КНИГА ПЯТАЯ

ГЛАВА I.

На слѣдующій день въ полдень Лувье сидѣлъ затворившись въ своемъ кабинетѣ съ Гандреномъ.

-- Да, воскликнулъ Лувье,-- я поступилъ очень великодушно съ этимъ beau marquis. Никто не рѣшится сказать противнаго.

-- Правда, отвѣчалъ Гандренъ.-- Кромѣ легкихъ условій при переводѣ закладныхъ, добавочная выдача тысячи луидоровъ была великодушнымъ и благороднымъ примѣромъ щедрости.

-- Не правда ли! И мой юноша началъ уже пользоваться этимъ какъ я желалъ и ожидалъ. Онъ нанялъ прекрасную квартиру; купилъ лошадей и карету; попался въ руки кавалеру де-Фнаистерръ; записался членомъ Жокей-Клуба. Parbleu, тысячи луидоровъ скоро не будетъ у него.

-- И тогда?

-- И тогда! Вкусивъ сладостей парижской жизни онъ съ отвращеніемъ будетъ думать о vieux manoir. Достать денегъ онъ не можетъ. Я останусь единственнымъ владѣдьцемъ закладной, а буду такъ же великодушенъ при покупкѣ имѣнія какъ и при увеличеніи его дохода.

Въ это время вошелъ клеркъ и сказалъ что "какой-то господинъ желаетъ видѣть г. Лувье на нѣсколько минутъ одного по очень важному дѣлу".

-- Скажите чтобъ онъ прислалъ свою карточку.

-- Онъ не соглашается, но говоритъ что имѣлъ уже честь пользоваться вашимъ знакомствомъ.

-- Журналистъ можетъ-быть; или какой-нибудь артистъ?

-- Я никогда не видалъ его прежде, но онъ имѣетъ видъ tr è s comme il faut.

-- Хорошо, можете принять его. Я не буду васъ больше удерживать, любезнѣйшій Гандренъ. Поклонъ вашей супругѣ. Bon jour.

Простясь съ Гандреномъ, Лувье самодовольно потеръ руки. Онъ былъ въ очень хорошемъ расположеніи духа.

"Ага, любезнѣйшій маркизъ, ты теперь у меня въ западнѣ! Еслибы на твоемъ мѣстѣ былъ твой отецъ", прошепталъ онъ съ удовольствіемъ, становясь спиной къ камину въ которомъ не было огня. Въ это время вошелъ прекрасно одѣтый господинъ, одѣтый по модѣ, но такъ какъ прилично человѣку въ зрѣлой порѣ среднихъ лѣтъ не желающему казаться моложе чѣмъ есть.

Онъ былъ высокаго роста, съ гордою непринужденностью въ своемъ видѣ и движеніяхъ; не слишкомъ худощавъ, но достаточно тонокъ чтобы не было замѣтно силы и упругости стальныхъ мускуловъ свободныхъ отъ излишняго мяса, съ широкими плечами и узкими бедрами. Черные волосы его смолоду вились роскошными кудрями; теперь они были коротко обстрижены, порѣдѣли на вискахъ, но не утратили своего блестящаго цвѣта и продолжали виться. Онъ не носилъ ни бороды ни усовъ и его темныя волосы оттѣнялъ свѣтлый цвѣтъ лица, здоровый, хотя нѣсколько блѣдный, и глаза рѣдкаго сѣраго цвѣта безъ малѣйшаго голубаго оттѣнка, замѣчательные глаза, придававшіе характеристичность его лицу. Человѣкъ этотъ долженъ былъ быть очень красивъ въ молодости; онъ былъ красивъ еще и теперь, но такъ какъ теперь ему было лѣтъ сорокъ семь или восемь, то красота очевидно была другаго характера. Черты и окладъ лица подходили къ округлой красотѣ греческаго абриса; естественно было полагать что такой обликъ имѣли эти черты въ раннюю пору. Теперь же щеки были впалыя со слѣдами заботъ и тревогъ, такъ что окладъ лица казался удлиненнымъ, и черты сдѣлались болѣе рѣзкими,

Лувье смотрѣлъ на своего посѣтителя со смутною мыслью что видалъ его прежде, но гдѣ и когда, не могъ вспомнить; во всякомъ случаѣ онъ съ перваго взгляда различилъ человѣка родовитаго принадлежащаго къ большому свѣту.

-- Прошу садиться, Monsieur! сказалъ онъ садясь самъ въ свое покойное кресло.

Посѣтитель принялъ приглашеніе съ граціознымъ наклоненіемъ головы, придвинулъ свой стулъ поближе къ креслу финансиста, положилъ нога на ногу какъ человѣкъ расположившійся по-домашнему, и устремивъ свои спокойные блестящіе глаза на Лувье, сказалъ съ легкою улыбкой:

-- Вы не узнаете меня, добрый старый другъ? Вы меньше перемѣнились чѣмъ я.

Лувье посмотрѣлъ на него долго и пристально; ротъ его раскрылся, лицо поблѣднѣло, наконецъ онъ проговорилъ запинаясь:

-- Cie l! возможно ли! Викторъ -- виконтъ де-Молеонъ?

-- Къ вашимъ услугамъ, любезнѣйшій Лувье.

Послѣдовало молчаніе; финансистъ очевидно смѣшался и былъ въ затрудненіи; не менѣе очевидно было что посѣтитель "добраго стараго друга" не былъ желаннымъ гостемъ.

-- Виконтъ, сказалъ онъ наконецъ,-- дѣйствительно это неожиданность; я думалъ что вы давно уже оставили Парижъ.

-- Il homme propose и пр. Я возвратился и желаю провести остатокъ дней въ столицѣ удовольствій. Что жь, хоть мы теперь уже не такъ молоды, Лувье, у насъ больше мужества чѣмъ въ новомъ поколѣніи; и если вамъ не пристало теперь снова приниматься за старые веселые пиры, жизнь все-таки имѣетъ привлекательность для человѣка съ общественнымъ характеромъ и честолюбивымъ умомъ. Да, roi des viveurs возвращается въ Парижъ чтобы занять болѣе прочный тронъ чѣмъ прежде.

-- Вы говорите серіозно?

-- Серіозно, насколько позволяетъ французская веселость.

-- Увы, Monsieur le Vicomte! можете ли вы льстить себя надеждою возвратить себѣ оставленное вами общественное положеніе и имя которое вы...

Лувье вдругъ остановился; что-то во взглядѣ виконта испугало его.

-- Имя которое я оставилъ для удобства путешествія. Принцы путешествуютъ инкогнито, то же могутъ дѣлать и простые gentilhommes. Возвратить себѣ мѣсто въ обществѣ, говорите вы? Да, но не то меня смущаетъ.

-- Что же?

-- Меня смущаетъ могу ли я съ очень скромными средствами настолько пользоваться уваженіемъ самъ по себѣ чтобъ общество было пріятнѣе для меня чѣмъ когда-нибудь. А, mon cher! къ чему вы отодвигаетесь? Чего боитесь? Вы думаете что я попрошу у васъ денегъ? Дѣлалъ ли я это когда-нибудь прежде? И бравъ деньги развѣ я не платилъ ихъ? Bah! вы roturiers хуже Бурбоновъ. Вы никогда не научаетесь и не разучиваетесь. Fors non mut â t genus.

Великолѣпный милліонеръ, привыкшій къ уваженію со стороны вельможъ Предмѣстья и львовъ Шоссе д'Антена, всталъ въ сильномъ гнѣвѣ, оскорбленный не столько обидными словами сколько высокомѣрнымъ выраженіемъ съ какимъ они были произнесены.

-- Милостивый государь, я не могу позволить вамъ обращаться ко мнѣ такимъ тономъ. Вы хотите оскорбить меня?

-- Разумѣется нѣтъ. Успокойте свои нервы, садитесь и слушайте; садитесь, говорю вамъ.

Лувье опустился въ кресло.

-- Нѣтъ, началъ виконтъ вѣжливо,-- я пришелъ сюда не для того чтобъ оскорблять васъ, ни для того чтобы просить денегъ; но полагаю что я имѣю право спросить господина Лувье что сталось съ Луизою Дюваль?

-- Луиза Дюваль! Я ничего не знаю о ней.

-- Теперь можетъ-быть; но когда мы разстались вы знали ее довольно хорошо чтобы просить ея руки. Вы знали ее настолько чтобы просить меня содѣйствовать вашимъ исканіямъ; и по моему совѣту выѣхали изъ Парижа чтобы найти ее въ Ахенѣ.

-- Какъ! развѣ вы, Monsieur де-Молеонъ, съ тѣхъ поръ не имѣли о ней извѣстій?

-- Я отказываюсь считать вашъ вопросъ отвѣтомъ на мой. Вы отправились въ Ахенъ; видѣлись съ Луизою Дюваль; по моей настоятельной просьбѣ она удостоила принять вашу руку.

-- Нѣтъ, М. де-Молеонъ, она не приняла моего предложенія, я даже не видалъ ее. Наканунѣ моего прибытія въ Ахенъ она уѣхала оттуда, не одна, а вмѣстѣ съ любовникомъ.

-- Съ любовникомъ! Вы говорите не о презрѣнномъ Англичанинѣ который....

-- Нѣтъ, не съ Англичаниномъ, перебилъ Лувье съ гнѣвомъ.-- Довольно того что этотъ шагъ ея положилъ навѣки преграду между ею и мною. Съ тѣхъ поръ я никогда не старался узнавать о ней. Виконтъ, эта женщина была единственною любовью въ моей жизни. Я любилъ ее, какъ вы не могли не знать, до сумашествія, до безумія. И чѣмъ отплатила она за мою любовь? Ахъ! вы коснулись самой глубокой моей раны, виконтъ.

-- Простите меня, Лувье; я не зналъ что вы способны на такое глубокое чувство, не думалъ чтобы меня такъ легко могло тронуть то что относится къ такому далекому прошлому. Кого Луиза предпочла вамъ?

-- Все равно, онъ уже умеръ.

-- Очень жаль слышать это; я могъ бы отмстить за васъ.

-- Я не нуждаюсь во мстителяхъ за мои оскорбленія. Довольно объ этомъ.

-- Нѣтъ еще. Луиза, говорите вы, скрылась съ обольстителемъ? Она была такъ горда, я едва могу вѣрить этому.,

-- О, она бѣжала не съ roturier! Гордость ея не допустила бы этого.

-- Вѣроятно онъ какъ-нибудь обманулъ ее. Продолжала она жить съ нимъ?

-- На этотъ вопросъ по крайней мѣрѣ я могу отвѣчать; потому что если я потерялъ изъ виду ея жизнь, его жизнь была очень хорошо извѣстна мнѣ до самаго конца; не прошло нѣсколькихъ мѣсяцевъ послѣ ея побѣга какъ онъ уже былъ прикованъ къ другой. Не будемте больше говорить о ней.

-- Есть оскорбленія, прошепталъ де-Молеонъ,-- которыя нельзя поправить, и потому нечего толковать о нихъ. Я, хоть и родственникъ, но мало зналъ Луизу Дюваль, и послѣ того что вы сказали я не могъ оспаривать вашего права сказать "не говорите больше о ней". Вы любили ее, и она оскорбила васъ. Бѣдный мой Лувье, простите что я растревожилъ старую рану.

Слова эти были сказаны съ нѣжностью и увлеченіемъ; они смягчили Лувье по отношенію къ говорившему.

Послѣ краткаго молчанія, виконтъ провелъ рукой по лбу какъ бы отгоняя тяжелую и неотвязную мысль; потомъ съ измѣнившимся выраженіемъ лица -- выраженіемъ открытымъ и пріятнымъ -- при чемъ въ голосѣ и манерѣ его не оставалось и слѣда ироніи или высокомѣрія какими онъ отплатилъ за сдѣланный ему холодный пріемъ, онъ придвинулъ свой стулъ еще ближе къ Лувье и сказалъ:

-- Положеніе наше, Поль Лувье, много измѣнилось съ того времени когда началась наша дружба. Тогда я могъ сказать "откройся Сезамъ" {Магическое слово отъ котораго разверзались скалы. Исторія Али-Бабы и сорока разбойниковъ, разказъ изъ Тысячи и Одной Ночи. } обращаясь ко всякому тайнику въ который входъ былъ воспрещенъ для непосвященныхъ, и куда желалъ проникнуть искатель приключеній котораго я держалъ за руку. Тогда сердце мое было горячо; вы нравились мнѣ искренно нравились. Мнѣ кажется наше личное знакомство началось въ какомъ-то веселомъ собраніи молодыхъ viveurs поведеніе которыхъ съ вами оскорбило во мнѣ чувство благовоспитанности.

Лувье вспыхнулъ и прошепталъ что-то невнятное. Де-Молеонъ продолжалъ:

-- Я счелъ своимъ долгомъ дать отпоръ ихъ невѣжливости; тѣмъ болѣе что вы выказали при этомъ случаѣ превосходство вашего ума и характера, и могу добавить, мужества.

Лувье склонилъ голову видимо польщенный.

-- Съ этого дня мы сдѣлались друзьями. Если мнѣ случилось оказать вамъ услугу, то вы не замедлили отплатой. Не разъ когда я быстро издерживалъ деньги -- а у васъ не бывало въ нихъ недостатка -- вы великодушно предлагали мнѣ свой кошелекъ. Не разъ случалось что я принималъ ваше предложеніе; и вы никогда не потребовали бы возврата еслибъ я самъ не настаивалъ. Я не меньше былъ обязанъ вамъ за вашу помощь.

Лувье сдѣлалъ движеніе какъ бы для того чтобы протянуть руку, но удержалъ этотъ порывъ.

-- Была еще другая причина которая влекла меня къ вамъ. Я открылъ въ вашемъ характерѣ присутствіе силы сочувственной той какая, мнѣ казалось, была скрыта во мнѣ, и какой нельзя было встрѣтить во freluquets и львахъ, въ обществѣ которыхъ я бывалъ большею частію. Помните ли часы что мы проводили въ серіозныхъ разговорахъ прогуливаясь въ Тюилери или прихлебывая кофе въ саду Пале-Рояля? Часы когда мы забывали что это мѣста посѣщаемыя лѣнивыми зѣваками и вспоминали бурныя событія имѣвшія вліяніе на исторію міра, которыхъ они были свидѣтелями, часы когда я повѣрялъ вамъ, какъ не повѣрялъ никому другому, честолюбивыя надежды на будущее, которыя увы! мои безумства въ настоящемъ постоянно разрушали?

-- А, я помню одну звѣздную ночь; это было не въ садахъ Тюилери или Пале-Рояля, это было на мосту Конкордіи, гдѣ мы остановились не видя ничего кромѣ звѣздъ и воды. Вы сказали указывая на стѣны Законодательнаго Корпуса: "Поль, когда я вступлю въ палату, какъ скоро, думаешь ты, сдѣлаюсь я первымъ министромъ Франціи?"

-- Говорилъ я это? можетъ-быть; но я былъ слишкомъ молодъ для вступленія въ палату, и мнѣ казалось что у меня такъ много лѣтъ впереди которыя я могу истратить, лѣниво блуждая у Источника Юности. Минуемъ это обстоятельство. Вы полюбили Луизу. Я разказалъ вамъ ея печальную исторію; это не уменьшило вашей любви; и я искренно одобрилъ ваше желаніе получить ея руку. Вы отправились въ Ахенъ, дня черезъ два послѣ того разразился громовой ударъ который разбилъ мое существованіе. Съ того времени мы ни разу не встрѣчались до сихъ поръ. Вы приняли меня не дружелюбно, Поль Лувье.

-- Но, сказалъ Лувье запинаясь,-- но такъ какъ вы упомянули объ этомъ громовомъ ударѣ, вы должны знать что....

-- Я былъ жертвою клеветы, которую, я надѣюсь, тѣ кто зналъ меня такъ хорошо какъ вы помогутъ мнѣ опровергнуть.

