Пока Леонардъ привыкаетъ постепенно къ блеску, его окружающему, и со вздохомъ вспоминаетъ о хижинѣ своей матери и серебристомъ фонтанѣ въ цвѣтникѣ итальянца, мы перенесемся съ тобою, читатель, въ столицу и встанемъ посреди веселой толпы, расхаживающей по пыльнымъ дорогамъ или отдыхающей въ тѣни деревьевъ Гейдъ-Парка. Теперь самая лучшая пора сезона; но короткій день модной лондонской жизни, начинающійся съ двухъ часовъ пополудни, приближается къ концу. Группы въ Роттенъ-Роу начинаютъ густѣть. Возлѣ статуи Ахиллеса и вдалекѣ отъ прочихъ зрителей, какой-то джентльменъ, заложивъ одну руку за жилетъ, а другою облокотясь на палку, задумчиво смотритъ на непрерывную вереницу кавалькадъ и экипажей. Этотъ человѣкъ еще въ веснѣ своей жизни, порѣ, когда всякій болѣе или менѣе общителенъ, когда знакомства юности развиваются въ дружбу, когда всѣ лица, высоко поставленныя судьбою, оказываютъ такое сильное вліяніе на измѣнчивую поверхность общества. Но, несмотря на то, что, когда его сверстники были еще мальчиками въ коллегіяхъ, этотъ человѣкъ росъ посреди представителей высшаго общества, несмотря на то, что онъ обладалъ всѣми качествами, дарованными ему природою и обстоятельствами, для того, чтобы навсегда удержать на себѣ свѣтскій лоскъ или замѣнить его болѣе существенной репутаціей, онъ стоялъ теперь какъ чужой въ этой толпѣ своихъ соотечественниковъ.

Красавицы проходили мимо въ изящныхъ туалетахъ, государственные люди спѣшили въ сенатъ, дэнди стремились въ клубы,-- между тѣмъ не замѣтно было ни одного взгляда, ни одного привѣтствія, ни одной улыбки, которые бы говорили одинокому зрителю: "пойдемъ съ нами: ты принадлежишь къ нашему кругу." Отъ времени до времени какой нибудь франтъ среднихъ лѣтъ, пройдя мимо нашего наблюдателя, оборачивался, чтобы посмотрѣть назадъ; но второй взглядъ, видно, уничтожалъ ошибку перваго, и франтъ въ молчаніи продолжалъ свой путь.

-- Клянусь моими предками, сказалъ незнакомецъ самому себѣ: -- теперь я понимаю, что долженъ почувствовать умершій человѣкъ, если его вызвать къ жизни и показать ему живущихъ.

Время проходитъ; вечерній сумракъ быстро опускается на землю. Нашъ странникъ остается одинъ въ паркѣ.

Онъ начинаетъ дышать свободнѣе, замѣчая, что дорожки пустѣютъ.

-- Теперь въ атмосферѣ довольно кислорода, сказалъ онъ громко:-- и я могу пройтись, не задыхаясь этими густыми испареніями толпы. О, химики! какъ вы ошибаетесь! Вы говорите намъ, что толпа заражаетъ воздухъ, но не угадываете, почему именно. Не легкія заражаютъ нашу стихію, а испаренія отъ злыхъ сердецъ. Когда какой нибудь завитой и раздушенный господинъ дышетъ на меня, я чувствую, какъ развивается во мнѣ зародышъ страданій. Allons, другъ мой, Неронъ! походимъ теперь и мы съ тобою.

Онъ дотронулся своею тростью до большой ныофаундлэндской собаки, которая лежала протянувшись у его ногъ; и оба друга тихонько стали подвигаться по сумрачнымъ аллеямъ. Наконецъ незнакомецъ остановился и опустился на скамью, бывшую подъ деревомъ.

-- Половина осьмого, сказалъ онъ, посмотрѣвъ на часы: -- можно выкурить сигару, не оскорбляя ни чьего обонянія.

Онъ вынулъ свою сигарочницу, зажегъ спичку и, снова облокотясь на спинку лавки, задумчиво глядѣлъ на струи дыма, которыя носились по воздуху, постепенно блѣднѣя и расплываясь.

-- На нашемъ свѣтѣ, Неронъ, сказалъ онъ, обращаясь къ собакѣ:-- нѣтъ болѣе условной вещи, какъ независимость человѣка, которою онъ такъ хвастается. Я, напримѣръ, свободный англичанинъ, гражданинъ міра, не смѣю курить въ паркѣ сигару въ половинѣ шестого, когда публика здѣсь, точно такъ же, какъ не смѣю опустить руку въ карманъ лорда-канцлера. Законъ не запрещаетъ мнѣ курить, Неронъ; но то, что позволительно въ половинѣ осьмого, составляетъ преступленіе въ половинѣ шестого. О, Неронъ, Неронъ, счастливая собака! никакой предразсудокъ не заставитъ твоего хвоста сдѣлать лишнее движеніе Твой инстинктъ замѣняетъ для тебя разумъ. Ты былъ бы совершенно счастливъ, если бы въ минуту грусти могъ развлекаться сигарой. Попробуй, Неронъ,-- попробуй, мой неизбалованный другъ!

И, отдѣлясь отъ спинки скамьи, онъ хотѣлъ вставить янтарь мундштука въ зубы собакѣ.

