Леонардъ пробылъ у дяди около шести недѣль, и эти недѣли проведены были довольно пріятно. Мистеръ Ричардъ помѣстилъ его въ свою счетную контору, назначилъ ему должность и посвятилъ въ таинства двойной бухгалтеріи. Въ награду за готовность и усердіе къ дѣламъ, которыя, какъ инстинктивно понималъ дальновидный негоціантъ, вовсе не согласовались со вкусомъ Леонарда, Ричардъ пригласилъ лучшаго учителя въ городѣ -- заниматься съ его племянникомъ по вечерамъ. Этотъ джентльменъ, имѣвшій должность главнаго учителя въ большомъ пансіонѣ, былъ какъ нельзя болѣе доволенъ случаемъ доставить хотя маленькое разнообразіе своимъ скучнымъ школьнымъ урокамъ образованіемъ мальчика, такъ охотно преданнаго изученію всѣхъ предметовъ, даже латинской грамматики. Леонардъ дѣлалъ быстрые успѣхи и въ теченіе шести недѣль почерпнулъ изъ книжной премудрости гораздо болѣе, чѣмъ почерпали въ вдвое большее число мѣсяцевъ самые умные мальчики въ пансіонѣ. Часы, которые Леонардъ посвящалъ занятіямъ, Ричардъ обыкновенно проводилъ внѣ дома -- иногда въ бесѣдѣ съ высокими своими знакомыми, иногда въ библіотекѣ, учрежденной высшимъ городскимъ сословіемъ. Если же онъ оставался дома, то обыкновенно запирался въ своемъ кабинетѣ съ главнымъ писцомъ, повѣрялъ счетныя книги или перечитывалъ списокъ избирательныхъ членовъ и часто задумывался надъ именами въ этомъ спискѣ, пробуждавшими въ душѣ его подозрѣніе.
Весьма натурально, что Леонардъ желалъ сообщить своимъ друзьямъ о перемѣнѣ обстоятельствъ въ своей жизни, чтобы они, въ свою очередь, порадовали мать его столь пріятнымъ извѣстіемъ. Но не пробылъ онъ и двухъ дней въ домѣ дяди, какъ уже Ричардъ строго запретилъ ему подобную корреспонденцію.
-- Это вотъ почему, говорилъ онъ: -- въ настоящее время, мы, такъ сказать, на испытаніи: мы прежде всего должны узнать, нравимся ли мы другъ другу. Положимъ, что мы не понравимся, тогда ожиданія, которыя ты успѣешь перепиской своей пробудить въ душѣ матери, должны превратиться въ горькое разочарованіе, а если мы понравимся, то согласись, что лучше написать тогда, когда устроено будетъ что нибудь опредѣлительное.
-- Но моя матушка будетъ очень безпокоиться....
-- На этотъ счетъ будь только самъ покоенъ. Я очень часто пишу къ мистеру Дэлю, и онъ можетъ передать твоей матери, что ты здоровъ и дѣлаешь успѣхи. Больше объ этомъ ни полъслова: если я говорю что нибудь, такъ говорю дѣло.
Замѣтивъ послѣ этихъ словъ на лицѣ Леонарда горесть и легкое неудовольствіе, Ричардъ прибавилъ съ ласковой улыбкой:
-- У меня есть на это свои причины; ты узнаешь ихъ впослѣдствіи. И вотъ еще что: если ты сдѣлаешь по моему, то я намѣренъ обезпечить существованіе твоей матери на всю ея жизнь; если же нѣтъ, то она не получитъ отъ меня ни гроша.
Вмѣстѣ съ этимъ Ричардъ повернулся на каблукѣ, и черезъ нѣсколько секундъ голосъ его громко раздавался въ передней въ сильной побранкѣ одного изъ лакеевъ.
Около четвертой недѣли пребыванія Леонарда въ домъ мистера Эвенеля въ хозяинѣ дома начала обнаруживаться нѣкоторая перемѣна въ обращеніи. Онъ не былъ уже такъ откровененъ съ Леонардомъ и не принималъ никакого участія въ его занятіяхъ и успѣхахъ. Около того же времени лондонскій дворецкій Ричарда часто заставалъ его передъ зеркаломъ. Ричардъ постоянно былъ щеголеватъ въ своей одеждѣ, но теперь это щегольство доходило до изысканности. Отправляясь куда нибудь на вечеръ, онъ портилъ по крайней мѣрѣ три кисейные платка, прежде чѣмъ завязанный узелъ вполнѣ удовлетворялъ условіямъ моды. Кромѣ того онъ завелъ у себя книгу англійскихъ лордовъ, и чтеніе этой книги становилось его любимымъ занятіемъ. Всѣ эти перемѣны происходили отъ одной причины, и эта причина была -- женщина.