-- Если это дѣйствительно клевета.

-- Боже! другъ мой, могли ли вы когда-нибудь сомнѣваться въ этомъ? воскликнулъ де-Молеонъ съ жаромъ;-- сомнѣваться что я скорѣе разможжилъ бы себѣ голову чѣмъ допустилъ чтобы въ ней зародилась мысль о такомъ низкомъ преступленіи?

-- Простите меня, отвѣчалъ Лувье кротко,-- но я возвратился въ Парижъ лишь спустя нѣсколько мѣсяцевъ послѣ вашего исчезновенія. Умъ мой былъ разстроенъ извѣстіемъ лолученнымъ въ Ахенѣ; я искалъ разсѣянія въ путешествіи, былъ въ Англіи, въ Голландіи; когда же возвратился въ Парижъ, то все что я слышалъ о вашей исторіи представляло ее въ темномъ свѣтѣ. Я охотно выслушаю вашъ собственный разказъ. Вы никогда не брали, или по крайней мѣрѣ не принимали брилліантовъ герцогини де -- --; и вашъ другъ господинъ де-N не продавалъ ихъ ювелиру и не велѣлъ вставить вмѣсто нихъ поддѣльные?

Виконтъ сдѣлалъ замѣтное усиліе чтобъ удержатъ порывъ бѣшенства; потомъ снова сѣвъ и слегка передернувъ плечами, какъ дѣлаютъ Французы выражая что гнѣвъ былъ бы не умѣстенъ, сказалъ спокойно:

-- Господинъ де-N сдѣлалъ это, но разумѣется не по моему порученію, и не съ вѣдома моего. Слушайте; вотъ правда -- пришло время сказать ее. Прежде вашего отъѣзда изъ Парижа въ Ахенъ я увидалъ себя наканунѣ раззоренія. Я смотрѣлъ на него со свойственною мнѣ беззаботностью, съ презрѣніемъ къ деньгамъ ради денегъ, съ пылкою увѣренностію въ благосклонность фортуны, составляющими недостатки свойственные всякому roi des viveurs. Какими смѣшными героями мы, моты, бываемъ въ молодости! Мы расточаемъ все что имѣемъ между другими, и когда кто изъ благоразумныхъ друзей спроситъ насъ "что же останется намъ самимъ?" отвѣчаемъ "надежда". Я разумѣется зналъ что мое наслѣдственное состояніе приходитъ къ концу; но у меня были безподобныя лошади. Я могъ бы держаться цѣлые годы если бы онѣ выигрывали, а разумѣется онѣ должны были брать призы. Но вы можете вспомнить что когда мы разставались я былъ въ затруднительномъ положеніи, кредиторы потребовали уплаты, разные поставщики тоже, и вы, любезнѣйшій Лувье, настаивали чтобъ я взялъ денегъ у васъ; сердились когда я отказался. Но какъ могъ я принять ихъ? Вся моя надежда на расплату зависѣла отъ быстроты лошади. Для себя я вѣрилъ въ эту случайность; но для вѣрнаго друга, нѣтъ. Спросите собственное сердце, нѣтъ, не скажу сердце, спросите свой здравый смыслъ, вѣроятно ли чтобы человѣкъ отказавшійся отъ вашихъ денегъ, хотя бы онъ былъ мотъ и vaurien, рѣшился украсть или принять брилліанты женщины. Va, mon pauvre Лувье, повторяю опять, fors non mut â t genus.

Несмотря на повтореніе этого непріятнаго патриціанскаго изреченія, подобное напоминаніе о характерѣ его посѣтителя -- безпорядочномъ, буйномъ, распущенномъ, но необычайно великодушномъ и мужественномъ -- коснулось и здраваго смысла и сердца слушателя; Французъ узналъ Француза, Лувье не сомнѣвался болѣе въ словахъ де-Молеона, склонилъ голову и проговорилъ:

-- Викторъ де-Молеонъ, я былъ несправедливъ къ вамъ; продолжайте.

-- На другой день послѣ вашего отъѣзда въ Ахенъ была скачка отъ которой зависѣло для меня все: я проигралъ. Проигрышъ поглащалъ весь остатокъ моего состоянія и кромѣ того 20.000 франковъ, долгъ чести де-N, котораго вы называете моимъ другомъ. Другомъ моимъ онъ не былъ; подражателемъ, льстецомъ, да. Тѣмъ не менѣе я считалъ его настолько близкимъ что могъ сказать ему: "дайте мнѣ срокъ чтобъ я могъ заплатить вамъ; я продамъ своихъ лошадей или напишу единственному моему родственнику отъ котораго долженъ получить наслѣдство". Вы помните этого родственника, Жака де-Молеонъ, стараго холостяка. По совѣту де-N, я написалъ этому родственнику. Отвѣта не было; между тѣмъ поступили новыя требованія кредиторовъ. Тогда я спокойно разчиталъ свои средства. Продажа лошадей и имущества могла покрыть до послѣдняго sou всѣ мои долги, въ томъ числѣ и то что я былъ долженъ де-N; но это не было совершенно вѣрно, во всякомъ случаѣ за уплатою всѣхъ долговъ я долженъ былъ остаться нищимъ. Вы знаете, Лувье, каковы мы Французы: насколько природа отказала намъ въ терпѣніи, какъ мимовольно является у насъ мысль о самоубійствѣ когда потеряна надежда; мнѣ же самоубійство казалось дѣломъ чести, то-есть болѣе вѣрнымъ средствомъ для удовлетворенія обязательствъ, такъ какъ конюшни и имущество Виктора де-Молеона, roi des viveurs, могли бы быть проданы за высшую цѣну еслибъ онъ умеръ подобно Катону чѣмъ еслибъ убѣжалъ отъ судьбы подобно Помпею. Несомнѣнно что де-N изъ моихъ словъ или обращенія угадалъ мое намѣреніе; во въ тотъ самый день какъ я дѣлалъ приготовленія чтобы покинуть этотъ міръ гдѣ перестало свѣтить солнце, я получилъ въ пустомъ конвертѣ банковые билеты на сумму 70.000 франковъ; на конвертѣ былъ почтовый штемпель Фонтенебло, близь коего жилъ мой богатый родственникъ Жакъ. Я былъ убѣжденъ что деньги эти получены отъ него. Онъ могъ не одобрять моего буйнаго поведенія, во я все-таки былъ его естественнымъ наслѣдникомъ. Суммы этой было достаточно чтобъ уплатить де-N, всѣмъ кредиторамъ, и еще оставалось. Прежній мой пылъ ко мнѣ возвратился. Я хотѣлъ продать свои конюшни, измѣнить свое поведеніе, исправиться а явиться какъ блудный сынъ къ своему родственнику. Онъ закололъ бы упитаннаго тельца, и я еще ходилъ бы въ пурпурѣ. Понимаете вы это, Лувье?

-- Да, да; это такъ похоже на васъ. Продолжайте.

-- Тутъ-то и разразился громовой ударъ! А! Въ тѣ свѣтлые дни вы бывало завидовали что я былъ такъ избалованъ женщинами. Герцогиня де -- почувствовала ко мнѣ романтическую любовь какую бездѣтныя женщины, скучающія за неимѣніемъ привязанностей, чувствуютъ иногда къ самымъ обыкновеннымъ людямъ моложе ихъ, въ которыхъ онѣ видятъ грѣшниковъ нуждающихся въ исправленіи или героевъ которымъ недостаетъ возбужденія. Герцогиня почтила меня нѣсколькими письмами въ которыхъ признавалась въ такой привязанности. Я отвѣчалъ на нихъ не поощрительно. По правдѣ, мое сердце принадлежало въ то время другой -- англійской дѣвушкѣ на которой я хотѣлъ жениться,-- и которая, несмотря на отказъ родителей дать согласіе на нашъ союзъ когда они узнали о моемъ разстроенномъ состояніи, рѣшилась остаться вѣрною мнѣ и ждать лучшихъ дней.-- Де-Молеонъ снова остановился подавленный тяжелыми воспоминаніями, потомъ продолжалъ поспѣшно:-- Герцогиня внушала мнѣ не преступную страсть, а почтительную привязанность. Я видѣлъ что природа предназначила ей быть великимъ и благороднымъ созданіемъ, тѣмъ не менѣе въ то время она утратила свое настоящее мѣсто въ ряду женщинъ увлекшись воображаемою страстью къ человѣку о которомъ случайно много говорили въ то время и который можетъ-статься имѣлъ сходство съ какимъ-нибудь Лотаріемъ въ романахъ что она постоянно читала. Мы жили, какъ вы можетъ-быть помните, въ одномъ домѣ.

-- Да, помню. Я помню какъ вы разъ взяли меня съ собою на большой балъ данный герцогинею; какъ красива она показалась мнѣ, хотя была уже не молода; и вы правы что я завидовалъ вамъ въ тотъ вечеръ!

-- Однакоже съ этого вечера, герцогъ, что было довольно естественно, началъ ревновать. Онъ упрекалъ герцогиню за ея слишкомъ любезное обращеніе съ такимъ mauvais sujet какъ я, и запретилъ ей впредь принимать меня. Съ того времени письма ея стали чаще и таинственнѣе; ихъ приносила ко мнѣ ея горничная и относила мои болѣе холодные отвѣты. Но буду продолжать. Въ пылу моей радости, когда я съ надменнымъ высокомѣріемъ уплатилъ де-N бездѣлицу какую былъ долженъ ему, слова его заставили упасть мое сердце. Я сказалъ ему что получилъ деньги отъ Жака де-Молеона и собираюсь отправиться благодарить его. Онъ отвѣчалъ: "Не дѣлайте этого; деньги получены не отъ него".-- "Я долженъ отправиться; взгляните штемпель на конвертѣ -- Фонтенебло".-- "Я сдалъ ихъ на почту въ Фонтенебло".-- "Вы послали мнѣ деньги, вы!" -- "Нѣтъ, это выше моихъ средствъ. Но откуда они получены, сказалъ этотъ mi s erable, можетъ получиться еще больше", и онъ разказалъ, съ тѣмъ цинизмомъ который такъ въ ходу въ Парижѣ, какъ онъ передалъ герцогинѣ (которая знала его какъ моего близкаго знакомаго) о моихъ стѣсненныхъ обстоятельствахъ, разказалъ о ея боязни чтобъ я не рѣшился на какое-нибудь отчаянное средство; какъ она дала ему брилліанты чтобы продать ихъ и вставить вмѣсто нихъ поддѣльные; какъ, чтобъ усыпить мои подозрѣнія и мою щепетильность, онъ отправился въ Фонтенебло и тамъ сдалъ на почту пакетъ съ банковыми билетами, обезпечившими ему полученіе долга, который иначе онъ готовъ былъ считать безнадежнымъ. Послѣ этого признанія, де-N поторопился сбѣжать съ лѣстницы чтобы спастись отъ путешествія чрезъ окно. Вы и въ этомъ вѣрите мнѣ?

-- Да; вы всегда были такъ вспыльчивы, а де-N такъ своекорыстенъ; я вѣрю вамъ безусловно.

-- Разумѣется, я поступилъ какъ поступилъ бы всякій человѣкъ на моемъ мѣстѣ, тотчасъ же написалъ письмо герцогинѣ, высказавъ ей мою благодарность за такой благородный дружескій поступокъ, объяснивъ также причины почему честный человѣкъ не можетъ воспользоваться имъ. Къ несчастію изъ полученныхъ денегъ были уже произведены уплаты прежде чѣмъ я узналъ откуда они; но я не могъ примириться съ мыслью о жизни пока долгъ ей не будетъ уплаченъ. Короче, Лувье, вы можете сами представить какое письмо я, какъ и всякій честный человѣкъ, написалъ въ подобныхъ тяжелыхъ обстоятельствахъ.

-- Гм! пробормоталъ Лувье.

-- Однакоже мое письмо, въ сопоставленіи съ тѣмъ что де-N говорилъ ей о состояніи моего ума, испугало эту женщину удостоивавшую принимать во мнѣ такой незаслуженный интересъ. Отвѣтъ ея, очень возбужденный и несвязный, былъ принесенъ мнѣ ея горничной передавшей мое письмо и чрезъ которую, какъ я сказалъ уже, въ послѣднее время велась наша корреспонденція. Въ своемъ отвѣтѣ она умоляла меня ни на что не рѣшаться, ничего не затѣвать пока не увижусь съ ней; упоминала какъ весь день ея распредѣленъ напередъ; и такъ какъ открытое посѣщеніе ея сдѣлалось невозможнымъ послѣ запрещенія герцога, приложила ключъ отъ особаго входа въ ея комнаты который дастъ маѣ возможность увидаться съ нею въ десять часовъ вечера, когда герцогъ сказалъ что отправится въ свой клубъ и вернется поздно. Какъ бы ни была велика неосторожность совершенная герцогиней, по уваженію къ ея памяти я не могу не высказать убѣжденія что главною мыслью ея было что я помышляю о самоубійствѣ; что нельзя было терять времени для моего спасенія; въ остальномъ она разчитывала на вліяніе какое женскія слезы, заклинанія и убѣжденія оказываютъ даже на самыхъ сильныхъ и твердыхъ людей. Только развѣ хвастливый глупецъ, которыхъ такъ много въ свѣтѣ, могъ бы допустить мысль оскорбительную для порывистой, великодушной и неосторожной женщины выгадывавшей время чтобы спасти отъ самоубійства своего ближняго который интересовалъ ее. Такъ я объяснилъ себѣ ея письмо. Въ назначенный часъ, съ помощью присланнаго ею ключа, я вошелъ въ ея комнаты. Остальное вы знаете: герцогъ съ полицейскимъ агентомъ нашли меня въ кабинетѣ гдѣ хранились драгоцѣнности герцогини. При мнѣ найденъ былъ ключъ помощью котораго я проникъ въ этотъ кабинетъ.

Голосъ де-Молеона задрожалъ, и онъ судорожно закрылъ лицо руками. Но почти въ ту же минуту оправился и продолжалъ съ легкимъ смѣхомъ:

-- А! вы завидовали мнѣ, не правда ли, что я былъ избалованъ женщинами? Дѣйствительно, завидно было мое положеніе въ этотъ вечеръ. Герцогъ поступилъ подъ первымъ впечатлѣніемъ ярости. Онъ полагалъ что я обезчестилъ его, и рѣшился обезчестить меня. Кромѣ того, для его гордости было легче преслѣдовать похитителя брилліантовъ нежели счастливаго любовника своей жены. Но когда я, повинуясь первымъ неотклоннымъ побужденіямъ чести, придумалъ, подъ вліяніемъ минуты, исторію очистившую репутацію герцогини отъ подозрѣній, обвинилъ себя въ безумной страсти и въ поддѣлкѣ ключа, истинная природа gentilhomme пробудилась въ герцогѣ. Онъ отказался отъ обвиненія которое даже въ первую минуту раздраженія не могъ считать основательнымъ; и такъ какъ единственное оставшееся противъ меня обвиненіе было такое которое человѣкъ comme il faut не передаетъ уголовному суду и полицейскому слѣдствію, то мнѣ оставалось раскланяться, не будучи арестованнымъ, и возвратиться домой въ ожиданіи сообщеній какія герцогъ найдетъ справедливымъ прислать мнѣ на другой день. Но на другой день герцогъ съ женою и домашними выѣхалъ изъ Парижа въ Испанію; слуги его, въ томъ числѣ и подозрѣваемая горничная, были разчитаны; и или чрезъ нихъ, или чрезъ полицію, исторія раньше вечера была на языкѣ всѣхъ говоруновъ въ клубахъ и кафе, преувеличенная, искаженная, къ моему позору и осужденію. Мое открытіе въ кабинетѣ, продажа брилліантовъ и замѣна ихъ поддѣльными господиномъ де-N, который былъ извѣстенъ какъ мой усердный подражатель и считался моимъ низкимъ орудіемъ, мои неудачи на скачкахъ, мои долги,-- всѣ эти отдѣльныя волокна были сплетены вмѣстѣ и вышла веревка на которой могла быть повѣшена собака съ лучшимъ чѣмъ мое именемъ. Если нѣкоторые сомнѣвались что я могъ совершить кражу, то очень немногіе изъ тѣхъ кто должны были близко знать меня не считали меня виновнымъ въ низкомъ поступкѣ почти равномъ воровству, въ томъ что я съ корыстною цѣлью воспользовался любовью безразсудной женщины.

