбкѣ его незамѣтно было ни малѣйшей ироніи, и онъ отвѣчалъ мистеру Дэлю весьма спокойно:
-- Въ вашихъ словахъ заключается много истины. И согласенъ, что мы гораздо больше живемъ умомъ, нежели сердцемъ. Познаніе имѣетъ свои темныя и свѣтлыя стороны.
-- Вотъ въ этомъ-то смыслѣ я и хотѣлъ поговорить съ вами насчетъ Леонарда.
-- Да, кстати: чѣмъ кончилось ваше путешествіе?
-- Я все разскажу вамъ, когда мы послѣ чаю отправимся къ нему. Въ настоящее время я занятъ болѣе вами, нежели имъ.
-- Мной! Не напрасный ли трудъ? Дерево, на которое вы хотите обратить вниманіе, давно сформировалось; вамъ нужно теперь заняться молодою вѣткой.
-- Деревья -- деревьями, а вѣтки -- вѣтками, возразилъ мистеръ Дэль докторальнымъ тономъ: -- вы, вѣрно, знаете, что человѣкъ ростетъ до самой могилы. Помнится, мы говорили мнѣ, что когда-то едва-едва избавились отъ тюрьмы?
-- Ваша правда.
-- Вообразите себѣ, что въ настоящее время вы находитесь въ этой тюрьмѣ, и что благодѣтельная волшебница показала вамъ изображеніе этого дома, тихаго, спокойнаго, въ чужой, но безопасной землѣ; вообразите, что вы видите изъ вашей темницы померанцовыя деревья въ полномъ цвѣтѣ, чувствуете, какъ легкій вѣтерокъ навѣваетъ на ваше лицо отрадную прохладу, видите дочь свою, которая веселится или печалится, смотря потому, улыбаетесь ли вы, или хмуритесь; что внутри этого очарованнаго дома находится женщина, не та, о которой вы мечтали въ счастливой юности, но вѣрная и преданная женщина, каждое біеніе сердца которой такъ чутко согласуется съ біеніемъ вашего. Скажите, неужели вы не воскликнули бы изъ глубины темницы: "О, волшебница! такое жилище было бы для меня настоящимъ раемъ." Неблагодарный человѣкъ! ты ищешь разнообразія, перемѣнъ для своего ума и никогда не находишь ихъ, между тѣмъ какъ твое сердце было бы довольно тѣмъ, что окружаетъ его.
Риккабокка былъ тронутъ: онъ молчалъ.
-- Поди сюда, дитя мое, сказалъ мистеръ Дэль, обращаясь къ Віолантѣ, которая все еще стояла между цвѣтами и не сводила глазъ съ своего отца.-- Поди сюда, сказалъ онъ, приготовивъ руки для объятія.
Віоланта подошла, и ея головка склонилась на грудь добраго пастора.
-- Скажи мнѣ, Віоланта, когда ты бываешь одна въ поляхъ или въ саду, когда, ты знаешь, что оставила папа своего дома въ самомъ пріятномъ расположеніи духа, такъ что въ душѣ тебѣ не о чемъ даже и заботиться,-- скажи, Віоланта, когда въ такія минуты ты остаешься одна съ цвѣтами, которые окружаютъ тебя, и птичками, которыя поютъ надъ тобой, чѣмъ тебя кажется тогда жизнь: счастіемъ или тяжелымъ бременемъ?
-- Счастіемъ! отвѣчала Віоланта, протяжнымъ голосомъ и прищуривъ глазки.
-- Не можешь ли ты объяснить мнѣ, какого рода это счастіе?
-- О, нѣтъ, это невозможно! и притомъ оно не всегда бываетъ одинаково: иногда оно такое тихое, спокойное, а иногда такое порывистое, что въ ту минуту мнѣ бы хотѣлось имѣть крылья, чтобъ летѣть къ Богу и благодарить его!