Первыми особами въ Скрюстоунѣ безусловно считались Помплеи. Полковникъ Помплей былъ величественъ, но мистриссъ Номилей была еще величественнѣе. Полковникъ обнаруживалъ свое величіе по праву военнаго ранга и служебныхъ подвиговъ въ Индіи, мистриссъ Помплей -- по праву своихъ обширныхъ и сильныхъ родственныхъ связей. И дѣйствительно, полковникъ Помплей непремѣнно погибъ бы подъ тяжестію почестей, которыми супруга такъ усердно обременяла его,-- непремѣнно погибъ бы, еслибъ не имѣлъ возможности поддержать свое положеніе собственными своими родственными связями. Надобно замѣтить, что онъ никогда бы не имѣлъ, да ему бы и не позволено было имѣть, своего исключительнаго мнѣнія касательно высшихъ слоевъ общества, еслибъ ему не помогало въ этомъ случаѣ благозвучное имя его родственниковъ "Дигби". Быть можетъ, на томъ основаніи, что мрачность увеличиваетъ натуральную величину предметовъ, полковникъ никогда не опредѣлялъ съ надлежащею точностію своихъ родственниковъ: онъ ограничивался въ этомъ случаѣ однимъ только указаніемъ, что "Дигби" находятся въ Дебреттѣ. Въ случаѣ же, если какой нибудь нескромный вулгаріанецъ (любимое выраженіе обоихъ Помплеевъ) весьма непринужденно спрашивалъ, кого мистеръ Помплей подразумевалъ подъ именемъ "милорда Дигби", полковникъ поставилъ себѣ за правило отвѣчать: "старшую отрасль нашей фамиліи, сэръ". Ни одна душа въ Скрюстоунѣ не видала этихъ Дигби: они даже для супруги полковника были существами невѣдомыми, непостижимыми. По временамъ Помплей ссылался на теченіе времени и на непостоянство человѣческой привязанности; онъ обыкновенно говаривала: "Когда молодой Дигби и я были мальчиками (это вступленіе всегда сопровождалось тяжелымъ вздохомъ) но, увы! кажется, въ этомъ мірѣ намъ уже не суждено болѣе встрѣчаться. Вліяніе его фамиліи доставило ему весьма важную обязанность въ отдаленныхъ предѣлахъ британскихъ владѣній." Мистриссъ Помплей всегда уважала имя Дигби. Она ни подъ какимъ видомъ не могла имѣть ни малѣйшаго сомнѣнія касательно этой фамиліи, потому что мать полковника носила, какъ каждому извѣстно, имя Дигби, и кромѣ того къ гербу полковника присоединялся и самый гербъ этой фамиліи. Въ подкрѣпленіе мужниныхъ родственныхъ связей, мистриссъ Помплей имѣла свою собственную знаменитую родню, изъ которой выбирала самыхъ замѣчательныхъ лицъ, особливо когда ей хотѣлось блеснуть своимъ происхожденіемъ; мало того: при самыхъ обыкновенныхъ случаяхъ на ея устахъ непремѣнно вертѣлось одно имя,-- имя высокопочтеннѣйшей мистриссъ М'Катьчлей. Любовался ли кто нибудь фасономъ ея платья или чепчика, мистриссъ Помплей немедленно сообщала, что этотъ фасонъ былъ только что присланъ изъ Парижа ея кузиной М'Катьчлей. Встрѣчалось ли недоумѣніе въ разрѣшеніи многотруднаго вопроса о томъ, перемѣнится ли министерство, или по прежнему останутся въ немъ тѣ же члены, мистриссъ М'Катьчлей знала эту тайну и по секрету сообщала своей кузинѣ. Начинались ли ранніе морозы -- "моя кузина М'Катьчлей писала, что ледяныя горы отдѣлились отъ полюса и двинулись къ экватору". Пригрѣвало ли весеннее солнышко сильнѣе обыкновеннаго, мистриссъ М'Катьчлей извѣщала мистриссъ Помплей, "что знаменитый сэръ Гэрри Гальфордъ объявилъ рѣшительно, что это служитъ вѣрнымъ признакомъ наступленія холеры." Простодушные провинціалы, чрезъ посредство мистрисъ М'Катьчлей, знали все, что дѣлалось въ Лондонѣ, при Дворѣ, и на всѣхъ материкахъ и водахъ Стараго и Новаго Свѣта. Кромѣ того, мистриссъ М'Катьчлей была самая элегантная женщина, умнѣйшее, неоцѣненнѣіннее созданіе. Уши друзей мистриссъ Помплей до такой степени обуревались похвалами, воздаваемыми мистриссъ М'Катьчлей, что наконецъ втайнѣ они начали считать ее за миѳъ, за существо элементное, за поэтическій вымыселъ мистриссъ Помплей.