-- Но вы могли разказать дѣло какъ оно есть, показать письма герцогини и очистить свою честь отъ всякихъ подозрѣній.

-- Какъ? показать письма, компрометтировать ея репутацію, обнаружить что она поручила продать свои брилліанты въ пользу молодаго roue! Нѣтъ, нѣтъ, Лувье! Я скорѣй согласился бы отправиться на галеры.

-- Гм! проворчалъ снова Лувье.

-- Герцогъ великодушно далъ мнѣ лучшее средство къ оправданію. Черезъ три дня послѣ того какъ онъ выѣхалъ изъ Парижа я получилъ отъ него письмо, очень вѣжливое, выражавшее его крайнее сожалѣніе что подъ первымъ впечатлѣніемъ онъ высказалъ подозрѣніе слишкомъ чудовищное и нелѣпое чтобъ оно нуждалось въ опроверженіи; не имѣя возможности предвидѣть того въ чемъ я сознался, онъ теперь видитъ себя въ необходимости просить единственнаго удовлетворенія какое я могу дать ему. И если меня обезпокоитъ выѣздъ изъ Парижа, онъ самъ готовъ возвратиться для сказанной цѣли; но если я дамъ ему добавочное удовлетвореніе согласившись поступить какъ ему удобнѣе, онъ предпочтетъ ожидать моего прибытія въ Байону, гдѣ его удерживаетъ нездоровье герцогини.

-- У васъ сохранилось это письмо? спросилъ быстро Лувье.

-- Да, вмѣстѣ съ другими болѣе важными документами, которые я могу назвать моими pi è ces justificatives. Нужно ли говорить что въ отвѣтѣ своемъ я назначилъ время моего прибытія въ Байонну и указалъ гостиницу гдѣ буду ждать приказаній герцога. Согласно этому я выѣхалъ въ тотъ же день, прибылъ въ названную гостиницу, послалъ герцогу извѣстіе о моемъ прибытіи, и раздумывалъ какъ бы мнѣ найти секунданта изъ числа офицеровъ квартировавшихъ въ городѣ, потому что огорченіе и злоба по поводу охлажденія моихъ парижскихъ знакомыхъ воспрещали мнѣ выбрать себѣ секунданта изъ среды этой невѣрной толпы; въ это время герцогъ самъ вошелъ ко мнѣ въ комнату. Судите о моемъ недоумѣніи, судите какъ увеличилось это недоумѣніе когда онъ приблизился ко мнѣ съ важною, но дружескою улыбкой протягивая руку! "Господинъ де-Молеонъ, сказалъ онъ,-- послѣ того какъ я послалъ вамъ письмо, я узналъ факты которые побуждаютъ меня скорѣе просить вашей дружбы вежели вызывать васъ защищать свою жизнь. Герцогиня жена моя по выѣздѣ нашемъ изъ Парижа серіозно заболѣла, и я не могъ ничѣмъ объяснить себѣ возбужденнаго истерическаго состоянія въ какомъ она находилась. Только сегодня умъ ея успокоился, и она сама призналась мнѣ во всемъ. Она настояла чтобъ я прочелъ ваши письма къ ней. Этихъ писемъ, милостивый государь, было достаточно чтобы доказать вашу невинность. Графиня такъ искренно созналась въ своей неосторожности, такъ ясно доказала разницу между неосторожностью и преступленіемъ что я простилъ ее съ облегченнымъ сердцемъ и твердою увѣренностью что мы будемъ счастливѣе другъ съ другомъ чѣмъ до сихъ поръ." На слѣдующій день герцогъ отправился въ дальнѣйшій путь, но послѣ того онъ почтилъ меня двумя или тремя дружескими письмами, въ которыхъ, какъ увидите, повторилъ въ главныхъ чертахъ то что было сказано имъ на словахъ.

-- Но почему же вы не вернулись тогда въ Парижъ? Эти письма по крайней мѣрѣ вы могли показать и поразить своихъ клеветниковъ.

-- Вы забываете что я раззорился. Когда, послѣ продажи моихъ лошадей и пр., всѣ долги, и въ томъ числѣ долгъ мой герцогинѣ который я передалъ герцогу, были уплачены, у меня не осталось и столько чтобы пробыть одну недѣлю въ Парижѣ. Кромѣ того, я былъ такъ огорченъ и озлобленъ. Парижъ и Парижане стали для меня ненавистны. Къ довершенію всего, эта дѣвушка, Англичанка которую я такъ любилъ, на чью преданность такъ разчитывалъ, я получилъ отъ нея письмо, любезное, но холодное, говорившее мнѣ прости навсегда. Не думаю чтобъ она считала меня виновнымъ въ воровствѣ, но безъ сомнѣнія обвиненіе которое я возвелъ на себя съ цѣлью спасти честь герцогини рѣшило для нея все! Хотя умъ мой былъ пораженъ, сердце разбито въ конецъ, однако я ужь не помышлялъ о самоубійствѣ. Я не хотѣлъ умереть прежде чѣмъ буду въ состояніи снова поднять голову какъ Викторъ де-Молеонъ.

-- Что же сталось съ вами потомъ, бѣдный Викторъ?

-- А! это слишкомъ долго разказывать. Я исполнялъ столько различныхъ ролей что самъ затрудняюсь признать мое тождество съ Викторомъ де-Молеономъ, имя отъ котораго я, отказался. Я былъ солдатомъ въ Алжирѣ, заслужилъ крестъ на полѣ битвы; этотъ крестъ съ письмомъ моего полковника находится въ числѣ моихъ pi è ces justificatives. Я былъ золотопромышленникомъ въ Калифорніи, спекуляторомъ въ Нью-Йоркѣ, въ послѣднее время посвящалъ себя безвѣстнымъ и скромнымъ занятіямъ. Но во всѣхъ моихъ приключеніяхъ, подъ какимъ бы то ни было именемъ, я заслужилъ удостовѣренія въ честности, если обнаруженіе этой столь обыкновенной добродѣтели можетъ имѣть какую-нибудь цѣну для просвѣщенныхъ обитателей Парижа. Приступаю теперь къ заключенію. Виконтъ де-Молеонъ готовъ снова явиться въ Парижѣ, и первый кого онъ оповѣщаетъ о своемъ торжественномъ пришествіи есть Поль Лувье. Я передамъ въ ваши руки мои pi è ces justificatives, буду просить васъ собрать находящихся въ живыхъ моихъ родственниковъ, графовъ де-Вандемаръ, Бовилье, де-Пасси, маркиза де-Рошбріана, и нѣкоторыхъ изъ вашихъ друзей руководящихъ мнѣніями большаго свѣта. Вы представите имъ мои оправданія, выразите ваше собственное мнѣніе что они вполнѣ достаточны. Въ остальномъ я полагаюсь на себя чтобы пріобрѣсти расположеніе благожелательныхъ и заставить умолкнуть клеветниковъ. Я кончилъ; что вы на это скажете?

-- Вы преувеличиваете мое значеніе въ обществѣ. Почему бы вамъ самимъ не обратиться къ вашимъ аристократическимъ родственникамъ?

-- Нѣтъ, Лувье; я слишкомъ хорошо обдумалъ это дѣло и не могу измѣнить мое рѣшеніе. Черезъ васъ, и только черезъ васъ, я обращусь къ моимъ родственникамъ. Защитникомъ моимъ долженъ быть человѣкъ о которомъ толпа не могла бы сказать: "О! онъ родня ему, такой же аристократъ, у нихъ рука руку моетъ." Человѣкъ этотъ долженъ имѣть авторитетъ въ глазахъ всего общества, долженъ быть bourgeois, millionnaire, roi de la Bourse. Я выбралъ васъ, и конецъ всякимъ спорамъ.

Лувье не могъ удержаться отъ добродушнаго смѣха при такомъ хладнокровіи виконта. Онъ снова подчинился вліянію человѣка который въ прежнее время господствовалъ надо всѣми окружающими.

Де-Молеонъ продолжалъ:

-- Ваша задача будетъ довольно легка. Общество быстро мѣняется въ Парижѣ. Теперь осталось немного людей сохранившихъ болѣе нежели смутныя воспоминанія объ обстоятельствахъ которыя легко могутъ быть разъяснены къ полному моему очищенію, если объясненія будутъ даны человѣкомъ съ вашимъ солиднымъ положеніемъ и общественнымъ вліяніемъ. Кромѣ того, у меня въ виду политическія цѣли. Вы либералъ; Вандемары и Рошбріаны легитимисты. Я предпочитаю имѣть своимъ крестнымъ отцомъ либерала. Pardieu, тои аті, къ чему эти жеманныя отнѣкиванья? Сказано сдѣлано. Давайте руку.

-- Вотъ вамъ моя рука. Я сдѣлаю все что могу чтобы помочь вамъ.

-- Знаю что сдѣлаете, старый другъ; и сдѣлаете съ умомъ и добротою.

Де-Молеонъ дружески пожалъ поданную ему руку и ушелъ.

Выйдя на улицу, виконтъ проскользнулъ на сосѣдній дворъ, гдѣ оставилъ свой фіакръ, и велѣлъ кучеру ѣхать къ Севастопольскому бульвару. Дорогою онъ вынулъ изъ небольшаго мѣшка остававшагося въ экипажѣ льняной парикъ и бакенбарды бывшіе принадлежностью Лебо, скрылъ свое изящное платье подъ просторнымъ плащомъ, также остававшимся въ фіакрѣ. Доѣхавъ до Севастопольскаго бульвара онъ поднялъ воротникъ плаща закрывъ имъ большую часть лица, велѣлъ кучеру остановиться, поспѣшно заплатилъ ему, и съ мѣшкомъ въ рукахъ быстро перешелъ до другой станціи фіакровъ въ нѣкоторомъ разстояніи, нанялъ одинъ изъ нихъ, доѣхалъ до Монмартрскаго предмѣстья, отпустилъ экипажъ при въѣздѣ въ улицу недалеко отъ конторы Лебо, и дойдя пѣшкомъ отперъ своимъ ключомъ заднюю дверь, вошелъ въ отдѣльную комнату примыкавшую къ конторѣ со внутренней стороны, заперъ дверь и лѣниво приступилъ къ замѣнѣ изящнаго костюма въ которомъ виконтъ де-Молеонъ дѣлалъ визитъ милліонеру, болѣе скромнымъ одѣяніемъ и буржуазною внѣшностью мосьё Лебо, писателя писемъ.

Потомъ заперевъ снятый костюмъ въ ящикъ своего secr é taire, сѣлъ и написалъ слѣдующее письмо:

"Любезнѣйшій Monsieur Жоржъ,-- Вслѣдствіе только-что полученныхъ мною извѣстій, настоятельно рекомендую вамъ не теряя времени потребовать отъ г. Саварена уплаты денегъ данныхъ ему вами по моему совѣту подъ вексель, срокъ уплаты коему наступилъ сегодня. Слѣдуетъ избѣгать, если возможно, скандала и не дѣйствовать путемъ закона противъ такого знаменитаго писателя. Онъ не доведетъ до этого и какъ-нибудь достанетъ денегъ. Но требовать съ него слѣдуетъ настоятельно. Если вы пренебрежете этимъ предостереженіемъ, то я больше не отвѣчаю за него. Agr é ez mes sentiments les plus sinc è res.

" Ж. Л."

ГЛАВА II.

Маркизъ де-Рошбріанъ не живетъ болѣе въ верхнемъ этажѣ мрачнаго предмѣстья. Онъ помѣщается въ прелестномъ appartement de gar è on au premier въ rue de Helder, въ мѣстахъ которыя часто посѣщаетъ monde. Квартиру эту отдѣлалъ для себя блестящій молодой провинціалъ изъ Бордо, который получивъ наслѣдство во 100.000 франковъ поспѣшилъ пріѣхать въ Парижъ чтобы повеселиться и составить себѣ милліонъ на биржѣ. Онъ повеселился досыта; былъ баловнемъ demimonde; счастливымъ и непостояннымъ волокитой. Зели внимала его клятвамъ въ вѣчной любви и обѣщаніямъ безконечныхъ cachemires. Дезире, заступившая мѣсто Зели, посвятила ему все свое сердце, или все что оставалось отъ оного, въ воздаяніе за пылкость его страсти и за брилліанты и карету сопровождавшіе и проявлявшіе этотъ пылъ. Несравненная Гортензія, смѣнившая Дезире, принимала его въ прелестномъ помѣщеніи которое онъ для нея отдѣлалъ, и угощала его и его друзей самыми утонченными маленькими ужинами за умѣренную сумму 4.000 франковъ въ мѣсяцъ. Да, онъ повеселился досыта, но не составилъ себѣ милліона на биржѣ. Не прошло и года какъ 100.000 франковъ были истрачены. Онъ принужденъ былъ возвратиться въ провинцію, и по настоянію своихъ жестокосердыхъ родственниковъ, подъ угрозою голодной смерти, женился на дочери одного avou é, ради ея приданаго и участія въ ненавистныхъ дѣлахъ avou é. Парижская квартира его сдавалась за десятую часть того что стоила ея отдѣлка. И нѣкоторый кавалеръ де-Финистерръ, съ которымъ Лувье познакомилъ маркиза какъ съ человѣкомъ знавшимъ Парижъ и могшимъ предостеречь его отъ обмановъ, доставилъ эту драгоцѣнность Алену, пріобрѣтя ее за bagatelle въ 500 фунтовъ. Кавалеръ воспользовался тою же счастливою случайностію для покупки прекрасно выѣзженныхъ англійскихъ лошадей и хорошенькой кареты, которыя Бордосецъ также вынужденъ былъ продать. Послѣ этихъ покупокъ, изъ полученной отъ Лувье преміи у маркиза осталось около 5.000 франковъ. Маркизъ однакоже казалось не тревожился и не огорчался такимъ внезапнымъ и быстрымъ уменьшеніемъ капитала. Начатая такимъ образомъ привольная жизнь казалась ему совершенно естественною; къ тому же какъ ни была она широка, такая жизнь казалась простою и скромною въ сравненіи съ тѣмъ какъ жили многіе другіе молодые люди его лѣтъ съ которыми познакомилъ его Энгерранъ, хотя большинство ихъ получали дохода меньше чѣмъ онъ, и немногіе могли назваться равными ему по происхожденію. Могъ ли маркизъ де-Рошбріанъ живя въ Парижѣ платить меньше 3.000 франковъ въ годъ за квартиру, или жить болѣе скромно и не имѣть двухъ слугъ, двухъ лошадей для кареты и одной подъ верхъ? Невозможно, говорилъ кавалеръ де-Финистерръ рѣшительно, и маркизъ преклонился предъ такимъ высокимъ авторитетомъ. Онъ думалъ про себя: "Если чрезъ нѣсколько мѣсяцевъ я замѣчу что средства мои истощились, я могу сдать квартиру, продать лошадей и вернуться въ Рошбріанъ болѣе богатымъ человѣкомъ чѣмъ уѣхалъ оттуда."

По правдѣ сказать, блестящіе соблазны Парижа возымѣли уже вліяніе не только на привычки, но и на характеръ и на складъ мыслей съ какими молодой дворянинъ прибылъ изъ феодальной и меланхолической Бретани.