-- Другъ мой, сказалъ мистеръ Дэль:-- вотъ прямое, истинное сочувствіе между жизнью и природой. Это чувство мы навсегда сохранили бы при себѣ, еслибъ только болѣе заботились о сохраненіи дѣтской невинности и дѣтскаго чувства. А мнѣ кажется, мы должны также сдѣлаться дѣтьми, чтобъ знать, сколько сокровищъ заключается въ нашемъ земномъ достояніи.
Въ это время служанка (Джакеймо съ ранняго утра и до поздняго вечера находился теперь на поляхъ) принесла въ бесѣдку столъ, уставила его всѣми чайными принадлежностями и, кромѣ того, другими напитками, сколько дешевыми, столько же и пріятными, особливо въ лѣтнюю, знойную пору,-- напитками, приготовленными изъ сочныхъ плодовъ, подслащенныхъ медомъ, и только что вынесенными изъ ледника. Мистеръ Дэль всегда съ особеннымъ удовольствіемъ пилъ чай въ домѣ Риккабокка, за чайнымъ столомъ бѣднаго изгнанника онъ находилъ какую-то прелесть, которая сколько плѣняла зрѣніе, столько же и удовлетворяла вкусу. Чайный сервизъ, хотя и простой, веджвудовскій, имѣлъ классическую простоту; передъ этимъ сервизомъ старинный индѣйскій фаянсъ мистриссъ Гэзельденъ и лучшій ворчстерскій фарфоръ мистриссъ Дэль казались пестрыми, неуклюжими.
Маленькій банкетъ начался довольно скучно, потому что всѣ почти молчали. Но, спустя нѣсколько минутъ, Риккабокка сбросилъ съ себя угрюмость, сдѣлался веселъ и одушевился. Вслѣдъ за тѣмъ на лицѣ мистриссъ Риккабокка показалась веселая улыбка, и она безпрестанно просила кавалеровъ ѣсть ея тосты, а Віоланта, почти всегда серьёзная, смѣялась теперь отъ чистаго сердца и заигрывала съ гостемъ, не пропуская случая, когда мистеръ Дэль отворачивался въ сторону, утащить его чашку съ горячимъ чаемъ и вмѣсто нея поставить холодный вишневый сокъ. Мистеръ Дэль не разъ вскакивалъ со стула, бѣгалъ за Віолантой, принималъ сердитый видъ, ловилъ ее, но Віоланта плѣнительно увертывалась, такъ что мистеръ Дэль наконецъ совершенно утомился, заключилъ миръ съ маленькой шалуньей и принужденъ былъ по необходимости прибѣгнуть къ холодному морсу. Такимъ образомъ время катилось незамѣтно до тѣхъ поръ, пока на церковной башнѣ не раздался отдаленный бой часовъ. Мистеръ Дэль быстро поднялся со стула и вскричалъ:
-- Чуть-чуть не позабылъ, зачѣмъ я пришелъ сюда! Теперь, пожалуй, будетъ поздно итти къ нашему Леонарду. Бѣги поскорѣе, шалунья, и принеси шляпу твоему папа.
-- И зонтикъ, сказалъ Риккабокка, взглянувъ на безоблачное небо, озаренное блѣднымъ свѣтомъ полной луны.
-- Зонтикъ отъ звѣздъ? замѣтилъ мистеръ Дэль, со смѣхомъ.
-- Звѣзды никогда не благоволили ко мнѣ, сказалъ Риккабокка.-- А почему знать, что еще можетъ случиться!
Риккабокка и Дэль шли по дорогѣ весьма дружелюбно.
-- Вы сдѣлали для меня большое благодѣяніе, сказалъ Риккабокка.-- Впрочемъ, я не думаю, чтобы я былъ расположенъ къ постоянной и притомъ безразсудной меланхоліи, которую вы, по видимому, подозрѣваете во мнѣ. Человѣку, для котораго прошедшее служитъ единственнымъ собесѣдникомъ, вечера невольно покажутся иногда чрезвычайно длинными и въ добавокъ скучными.
-- Неужели однѣ только ваши мысли и служатъ вамъ единственными собесѣдниками? а дочь?