Ричардъ Эвенель, хотя ни подъ какимъ видомъ не легковѣрный человѣкъ, однакожь, слѣпо вѣровалъ въ таинственную мистриссъ М'Катьчлей. Онъ узналъ, что эта особа была вдова,-- вдова благородная по происхожденію, благородная по замужству, что она имѣла независимое состояніе и почти ежедневно отвергала весьма лестныя предложенія. Каждый разъ, какъ только мысль о супружескомъ счастіи западала въ душу Ричарда, онъ непремѣнно вспоминалъ о высокопочтеннѣпшей мистриссъ М'Катьчлей. Легко можетъ быть, что романтичная привязанность къ прекрасной невидимкѣ сохраняла его сердце отъ скрюстоунскихъ искушеній. Но вдругъ, къ всеобщему изумленію, мистриссъ М'Катьчлей доказала дѣйствительность своего существованія прибытіемъ въ домъ полковника Помплея въ прекрасной дорожной коляскѣ, съ лакеемъ и горничной. Она пріѣхала провести въ кругу своихъ родственниковъ нѣсколько недѣль, и въ то гъ же день въ честь ея данъ былъ блестящій вечеръ. Мистеръ Эвенель и его племянникъ получили приглашеніе. Помплей, котораго умъ нисколько не помрачался среди всеобщаго волненія, давно уже старался оттянуть отъ городского общества небольшой клочокъ земли, примыкавшей къ его саду, а потому едва только Ричардъ Эвенель показался въ гостиную, какъ онъ въ туже минуту схватилъ его за пуговицу и отвелъ въ отдаленный уголъ, съ тѣмъ, чтобы получить согласіе молодого и сильнаго своими капиталами негоціанта дѣйствовать въ его пользу. Между тѣмъ Леонардъ былъ увлекаемъ притокомъ гостей, до тѣхъ поръ, пока стремленіе его не встрѣтило преграды въ кругломъ столѣ, поставленномъ передъ диваномъ, на которомъ сидѣла сама мистриссъ М'Катьчлей и подлѣ нея мистриссъ Помплей. При подобныхъ торжественныхъ случаяхъ, хозяйка дома оставляла свой постъ у самыхъ дверей и, потому ли, чтобъ показать свое уваженіе къ мистриссъ М'Катьчлей, или чтобъ показать мистриссъ М'Катьчлей свое благовоспитанное пренебреженіе къ скрюстоунской публикѣ, оставалась въ полномъ блескѣ и величіи подлѣ подруги, удостоивая весьма немногихъ рекомендаціею знаменитой посѣтительницѣ.
Мистриссъ М'Катьчлей была прекраснѣйшая женщина,-- женщина, вполнѣ оправдывавшая высокое понятіе о себѣ и гордость мистриссъ Помплей. Правда, ея скуловыя кости довольно замѣтно выдавались кверху, но это доказывало чистоту ея каледонскаго происхожденія. Зато она отличалась блестящимъ цвѣтомъ лица, усиленнымъ нѣжными румянами, прекрасными глазами и зубами, виднымъ станомъ и, по приговору скрюстоунскихъ лэди, безукоризненностію въ нарядѣ. Лѣта ея приближались къ той счастливой порѣ, на которой многія женщины находятъ удовольствіе остановиться, не увеличивая счета своихъ годовъ по крайней мѣрѣ въ теченіе десятка лѣтъ. Но все же, если смотрѣть на нее какъ на вдову, то нельзя употребить для нея французскаго выраженія passee,-- если же смотрѣть какъ на дѣвицу, тогда совсѣмъ другое дѣло.