Подъ вліяніемъ доброты какую онъ, будучи представленъ своими популярными родственниками, встрѣчалъ повсюду, быстро исчезала его сдержанность или застѣнчивость, происходящая отъ соединенія высокомѣрнаго самоуваженія и болѣзненнаго опасенія не быть оцѣненнымъ другими. Онъ непримѣтно перенялъ отъ своихъ новыхъ друзей вѣжливый тонъ, легкій и въ то же время искренній. Несмотря на всѣ усилія демократовъ установить равенство и братство, и то и другое можно скорѣе всего встрѣтить между аристократами. Всѣ gentilshommes лучшаго общества равны; обнимаются они или бьются другъ съ другомъ, они обнимаются и бьются какъ братья одной семьи. Но вмѣстѣ съ тономъ обращенія Аленъ де-Рошбріанъ еще незамѣтнѣе пропитался ученіемъ той философіи какой молодые лѣнивцы ищущіе удовольствій научаются другъ отъ друга. Можетъ-статься во всѣхъ цивилизованныхъ столицахъ, въ тѣхъ же классахъ лѣнивцевъ одинакихъ лѣтъ, эта философія почти одна и та же; можетъ-статься она процвѣтаетъ въ Пекинѣ не менѣе чѣмъ въ Парижѣ. Если же Парижъ славится или безславится ею больше всякой другой столицы, то это потому что въ Парижѣ, болѣе чѣмъ во всякой другой столицѣ, она привлекаетъ глазъ своею граціей, забавляетъ слухъ своею остротой. Это философія смотрящая на все въ жизни очень легко, встрѣчающая улыбкой и пожатіемъ плечъ всякое стремленіе къ героизму, размѣнивающая богатство страстей на карманную мелочь капризовъ, всегда влюбленная или разлюбившая, но слегка, не рискуя погрузиться въ любовь; съ такимъ же легкимъ сердцемъ какъ и языкомъ она обращаетъ всѣ торжественныя упованія на землѣ въ предметы эпиграммъ или bon mots, насмѣхается надъ преданностью государямъ и поднимаетъ носъ предъ энтузіастами республики, презираетъ серіозное ученіе и убѣгаетъ всякихъ сильныхъ душевныхъ движеній. Въ Лондонѣ есть цѣлыя толпы подобныхъ философовъ; но тамъ они менѣе замѣтны, потому что тамъ пріятные атрибуты секты не имѣютъ такого блеска. Пышному расцвѣтанію этой философіи не благопріятствуютъ туманы и рѣзкій восточный вѣтеръ; для полнаго ея развитія нужна свѣтлая атмосфера Парижа. Философія эта быстро начала оказывать свое чарующее вліяніе на Алена де-Рошбріана. Даже въ обществѣ явныхъ легитимистовъ, онъ чувствовалъ что вѣра оставила легитимистское исповѣданіе, или же вмѣстѣ съ религіею нашла прибѣжище въ сердцахъ женщинъ аристократокъ и небольшаго числа духовенства. Рыцарская преданность его все еще боролась за удержаніе почвы, но корни ея уже очень ослабли. Онъ видѣлъ, съ врожденною ему проницательностью, что дѣло Бурбоновъ было безнадежно, по крайней мѣрѣ въ настоящее время, потому что оно перестало, по крайней мѣрѣ въ настоящее время, быть дѣломъ. Когда такимъ образомъ пошатнулась его политическая вѣра, вмѣстѣ съ нею пошатнулась также его привязанность къ прошедшему, заграждавшая путь его честолюбію въ будущемъ. Честолюбіе это начало оживать, хотя онъ не повѣрялъ его другимъ, хотя до сихъ поръ едва самъ различалъ его шепотъ, еще менѣе направлялъ его къ какой-нибудь опредѣленной цѣли. Пока все чѣмъ проявлялось его честолюбіе было новое для него желаніе успѣховъ въ обществѣ.

Мы застаемъ его теперь, подъ вліяніемъ быстрой перемѣны чувствъ и привычекъ, развалившагося въ креслѣ предъ каминомъ и слушающаго своего школьнаго товарища, котораго мы давно упустили изъ виду, Фредерика Лемерсье. Фредерикъ завтракалъ у Алена. Это былъ завтракъ который могъ бы удовлетворить автора Almanach des Gourmands и былъ доставленъ изъ Caf é Anglais. Фредерикъ бросилъ свою сигару.

-- Pardieu, другъ мой Аленъ! Если у Лувье не было дурной цѣли въ его великодушномъ поступкѣ съ тобою, то онъ выростаетъ въ моемъ уваженіи. Я готовъ измѣнить въ его пользу моему союзу съ Дюплеси, хотя этотъ умнѣйшій человѣкъ только что сдѣлалъ изумительный coup съ египетскими бумагами, и я пріобрѣлъ 40.000 франковъ послѣдовавъ его совѣту. Но если у Дюплеси такая же умная голова какъ у Лувье, онъ конечно не можетъ сравниться съ нимъ въ великодушіи. Но простишь ли, другъ мой, если я буду говорить откровенно, безо всякихъ церемоній?

-- Говори; ты чрезвычайно меня обяжешь.

-- Видишь ли, я увѣренъ что тебѣ также мало возможно жить въ Парижѣ какъ ты живешь или думаешь жить безъ новаго приращенія доходовъ, какъ левъ Jardin des Plantes не могъ бы жить получая по двѣ мыши въ недѣлю.

-- Мнѣ не кажется этого. Вычтя то что я отдаю теткѣ -- а я не могу давать ей больше 6.000 франковъ въ годъ -- у меня остается 700 наполеондоровъ чистыхъ. Квартира моя и конюшня устроены, и у меня осталось еще 2.500 франковъ. Я разчитываю что на 700 наполеондоровъ въ годъ легко могу прожить такъ какъ живу. Если же нѣтъ, то вернусь въ Рошбріанъ. Тамъ семьсотъ наполеондоровъ будутъ превосходнымъ доходомъ.

Фредерикъ покачалъ головой.

-- Ты не знаешь какъ одинъ расходъ влечетъ за собой другіе. Кромѣ того, ты не разчитываешь на главнѣйшую статью расходовъ, на расходы непредвидѣнные. Ты сядешь играть въ Жокей-Клубѣ и потеряешь половину своего дохода въ одинъ вечеръ.

-- Я никогда не буду брать картъ въ руки.

-- Ты говоришь это теперь, невинный какъ агнецъ въ томъ что такое сила примѣра. Во всякомъ случаѣ, beau seigneur, я увѣренъ что ты не собираешься играть роль Ermite de la Chauss é d`Antin, а прекрасныя Парижанки демоны расточительности.

-- Я не стану ухаживать за этими демонами.

-- Развѣ я сказалъ что станешь? Они станутъ ухаживать за тобой. Не пройдетъ мѣсяца какъ ты будешь засыпавъ дождемъ billets-doux.

-- Этотъ ливень не побьетъ мою скромную жатву. Но, mon cher, мы впадаемъ въ очень скучныя темы. Laissez moi tranquille въ моихъ заблужденіяхъ, если это заблужденія. Ты не можешь себѣ представить какая новая жизнь открывается для человѣка который, подобно мнѣ, проведя первую молодость въ лишеніяхъ и опасеніяхъ, вдругъ получаетъ средства и надежду. Если это продлится не болѣе года, то и тогда можно сказать: vixi.

-- Аленъ, сказалъ Фридерикъ съ жаромъ,-- вѣрь мнѣ что я не взялся бы за неблагодарную роль ментора еслибы дѣло шло только объ опытѣ одного года или еслибы ты былъ въ такомъ же положеніи какъ я, свободный отъ бремени громкаго имени и тяжелыхъ условій закладныхъ. Если ты просрочишь уплату Лувье, онъ имѣетъ право продать твое имѣніе съ публичнаго торга и пріобрѣсти твой замокъ и помѣстья.

-- Я знаю что по закону онъ будетъ имѣть право на это, хотя сомнѣваюсь чтобъ онъ воспользовался имъ. Несомнѣнно что Лувье гораздо лучше и великодушнѣе чѣмъ я могъ ожидать. И если вѣрить де-Финистерру, онъ искренно расположенъ ко мнѣ вслѣдствіе привязанности къ моему покойному отцу. Но почему проценты не будутъ уплачиваться правильно? Нѣтъ вѣроятности чтобы доходы Рошбріана уменьшились, обязательства же теперь стали легче при новомъ условіи съ Лувье. И я могу сообщить тебѣ что имѣю надежду на весьма значительное увеличеніе дохода.

-- Какимъ образомъ?

-- Главную статью моихъ доходовъ составляютъ лѣса, и у де-Финистерра есть на примѣтѣ капиталистъ который продастъ вырубку нынѣшняго года, и вѣроятно приметъ это на себя и въ слѣдующіе годы, гораздо дороже чѣмъ я получалъ до сихъ поръ.

-- Будь остороженъ. Де-Финистерръ не такой человѣкъ которому можно довѣряться въ подобныхъ дѣлахъ.

-- Почему? Ты знаешь про него что-нибудь дурное? Онъ принадлежитъ къ высшему обществу, совершенный gentilhomme, и какъ доказываетъ его имя, тоже Бретонецъ. Ты соглашаешься, и Энгерранъ тоже, что его покупки для меня въ этой квартирѣ, лошади и пр., чрезвычайно выгодны.

-- Совершенно вѣрно; кавалеръ извѣстенъ за человѣка ловкаго и умнаго, говорятъ что онъ очень занимательный человѣкъ и превосходно играетъ въ пикетъ. Лично я не знакомъ съ нимъ. Я не принадлежу къ его кругу. Я не имѣю достаточныхъ основаній унижать его характеръ, не могу придумать изъ какихъ побужденій онъ могъ бы тебѣ вредить или обманывать тебя. Но все-таки говорю будь остороженъ довѣряясь его совѣтамъ или рекомендаціямъ.

-- Я опять спрашиваю почему?

-- Онъ приноситъ несчастье своимъ друзьямъ. Онъ по большей части сходится съ людьми моложе себя; и я замѣчалъ что такъ или иначе большая часть ихъ попадали въ бѣду. Кромѣ того, одинъ человѣкъ, проницательности котораго я вполнѣ довѣряю, предостерегалъ меня отъ знакомства съ кавалеромъ, говоря со свойственною ему прямотой что де-Финистеръ прибылъ въ Парижъ ни съ чѣмъ и успѣхъ его основанъ на ничемъ; у него нѣтъ явнаго занятія которое могло бы доставить ему что-нибудь. Но очевидно что теперь онъ понабралъ достаточно; и по мѣрѣ того какъ кто-нибудь изъ его молодыхъ друзей становится бѣднѣе, де-Финистерръ таинственнымъ образомъ дѣлается богаче. Избѣгай такого знакомства.

-- Кто такое твой проницательный совѣтникъ?

-- Дюплеси.

-- А! я такъ и думалъ. Этой хищной птицѣ кажется что всѣ другія птицы гоняются за голубями. Я думаю что Дюплеси, подобно всѣмъ этимъ добывателямъ денегъ, заискиваетъ въ модномъ свѣтѣ, а де-Финистерръ не отвѣтилъ на его поклонъ.

-- Любезный Аленъ, меня стоитъ побранить; нѣтъ ничего непріятнѣе спора о достоинствахъ людей которые намъ нравятся. Я его началъ; теперь оставимъ это. Дай мнѣ только одно обѣщаніе что въ случаѣ нужды ты тотчасъ же обратишься ко мнѣ. Хорошо было имѣть нелѣпую гордость на чердакѣ, но она будетъ совершенно неумѣстна въ твоемъ appartement au premier.

-- Ты лучшій человѣкъ въ мірѣ, и я даю обѣщаніе котораго ты требуешь, сказалъ Аленъ весело, но съ тайнымъ порывомъ нѣжности и благодарности.-- А теперь, mon cher, въ какой день ты обѣдаешь у меня чтобы встрѣтиться съ Раулемъ и Энгерраномъ и нѣкоторыми другими съ кѣмъ тебѣ пріятно будетъ познакомиться?

-- Отъ души благодаренъ, но мы вращаемся въ разныхъ сферахъ и я не стану вторгаться въ твою. Je suis trop bourgeois чтобы рисковать брать на себя смѣшную роль bourgeois gentilhomme.

-- Фредерикъ, какъ ты смѣешь говорить это? Другъ мой, мои друзья будутъ уважать тебя также какъ я.

-- Но это будетъ для тебя, а не для меня. Нѣтъ; по чести говоря, такого рода общество не соблазняетъ меня и не подходитъ мнѣ. Въ своемъ кругу я въ нѣкоторомъ родѣ царь и предпочитаю мое цыганское царство вассальному положенію въ высшихъ областяхъ. Не говори больше объ этомъ. Моему тщеславію будетъ достаточно льстить если ты время отъ времени будешь спускаться въ мое общество, и позволишь мнѣ считать Рошбріана за моего стараго друга, трепать его по плечу и звать Аленомъ.

-- Фи! ты что остановилъ меня съ этимъ англійскимъ аристократомъ въ Елисейскихъ Поляхъ похваляясь что прельстилъ une grande dame, кажется ты говорилъ герцогиню.

-- О, сказалъ Лемерсье высокомѣрно проводя рукой по своимъ раздушенымъ кудрямъ,-- женщины это другое дѣло; любовь уравниваетъ всѣ состоянія. Я не порицаю Рюи Блаза за то что онъ принялъ любовь королевы, но порицаю его за то что онъ выдавалъ себя за дворянина,-- кстати, это украдено изъ одной англійской комедіи. Я не настолько люблю Англичанъ чтобы подражать имъ. А propos, что сталось съ се beau Грамъ Ваномъ? Я его не вижу послѣднее время.

-- И я также.

-- Ни эту belle Italienne?

-- И ее тоже, сказалъ Аленъ слегка краснѣя.

Въ это время Энгерранъ быстро вошелъ въ комнату. Аленъ удержалъ Лемерсье чтобы представить его своему родственнику.

-- Энгерранъ, представляю вамъ Monsieur Лемерсье, самаго стариннаго и лучшаго моего друга.

Молодой дворянинъ протянулъ руку съ сіяющею и веселою граціей сопровождавшею всѣ его движенія, и въ теплыхъ словахъ выразилъ свое удовольствіе познакомиться съ г. Лемерсье. Какъ ни былъ Лемерсье смѣлъ и самоувѣренъ въ своемъ кругу, онъ былъ скорѣе смущенъ нежели успокоенъ ласковымъ обращеніемъ льва, который, онъ сразу почувствовалъ, былъ высшей породы чѣмъ онъ. Онъ пробормоталъ нѣсколько невнятныхъ фразъ въ которыхъ только и можно было разслышать ravi и flatt é, и скрылся.

-- Я хорошо знаю Monsieur Лемерсье въ лицо, сказалъ Энгерранъ садясь.-- Его часто видаешь въ Булонскомъ лѣсу, и я встрѣчался съ нимъ за кулисами и въ Bal Mabille. Кажется онъ тоже играетъ на биржѣ вмѣстѣ съ г. Дюплеси, который подаетъ большую надежду вскорѣ сдѣлаться соперникомъ Лувье. Дюплеси тоже принадлежитъ къ числу вашихъ лучшихъ друзей?

-- Ни мало. Я однажды встрѣтился съ нимъ, и онъ не расположилъ меня въ свою пользу.

-- Тѣмъ не менѣе это человѣкъ которому нельзя не удивляться и нельзя не уважать его.

-- Это почему?

-- Потому что онъ такъ хорошо понимаетъ искусство дѣлать то чего мы всѣ жаждемъ, деньги. Я познакомлю васъ съ нимъ.

-- Меня съ нимъ уже познакомили.

-- Въ такомъ случаѣ я возобновлю ваше знакомство. За нимъ сильно ухаживаютъ въ обществѣ которое отецъ недавно позволилъ мнѣ посѣщать, въ обществѣ императорскаго двора.