-- Она еще такъ молода.
-- А жена?
-- Она такъ....
Итальянецъ хотѣлъ, по видимому, выразить эпитетъ неслишкомъ выгодный для мистриссъ Риккабокка, но умолчалъ о немъ и вмѣсто того кротко прибавилъ:
-- Такъ добра. Притомъ же согласитесь, что у насъ не можетъ быть слишкомъ много общаго.
-- О, нѣтъ, въ этомъ отношеніи я не согласенъ съ вами. Вашъ домъ, ваши интересы, ваше счастіе и наконецъ жизнь васъ обоихъ непремѣнно должны быть общими между вами. Мы, мужчины, до такой степени взыскательны, что, рѣшаясь начать супружескую жизнь, надѣемся найти для себя идеальныхъ нимфъ и богинь, и еслибъ мы находили ихъ, то повѣрьте, что цыпляты за нашимъ столомъ всегда обращались бы не въ сочное и питательное блюдо, а въ мочалки, и телятина являлась бы такая жочткая и холодная, какъ камень.
-- Per Bacco! вы настоящій оракулъ, сказалъ Риккабокка, съ громкимъ смѣхомъ.-- Не забудьте, однако, что я не такой скептикъ, какъ вы. Я уважаю прекрасный полъ слишкомъ много. Мнѣ кажется, что большая часть женщинъ осуществляютъ тѣ идеалы, которые мужчины находятъ..... въ поэтическихъ произведеніяхъ!
-- Правда ваша,-- правда! да вотъ хоть бы моя неоцѣненная мистриссъ Дэль, началъ мистеръ Дэль, не понимая этого саркастическаго комплимента прекрасному полу, но понизивъ свой голосъ до шопота и оглядываясь кругомъ, какъ будто опасаясь, чтобы кто нибудь не подслушалъ его: -- моя неоцѣненная мистриссъ Дэль лучшая женщина въ мірѣ. Я готовъ назвать ее геніемъ-хранителемъ; конечно....
-- Что же это такое конечно? спросилъ Риккабокка, принимая серьёзный видъ.
-- Конечно, и я бы могъ сказать, что "между нами нѣтъ ничего общаго", еслибъ я сталъ сравнивать ее съ собой относительно ума и, вооруженный логикой и латынью, презрительно сталъ бы улыбаться, когда бѣдная Кэрри сказала бы что нибудь не столь глубокомысленное, какъ мадамъ де-Сталь. Но, припоминая всѣ маленькія радости и огорченія, которыми мы дѣлились другъ съ другомъ, и чувствуя, до какой степени былъ бы я одинокъ безъ нея, я тотчасъ постигаю, что между нами столько есть общаго, сколько можетъ быть между двумя созданіями, которыхъ одинаковое образованіе одѣлило одинаковыми понятіями; и, кромѣ того, женившись на черезчуръ умномъ созданіи, я находился бы въ безпрерывной борьбѣ съ разсудкомъ, находился бы въ томъ непріятномъ положеніи, какое испытываю при встрѣчѣ съ такимъ скучнымъ мудрецомъ, какъ вы. Я не говорю также, что мистриссъ Риккабокка одно и то же, что мистриссъ Дэль, прибавилъ мистеръ Дэль, болѣе и болѣе одушевляясь: -- нѣтъ! во всемъ мірѣ существуетъ одна только мистриссъ Дэль. Вы выиграли призъ въ лотереѣ супружества и должны довольствоваться имъ. Вспомните Сократа: даже и онъ былъ доволенъ своей Ксантиппой!
Въ эту минуту докторъ Риккабокка вспомнилъ о "маленькихъ капризахъ" мистриссъ Дэль и въ душѣ восхищался, что въ мірѣ не существовало другой подобной женщины, которая весьма легко могла бы выпасть на его долю. Не обнаруживая, однако же, своего тайнаго убѣжденія, онъ отвѣчалъ весьма спокойно:
-- Сократъ былъ человѣкъ выше всякаго подражанія. Но и онъ, я полагаю, очень рѣдко проводилъ вечера въ своемъ домѣ. Однако, revenons à nos moutons, мы почти у самого коттэджа мистриссъ Ферфильдъ, а вы еще не сказали мнѣ, что сдѣлано вами для Леонарда.