Окинувъ взоромъ гостиную сквозь лорнетку, о которой мистриссъ Помплей отзывалась такъ: "мистриссъ М'Катьчлей употребляетъ лорнетку какъ ангелъ",-- окинувъ взоромъ гостиную; эта лэди въ одну секунду замѣтила Леонарда Эвенеля: его спокойная, скромная наружность и задумчивый взглядъ служили такимъ сильнымъ контрастомъ принужденному щеголю, которому ее представляли, что, при всей своей опытности въ свѣтскомъ обращеніи, она забыла всякое приличіе и рѣшилась шопотомъ спросить мистриссъ Помплей:
-- У этого молодого человѣка air distingué. Кто онъ, скажите мнѣ?
-- О! произнесла мистриссъ Помплей, съ непритворнымъ изумленіемъ: -- это племянникъ богатаго вулгаріанца, о которомъ я говорила вамъ поутру.
-- Ахъ, да! вы, кажется, сказали мнѣ, что онъ наслѣдникъ мистера Эрунделя?
-- Эвенеля... Эвенель -- мой прелестный другъ.
-- Эвенель тоже недурное имя, сказала мистриссъ М'Катьчлей.-- Правда ли, что дядя его имѣетъ несмѣтныя богатства?
-- Полковникъ не дальше, какъ сегодня старался развѣдать объ этомъ; но говорятъ, что нѣтъ никакой возможности узнать, какъ велики его богатства.
-- И этотъ молодой человѣкъ его наслѣдникъ?
-- Такъ по крайней мѣрѣ всѣ полагаютъ: готовится въ университетъ, какъ я слышала. Всѣ утверждаютъ, что онъ очень уменъ.
-- Отрекомендуйте мнѣ его, душа моя: я страсть какъ люблю умныхъ людей, сказала мистриссъ М'Катьчлей, томно откидываясь на спинку дивана.
Послѣ десяти-минутнаго разговора, Ричардъ Эвенель успѣлъ освободиться отъ полковника, и взоръ его, привлеченный жужжаньемъ восхищенной толпы къ дивану, остановился на Леонардѣ, который занимался задушевнымъ разговоромъ съ долголелѣемымъ идоломъ его мечты. Язвительное жало ревности впилось въ его сердце. Его племянникъ никогда не казался такимъ прекраснымъ, на лицѣ его никогда не выражалось столько ума, и въ самомъ дѣлѣ, бѣдный Леонардъ въ первый разъ еще увлеченъ былъ въ непринужденный разговоръ съ свѣтской женщиной, которая такъ искусно умѣла пустить въ дѣло свои маленькія познанія. Ревность производитъ въ душѣ человѣческой точно такое же дѣйствіе, какъ и мѣхи на потухающее пламя: такъ точно, при первой улыбкѣ, которою прекрасная вдова наградила Леонарда, сердце мистера Эвенеля запылало.
Онъ приблизился на нѣсколько шаговъ, но уже не съ прежнею самоувѣренностію, и, подслушавъ разговоръ племянника, чрезвычайно удивлялся дерзости мальчика. Мистриссъ М'Катьчлей говорила о Шотландіи и романахъ Вальтеръ-Скотта, о которыхъ Леонардъ не зналъ ничего. Но онъ зналъ Бёрнса, и, говоря о Бёрнсѣ, онъ становился безъискуственно-краснорѣчивъ. Бёрнсъ -- поэтъ-поселянинъ: послѣ этого какъ-же и не быть Леонарду краснорѣчивымъ? Мистриссъ М'Катьчлей восхищалась его свѣжестью и наивностью: все въ немъ далеко было даже отъ малѣйшаго сходства съ тѣмъ, что она слышала или видѣла до этого. Она увлекала его дальше и дальше, такъ что Леонардъ наконецъ началъ декламировать. Одно выраженіе поэта показалось Ричарду не совсѣмъ приличнымъ, и онъ не замедлилъ прицѣпиться къ нему.
-- Прекрасно! воскликнулъ мистеръ Эвенель.-- Куда какъ учтиво говорить подобныя вещи такой лэди, какъ высокопочтеннѣінная мистриссъ М'Катьчлей! Сударыня, вы извините его.
-- Что вамъ угодно, сэръ? сказала мистриссъ М'Катьчлей, изумленная такимъ неожиданнымъ обращеніемъ, и приподняла свой лорнетъ.
Леонардъ, приведенный въ крайнее замѣшательство, всталъ и предложилъ стулъ Ричарду. Знаменитая лэди, не ожидая формальной рекомендаціи, догадалась, что передъ ней сидѣлъ богатый дядя Леонарда.