-- Вы бываете въ этомъ обществѣ и графъ разрѣшаетъ это?

-- Да; лучше имперіалисты чѣмъ республиканцы; отецъ тоже начинаетъ признавать эту истину, хотя самъ слишкомъ старъ и лѣнивъ чтобы дѣйствовать согласно съ ней.

-- А Рауль?

-- О, Рауль, меланхолическій и философскій Рауль, не имѣетъ никакого честолюбія, пока, благодаря отчасти мнѣ, кошелекъ его всегда полонъ для удовлетворенія нуждъ его величаваго существованія, въ числѣ которыхъ первое мѣсто занимаетъ нужда въ средствахъ для удовлетворенія нуждъ другихъ. Это настоящая причина почему онъ разрѣшаетъ нашу перчаточную торговлю. Рауль, вмѣстѣ съ нѣкоторыми другими молодыми людьми Предмѣстья, принадлежитъ къ обществу Saint Fran è ois de Sales для вспоможенія бѣднымъ. Онъ посѣщаетъ ихъ жилища и чувствуетъ себя какъ дома у постелей больныхъ и за ихъ скудными трапезами. Онъ не ограничиваетъ свои посѣщенія предѣлами нашего Предмѣстья; онъ простираетъ свои путешествія до Монмартра и Бельвиля. Что же касается вашего высшаго свѣта, то онъ не заботится о происходящихъ въ немъ перемѣнахъ. Онъ говоритъ что мы разрушили слишкомъ много чтобы возсоздать прочно; и что то что мы создаемъ можетъ быть когда-нибудь низвергнуто парижскою толпой, которую онъ считаетъ единственнымъ оставленнымъ нами учрежденіемъ. Рауль удивительный человѣкъ; у него много ума, хотя онъ не даетъ ему примѣненія; много сердца, которое онъ посвящаетъ страданіямъ человѣчества и поэтической, рыцарской преданности (ее нельзя смѣшивать съ земною любовью или низводить до болѣзненнаго чувства называемаго платоническою привязанностью) графинѣ ди-Римини, которая на шесть лѣтъ старше его, и предана своему мужу, близкому другу Рауля, готоваго оберегать его честь какъ свою. Это одинъ изъ эпизодовъ въ драмѣ парижской жизни, который не такъ рѣдко можно встрѣтить какъ думаютъ злые люди. Ди-Римини знаетъ и одобряетъ его почтительную привязанность; матушка, лучшая изъ женщинъ, также одобряетъ ее и справедливо полагаетъ что она предохраняетъ Рауля отъ всѣхъ искушеній какимъ лодвержена менѣе благородная молодость. Я упомянулъ объ этомъ для того чтобы вы не могли подумать что почитаніе Раулемъ его звѣзды менѣе чисто чѣмъ это есть на самомъ дѣлѣ. Наконецъ Рауль, къ огорченію и недоумѣнію ученика Вольтера, нашего уважаемаго батюшки, принадлежитъ къ числу немногихъ извѣстныхъ мнѣ въ вашемъ кругу искренно религіозныхъ людей; онъ истый католикъ и единственный извѣстный мнѣ человѣкъ исполняющій религію которую исповѣдуетъ; благотворительный, благожелательный; и не ханжа, не фанатикъ-аскетъ. Единственная слабость его состоитъ въ полномъ подчиненіи суетному здравому смыслу его негоднаго, жаднаго, честолюбиваго брата Энгеррана. Не могу сказать какъ я люблю его за это. Еслибъ у него не было такой слабости, его превосходство раздражало бы меня, и я думаю что я возненавидѣлъ бы его.

Аленъ склонилъ голову слушая эту похвальную рѣчь. Такой характеръ нѣсколько мѣсяцевъ тому назадъ онъ избралъ бы для себя примѣромъ и образцомъ. Казалось онъ смотрѣлъ на собственный польщенный портретъ какимъ былъ прежде.

-- Однако, сказалъ Энгерранъ,-- я пришелъ сюда не для того чтобы предаваться изліяніямъ братской любви. Я пришелъ пригласить васъ къ вашей родственницѣ герцогинѣ де-Тарасконъ. Я далъ ей слово привезти васъ, и она нарочно осталась дома чтобы принять васъ.

-- Въ такомъ случаѣ, я не могу быть такимъ неучемъ чтобъ отказаться. И теперь у меня уже нѣтъ тѣхъ предразсудковъ противъ нея и имперіалистовъ съ какими я пріѣхалъ изъ Бретани. Велѣть заложить экипажъ?

-- Нѣтъ; моя карета у дверей. Ваша можетъ пріѣхать за вами послѣ. Allons.

ГЛАВА III.

У герцогини де-Тарасконъ было обширное помѣщеніе въ rue Royale близь Тюилери. Она занимала высокое положеніе въ ряду дамъ украшавшихъ блестящій дворъ императрицы. Она пережила своего втораго мужа герцога, не оставившаго потомства, такъ что титулъ умеръ съ нимъ. Аленъ и Энгерранъ были проведены по роскошной лѣстницѣ убранной рядами дорогихъ экзотическихъ растеній какъ бы для праздника. Но какъ въ этомъ, такъ и во всѣхъ родахъ женскихъ роскошей, герцогиня жила въ состояніи f ê te perp é tuelle. Двери въ комнаты были завѣшаны тяжелою портьерой изъ генуэзскаго бархата, на которыхъ богато вышиты золотомъ герцогскія короны и вензеля. Оба салона которыми посѣтители прошли въ кабинетъ или будуаръ были украшены гобленовыми обоями которыя пестрѣли розовыми тѣнями и изображали случаи изъ жизни перваго императора; изображенія же отца покойнаго герцога -- храбраго родоначальника недолговѣчнаго рода -- скромно фигурировали на заднемъ планѣ. На столѣ изъ русскаго малахита, въ углубленіи центральнаго окна, хранились въ стеклянныхъ ящикахъ жезлъ и шпага, эполеты и ордена храбраго маршала. На консоляхъ и каминныхъ полкахъ стояли часы и севрскія вазы которыя могли бы поспорить съ тѣми что украшаютъ императорскіе дверцы. Войдя въ кабинетъ, они нашли герцогиню за письменнымъ столомъ съ маленькимъ террьеромъ, безобразной красоты и чистѣйшей породы, угнѣздившимся у ея ногъ. Эта комната представляла превосходное соединеніе роскоши и комфорта. Драпировки на окнахъ были шелковыя цвѣта гераніума съ двойными занавѣсями бѣлаго атласа; около письменнаго стола помѣщалась теплица съ цвѣтами, бьющимъ фонтаномъ бѣлаго мрамора посрединѣ и рѣшетчатымъ помѣщеніемъ для птицъ сзади. Стѣны были увѣшаны небольшими картинами, преимущественно портретами и миніатюрами членовъ императорской фамиліи, покойнаго герцога, его отца маршала и madame la Mar é chale, настоящей герцогини и нѣкоторыхъ знатнѣйшихъ придворныхъ дамъ.

Герцогиня казалась еще молода. Ей было уже за сорокъ лѣтъ, но она такъ хорошо сохранилась что ее можно было почесть лѣтъ на десять моложе. Она была высокаго роста, не слишкомъ полна, но съ округлою фигурой, наклонною къ еп bonpoint, съ темными волосами и глазами, но свѣтлымъ цвѣтомъ лица, которое скорѣе портила нежели красила жемчужная пудра и гнусное варварство подкрашивать рѣсницы, что въ послѣднее время сдѣлалось ненавистною модой; одѣта она была -- я мущина, и не могу описать какъ она была одѣта -- все что я знаю, это то что ее признавали образцомъ прекрасно одѣтыхъ подданныхъ Франціи. Когда она встала съ своего мѣста, въ ея взглядѣ и осанкѣ была видна grande dame; и можно было замѣтить фамильное сходство въ чертахъ лица съ Аленомъ и еще большее сходство съ портретомъ ея кузины, его матери, хранившимся въ Рошбріанѣ. Дѣйствительно, она происходила изъ древняго и благороднаго дома. Но къ отличію происхожденія въ ней присоединялось еще отличіе свѣтскости, и то и другое завершалось спокойнымъ сознаніемъ высокаго положенія и безукоризненной репутаціи.

-- Невозможный кузенъ, сказала она Алену подавъ ему руку съ граціозною улыбкой;-- цѣлый вѣкъ въ Парижѣ и я вижу васъ только въ первый разъ. Но и на землѣ, также какъ на небѣ, радуются о грѣшникахъ которые истинно раскаиваются. Вы каетесь истинно, n'est ce pas?

Невозможно описать ласковую прелесть обнаруженную герцогинею въ словахъ, голосѣ и взглядѣ. Аленъ былъ очарованъ и покоренъ.

-- Madame la duchesse, сказалъ онъ склоняясь къ прекрасной рукѣ которую слегка придерживалъ,-- не грѣхъ, если только скромность не есть грѣхъ, былъ причиною что деревенскій житель долго колебался прежде чѣмъ осмѣлился засвидѣтельствовать свою преданность царицѣ грацій.

-- Не дурно сказано для деревенскаго жителя, воскликнулъ Энгерранъ;-- eh Madame?

-- Кузенъ, вы прощены, сказала герцогиня.-- Комплиментъ есть благоуханіе de la gentilhommerie; и если вы привезли достаточный запасъ этого благоуханія съ цвѣтовъ Рошбріана чтобы расточать предъ придворными дамами, вы будете тамъ очень à la mode. Соблазнитель!-- При этомъ она слегка потрепала маркиза по щекѣ, не съ кокетливою, а съ материнскою фамильярностью, и посмотрѣвъ на него внимательно сказала:-- Однако, вы еще красивѣе отца. Я буду гордиться представляя ихъ императорскимъ величествамъ такого кузена. Садитесь, Messieurs, поближе къ моему креслу, causons.

Герцогиня начала перебрасывать мячъ разговора. Она говорила безъ видимой искусственности, но съ удивительнымъ тактомъ; предлагала о Рошбріанѣ вопросы которые могли быть пріятны Алену, избѣгая всего что могло огорчать его; просила его описать окружающую природу, разказывать бретонскія легенды; выражала надежду что старый замокъ никогда не будетъ испорченъ подновляющими реставраціями; разспрашивала съ нѣжностью о его теткѣ, которую видѣла разъ въ дѣтствѣ и еще помнитъ ея пріятное серіозное лицо; дѣлала небольшія остановки для отвѣтовъ; потомъ обратилась къ Энгеррану съ веселою болтовней объ интересахъ дня, вводя по временамъ въ разговоръ Алена и нечувствительно направила его такъ что Энгерранъ самъ заговорилъ объ императорѣ и политическихъ затрудненіяхъ начинавшихъ омрачать царствованіе, до сихъ поръ такое благоденственное и блестящее.

Лицо ея измѣнилось; выраженіе его сдѣлалось серіознымъ, даже важнымъ.

-- Правда, сказала она,-- наступаютъ грозныя времена не только для трона, но и для порядка и собственности и для Франціи. Одинъ за другимъ сдвигаются водорѣзы построенные имперіей между властью и самымъ измѣнчивымъ и легко воспламеняющимся населеніемъ, которое кричало сегодня многолѣтіе тому кого назавтра посылало на гильйотину. Обвиняютъ такъ-называемое личное правленіе; правда, въ немъ есть дурныя стороны; но чѣмъ они замѣнятъ его? Конституціонною монархіей на подобіе англійской? Это невозможно при всеобщей подачѣ голосовъ и безъ наслѣдственной палаты. Ближайшимъ подражаніемъ такому правленію была монархія Лудовика-Филиппа. Мы знаемъ какъ она опротивѣла имъ. Республикой? Mon Dim і составленною изъ республиканцевъ до смерти боящихся другъ друга. Умѣренные люди, каррикатура жирондистовъ, и красные, и соціалисты и коммунисты готовые растерзать ихъ на части. А потомъ что? коммерсіалисты, агрикультуристы, средніе классы, изберутъ диктатора который будетъ стрѣлять по уличной толпѣ и потомъ сдѣлается каррикатурой Наполеона опираясь на каррикатуру Неккера или Дантона. О, Messieurs, я Француженка до мозга костей! Вы, наслѣдники такихъ именъ, должны быть настолько же Французами какъ и я; между тѣмъ вы, мущины, упорно остаетесь болѣе безполезными для Франціи чѣмъ я, женщина которая можетъ только говорить и плакать.

Герцогиня говорила съ увлеченіемъ которое изумило и глубоко подѣйствовало на Алена. Онъ молчалъ предоставляя отвѣчать Энгеррану.

-- Я не вижу, сказалъ послѣдній,-- какимъ образомъ я или нашъ родственникъ можемъ заслуживать вашъ упрекъ. Мы не законодатели. Я сомнѣваюсь чтобы какой-нибудь изъ департаментовъ Франціи согласился избрать насъ еслибы мы предложили себя. Не наша вина если измѣнчивые потоки революцій оставляютъ людей нашего происхожденія и образа мыслей выброшенными на берегъ обломками погибшаго міра. Императоръ самъ выбираетъ своихъ совѣтниковъ, и если они дурны, его величество конечно не попроситъ Алена или меня занять ихъ мѣсто.

-- Вы не отвѣчаете мнѣ, вы уклоняетесь отъ отвѣта, сказала герцогиня съ грустною улыбкой.-- Вы слишкомъ опытный свѣтскій человѣкъ, Monsieur Энгерранъ, чтобы не знать что для поддержки престола и охраны націи нужны не только законодатели и министры. Развѣ вы не видите какая опора для престола и націи въ томъ чтобы та часть общественнаго мнѣнія которую представляютъ имена знаменитыя въ исторіи, связанныя съ воспоминаніями рыцарскихъ дѣяній и вѣрной преданности, сплачивалась вокругъ существующаго порядка? Стоя же въ сторонѣ, недовольная и озлобленная, отказываясь отъ дѣятельной жизни, не представляя противовѣса опаснымъ колебаніямъ демократическихъ страстей, скажите, не дѣлается ли эта часть общественнаго мнѣнія враждебною самой себѣ, измѣняя принципамъ которые она собой воплощаетъ?

-- Она воплощаетъ собою, сказалъ Аленъ,-- принципы вѣрности фамиліи королей несправедливо устраненныхъ, не за вины, а скорѣе за добродѣтели ихъ предковъ. Лудовикъ XV былъ худшимъ изъ Бурбоновъ -- онъ былъ bien aim é -- онъ избѣжалъ своей участи; Лудовикъ XVI былъ по своимъ нравственнымъ качествамъ лучшій изъ Бурбоновъ; онъ умеръ смертію преступника; Лудовикъ XVIII, противъ котораго можно сказать многое, который возвратилъ себѣ престолъ съ помощью иноземныхъ штыковъ, царствовалъ какъ могъ царствовать ученикъ Вольтера, въ тайнѣ насмѣхаясь и надъ королевскою властью и надъ религіей вѣнчанныхъ въ его лицѣ, онъ умеръ спокойно въ своей постели; Карлъ X, загладившій ошибки молодости правленіемъ не омраченныхъ порокомъ, преданностью религіи, изгнанъ за то что защищалъ существующій порядокъ отъ вторженій на которыя вы жалуетесь. имъ оставилъ наслѣдника противъ котораго никакая клевета не можетъ сказать ничего, и этотъ наслѣдникъ остается изгнанникомъ единственно потому что происходитъ отъ Генриха IV и имѣетъ право царствовать. Вы взываете къ намъ какъ представителямъ рыцарскихъ дѣлъ и преданности отличавшей старое французское дворянство. Заслужили ли бы мы этотъ характеръ еслибы покинули злополучнаго изгнанника ради почестей и богатства?