Когда онъ этимъ занимался съ невозмутимою важностію, двѣ особы подошли къ этому же мѣсту. Одна изъ нихъ былъ слабый и больной на видъ старикъ. Его истертый сюртукъ былъ застегнутъ до верху и ложился складками на его впалой груди. Другая -- была дѣвушка лѣтъ четырнадцати, на руку которой старикъ тяжело опирался. Щоки ея были блѣдны; на лицѣ ея выражалось безропотное страданіе, до такой степени глубокое, что казалось, что она не знала радости даже и въ дѣтствѣ.

-- Отдохните здѣсь, пап а, сказала дѣвушка кротко.

И она указала на скамью, не замѣчая сидѣвшаго на ней, который почти совершенно былъ заслоненъ спустившимися вѣтвями дерева.

Старикъ сѣлъ, тяжело вздохнувъ, потомъ, увидавъ незнакомца, снялъ шляпу и сказалъ голосомъ, напоминавшимъ тонъ образованнаго общества:

Извините, если я обезпокою васъ, сэръ.

Незнакомецъ приподнялъ голову и, замѣтивъ, что дѣвица стоитъ, всталъ, какъ будто предлагая ей мѣсто на лавкѣ.

Но дѣвушка не замѣчала его.

Она смотрѣла на отца и заботливо вытирала ему лобъ маленькимъ платкокъ, который сняла у себя съ шеи.

Неронъ, довольный, что отдѣлался отъ сигары, началъ дѣлать прыжки и лансады, какъ будто вознаграждая себя за выдержанное испытаніе, и теперь, возвратясь къ скамьѣ съ удивленнымъ взоромъ, онъ сталъ обнюхивать сосѣдей своего барина.

-- Поди сюда, сэръ, сказалъ баринъ, обращаясь къ собакѣ.-- Не бойтесь его, продолжалъ онъ, ободряя дѣвицу.

Но дѣвушка, неслушавшая его въ эту минуту, вскричала вдругъ, болѣе тревожнымъ, чѣмъ испуганнымъ голосомъ:

-- Онъ упалъ въ обморокъ! Батюшка! батюшка!

Незнакомецъ оттолкнулъ собаку, которая была у него на пути, и поспѣшилъ развязать галстухъ у бѣднаго страдальца.

Въ это время луна выплыла изъ за облака, и свѣтъ ея упалъ ма изнеможенное лицо старика.

"Лицо это какъ будто памятно мнѣ, хотя очень измѣнилось", подумалъ незнакомецъ.

И потомъ, наклонясь къ дѣвушкѣ, которая упала на колѣни и терла руки своему отцу, онъ спросилъ:

-- Какъ зовутъ вашего батюшку, дитя мое?

Дѣвушка была слишкомъ занята въ эту минуту, чтобы услыхать вопросъ.

Незнакомецъ положилъ ей на плечо руку и повторилъ свои слова.

-- Дигби, отвѣчала дѣвушка, отрывисто.

Въ это время чувства стали возвращаться къ отцу ея. Черезъ нѣсколько минутъ онъ былъ уже въ состояніи выразить незнакомцу свою благодарность. Но послѣдній взялъ его руку и сказалъ дрожащимъ и нѣжнымъ голосомъ:

-- Возможно ли, я опять вижу своего сослуживца? Эльджернонъ Дигби, я не забылъ васъ; но, кажется, Англія васъ забыла.

Чахоточный румянецъ покрылъ щоки стараго солдата, и онъ отвѣчалъ незнакомцу, смотря въ сторону:

-- Мое имя Дигби, это правда, сэръ; но я не думаю, чтобы мы когда нибудь встрѣчались. Пойдемъ, Геленъ: теперь мнѣ лучше,-- пойдемъ домой.

-- Поиграйте, займитесь съ этой собакой, дитя мое, сказалъ незнакомецъ: -- а мнѣ надо переговорить съ вашимъ батюшкой.

Дѣвушка съ покорнымъ видомъ сдѣлала знакъ согласія и отошла; но она не играла съ собакой.

-- Видно, мнѣ нужно рекомендоваться вамъ формально, сказалъ незнакомецъ.-- Мы были съ вами въ одномъ полку, и имя мое л'Эстренджъ.

-- Ахъ, милордъ, сказалъ солдатъ, вставая: -- простите меня.

-- Меня, кажется, не называли милордомъ за нашимъ походнымъ котломъ. Разскажите мнѣ, что случилось съ вами съ тѣхъ поръ, какъ мы не видались? вы на половинномъ жалованьѣ?

Мистеръ Дигби печально опустилъ голову.

-- Дигби, старый товарищъ, не можете ли вы мнѣ одолжить взаймы сто фунтовъ? сказалъ лордъ л'Эстренджъ, трепля бывшаго воина по плечу.-- Что, у васъ не найдется такой суммы? Тѣмъ лучше: значитъ я могу ссудить ее вамъ.

Мистеръ Дигби залился слезами.

Лордъ л'Эстренджъ какъ будто не замѣтивъ этого.

-- Мы были оба нѣкогда чудаками, сказалъ онъ: -- и я съ удовольствіемъ припоминаю, какъ часто занималъ у васъ деньги.

-- У меня! Ахъ, лордъ л'Эстренджъ!