Мистеръ Дэль остановился, взялъ Риккабокка за пуговицу и въ нѣсколькихъ словахъ сообщилъ ему, что Леонардъ долженъ отправиться въ Лэнсмеръ къ своимъ родственникамъ, которые имѣютъ состояніе и если захотятъ, то устроютъ его будущность, откроютъ поприще его способностямъ.
-- Судя по нѣкоторымъ выраженіямъ въ "Разсужденіи" Леонарда, я начинаю думать, что онъ, слишкомъ увлеченный пріобрѣтеніемъ познаній, забываетъ то, что вездѣ, во всякое время должно составлять необходимую принадлежность каждаго человѣка. Мнѣ кажется, онъ дѣлается слишкомъ самоувѣреннымъ, и я боюсь, чтобы эта самоувѣренность не погубила его. Поэтому-то я и намѣренъ теперь просвѣтить его немного въ томъ, что онъ называетъ просвѣщеніемъ.
-- О, это должно быть очень интересно! сказалъ Риккабокка, въ веселомъ расположеніи духа.-- Я увѣренъ, что дѣло не обойдется безъ меня, и отъ души радуюсь, потому что это заставляетъ меня думать, что и мы, философы, люди не совсѣмъ безполезные.
-- Я бы сказалъ вамъ "да", еслибъ вы не были до такой степени высокомѣрны, что безпрестанно заблуждаетесь сами и невольнымъ образомъ вводите другихъ въ заблужденіе, отвѣчалъ мистеръ Дэль.
И вмѣстѣ съ этимъ, взявъ рукоятку краснаго зонтика, онъ постучалъ ею въ дверь коттэджа.
Нѣтъ ни одного недуга, который бы такъ быстро развивался въ человѣкѣ и котораго симптомы были бы такъ разнообразны и удивительны, какъ недугъ, называемый жаждою познаній. Въ нравственномъ мірѣ мало найдется такихъ любопытныхъ зрѣлищь, какъ зрѣлище, которое могутъ доставить намъ многіе чердаки, пріютъ бѣдныхъ тружениковъ, еслибъ только Асмодей раскрылъ крыши для нашего любопытства. Мы увидѣли бы неустрашимое, терпѣливое, усердное человѣческое созданіе, пробивающее многотрудный путь, сквозь чугунныя стѣны нищеты, въ величественную, великолѣпную безпредѣльность, озаренную миріадами звѣздъ.
Такъ точно и теперь: въ маленькомъ коттэджѣ, въ тотъ часъ, когда богатые люди только что садятся за обѣдъ, а бѣдные уже ложатся спать, мистриссъ Ферфильдъ удалилась на покой, между тѣмъ какъ самоучка Леонардъ сѣлъ за книги. Поставивъ свои столъ передъ окномъ, онъ отъ времени до времени взглядывалъ на небо и любовался спокойствіемъ луны. Къ счастію для него, тяжелыя физическія работы начинались съ восходомъ солнца и потому служили спасительнымъ средствомъ къ замѣнѣ часовъ, отнятыхъ у ночи. Люди, ведущіе сидячую жизнь, не были бы такими диспептиками, еслибъ трудились на открытомъ воздухѣ столько часовъ, сколько Леонардъ. Но даже и въ немъ вы легко могли бы замѣтить, что умъ началъ пагубно дѣйствовать на его физическій составъ: это обыкновенная дань тѣлу отъ дѣятельнаго ума.
Неожиданный стукъ въ двери испугалъ Леонарда; но вскорѣ знакомый голосъ пастора успокоилъ его, и онъ впустилъ посѣтителей съ нѣкоторымъ изумленіемъ.