-- Ваши слова заставляютъ меня полюбить васъ. Я горжусь называть васъ своимъ кузеномъ, сказала герцогиня.-- Но можете ли вы, можетъ ли хоть одинъ человѣкъ въ глубинѣ души вѣрить что низложивъ имперію вы возстановите Бурбоновъ? Что вамъ не грозитъ опасность правительства безконечно болѣе враждебнаго теоріямъ на которыхъ основано легитимистское исповѣданіе чѣмъ правительство Лудовика Наполеона? Наконецъ, что можетъ быть выставлено въ пользу вашей преданности Бурбонамъ кромѣ принципа наслѣдственной монархіи? Никто въ наше время не станетъ поддерживать божественнаго права одной королевской фамиліи господствовать надъ націей. Догматъ этотъ пересталъ быть живымъ принципомъ; это только мертвое воспоминаніе. Но монархическое учрежденіе есть живой и сильный принципъ затрогивающій практическіе интересы огромной части общества. Пожертвуете ли вы этимъ принципомъ, на которомъ покоится счастіе милліоновъ, потому что не можете воплотить его въ лицѣ которое само по себѣ совершенно незначительно? Словомъ, если для такой страны какъ Франція вы предпочитаете монархію случайностямъ республиканизма, признайте монархію существующую, когда ясно видите что не можете возстановить ту какая вамъ больше нравится. Не обнимаетъ ли она всѣ великія цѣли ради которыхъ вы зовете себя легитимистами? При ней религія уважается, національная церковь обезпечена; при ней соединились голоса милліоновъ для утвержденія престола; при ней всѣ матеріальные интересы страны, торговые, земледѣльческіе, преуспѣваютъ съ безпримѣрною быстротою; при ней Парижъ сталъ чудомъ свѣта по богатству, великолѣпію и красотѣ; при ней смирены и сдѣлались безопасными всѣ старинные враги Франціи. Въ примиреніи Австріи достигнута политика Ришелье; политика Наполеона I была завершена спасеніемъ Европы отъ полуварварскаго честолюбія Россіи; Англія уже не грозитъ нарушить своимъ трезубцемъ равновѣсіе Европы. Довольствуясь честью союза съ нами, она отказалась ото всѣхъ другихъ союзниковъ, и ея пренебреженныя силы, ея разслабленный духъ, ея государственные люди дремлющіе въ чувствѣ безопасности своего острова, лишь бы имъ не вмѣшиваться въ дѣла Европы, могутъ по временамъ бранить насъ, но разумѣется они не осмѣлятся воевать съ нами. При Франціи эта страна можетъ быть второстепеннымъ спутникомъ; безъ Франціи она ничто. Прибавьте ко всему этому дворъ болѣе блестящій нежели дворъ Лудовика XIV, государя, правда не безъ ошибокъ и погрѣшностей, но замѣчательно кроткаго отъ природы, горячо расположеннаго къ друзьямъ, снисходительнаго къ врагамъ; кто близко знаетъ его, тотъ не можетъ не быть очарованъ имъ, bont é de caract è re, любезность Генриха IV.... Скажите чего болѣе можете вы ожидать отъ правленія Бурбоновъ?

-- При такихъ результатахъ, сказалъ Аленъ,-- достигнутыхъ монархіей которую вы такъ краснорѣчиво превозносите, я не могу понять что можетъ выиграть престолъ императора отъ присоединенія немногихъ безсильныхъ приверженцевъ дѣла непопулярнаго, и какъ вы говорите, конечно справедливо, безнадежнаго.

-- Я говорю что монархія много выигрываетъ отъ преданности всякаго храбраго, даровитаго и честнаго человѣка. Каждая новая монархія выигрываетъ отъ присоединенія къ ней тѣхъ классовъ которые служили опорою и поддержкой старой монархіи. Но я не убѣждаю васъ помогать только этой монархіи; я требую вашей преданности интересамъ Франціи; я требую чтобы вы не устранялись отъ служенія ей. А, вы думаете что Франціи не грозитъ опасность, что вы можете устраняться или противиться имперіи, и что общество будетъ въ безопасности! Вы ошибаетесь. Спросите Энгеррана.

-- Madame, сказалъ Эагерранъ,-- этимъ обращеніемъ ко мнѣ вы преувеличиваете мое политическое знаніе; но по чести говоря я подписываюсь подъ вашими разсужденіями. Я согласенъ съ вами что имперія крайне нуждается въ поддержкѣ честныхъ людей; въ ней есть причина разложенія которая теперь подтачиваетъ ее: это безчестныя аферы въ ея администраціи, даже въ арміи, о которой повидимому такъ заботятся. Я согласенъ съ вами что Франціи грозитъ опасность и ей могутъ понадобиться шлаги всѣхъ лучшихъ ея сыновъ, или противъ внѣшнихъ недруговъ или противъ ея худшихъ враговъ, уличной толпы большихъ городовъ. Я получилъ военное воспитаніе, и еслибы не боялся разойтись съ отцомъ и Раулемъ, я выступилъ бы кандидатомъ на служеніе болѣе сродное мнѣ чѣмъ дѣла на биржѣ или въ перчаточномъ магазинѣ. Но Аленъ по счастію не связанъ семействомъ, и онъ знаетъ что мой совѣтъ не противорѣчитъ вашимъ увѣщаніямъ.

-- Я рада думать что онъ находится подъ такимъ здоровымъ вліяніемъ, сказала герцогиня, и видя что Аленъ продолжаетъ задумчиво молчать, благоразумно перемѣнила предметъ разговора.

Оба друга вскорѣ откланялись.

ГЛАВА IV.

Три дня прошло прежде чѣмъ Грагамъ снова увидѣлъ Лебо. Писатель писемъ не показывался въ кафе, его нельзя было также встрѣтить въ конторѣ, гдѣ текущія дѣла исполнялъ клеркъ, говорившій что хозяинъ его сильно занятъ важными дѣлами внѣ дома.

Грагамъ естественно думалъ что дѣла эти касаются открытія Луизы Дюваль и мирился съ промедленіемъ. Въ кафе, поджидая Лебо, онъ познакомился съ ouvrier Арманомъ Монье, чье лицо и разговоръ возбуждали въ немъ интересъ. Знакомство начато было самимъ ouvrier, который сѣвъ къ столу около Грагама и посмотрѣвъ на него пристально нѣсколько минутъ сказалъ:

-- Вы поджидаете вашего партнера въ домино, Monsieur Lebeau; замѣчательный человѣкъ.

-- Мнѣ также кажется. Я впрочемъ мало его знаю. Вы можетъ-быть знакомы съ нимъ давно?

-- Нѣсколько мѣсяцевъ. Изъ вашихъ соотечественниковъ многіе посѣщаютъ это кафе, но вы кажется не хотите сближаться съ блузниками.

-- Это не отъ того; но мы, островитяне, застѣнчивы и не легко знакомимся другъ съ другомъ. Кстати, когда вы такъ любезно обратились ко мнѣ, я рѣшаюсь сказать что слышалъ какъ вы на дняхъ отстаивали существованіе bon Dieu противъ моего соотечественника, который, какъ мнѣ показалось, говорилъ большой вздоръ. Ваша рѣчь мнѣ больше понравилась. Я замѣтилъ изъ вашихъ доказательствъ что вы пошли дальше и не считаете просвѣщеніе несовмѣстнымъ съ христіанствомъ.

Арману Монье это было видимо пріятно, онъ любилъ похвалы, и любилъ такіке послушать себя. Онъ погрузился въ христіанство очень сложнаго свойства, отчасти Аріанское, отчасти Сенъ-Симоніанское, съ небольшою примѣсью Руссо и очень большою Армана Монье. Въ этомъ вамъ нѣтъ надобности слѣдить за нимъ; но въ результатѣ это было христіанство состоявшее главнымъ образомъ въ уничтоженіи границъ владѣній сосѣда, въ правѣ бѣдныхъ присвоивать себѣ имущество богатыхъ, въ правѣ любви безъ брака и въ обязанности государства заботиться о дѣтяхъ имѣющихъ произойти отъ такого союза, ибо родители не въ состояніи дѣлать этого, такъ какъ наслѣдство ихъ должно идти въ общую сокровищницу. Грагамъ слушалъ эти доктрины съ грустью, не безъ примѣси презрѣнія.

-- Откуда происходятъ эти ваши мнѣнія, спросилъ онъ,-- изъ книгъ или изъ собственныхъ размышленій?

-- Изъ того и другаго, и изъ обстоятельствъ жизни которыя побудили меня читать и размышлять. Я одна изъ многихъ жертвъ тираническаго закона о бракахъ. Въ очень молодыхъ годахъ я женился на женщинѣ которая сдѣлала меня несчастнымъ и потомъ бросила. Нравственно она перестала быть моею женой; по закону -- нѣтъ. Потомъ я встрѣтилъ другую подходящую мнѣ женщину; она любитъ меня и живетъ со мною; я не могу жениться на ней и она должна подвергаться униженію, ее называютъ презрительно любовницей ouvrier. Тогда, хоть я и прежде былъ республиканцемъ, я увидалъ что въ обществѣ есть несправедливости для исправленія которыхъ не довольно простой перемѣны политическаго правительства; въ то время, когда я былъ въ горѣ и недоумѣніи, мнѣ случилось прочесть одно изъ сочиненій гжи де-Гранмениль. Великій геній у этой женщины!

-- Она разумѣется геніальна, сказалъ Грагамъ съ острою болью въ сердцѣ: гжа де-Гранмениль ближайшій другъ Исавры!-- Но -- добавилъ онъ -- хоть я и согласенъ что эта краснорѣчивая писательница косвенно нападала на нѣкоторыя общественныя учрежденія, въ томъ числѣ и на бракъ, но вполнѣ убѣжденъ что она никогда не намѣревалась произвести такого полнаго ниспроверженія системы уважаемой до сихъ поръ всѣми цивилизованными обществами на какое покушаются ваши доктрины; и во всякомъ случаѣ она выражаетъ свои идеалы чрезъ посредство вымышленныхъ приключеній и характеровъ. А люди съ вашимъ умомъ не должны принимать на вѣру фантазіи поэтовъ и романистовъ.

-- А, сказалъ Монье,-- я думаю что ни гжа де-Гранмениль, ни даже Руссо никогда не подозрѣвали какія они идеи возбуждаютъ въ своихъ читателяхъ; но одна идея ведетъ къ другой. И поэзія и романъ больше доходятъ до сердца нежели сухіе трактаты. Словомъ, книга гжи де-Гранмениль заставила меня думать; затѣмъ я прочелъ другія книги, толковалъ съ умными людьми и воспитывалъ себя. И вотъ я каковъ вышелъ.

При этомъ Монье съ самодовольнымъ видомъ кивнулъ Англичанину и присоединился къ группѣ въ другомъ концѣ комнаты.

На слѣдующій вечеръ, предъ наступленіемъ сумерекъ, Грагамъ Венъ сидѣлъ задумавшись въ своей квартирѣ въ Монмартрскомъ предмѣстьѣ когда послышался легкій стукъ въ двери. Онъ былъ такъ поглощенъ своими мыслями что не слыхалъ стука, хотя онъ повторился дважды. Дверь тихо отворилась, и Лебо появился на порогѣ. Комната освѣщалась только уличнымъ газовымъ фонаремъ снаружи.

Лебо приблизился въ полутьмѣ и тихо сѣлъ около камина напротивъ Грагама прежде чѣмъ началъ говорить:

-- Тысяча извиненій что прерываю вашу дремоту, Monsieur Ламъ.

Вздрогнувъ при звукѣ голоса раздавшагося такъ близко Грагамъ поднялъ голову, оглянулся кругомъ и очень неясно различилъ человѣка сидѣвшаго такъ близко.

-- Monsieur Лебо?

-- Къ вашимъ услугамъ. Я обѣщалъ дать отвѣтъ на вашъ вопросъ; простите что я такъ долго медлилъ. Сегодня вечеромъ я не пойду въ наше кафе. И осмѣлился зайти....

-- Monsieur Лебо, вы brick.

-- Что, briquet?

-- Я забылъ что вы не знакомы съ нашими модными лондонскими выраженіями. Brick значитъ славный малый; съ вашей стороны очень любезно что вы зашли. На чемъ вы порѣшили?

-- Я могу дать вамъ нѣкоторыя свѣдѣнія, но такія ничтожныя что предлагаю ихъ безплатно и отказываюсь отъ всякой мысли о дальнѣйшихъ поискахъ. Ихъ можно добыть только въ другой странѣ, а мнѣ не стоитъ уѣзжать изъ Парижа чтобы получить ничтожную сумму какую вы предлагаете. Судите сами. Въ 1849 году, въ іюлѣ мѣсяцѣ, Луиза Дюваль уѣхала изъ Парижа въ Ахенъ. Тамъ она оставалась нѣсколько недѣль и потомъ уѣхала оттуда. Я не могу указать дальнѣйшіе слѣды ея передвиженій.

-- Ахенъ! Что она могла дѣлать тамъ?

-- Это знаменитыя минеральныя воды, куда лѣтомъ собирается множество людей изо всѣхъ странъ. Она могла отправиться туда для поправленія здоровья или для удовольствія.

-- Думаете ли вы что на водахъ можно узнать больше если отправиться туда?

-- Можетъ-быть. Но это было такъ давно -- двадцать лѣтъ назадъ.

-- Она могла послѣ опять посѣщать это мѣсто.

-- Разумѣется; но я больше ничего не знаю.

-- Была она тамъ подъ тѣмъ же именемъ -- Дюваль?

-- Въ этомъ я увѣренъ.

-- Какъ вы думаете, одна она уѣхала оттуда или съ кѣмъ-нибудь? Вы говорили что она была ужасно красива, у нея могли быть обожатели.

-- Если, отвѣчалъ Лебо неохотно,-- вѣрить тому отъ кого я получилъ свѣдѣнія, то Луиза Дюваль уѣхала изъ Ахена не одна, а съ какимъ-то обожателемъ, не Англичаниномъ. Говорятъ что они скоро разошлись, и человѣка этого нѣтъ теперь въ живыхъ. Но, говоря откровенно, я не думаю чтобы Mademoiselle Дюваль такимъ образомъ компрометтировала свою честь и жертвовала своею будущностью. Я думаю что она съ презрѣніемъ отвергала всѣ предложенія если это не были предложенія брака. Навѣрно же я могу сказать только то что мнѣ ничего неизвѣстно о ея судьбѣ послѣ того какъ она уѣхала изъ Ахена.

-- Въ 1849 году; у нея былъ тогда въ живыхъ ребенокъ?

-- Ребенокъ? Я никогда не слыхалъ чтобъ у нея были дѣти; и не думаю чтобъ у нея могъ быть ребенокъ въ 1849.

Грагамъ задумался. Нѣсколько менѣе чѣмъ черезъ пять лѣтъ послѣ 1849, Луизу Дюваль видѣли въ Ахенѣ. Могло быть что это мѣсто привлекало ее и ее можно найти тамъ и теперь.

-- Monsieur Лебо, сказалъ Грагамъ,-- вы знаете эту даму въ лицо; вы узнаете ее несмотря на то что прошло столько лѣтъ. Не поѣдете ли вы въ Ахенъ чтобы разузнать тамъ что можно? Издержки разумѣется будутъ вамъ уплачены и въ случаѣ успѣха выдано вознагражденіе.

-- Я не могу служить вамъ. Интересъ какой я принимаю въ этой дамѣ не слишкомъ силенъ, хотя я желалъ бы оказать ей услугу и буду радъ узнать что она находится въ живыхъ. У меня теперь на рукахъ дѣла которыя занимаютъ меня гораздо болѣе и заставляютъ уѣхать изъ Парижа, но не въ Ахенъ.

-- А еслибъ я написалъ моему довѣрителю и побудилъ его увеличить вознагражденіе?