-- Съ тѣхъ поръ вы женились и, вѣрно, перемѣнились. Разскажете мнѣ все по порядку, мои старый другъ.

Мистеръ Дигби, который между тѣмъ успѣлъ окончательно придти въ себя и успокоить свои потрясенные нервы, всталъ и произнесъ спокойнымъ голосомъ:

-- Милордъ, безполезно говорить обо мнѣ, точно такъ же, какъ и помогать мнѣ. Я почти умирающій. Но вотъ дочь моя,-- моя единственная дочь (тутъ онъ остановился, потомъ продолжалъ поспѣшнѣе:) -- у меня есть родственники въ одномъ изъ отдаленныхъ графствъ, и если бы я могъ увидѣться съ ними, я увѣренъ, что они позаботились бы о дѣвушкѣ. Вотъ что въ теченіе нѣсколькихъ недѣль составляетъ предметъ моихъ надеждъ, моей мечты, моей молитвы. Я могу сдѣлать это путешествіе только при вашей помощи. Для себя я не стыдился же просить милостыни: буду ли стыдиться для нея?

-- Дигби, сказалъ л'Эстренджъ, важнымъ тономъ: -- не говорите ни о смерти, ни о милостыни. Вы были ближе къ смерти, когда ядра свистали вокругъ васъ при Ватерлоо. Если солдатъ, встрѣтясь съ солдатомъ, говоритъ ему: другъ, твой кошелекъ! то это признакъ не нищенства, а товарищества, братства. Стыдиться! Клянусь памятью Велизарія, если бы я нуждался въ деньгахъ, то я всталъ бы гдѣ нибудь на перекресткѣ съ ватерлооскою медалью на груди и говорилъ бы всякому мимо идущему облизанному джентльмену, котораго я спасалъ отъ французскихъ сабель: вамъ стыдно, если я умираю съ голоду. Облокотитесь на меня, продолжалъ л'Эстренджъ, обращаясь къ старику: -- вамъ, видно, хочется домой; скажите, куда вамъ нужно итти?

Бѣдный солдатъ показалъ на Оксфордъ-Стритъ и съ нерѣшительностію оперся на протянутую ему руку.

-- А когда вы воротитесь отъ своихъ родственниковъ, вы повидаетесь со мной? Какъ! неужели вы въ раздумьи? Посѣтите же меня,-- навѣрно?

-- Я увижусь съ вами.

-- Честное слово?

-- Честное слово, если только буду живъ.

-- Теперь я стою у Нейтсбриджа, съ моимъ отцомъ; но вы всегда можете узнать мой адресъ: въ Гросвеноръ-Сквэрѣ, спросить мистера Эджертона. Итакъ, вамъ предстоитъ длинное путешествіе?

-- Очень длинное.

-- Не утомляйте себя: ѣздите не спѣша.... Что вы, дитя мое? вамъ, кажется, завидно, что вашъ батюшка опирается не на вашу руку?

Разговаривая такимъ образомъ, лордъ л'Эстренджъ выказывалъ одну за другою тѣ странныя особенности своего характера, за которыя его считали въ свѣтѣ человѣкомъ бездушнымъ. Можетъ быть, читатель не совсѣмъ согласится съ мнѣніемъ свѣта. Но если свѣтъ и будетъ умѣть современемъ справедливо судить о характерѣ человѣка, который не жилъ, не говорилъ, не чувствовалъ для свѣта, то это случится развѣ спустя нѣсколько столѣтій послѣ того, какъ душа Гарлея л'Эстренджа оставитъ нашу планету.

Лордъ л'Эстренджъ разстался съ мистеромъ Дигби при входѣ въ Оксфордъ-Стритъ. Тутъ отецъ и дочь взяли кабріолетъ. Мистеръ Дигби велѣлъ кучеру ѣхать къ Эджвэрской дорогѣ. Онъ не хотѣлъ сказать л'Эстренджу свой адресъ, и при этомъ онъ такъ показался обиженнымъ подобными распросами, что л'Эстренджъ не смѣлъ настаивать. Напомнивъ солдату о его обѣщаніи увидаться съ нимъ, Гарлей сунулъ ему въ руку бумажникъ и поспѣшно удалился по направленію къ Гросвеноръ-Сквэру.

Онъ подошелъ къ подъѣзду квартиры Одлея Эджертона въ то самое время, какъ этотъ джентльменъ выходилъ изъ кареты; два друга вошли вмѣстѣ въ комнаты.

-- Сегодня позволяется націи отдохнуть? спросилъ л'Эстренджъ.-- Бѣдная! ей такъ часто приходится слушать дѣловыя пренія, что надо удивляться прочности ея комплекціи.

-- Засѣданіе еще продолжается, отвѣчалъ Одлей серьёзно, не обращая вниманія на остроту своего друга.-- Но какъ докладъ дѣлъ собственно государственныхъ кончился, то я и отправился на нѣкоторое время домой, съ тѣмъ, что если бы я не нашелъ тебя здѣсь, то отъискалъ бы въ паркѣ.

-- Именно, всякій знаетъ, что я, въ девять часовъ пополудни, сигара и Гейдъ-Паркъ составляемъ одно цѣлое. Нѣтъ въ Англіи человѣка такого пунктуальнаго въ своихъ привычкахъ, какъ я.