-- Мы пришли поговорить съ тобой, Леонардъ, сказалъ мистеръ Дэль: -- но я боюсь, не потревожимъ ли мы мистриссъ Ферфильдъ?
-- О, нѣтъ, сэръ! она спитъ наверху: дверь туда заперта, и сонъ ея постоянно крѣпокъ.
-- Это что! у тебя французская книга, Леонардъ! развѣ ты знаешь по французски? спросилъ Риккабокка.
-- Я не находилъ никакой трудности изучить французскій языкъ. Когда я выучилъ грамматику, то и языкъ сдѣлался мнѣ понятенъ.
-- Правда. Вольтеръ весьма справедливо замѣчаетъ, что во французскомъ языкѣ ничего нѣтъ темнаго.
-- Желалъ бы я тоже самое сказать и объ англійскомъ языкѣ, замѣтилъ пасторъ.
-- А это что за книга? латинская! Виргилій!
-- Точно такъ, сэръ. Вотъ съ этимъ языкомъ совсѣмъ дѣло другое: я вижу, что безъ помощи учителя мнѣ не сдѣлать въ немъ большихъ успѣховъ, и потому хочу оставить его.
И Леонардъ вздохнулъ.
Два джентльмена обмѣнялись взорами и заняли стулья. Молодой Леонардъ скромно стоялъ передъ ними; въ его наружности, въ его позѣ было что-то особенное, трогавшее сердце и плѣнявшее взоръ. Онъ уже не былъ тѣмъ робкимъ мальчикомъ, который дрожалъ при видѣ суроваго лица мистера Стирна,-- не былъ и тѣмъ грубымъ олицетвореніемъ простой физической силы, обратившейся въ необузданную храбрость, которая была уничижена на Гезэльденскомъ лугу. На его лицѣ отражалась сила мысли, все еще неспокойная, но кроткая и серьёзная. Черты лица приняли ту утонченность, или, лучше, ту прелесть, которую часто приписываютъ происхожденію, но которая происходитъ отъ превосходства, отъ изящности понятіи, заимствованныхъ или отъ нашихъ родителей, или почерпнутыхъ изъ книгъ. Въ густыхъ каштановыхъ волосахъ мальчика, небрежно спускавшихся мягкими кудрями почти до самыхъ плечь,-- въ его большихъ глубокихъ, голубыхъ глазахъ, которыхъ цвѣтъ отъ длинныхъ рѣсницъ переходилъ въ фіолетовый, въ его сжатыхъ розовыхъ губахъ было много привлекательной красоты, но красоты уже болѣе не простого деревенскаго юноши. По всему лицу его разливались сердечная доброта и непорочность; оно имѣло выраженіе, которое художникъ такъ охотно передалъ бы идеалу влюбленнаго молодого человѣка.
-- Возьми стулъ, мой другъ, и садись между нами, сказалъ мистеръ Дэль.
-- Если кто имѣетъ право садиться, замѣтилъ Риккабокка:-- такъ это тотъ, кто будетъ слушать лекцію; а кто будетъ читать ее, тотъ долженъ стоять.
-- Не бойся, Леонардъ, возразилъ пасторъ: -- я не стану читать тебѣ лекцію: я хочу только сдѣлать нѣкоторыя замѣчанія на твое сочиненіе, которыя, я увѣренъ, ты оцѣнишь, если не теперь, то впослѣдствіи. Ты избралъ девизомъ для своего сочиненія извѣстный афоризмъ: "знаніе есть сила". Теперь мнѣ хочется убѣдиться, вполнѣ ли и надлежащимъ ли образомъ понимаешь ты значеніе этихъ словъ.