-- Я все-таки отвѣчу вамъ что дѣла мои не дозволяютъ мнѣ предпринять такое путешествіе. Но если есть возможность найти въ Ахенѣ слѣды Луизы Дюваль -- а это возможно -- то вы можете судить стоитъ ли вамъ браться за это дѣло; и если вы возьметесь и будете имѣть успѣхъ, прошу васъ дайте мнѣ знать. Нѣсколько словъ написанныхъ въ мою контору дойдутъ до меня въ короткое время если даже меня и не будетъ въ Парижѣ. Прощайте, Monsieur Ламъ.

Г. Лебо всталъ и ушелъ. Грагамъ снова погрузился въ свои думы; но это были думы болѣе дѣятельныя, болѣе сосредоточенныя чѣмъ прежде. "Нѣтъ -- такъ бѣжала его мысль -- нѣтъ, пользоваться долѣе услугами этого человѣка не безопасно. Причины запрещающія мнѣ предложить очень большое вознагражденіе за открытіе этой женщины еще болѣе запрещаютъ предлагать ея родственнику сумму которая могла бы обезпечить его помощь, но въ то же время несомнѣнно возбудила бы его подозрѣнія и можетъ-быть вывела бы на свѣтъ то что должно оставаться сокрытымъ. О, это жестокое порученіе! Я однако не могу быть самимъ собою пока оно не будетъ исполнено. Я поѣду въ

Ахенъ и возьму съ собой Ренара. Я не могу быть покоенъ пока не отправлюсь, но не могу оставить Парижъ не увидавъ еще разъ Исавру. Она соглашалась отказаться отъ сцены; несомнѣнно что мнѣ удастся также удалять ее отъ слишкомъ близкой дружбы съ женщиной которая своимъ геніемъ имѣетъ такое роковое вліяніе на увлекающіеся умы. А затѣмъ, затѣмъ?"

Онъ впалъ въ восхитительныя мечтанія; и представляя Исавру своею будущею женой онъ окружалъ ея милый образъ всѣми атрибутами достоинства и уваженія какими всякій Англичанинъ привыкъ облачать будущую носительницу его имени, милую хозяйку его дома, священную мать его дѣтей. Въ этой картинѣ самыя блестящія качества Исавра были можетъ-статься очерчены слабо. Горячность ея чувства, игра ея фантазіи, ея артистическое стремленіе къ отдаленнымъ истинамъ, къ невидимой волшебной странѣ прекрасныхъ вымысловъ, отодвинулись на задній планъ картины. Несомнѣнно что все это усилило и украсило любовь почувствованную съ перваго взгляда, нарушило равновѣсіе его положительнаго существованія; теперь же все это въ его глазахъ подчинялось одному образу кроткой приличной матроны въ которую долженъ былъ превратиться съ замужествомъ геніальный ребенокъ, жаждавшій крыльевъ ангела и безграничнаго простора.

ГЛАВА V.

Оставивъ печальное жилище ложнаго г. Лама, Лебо шелъ тихими шагами съ опущеною головой, какъ человѣкъ погруженный въ думы. Миновавъ лабиринтъ темнымъ улицъ, уже за предѣлами Монмартрскаго предмѣстья, онъ юркнулъ наконецъ въ одинъ изъ тѣхъ немногихъ дворовъ которые сохранили отпечатокъ Среднихъ Вѣковъ, не тронутый безпощаднымъ духомъ улучшеній который во времена Второй Имперіи такъ измѣнилъ внѣшность Парижа. Во глубинѣ двора стоялъ большой домъ сильно пострадавшій отъ времени, но носившій слѣды прежняго величія въ пилястрахъ и лѣпныхъ украшеніяхъ въ стилѣ renaissance и обезображенномъ гербовомъ щитѣ, увѣнчанномъ герцогскою короной, надъ входомъ. Домъ повидимому былъ необитаемъ: многія окна были разбиты; другія ревниво затворены чугунными ставнями. Дверь была не заперта; Лебо толкнулъ ее, она отворилась; при этомъ движеніи раздался звонъ колокольчика въ ложѣ привратника. Домъ слѣдовательно не былъ пустъ; онъ удержалъ достоинство concierge. Человѣкъ съ большою бородой, съ просѣдью, подстриженною четыреугольникомъ, съ газетой въ рукахъ, показался изъ ложи, приподнялъ шапку съ грубою почтительностью узнавъ Лебо.

-- Что такъ рано, гражданинъ?

-- Развѣ слишкомъ рано? сказалъ Лебо взглянувъ на свои часы.-- Такъ и есть; я не зналъ который часъ. Но я усталъ дожидаться; впустите меня въ залу. Я подожду другихъ; я не прочь немножко отдохнуть.

-- Bon; сказалъ привратникъ сентенціозно; пока человѣкъ отдыхаетъ люди подходятъ.

-- Глубокая истина, гражданинъ Леру; хотя если они подходятъ къ отдыхающему врагу, то вожаки у нихъ плохіе, или же идутъ безъ надлежащихъ предосторожностей.

Слѣдуя за привратникомъ вверхъ по темной лѣстницѣ Лебо вошелъ въ просторную комнату гдѣ не было никакой мебели кромѣ стола, двухъ скамеекъ по сторонамъ и кресла у одного изъ концовъ. На каминѣ стояли огромные часы и нѣсколько желѣзныхъ канделябръ были прикрѣплены къ стѣнамъ.

Лебо опустился съ усталымъ видомъ въ кресло. Привратникъ смотрѣлъ на него съ добрымъ выраженіемъ. Онъ былъ привязанъ къ Лебо, у котораго служилъ въ должности посыльнаго или коммиссіонера прежде чѣмъ былъ помѣщенъ своимъ добрымъ хозяиномъ на теперешнее спокойное мѣсто. Дѣйствительно, Лебо имѣлъ способность, когда хотѣлъ, привлекать къ себѣ низшихъ; знаніе людей помогало ему подмѣчать особенности каждаго человѣка и льстить его самолюбію обращаясь къ его эксцентричности. У Марка Леру, самаго грубаго изъ "красныхъ колпаковъ", была жена которою онъ гордился. Императрицу онъ назвалъ бы citoyenne Eug é nie, но говоря о своей женѣ всегда называлъ ее Madame. Лебо достигъ его сердца спрашивая всегда о Madame.

-- Вы кажется устали, гражданинъ, сказалъ привратникъ,-- позвольте принести вамъ стаканъ вина.

-- Нѣтъ, благодарю васъ, mon аті. Можетъ-быть послѣ какъ будетъ время, когда всѣ разойдутся, зайти засвидѣтельствовать почтеніе Madame.

Привратникъ улыбнулся, кивнулъ головой и уходя проговорилъ про себя.

-- Nom d'un petit bonhomme -- il n' у а rien de tel que les belles mani é r é s.

Оставшись одинъ Лебо положилъ локти на столъ, оперся подбородкомъ на руку и смотрѣлъ въ темное пространство, потому что былъ уже поздній вечеръ, и только слабый свѣтъ проникалъ сквозь тусклыя стекла одного окна не закрытаго ставнями. Онъ глубоко задумался. Человѣкъ этотъ былъ во многомъ загадкой для самого себя. Искалъ ли онъ ея разрѣшенія? Странное смѣшеніе противоположныхъ элементовъ. Въ его бурной юности бывали свѣтлыя вспышки добрыхъ инстинктовъ, неправильно понятой чести, беззавѣтнаго великодушія; это была могучая необузданная натура съ сильными страстями любви и ненависти, безъ страха, во не безъ упрека. При другомъ складѣ общества, эта любовь къ одобреніямъ заставлявшая его искать извѣстности которую онъ ошибочно считалъ знаменитостью могла обратиться въ прочное и полезное честолюбіе. Онъ могъ сдѣлаться великимъ въ глазахъ свѣта, ибо къ услугамъ его желаній ему были даны необыкновенные таланты. Хотя какъ истый Парижанинъ онъ не былъ склоненъ къ усидчивымъ занятіямъ, однако же онъ пріобрѣлъ много общихъ свѣдѣній, частію изъ книгъ, частію изъ различныхъ сношеній съ людьми. Онъ имѣлъ даръ выражаться, на словахъ и на бумагѣ, съ силою и жаромъ; время и нужда усовершенствовали этотъ даръ. Жаждая, во время своей скоротечной модной карьеры, отличій вынуждавшихъ щедрые расходы, онъ былъ самымъ безпечнымъ мотомъ, но нужда слѣдующая за расточительностью не поколебала свойственнаго ему чувства личной чести. Несомнѣнно что во время своего паденія Викторъ де-Молеонъ былъ не такой человѣкъ чтобъ ему могла придти мысль принять, еще менѣе похитить, брилліанты любившей его женщины какъ вопросъ казуистики между честью и искушеніемъ. Точно также не могъ подобный вопросъ зародиться въ его умѣ среди тяжкихъ испытаній и скромныхъ занятій его послѣдующей жизни. Онъ былъ одинъ изъ тѣхъ людей, можетъ-быть самыхъ ужасныхъ хотя безсознательныхъ преступниковъ, которые порождаются, какъ отпрыски, умственною способностію и эгоистическимъ честолюбіемъ. Еслибы вы предложили Виктору де-Молеону корону Цезарей, съ условіемъ чтобъ онъ совершилъ одинъ изъ тѣхъ низкихъ поступковъ какіе невозможны для джентльмена -- вытащить изъ кармана, обмануть въ картахъ, Викторъ де-Молеонъ отказался бы отъ короны Цезарей. Онъ отказался бы не во имя какого-нибудь нравственнаго закона составляющаго основу соціальной системы, но изъ личной гордости. "Я, Викторъ де-Молеонъ! Я таскаю изъ кармановъ! Я шулеръ! Я!" Но если дѣло идетъ о чемъ-нибудь безконечно худшемъ для интересовъ общества чѣмъ тасканіе изъ кармановъ или картежная плутня; когда, изъ личнаго честолюбія или для политическаго эксперимента, спокойствіе и порядокъ и счастіе милліоновъ могутъ подвергнуться дѣйствію самыхъ дикихъ разнузданныхъ страстей, тогда этотъ французскій бѣсъ не остановится ни предъ чѣмъ, не хуже чѣмъ иной англійскій философъ выбранный въ представители какимъ-нибудь столичнымъ бургомъ. Система имперіи стояла на пути Виктора де-Молеона, на пути его личнаго честолюбія, его политическихъ догматовъ, и потому надо разрушить ее, кого бы тамъ она ни раздавила подъ своими развалинами. Онъ былъ однимъ изъ тѣхъ революціонныхъ заговорщиковъ не рѣдко встрѣчающихся въ демократіяхъ, древнихъ и новыхъ, которые возбуждаютъ народныя движенія съ тѣмъ меньшею совѣстливостью что имѣютъ полнѣйшее презрѣніе къ черни. Человѣкъ одаренный такими же способностями какъ де-Молеонъ, но искренно любящій народъ и уважающій величіе стремленій которое, при громадныхъ подъемахъ массъ, такъ часто контрастируетъ съ ребяческимъ легковѣріемъ ихъ невѣжества и слѣпой ярости, чрезвычайно опасается перейти черезъ роковую пропасть отдѣляющую реформу отъ революціи. Онъ знаетъ что свобода обезоруживается при этомъ переходѣ, знаетъ какимъ страданіямъ должны подвергаться люди живущіе трудомъ въ печальный промежутокъ между быстрымъ паденіемъ одной формы общества и постепеннымъ установленіемъ другой. Но не такого человѣка представляетъ собою Викторъ де-Молеонъ. Обстоятельства жизни поставили эту сильную натуру во вражду съ обществомъ и, превратили въ мизантропію добрые порывы которые были когда-то горячи. Эта мизантропія усилила его честолюбіе увеличивъ его презрѣніе къ людямъ которыхъ онъ употреблялъ какъ орудія.

Викторъ де-Молеонъ зналъ что, несмотря на свою невинность въ обвиненіи которое такъ долго омрачало его имя, несмотря на то что онъ могъ, благодаря своему происхожденію, своему savoir vivre, помощи Лувье и поддержкѣ своихъ аристократическихъ родственниковъ, снова занять свое мѣсто въ частной жизни, но при существующихъ формахъ и условіяхъ утвердившагося политическаго порядка высшія награды публичной жизни едва ли были доступны для человѣка съ его прошедшимъ и съ его ограниченными средствами. По неволѣ, аристократъ долженъ былъ сдѣлаться демократомъ если хотѣлъ стать политическимъ вожакомъ. Еслибъ ему удалось повернуть кверху дномъ настоящій порядокъ вещей, то онъ, разчитывая на личную силу характера, надѣялся стать во главѣ среди всеобщаго bouleversement. И въ первый періодъ народной революціи, у толпы нѣтъ большаго любимца какъ благородный оставившій свое сословіе, хотя во второй она можетъ гильйотинировать его по доносу человѣка чистившаго ему сапоги. Человѣкъ пылкій и дерзкій какъ Викторъ де-Молеонъ никогда не думаетъ о второмъ шагѣ коль скоро можетъ сдѣлать первый.

ГЛАВА VI.

Въ комнатѣ было совершенно темно, кромѣ того мѣста куда падалъ проходя косвенно чрезъ окно со двора лучъ свѣта отъ газоваго фонаря, когда гражданинъ Леру снова вошелъ, затворилъ окно, засвѣтилъ двѣ изъ канделябръ и вынулъ изъ ящика въ столѣ письменныя принадлежности которыя положилъ на столъ тихонько какъ бы боясь обезпокоить Лебо, голова котораго, закрытая руками, покоилась на столѣ. Казалось онъ погруженъ былъ въ глубокій сонъ. Наконецъ concierge слегка тронулъ руку спящаго прошептавъ ему на ухо:

-- Сейчасъ пробьетъ десять, гражданинъ; не пройдетъ минуты какъ они будутъ здѣсь.

Лебо сонно поднялъ голову.

-- А, что? проговорилъ онъ.

-- Вы заснули.

-- Должно-быть, потому что я видѣлъ сонъ. А! я слышу звонокъ. Теперь я совсѣмъ проснулся.

Леру оставилъ его и черезъ нѣсколько минутъ ввелъ въ залу двухъ человѣкъ укутанныхъ въ плащи не взирая на теплоту лѣтняго вечера. Лебо молча пожалъ имъ руку, и они также молча сняли плащи и сѣли. Оба эти человѣка казалось принадлежали къ высшему слою средняго класса. Одинъ, крѣпкаго сложенія, съ тонкимъ выраженіемъ въ лицѣ, былъ медикъ считавшійся искуснымъ въ своей профессіи, но имѣвшій ограниченную практику вслѣдствіе сомнѣній въ его честности по случаю одного поддѣльнаго духовнаго завѣщанія. Другой, высокій, худощавый, съ длинными волосами съ просѣдью и дикимъ безпокойнымъ взглядомъ, былъ человѣкъ науки; онъ написалъ нѣсколько сочиненій о математикѣ и электричествѣ, а также противъ существованія всякой другой творческой силы кромѣ той что онъ называлъ "туманностью" и опредѣлялъ состоящею изъ соединенія теплоты и влажности. Медикъ былъ лѣтъ сорока; атеистъ нѣсколько старше. Минуты черезъ двѣ послышался стукъ въ стѣну. Одинъ изъ нихъ всталъ, подавилъ пружину въ стѣнѣ, которая отворилась открывъ выходъ на узкую лѣстницу, по которой одинъ за другимъ вошли еще три члена общества. Очевидно въ комнатѣ былъ-не одинъ входъ и выходъ.