Тутъ друзья вошли въ гостиную, въ которой членъ Парламента сидѣлъ очень рѣдко, такъ какъ его внутренніе покои были въ нижнемъ этажѣ.

-- А вѣдь это тоже одна изъ твоихъ причудъ, Гарлей, сказалъ онъ.

-- Что такое?

-- Показывать видъ, что ты не терпишь комнатъ въ нижнемъ этажѣ.

-- Показывать видъ! О софистическій, прикованный къ землѣ человѣкъ! Показывать видъ! Ничто такъ не противоречитъ понятію о нашей душѣ, какъ нижній этажъ дома. Мы и безъ того не достанемъ до неба, на сколько бы ступенекъ ни поднимались вверхъ.

-- Съ этой символической точки зрѣнія, сказалъ Одлей: -- тебѣ надо жить на чердакѣ.

-- Я бы съ охотой тамъ поселился, но не люблю новыхъ туфлей. Новая головная щетка еще туда-сюда.

-- Да что же общаго у чердака съ туфлями и головными щетками?

-- Попробуй провести ночь на чердакѣ, и на другое утро у тебя не будетъ ни туфлей, ни щотокъ.

-- Куда же я ихъ дѣну?

-- Ты побросаешь ихъ въ кошекъ.

-- Какой вздоръ ты говоришь, Гарлей!

-- Вздоръ! клянусь Аполлономъ и его девятью сестрицами, что нѣтъ человѣка, у котораго бы было такъ мало воображенія, какъ у уважаемаго мною члена Парламента. Отвѣчай мнѣ искренно и торжественно, поднимался ли ты за облака въ полетѣ своихъ умозрѣній? приближался ли ты къ звѣздамъ силою смѣлой мысли? искалъ ли въ безпредѣльности тайную причину жизни?

-- О, нѣтъ, нѣтъ, мой бѣдный Гарлей!

-- Послѣ этого нечему тутъ удивляться, бѣдный Одлей, что ты не могъ сообразить, что когда человѣкъ ляжетъ спать на чердакѣ и услышитъ визгъ и мяуканье кошекъ, то онъ, что ни попало, все покидаетъ въ этихъ милыхъ животныхъ. Вынеси свой стулъ на балконъ. Неронъ испортилъ у меня сегодня сигару. Я намѣренъ теперь курить. Ты никогда не куришь, значитъ можешь, по крайней мѣрѣ, любоваться на зелень сквэра.

Одлей слегка пожалъ плечами, но послѣдовалъ совѣту и примѣру своего друга и вынесъ стулъ на балконъ. Неронъ пришелъ также; но, ощущая глазами и носомъ присутствіе сигары, онъ благоразумно отступилъ и улегся подъ столомъ.

-- Одлей Эджертонъ, у меня есть къ тебѣ просьба, какъ къ лицу административному.

-- Очень радъ выслушать.

-- Въ нашемъ полку былъ корнетъ, который лучше бы сдѣлалъ, если бы не поступалъ въ этотъ полкъ. Мы были оба съ нимъ большіе повѣсы и щеголи.

-- Однако, это не мѣшало вамъ храбро драться.

-- Повѣсы и щеголи почти всегда хорошіе рубаки. Цезарь, который терпѣливо вычесывалъ себѣ голову, подвивалъ свои кудри и, даже умирая, думалъ о томъ, граціозно ли выгнутся на его тѣлѣ складки тоги,-- Вальтеръ Ралей, который не могъ сдѣлать пѣшкомъ болѣе двадцати аршинъ отъ множества драгоцѣнныхъ камней, украшавшихъ его башмаки,-- Алкивіадъ, который выходилъ на агору съ голубицей на груди и яблокомъ въ рукѣ,-- Мюратъ, одѣвавшійся въ золото и дорогіе мѣха, Деметрій Поліоркетъ, бывшій франтикомъ на подобіе французскаго маркиза, оказывались славными ребятами на полѣ брани. Такой неопрятный герой, какъ Кромвель, есть уже парадоксъ природы и феноменъ въ исторіи.... Но возвратимся къ нашему корнету. Я былъ богатъ, онъ бѣденъ. Когда глиняный горшокъ поплыветъ по рѣкѣ вмѣстѣ съ чугуннымъ, то, вѣрно, одному изъ нихъ не сдобровать. Всѣ говорили, что Дигби скупъ, а я его считалъ лишь чудакомъ. Но всякій, того-и-гляди, согласится, чтобы его разумѣли чудакомъ, только не нищимъ. Однимъ словомъ, я оставилъ армію и не видался съ нимъ до нынѣшняго вечера. Мнѣ кажется, что еще не было на свѣтѣ никогда такого оборваннаго джентльмена, и вмѣстѣ съ тѣмъ такого патетическаго оборванца. Но, изволишь видѣть, человѣкъ этотъ сражался въ защиту Англіи. Подъ Ватерлоо вѣдь не въ бирюльки же играли; ты, я думаю, въ этомъ увѣренъ.... Итакъ, ты долженъ что нибудь сдѣлать для Дигби. Что же ты сдѣлаешь?

-- Скажи по правдѣ, Гарлей, этотъ человѣкъ не былъ изъ числа твоихъ близкихъ друзей, а?

-- Если бы онъ былъ моимъ другомъ, то не нуждался бы въ пособіи отъ правительства: тогда онъ не посовѣстился бы взять у меня денегъ.