Мы не намѣрены представлять нашимъ читателямъ бесѣду двухъ ученыхъ мужей,-- скажемъ только, что она имѣла благодѣтельное вліяніе на Леонарда. Онъ совершенно соглашался, что такъ какъ Риккабокка и мистеръ Дэль были болѣе чѣмъ вдвое старше его и имѣли случай не только читать вдвое больше, но и пріобрѣсти гораздо больше опытности, то имъ должны быть знакомѣе всѣ принадлежности и различія всякаго рода знанія. Во всякомъ случаѣ, слова мистера Дэля были сказаны такъ кстати и произвели такое дѣйствіе на Леонарда, какое пасторъ желалъ произвести на него, до неожиданнаго объявленія ему о предстоящей поѣздкѣ къ родственникамъ, которыхъ онъ ни разу не видѣлъ, и о которыхъ, по всей вѣроятности, слышалъ весьма мало,-- поѣздкѣ, предпринимаемой съ цѣлію доставить Леонарду возможность усовершенствовать себя и поставить его на болѣе высокую степень въ общественномъ быту.
Безъ подобнаго приготовленія, быть можетъ, Леонардъ вступилъ бы въ свѣтъ съ преувеличенными понятіями о своихъ познаніяхъ, и съ понятіями еще болѣе преувеличенными касательно силы, какую его познанія могли бы современемъ получить.-- Когда мистеръ Дэль объявилъ ему о предстоящемъ путешествіи, предостерегая его въ то же время отъ излишней самоувѣренности и неумѣстной вспыльчивости, Леонардъ принялъ это извѣстіе весьма серьёзно и даже торжественно.
Когда дверь затворилась за посѣтителями, Леонардъ, углубись въ размышленія, нѣсколько минутъ простоялъ какъ вкопаный. Послѣ того онъ снова отперъ дверь и вышелъ на открытое поле. Ночь уже наступила, и темно-голубое небо сверкало миріадами звѣздъ. "Мнѣ кажется -- говорилъ впослѣдствіи Леонардъ, вспоминая этотъ кризисъ въ судьбѣ своей -- мнѣ кажется, что въ то время, какъ я стоялъ одинокъ, но окруженный безчисленнымъ множествомъ недосягаемыхъ міровъ, я впервые узналъ различіе между умомъ и душой!"
-- Скажите мнѣ, спросилъ Риккабокка, на возвратномъ пути съ мистеромъ Дэлемъ:-- не слѣдуетъ ли дать такой же лекціи Франку Гэзельдену, какую мы прочитали Леонарду Ферфильду?
-- Другъ мой, возразилъ пасторъ: -- на это вотъ что я скажу вамъ: я не разъ ѣзжалъ верхомъ и знаю, что для однихъ лошадей достаточно легкаго движенія поводомъ, а другія безпрерывно требуютъ шпоръ.
-- Cospetto! воскликнулъ Риккабокка: -- вы, кажется, поставили себѣ за правило каждый изъ своихъ опытовъ примѣнять къ дѣлу; даже и поѣздка ваша на конѣ мистера Гэзельдена не оставлена безъ пользы. Теперь я вижу, почему вы, живя въ этой маленькой деревнѣ, пріобрѣли такія обширныя свѣдѣнія о человѣческой жизни.
-- Не случалось ли вамъ читать когда "Натуральную исторію" Ванта?
-- Никогда.
-- Такъ прочитайте, и вы увидите, что не нужно далеко ходить, чтобъ изучить привычки птицъ и знать разницу между касаткой и ласточкой. Изучайте эту разницу въ деревнѣ, и вы будете знать ее повсюду, гдѣ только касатки и ласточки плаваютъ по воздуху.
-- Касатки и ласточки! правда; но люди....
-- Всегда окружаютъ насъ въ теченіе круглаго года, а этого мы не можемъ сказать о тѣхъ птичкахъ.
-- Мистеръ Дэль, сказалъ Риккабокка, снимая шляпу, съ величайшей учтивостью: -- если я встрѣчу какое нибудь затрудненіе въ моихъ умствованіяхъ, то скорѣе прибѣгну къ вамъ, нежели къ этому холодному Макіавелли.
-- Ага! давно пора! возразилъ мистеръ Дэль: -- я только этого и ждалъ: теперь вы сами сознаетесь, что съ вашей философіей вы никогда не достигнете желаемой цѣли.