-- Какой плѣнительный поэтъ этотъ Бёрнсъ! сказала она, опустивъ лорнетку.-- И какъ отрадно встрѣтиться съ такимъ пылкимъ юношескимъ энтузіазмомъ! прибавила она, указывая вѣеромъ на Леонарда, который быстро ретировался въ средину толпы.
-- Моего племянника нельзя назвать юношей: онъ еще зеленъ.
-- Не говорите: зеленъ! замѣтила М'Катьчлей.
Ричардъ вспыхнулъ: онъ ужаснулся мысли, что выразился неприлично.
Лэди вывела его изъ этого положенія.
-- Скажите лучше: онъ еще неопытенъ,-- но зато чистосердеченъ.
"Дьявольски умно", подумалъ Ричардъ, но разсудилъ за лучшее промолчать и поклониться.
-- Молодые люди нынѣшняго вѣка, продолжала мистриссъ М'Катьчлей: -- стараются показать изъ себя людей степенныхъ, пожилыхъ. Они не танцуютъ, не читаютъ и не любятъ говорить; многіе изъ нихъ, не достигнувъ двадцати лѣтъ, начинаютъ носить уже модныя прически.
Ричардъ механически пропустилъ пальцы сквозь свои густыя кудри, но еще продолжалъ безмолвствовать: онъ все еще не могъ опомниться отъ неумѣстнаго эпитета зеленъ. Онъ не могъ постигнуть, въ чемъ именно заключалось неприличіе этого выраженія? Почему бы, кажется, не употребить слова: "зеленъ"?
-- Вашъ племянникъ прекрасный молодой человѣкъ, снова начала мистриссъ М'Катьчлей.
Ричардъ что-то проворчалъ.
-- И, кажется, съ большими дарованіями. Какъ жаль, что еще до сихъ поръ онъ не въ университетѣ? Куда вы думаете опредѣлить его, въ Оксфордъ или Кембриджъ?
-- Я еще не думалъ объ этомъ положительно: быть можетъ, я еще и вовсе не пущу его въ университетъ.
-- Какъ это жаль! молодой человѣкъ, съ такими блестящими ожиданіями! воскликнула мистриссъ М'Катьчлей, кокетливо.
-- Ожиданіями! повторилъ Ричардъ.-- Развѣ онъ говорилъ вамъ что нибудь о своихъ ожиданіяхъ?
-- Онъ не говорилъ мнѣ ни слова объ этомъ, но вѣдь онъ племянникъ богатаго мистера Эвенеля. А согласитесь сами, какое множество различныхъ слуховъ носится о богатыхъ людяхъ! Это, мистеръ Эвенель, по моему мнѣнію, должная дань богатству и неизбѣжная участь богатыхъ.
Замѣтно было, что эти слова какъ нельзя болѣе были лестны для Ричарда.
-- Говорятъ, продолжала мистриссъ М'Катьчлей, поправляя кружевной шарфъ:-- что мистеръ Эвенель рѣшился провести всю свою жизнь въ одиночествѣ.
Послѣднія слова М'Катьчлей произнесла весьма протяжно.
-- Говорятъ тѣ, которые ничего не смыслятъ, сударыня! проболталъ Ричардъ, отрывисто.
И вслѣдъ за тѣмъ, какъ будто устыдившись своего lapsus linguœ, онъ плотно сжалъ губы и окинулъ общество взглядомъ, горѣвшимъ негодованіемъ.
Мистриссъ М'Катьчлей изъ за вѣера дѣлала надъ нимъ свои наблюденія. Ричардъ быстро повернулся къ ней. Она скромно отвела свои взоры и прикрылась вѣеромъ.
-- Чудная красавица! сказалъ Ричардъ, сквозь зубы.
Вѣеръ затрепеталъ.
Спустя минутъ пять, вдова и холостякъ до такой степени ознакомились другъ съ другомъ, что мистриссъ Помплей, принужденная оставить на нѣсколько минутъ свою подругу, чтобы встрѣтить жену декана, возвратясь на диванъ, едва вѣрила глазамъ своимъ.
Вотъ съ этого-то вечера и произошла въ характерѣ Ричарда Эвенеля та удивительная перемѣна, о которой я упоминалъ. Съ этого вечера онъ поставилъ себѣ за правило, отправляясь къ кому нибудь на балъ, никогда не брать съ собой Леонарда.