-- Все это прекрасно, Гарлей, но видишь ли въ чемъ дѣло: бѣдныхъ офицеровъ много, а денегъ, которыми мы можемъ располагать, очень мало. Нѣтъ ничего труднѣе, какъ исполнить просьбу, подобную твоей. Въ самомъ дѣлѣ, я не знаю, какъ поступить. Вѣдь онъ получаетъ половинное жалованье?

-- Не думаю; или если и получаетъ, то все это идетъ на уплату долговъ. Да это не наше дѣло, мои милый: дѣло въ томъ, что отецъ и дочь умираютъ съ голоду.

-- Но если онъ самъ виноватъ, если онъ такъ былъ неостороженъ....

-- Ну пошелъ, пошелъ!... Неронъ, гдѣ ты, куда ты скрылся, моя милая собака?

-- Я, право, очень жалѣю, что не могу этого сдѣлать. Если бы еще что нибудь другое.

-- Есть и другое. Мой человѣкъ -- прекрасный малый во всѣхъ отношеніяхъ, только сильно испиваетъ и никакъ не можетъ исправиться отъ этой милой погрѣшности. Не помѣстишь ли ты его въ Монетную Экспедицію?

-- Съ удовольствіемъ.

-- Вотъ еще что. У меня есть знакомый -- винный торговецъ. Онъ былъ честный человѣкъ, никогда никому не напоминалъ о долгахъ, потомъ обанкрутился. Я ему очень многимъ обязанъ, и у него прехорошенькая дочка. Нельзя ли его пристроить гдѣ нибудь въ колоніяхъ при королевской миссіи или въ другомъ мѣстѣ?

-- Если ты желаешь, я могу это исполнить.

-- Мой милый Одлей, я все еще не отстану отъ тебя и намѣренъ просить милости для своей особы.

-- Ахъ, сдѣлай одолженіе! вскричалъ Эджертонъ, съ одушевленіемъ.

-- Скоро освободится мѣсто посланника во Флоренціи. Я знаю хорошо эту часть. Должность была бы по мнѣ. Пріятный городъ, лучшія фиги въ цѣлой Италіи, очень мало дѣла. Попробуй, поизвѣдай лордовъ на этотъ счетъ.

-- Я заранѣе предвижу развязку. Лорды будутъ очень рады удержать въ государственной службѣ такого даровитаго человѣка, какъ ты, и сына такого пэра, какъ лордъ Лэнсмеръ.

-- И это не стыдно тебѣ, лицепріятный представитель Парламента! вскричалъ Гарлей л'Эстренджъ.-- Ты не отказываешься помочь красноносому лакею, плутоватому торгашу, который подмѣшивалъ и фабриковалъ вина, изнѣженному сабариту, который не можетъ заснуть, если подъ нимъ сомнется розовый листочекъ, и ничего не хочешь сдѣлать для защитника Англіи, для израненнаго воина, котораго обнаженная грудь служила оплотомъ нашей собственной безопасности!

-- Гарлей, сказалъ членъ Парламента, съ невозмутимою улыбкою: -- твой монологъ надѣлалъ бы большого шума на провинціяльномъ театрѣ. Дѣло вотъ въ чемъ, мой другъ. Нигдѣ Парламентъ не соблюдаетъ такой строгой экономіи, какъ при разсчетахъ на содержаніе арміи, и потому нѣтъ человѣка, для котораго труднѣе было бы выхлопотать пособіе, какъ какой нибудь офицеръ, выполнявшій лишь свой долгъ подобно другимъ военнымъ людямъ. Но если ты принимаешь его дѣло такъ близко къ сердцу, то я употреблю свое вліяніе на Военное Министерство и, можетъ быть, доставлю ему мѣсто смотрителя при какой нибудь казармѣ.

-- Ты прекрасно поступишь, потому что въ противномъ случаѣ я сдѣлаюсь радикаломъ и пойду противъ тебя вмѣстѣ со всѣмъ твоимъ городомъ.

-- Я бы очень желалъ, чтобы ты поступилъ въ Парламентъ хотя даже радикаломъ и въ ущербъ моихъ собственныхъ выгодъ. Но воздухъ становится холоденъ, а ты не привыкъ къ нашему климату. Если ты, можетъ быть, въ состояніи поэтизировать насморкъ и кашель, то я вовсе нѣтъ; пойдемъ въ комнаты.

Лордъ л'Эстренджъ легъ на софу и подперъ себѣ щеку рукою. Одлей Эджертонъ сѣлъ возлѣ него и смотрѣлъ на лицо своего друга съ нѣжнымъ видомъ, который какъ-то мало гармонировалъ съ мужественными чертами его прекраснаго лица. Оба они были такъ же несхожи наружностію, какъ и характеромъ. Послѣднее, вѣрно, уже замѣтилъ читатель. Все, что въ личности Эджертона было строго, сурово, въ л'Эстренджѣ отличалось мягкостію. Во всякой позѣ Гарлея невольно проглядывала юношеская грація.

Самый покрой его платья доказывалъ его нерасположеніе къ принужденію. Костюмъ его всегда былъ свободенъ и широкъ; галстухъ завязанъ небрежно, оставляя грудь его обнаженною. Вы тотчасъ догадались бы, что онъ когда-то жилъ въ тепломъ климатѣ полудня и привыкъ тамъ презирать утонченности приличія; въ его одеждѣ, точно такъ же, какъ и въ разговорѣ, было очень мало пунктуальности, свойственной сѣверному жителю. Онъ былъ моложе Одлея тремя или четырьмя годами, а казался моложе годами двѣнадцатью. Онъ былъ однимъ изъ числа тѣхъ людей, для которыхъ старость какъ будто не создана у которыхъ голосъ, взглядъ, самый станъ сохраняютъ всю прелесть молодости; и, можетъ быть, отъ этой-то полной граціи моложавости, во всякомъ случаѣ, по самому свойству чувства, которое онъ внушалъ, ни родственники его, ни короткіе друзья въ обыкновенныхъ разговорахъ не прибавляли къ его имени носимаго имъ титула. Для нихъ онъ не былъ л'Эстренджемъ, а просто Гарлеемъ; и этимъ-то именемъ я всегда буду называть его. Это не былъ такой человѣкъ, котораго авторъ или читатель представляетъ себѣ на нѣкоторомъ разстояніи, съ постоянно формальнымъ возгласомъ со всѣхъ сторонъ: "Милордъ! милордъ!"

Гарлей л'Эстренджъ не былъ такъ хорошъ собою, какъ Одлей Эджертонъ; для обыкновеннаго наблюдателя онъ показался бы только миловиднымъ. Но женщины называли его хорошенькимъ и были въ этомъ случаѣ совершенно справедливы. Онъ носилъ волосы свои, которые были каштановаго цвѣта, завитыми въ длинныя распадающіяся букли, и, вмѣсто англійскихъ бакенбартъ, отпустилъ себѣ иноземные усы. Сложеніе его было нѣжно, хотя не женственно; это была юношеская, а не женская нѣжность. Но сѣрые глаза его блестѣли богатымъ запасомъ жизни. Опытный физіологъ, заглянувъ въ эти глаза, нашелъ бы въ нихъ зародыши неисчерпаемаго развитія, природу столь богатую, что если ее лишь слегка затронуть, то потомъ нужно много времени, много страстей и горя, чтобы ее исчерпать.

И теперь, хотя задумчивые и грустные, глаза эти блестѣли точно брильянтъ, устремляясь на предметы.

-- Такъ ты значитъ все шутилъ, сказалъ Одлей, послѣ продолжительнаго молчанія,-- говоря про посольство во Флоренцію? Ты рѣшительно не хочешь поступить въ государственную службу?

-- Нѣтъ.

-- Признаюсь, я ожидалъ не этого отъ тебя, когда ты обѣщалъ мнѣ провести сезонъ въ Лондонѣ. Я надѣюсь по крайней мѣрѣ, что ты не будешь удаляться общества и не захочешь казаться такимъ же отшельникомъ здѣсь, какимъ былъ подъ виноградниками Комо.

-- Я наслушался вашихъ знаменитыхъ ораторовъ, сидя на галлереѣ Парламента. Былъ я въ Оперѣ и насмотрѣлся на вашихъ прекрасныхъ лэди; я исходилъ всѣ ваши улицы, прошелъ вдоль и поперекъ всѣ парки и могу сказать съ убѣжденіемъ, что мнѣ не по-сердцу чопорная старуха, у которой морщины затерты румянами.

-- О какой старухѣ говоришь ты? спросилъ Одлей.

-- У нея много именъ. Одни называютъ ее модой, другіе -- люди дѣловые, какъ ты -- политикой: то и другое названіе одинаково обманчиво и натянуто. Я разумѣю лондонскую жизнь. Никакъ не могу примириться съ ней, дряхлой прелестницей.

-- Я бы желалъ, чтобы тебѣ хоть что нибудь нравилось.

-- И я бы тоже желалъ отъ всего сердца.

-- Но ты такъ разочарованъ всѣмъ!

-- Напротивъ, я еще очень, очень свѣжъ. Посмотри въ окно, что ты видишь?

-- Ничего!

-- Ничего?

-- Ничего, кромѣ лошадей, пыльныхъ кустовъ сирени, моего кучера, который дремлетъ на козлахъ, и двухъ женщинъ, которыя переправляются черезъ каналъ.

-- Мнѣ такъ и этого не видно, когда я лежу на софѣ. Мнѣ видны только звѣзды. И я сочувствую имъ такъ-же, какъ и въ то время, когда я былъ въ Итонской школѣ. Итакъ, скорѣе ты разочарованъ, а никакъ не я; впрочемъ, довольно объ этомъ. Ты не забудешь моего порученія относительно изгнанника, который породнился съ твоимъ семействомъ?

-- Нѣтъ; но это порученіе еще труднѣе, чѣмъ пристроить твоего корнета въ Военное Министерство.

-- Я знаю, что это трудно, потому что противодѣйствіе сильно и бдительно; но за всѣмъ тѣмъ, непріятель -- такой презрѣнный измѣнникъ, что можно расчитывать на содѣйствіе судьбы и домашнихъ ларовъ.

-- Однако, замѣтилъ болѣе практическій Одлей, наклоняясь надъ книгою, лежавшею передъ нимъ: -- мнѣ кажется, что лучшее средство кончить это дѣло мирнымъ соглашеніемъ.

-- Если позволяется судить о другихъ по себѣ, отвѣчалъ Гарлей съ одушевленіемъ:-- то мнѣ кажется, что гораздо утѣшительнѣе разомъ избавиться зла окончательно, чѣмъ понемногу замазывать дѣло и вести околесную. Да и какое зло! Мировая сдѣлка съ явнымъ врагомъ можетъ быть допущена безъ урона для чести; но сдѣлка съ измѣнникомъ, вѣроломнымъ другомъ, означаетъ, что мы извиняемъ вѣроломство.

-- Ты слишкомъ мстителенъ, отвѣчалъ Эджертонъ:-- можно все-таки найти извиненіе въ пользу человѣка....

-- Перестань, Одлей, перестань, или я начну думать, что свѣтъ въ самомъ дѣлѣ; испортилъ тебя.-- Извинить человѣка, который обманываетъ, измѣняетъ! Нѣтъ, это противно понятію о человѣчествѣ.

Свѣтскій человѣкъ спокойно поднялъ взоръ на одушевленное лицо человѣка, бывшаго еще довольно близкимъ къ природѣ, чтобы принимать всякое дѣло къ сердцу. Потомъ онъ снова обратился къ книгѣ; и сказалъ, послѣ нѣкотораго молчанія:

-- Тебѣ; пора жениться, Гарлей.

-- Нѣтъ, отвѣчалъ Гарлей, съ улыбкой, при этомъ быстромъ поворотѣ; разговора:-- еще рано, потому что главнымъ препятствіемъ къ подобной перемѣнѣ въ жизни служитъ для меня то, что всѣ нынѣшнія женщины слишкомъ стары для меня, или я слишкомъ молодъ для нихъ. Нѣкоторыя изъ нихъ еще совершенныя дѣти, потому не желаешь быть ихъ игрушкой; другія слишкомъ опытны, и потому боишься попасть въ обманъ. Первыя, если онѣ удостоиваютъ васъ своею любовью, любятъ васъ какъ куклу, которую онѣ нѣжатъ, ласкаютъ за качества, свойственныя куклѣ, за пару голубыхъ глазъ и изящныя подробности вашей статуры. Послѣднія, если онѣ благоразумно предаются вамъ, то поступаютъ при этомъ на основаніи алгебраическихъ законовъ; вы не что иное, какъ х или у, представляющіе извѣстную совокупность капиталовъ, поземельныхъ владѣній, брильянтовъ, шкатулокъ и театральныхъ ложъ. Васъ очаровываютъ при помощи матушки, и въ одно прекрасное утро вы убѣждаетесь, что плюсъ жена минусъ любовь супружеская равняется нулю или даже хуже, чѣмъ нулю.

-- Чепуха, сказалъ Одлей, съ свойственною ему значительною улыбкой.-- Я скорѣе думаю, что человѣку съ твоимъ общественнымъ положеніемъ нужно бояться лишь того, что за него выйдутъ замужъ во вниманіи не къ нему самому, а къ его внѣшней обстановкѣ; но ты, я думаю, довольно проницателенъ и едва ли ошибаешься въ женщинѣ, за которой ухаживаешь.

-- Въ женщинѣ, за которою ухаживаю, можетъ быть, но не въ той, на которой женюсь. Женщина есть существо перемѣнчивое, какъ научалъ насъ Виргилій въ школѣ, и ея перемѣнчивость никогда не бываетъ такъ чувствительна, какъ послѣ замужства. Это вовсе не значитъ, чтобы она была притворна: она просто перерождается. Вы женились на дѣвушкѣ, блестѣвшей своими талантами. Она очень мило рисуетъ, играетъ на фортепьяно какъ артистка. Надѣньте кольцо ей на палецъ, и она не беретъ уже карандаша въ руки, развѣ начертитъ иногда вашу каррикатуру на ненужномъ конвертѣ и ни разу не откроетъ фортепьяно по окончаніи медоваго мѣсяца, вы женитесь на ней за ея тихій, ровный характеръ, и вотъ черезъ годъ нервы ея такъ разстроиваются, что вы не можете сказать ей слова напротивъ: иначе она упадаетъ въ истерическомъ изнеможеніи. Вы женитесь на ней за то, что она говоритъ, что не любитъ баловъ и понимаетъ прелесть уединенія, и вотъ она дѣлается львицей высшаго круга или по крайней мѣрѣ усердной посѣтительницей маскарадовъ.

-- Однако, большая часть людей женятся и проживаютъ свой вѣкъ.

-- Еслибы мы гонялись только за процессомъ жизни, то твое изреченіе было бы вполнѣ утѣшительно. Но чтобы жить въ спокойствіи, жить безъ урона собственнаго достоинства, жить не стѣсняясь мелочами, въ гармоніи съ собственными идеями, привычками, цѣлями, для этого нужно сообщество не такой женщины, которая нарушала бы ваше спокойствіе, унижала ваше достоинство, посягала на вашу независимость, преслѣдовала вашу идею, малѣйшую привычку, привязывала васъ всевозможными мелочами къ землѣ, въ то время, какъ вы желали бы силою своего воображенія поноситься вмѣстѣ съ нею въ сферѣ безпредѣльности: въ этомъ-то и состоитъ гамлетовскій вопросъ -- быть или не быть?

-- Если бы я былъ на твоемъ мѣстѣ, Гарлей, то я поступилъ бы какъ авторъ "Сандфорда и Мертона", то есть выбралъ бы себѣ маленькую дѣвочку и воспиталъ бы ее по требованіямъ своего сердца.

-- Ты отчасти угадалъ, отвѣчалъ Гарлей, серьёзнымъ тономъ.-- Но знаешь, что? я боюсь состарѣться прежде, чѣмъ найду такую дѣвочку. Ахъ, продолжалъ онъ еще болѣе важнымъ тономъ, между тѣмъ какъ выраженіе лица его совершенно измѣнилось: -- ахъ, если бы въ самомъ дѣлѣ я могъ найти то, чего ищу -- женщину съ сердцемъ ребенка и умомъ зрѣлымъ, глубокимъ,-- женщину, которая въ самой природѣ видѣла бы достаточно разнообразія, прелести, и не стремилась бы нетерпѣливо къ тѣмъ суетнымъ удовольствіямъ, которыя тщеславіе находитъ въ изысканной сентиментальности жизни съ ея уродливыми формами,-- женщину, которая собственнымъ умосозерцаніемъ понимала бы всю роскошь поэзіи, облекающей созданіе,-- поэзіи, столь доступной дитяти, когда оно любуется цвѣткомъ или восхищается звѣздой на темно-голубомъ небѣ,-- если бы мнѣ досталась въ удѣлъ такая спутница жизни, тогда бы.... что бы тогда?...

Онъ остановился, глубоко вздохнулъ и, закрывъ лицо руками, произнесъ съ разстановкою:

-- Только разъ, одинъ только разъ подобное видѣніе прекраснаго возвысило въ моихъ глазахъ значеніе человѣческой природы. Оно освѣтило мою сумрачную жизнь и опять исчезло навсегда. Только ты знаешь,-- ты одинъ знаешь....

Онъ поникъ головою, и слезы заструились сквозь его сложенные пальцы.

-- Это уже такъ давно! сказалъ Одлей, подчиняясь воспоминанію своего друга.-- Сколько долгихъ тяжкихъ годовъ прожито съ тѣхъ поръ! въ тебѣ дѣйствуетъ лишь упрямая память ребенка.

-- Что за вздоръ, въ самомъ дѣлѣ! вскричалѣ Гарлей, вскакивая на ноги и начавъ принужденно смѣяться.-- Твоя карета все еще дожидается; завези меня домой, когда поѣдешь въ Парламентъ.

Потомъ, положивъ руку на плечо своего друга, онъ прибавилъ:

-- Тебѣ ли говорить, Одлей Эджертонъ, о докучливой памятливости ребенка? Что же связываетъ насъ съ тобой, какъ не воспоминаніе дѣтства? Что же, какъ не это, заставляетъ биться мое сердце при встрѣчѣ съ тобой? Что же въ состояніи отвлечь твое вниманіе отъ законодательныхъ кодексовъ и пространныхъ билей, чтобы обратить его на такого тунеядца, какъ я? Дай мнѣ свою руку. О, другъ моей юности! вспомни, какъ часто мы гребли сами веслами, разъѣзжая въ лодкѣ по родному озеру, вспомни, какъ откровенно разговаривали мы, сидя на дерновой скамьѣ въ тѣни деревьевъ и строя въ высотѣ лѣтней атмосферы замки болѣе великолѣпные, чѣмъ Виндзорскій! О! это крѣпкія узы -- подобныя юношескія воспоминанія, повѣрь мнѣ!

Одлей отвернулся, отвѣчая пожатіемъ руки на.слова своего друга, и пока І'арлей легкою поступью спускался съ лѣстницы, Эджертонъ остался позади на нѣкоторое время, и когда онъ сѣлъ въ карету возлѣ своего друга, то на лицѣ его вовсе нельзя было прочесть, что онъ готовится къ чему-то важному.

Часа черезъ два крики: "Мнѣніе, мнѣніе!" "Пропустите, пропустите!" раздались послѣ глубокаго молчанія, и Одлей Эджертонъ поднялся съ своего мѣста въ Парламентѣ, чтобы разрѣшить пренія. Это человѣкъ, который будетъ говорить до поздней ночи и котораго будутъ слушать самые нетерпѣливые изъ размѣстившейся по лавкамъ публики. Голосъ его силенъ и звученъ, станъ его прямъ и величественъ.

И пока Одлей Эджертонъ, вовсе не въ угоду своему самолюбію, занимаетъ такимъ образомъ общее вниманіе, гдѣ находится І'арлей л'Эстренджь? Онъ стоитъ одинъ въ Ричмондѣ на берегу рѣки и далеко витаетъ мыслями, глядя на поверхность воды, посеребренную лучемъ мѣсяца. Когда Одлей оставилъ его дома, онъ сидѣлъ съ своими родными, забавлялъ ихъ своими шутками, дождался, когда всѣ разошлись по спальнямъ, и потомъ, когда, можетъ быть, всѣ воображали, что онъ отправился на балъ или въ клубъ, онъ потихоньку выбрался на свѣжій воздухъ, прошелъ мимо душистыхъ садовъ, мимо густыхъ каштановыхъ бесѣдокъ, съ единственною цѣлію побывать на прелестномъ берегу прелестнѣйшей изъ англійскихъ рѣкъ, въ тотъ часъ, когда луна высоко подымается на небѣ и пѣсня соловья особенно звучно разносится среди ночного безмолвія.