Сразу можно было замѣтить что трое вновь пришедшихъ были не Французы; вѣроятно у нихъ были причины къ большей осторожности чѣмъ у тѣхъ что входили въ парадныя двери. Одинъ изъ нихъ, высокій человѣкъ могучаго сложенія, со свѣтлыми волосами и бородой, одѣтый съ нѣкоторою претензіей на элегантность,-- полинялую и поношенную элегантность, безъ бѣлья -- былъ Полякъ. Другой, немного лысый, черный и изжелта-блѣдный, былъ Италіянецъ. Третій, имѣвшій видъ ouvrier въ праздничномъ платьѣ,-- Бельгіецъ.

Лебо привѣтствовалъ ихъ всѣхъ съ равною любезностью, и каждый точно также молча занялъ мѣсто у стола.

Лебо посмотрѣлъ на часы.

-- Confr è res, сказалъ онъ,-- для комплекта сегодняшняго засѣданія недостаетъ еще двухъ человѣкъ; вѣроятно они подойдутъ черезъ нѣсколько минуть. До ихъ прихода мы можемъ говорить только о пустякахъ. Позвольте предложить вамъ сигары.

Говоря это онъ, увѣрявшій что не куритъ, подалъ своему ближайшему сосѣду, Поляку, большой туго набитый портсигаръ. Полякъ, взявъ себѣ двѣ сигары, передалъ его слѣдующему, причемъ только двое отказались отъ этой роскоши, Италіянецъ и Бельгіецъ. Но изъ всѣхъ только Полякъ взялъ себѣ двѣ сигары.

Послышались шаги на лѣстницѣ, дверь отворилась, и гражданинъ Леру впустилъ, одного за другимъ, двухъ человѣкъ, на этотъ разъ несомнѣнно Французовъ, для опытнаго глаза несомнѣнно Парижанъ. Одинъ молодой, безбородый, казался почти мальчикомъ, съ красивымъ лицомъ и сухощавый; другой дюжій мущина лѣтъ двадцати восьми, одѣтый отчасти какъ ouvrier, но не по-лраздничному: на немъ было грубое платье нечищенное и въ пятнахъ, толстые башмаки, грубые чулки и рабочій колпакъ. За то изо всѣхъ собравшихся у стола за которымъ предсѣдалъ г. Лебо у него была самая замѣчательная наружность. Мужественная, честная наружность, съ массивнымъ открытымъ лбомъ, умными глазами, красивымъ, хорошо очерченнымъ рѣзкимъ профилемъ и твердыми челюстями. Выраженіе лица было суровое, но не подлое: такое выраженіе могло бы идти древнему барону также какъ и новѣйшему рабочему; въ немъ было много высокомѣрія и воли и еще болѣе самоуваженія.

-- Confr è res, сказалъ Лебо вставая, и всѣ глаза устремились на него,-- число наше для настоящаго засѣданія достаточно. Къ дѣлу. Съ тѣхъ поръ какъ мы видѣлись въ послѣдній разъ наше дѣло подвинулось быстрыми и не безшумными шагами. Мнѣ нечего говорить вамъ что Лудовикъ Бонапартъ насколько могъ отказался отъ id é es Napol é oniennes -- роковая ошибка для него, славный шагъ впередъ для насъ. Свобода печати скоро будетъ достигнута, и съ нею должно кончиться личное правительство. Когда самодержецъ обязывается слѣдовать совѣту своихъ министровъ, ждите скорыхъ перемѣнъ. Министры его будутъ не болѣе какъ флюгерами вертящимися туда и сюда смотря по перемѣнѣ вѣтра въ Парижѣ; а Парижъ храмъ вѣтровъ. Новая революція почти въ виду. (Шепотъ и одобренія.) Это возбудило бы смѣхъ въ Тюилери и въ его министрахъ, на биржѣ съ ея. игроками, во всѣхъ великолѣпныхъ салонахъ этого роскошнаго города самозванныхъ философовъ и остряковъ еслибъ имъ сказали что восемь человѣкъ такъ мало избалованныхъ судьбой, такъ мало извѣстныхъ какъ мы, сходятся рѣшить паденіе имперіи. Правительство не сочло бы насъ достаточно важными чтобъ обратить вниманіе на наше существованіе.

-- Я этого не думаю, прервалъ Полякъ.

-- Простите, возразилъ ораторъ,-- я долженъ былъ обратиться съ этимъ замѣчаніемъ къ пятерымъ изъ насъ, Французамъ. Я не оказалъ должной справедливости блестящему прошедшему нашихъ иностранныхъ сочленовъ. Я знаю что вы, Тадеушъ Лубискій, и вы, Леонардо Разелли, прославились какъ люди враждебные тиранамъ и отмѣчены чернымъ крестомъ въ полицейскихъ книгахъ. Я знаю что вы, Жанъ Вандерстегенъ, если еще не отмѣчены тѣми ранами при защитѣ свободы которыя деспоты и трусы готовы назвать клеймами преступника, то обязаны этимъ вашей особенной способности держать ваши дѣйствія въ строгой тайнѣ. Деспотизмъ гонитъ Интернаціональное Общество и не даетъ ему права свободно собираться. Для васъ троихъ открытъ тайный входъ въ залу нашего совѣта. Но мы Французы до сего времени безопасны въ вашемъ мнимомъ ничтожествѣ. Confr è res, позвольте высказать вамъ причины почему мы, не взирая на кажущееся ничтожество, на самомъ дѣлѣ ужасны. Вопервыхъ, насъ не много: величайшею ошибкой большей части тайныхъ обществъ было допущеніе многихъ членовъ; гдѣ могутъ спорить много языковъ, тамъ является разъединеніе. Вовторыхъ, хотя насъ такъ мало въ совѣтѣ, мы легіонъ когда придетъ время дѣйствовать, потому что мы представители людей каждый въ своемъ кругу, а каждый кругъ способенъ къ безконечному расширенію. Вы, доблестный Полякъ, вы, искусный въ политикѣ Италіянецъ, пользуетесь довѣренностью тысячъ теперь таящихся въ своихъ домахъ и скромныхъ занятіяхъ, но которыя, лишь только вы подымете палецъ, подобно зарытымъ въ землю зубамъ дракона, возстанутъ вооруженными людьми. Вы, Жанъ Вандерстегенъ, довѣренный делегатъ изъ Вервье, сборнаго лагеря угнетенныхъ рабочихъ возмутившихся противъ беззаконія капиталовъ, вы, когда придетъ время, можете тронуть проволоку которая разошлетъ телеграмму "возстаньте" по всѣмъ странамъ гдѣ рабочіе соединяются противъ своихъ притѣснителей. О насъ пятерыхъ Французахъ позвольте мнѣ говорить скромнѣе. Вы, мудрый и ученый Феликсъ Рювиньи, почитаемый какъ за глубину вашей учености такъ и за вашу честность, привлеченные къ намъ вашею ненавистью къ духовенству и предразсудкамъ, вы имѣете обширныя связи между просвѣщенными мыслителями готовыми эманципировать умъ человѣческій отъ сѣтей церковной басни, и когда придетъ время безопасно сказать Delenda est Roma, вы сумѣете найти перья которыя будутъ побѣдоноснѣе мечей противъ церкви и вѣры. Вы (обращаясь къ медику), вы Гаспаръ Ленуа, вслѣдствіе низкой клеветы лишившіеся первенствующаго мѣста въ вашей профессіи, которое по праву принадлежитъ вашему искусству, вы, благородно презирая богатыхъ и знатныхъ, посвятили себя помощи и лѣченію смиренныхъ и бѣдныхъ, такъ что заслужили популярное имя m é decin des pauvres; когда солдаты побѣгутъ предъ санкюлотами, и толпа начнетъ дѣло которое завершатъ ея вожди, кліенты Гаспара Ленуа отомстятъ за оказанныя ему несправедливости. Вы, Арманъ Монье, простой ouvrier, но имѣющій знаменитыхъ предковъ, такъ какъ вашъ дѣдъ былъ ближайшимъ другомъ добродѣтельнаго Робеспьера, отецъ погибъ какъ герой и мученикъ при убійствахъ во время coup d' é tat, вы воспитанные краснорѣчіемъ Робеспьера и убѣдительною философіей учителя Робеспьера, Руссо, вы, обожаемый ораторъ красныхъ республиканцевъ, вы поистинѣ будете предводителемъ неустрашимыхъ бандъ когда трубный звукъ возвѣститъ битву. Молодой публицистъ и поэтъ Густавъ Рамо, не говорю о томъ что вы теперь, я знаю чѣмъ вы сдѣлаетесь вскорѣ: для раскрытія вашей силы надъ многими вамъ нуженъ только органъ. Но объ этомъ послѣ. Теперь спускаюсь до себя; теперь мнѣ приходится говорить о своей персонѣ. Вы уже знаете что я впервые составилъ планъ этого представительнаго общества въ Марсели и въ Ліонѣ. Нѣсколько лѣтъ до того я находился въ дружескихъ сношеніяхъ съ друзьями свободы, то-есть съ врагами имперіи. Они не всѣ бѣдны; нѣкоторые, не многіе изъ нихъ, богаты и щедры. Я не говорю что это богатое меньшинство содѣйствуетъ конечнымъ цѣлямъ бѣднаго большинства; но они содѣйствуютъ ближайшей цѣли, разрушенію существующаго, то-есть имперіи. Во время моего спеціальнаго служенія посредникомъ или агентомъ въ городахъ Юга я дружески познакомился съ нѣкоторыми изъ этихъ недовольныхъ богачей. Эта дружба привела меня къ мысли которая воплощена и, настоящемъ совѣтѣ. Согласно этому замыслу, хотя совѣтъ можетъ сноситься по желанію съ другими обществами, открытыми или тайными, имѣющими своею цѣлью революцію, но онъ отказывается отъ сліянія съ какою-либо другою конфедераціей; онъ долженъ держаться въ сторонѣ и независимо онъ не допускаетъ въ свой кодексъ никакого спеціальнаго плана на будущее, превышающаго границы его намѣреній и силы. Этотъ планъ соединяетъ насъ; идти дальше значитъ разъединиться. Мы всѣ согласны на счетъ низверженія Наполеоновской династіи; но мы не будемъ согласны въ вопросѣ что поствить на ея мѣсто. Каждый изъ насъ, здѣсь присутствующихъ, сказалъ бы -- республику. Да, но какого рода? Вандерстегсъ желалъ бы республику сосіалистскую; Монье идетъ дальше и желалъ бы чтобъ она была коммунизмомъ основаннымъ на принципахъ Фурье; Ленуа сочувствуетъ политикѣ Дантона и началъ бы республику господствомъ террора; нашъ италіянскій сочленъ не желаетъ общаго избіенія и подаетъ голосъ за рѣзню въ одиночку. Рювиньи хочетъ уничтожить религію; Монье полагаетъ, вмѣстѣ съ Вольтеромъ и Робеспьеромъ, что "еслибы Божество не существовало, человѣку было бы необходимо создать его". Bref, мы не могли бы сойтись ни на какомъ планѣ новаго зданія, и потому отказываемся отъ разсужденій о немъ, пока борона не пройдетъ по развалинамъ стараго. Но я имѣю еще другія болѣе практическія причины чтобы нашъ совѣтъ отличался отъ другихъ обществъ имѣющихъ опредѣленныя цѣли кромѣ разрушенія. Намъ нужно имѣть въ своемъ распоряженіи деньги. Я доставляю ихъ вамъ, но какимъ образомъ? Не изъ собственныхъ средствъ; ихъ достаточно только для поддержанія меня самого. Не изъ сборовъ съ ouvriers, которые, какъ вамъ извѣстно, готовы подписываться только для своихъ цѣлей, для побѣды рабочихъ надъ хозяевами. Я доставляю вамъ деньги изъ сундуковъ недовольныхъ богачей. Политика ихъ отличается отъ той какой держится большая часть присутствующихъ; это политика которую называютъ умѣренною. Нѣкоторые изъ нихъ за республику, но за республику сильную въ защитѣ порядка, въ поддержаніи собственности; другіе -- такихъ большинство и они самые богатые -- за конституціонную монархію, и, если возможно, за уничтоженіе всеобщей подачи голосовъ, которая, въ глазахъ ихъ, ведетъ только къ анархіи въ городахъ и къ самоуправству подъ вліяніемъ духовенства въ сельскихъ округахъ. Они не дали бы ни одного sou еслибы знали что оно пойдетъ на проведеніе плановъ атеиста Бювиньи или Монье который поставилъ бы божество Руссо рядомъ съ краснымъ знаменемъ, ни одного sou еслибы знали что я могу похвалиться такими confr è res какихъ вижу вокругъ себя. Они даютъ деньги для низверженія Бонапарта. Если поѣздъ проходитъ чрезъ Фонтенебло на пути въ Марсель, почему мнѣ не доѣхать на немъ до Фонтенебло ради того что другіе пассажиры ѣдутъ въ Марсель? Confr è res, мнѣ кадется настала минута когда мы можемъ употребить часть переданныхъ въ мое распоряженіе фондовъ на другія цѣли кромѣ тѣхъ на которыя я употреблялъ ихъ до сихъ поръ. Потому я предполагаю основать журналъ подъ редакторствомъ Густава Рамо, журналъ который, если онъ послушаетъ моихъ совѣтовъ, произведетъ не малое впечатлѣніе. Онъ будетъ начатъ въ духѣ безпристрастія; въ немъ будетъ остроуміе, чувство и краснорѣчіе; онъ проложитъ себѣ путь въ салоны и кафе образованныхъ людей; и потомъ, потомъ когда онъ замѣнитъ вѣжливую сатиру яростными нападками и соединится съ блузниками, дѣйствіе его будетъ потрясающее и устрашающее. Объ этомъ я поговорю подробнѣе отдѣльно съ Густавомъ Рамо. Мнѣ незачѣмъ распространяться предъ вами о томъ фактѣ что въ Парижѣ собраніе людей гораздо выше насъ стоящихъ по положенію и вліянію, не имѣя руководящаго журнала, есть ничто; при такомъ журналѣ, который будетъ издаваться не для устрашенія, а для привлеченія колеблющихся мнѣній, собраніе людей гораздо ниже насъ можетъ представлять собою нѣчто. Confr è res, порѣшивъ это дѣло приступаю къ раздачѣ вамъ суммъ въ которыхъ каждый получившій дастъ мнѣ отчетъ, за исключеніемъ нашего достойнаго confr è re Поляка. Все что мы можемъ употребить на пользу человѣчества, то представителю Польши нужно для себя. (Всѣ сдержанно смѣются, кромѣ Поляка, который смотритъ вокругъ важно и внушительно, какъ бы говоря: "Что тутъ смѣшнаго? Простая истина").

Г. Лебо передалъ каждому изъ своихъ confr è res запечатанный пакетъ заключавшій въ себѣ, безъ сомнѣнія, банковый билетъ, а также частныя инструкціи о его употребленіи. Однимъ изъ его правилъ было оставлять въ тайнѣ между собою и получателемъ всякую сумму выданную изъ фонда находящагося въ его распоряженіи. Такимъ образомъ устранялась зависть въ случаѣ если суммы были неравны; а онѣ были таковы всегда. Въ настоящемъ случаѣ наибольшія суммы получили M é decin des pauvres и делегатъ изъ Вервье. Обѣ безъ сомнѣнія предназначались для раздачи "бѣднымъ", по усмотрѣнію получившаго.

Какія бы правила ни установлялъ Лебо для раздачи денегъ, онѣ принимались безъ возраженій, потому что деньги доставлялъ исключительно онъ, безъ помощи Тайнаго Союза коего былъ основателемъ и диктаторомъ. Затѣмъ происходили совѣщанія о нѣкоторыхъ другихъ дѣлахъ; каждый членъ подалъ запечатанный пакетъ президенту, который положивъ всѣ эти пакеты въ карманъ нераспечатанными сказалъ:

-- Confr è res, засѣданіе ваше окончено. Время слѣдующаго собранія останется неопредѣленнымъ, потому что я долженъ уѣхать изъ Парижа какъ только поставлю на ноги журналъ, о подробностяхъ котораго поговорю съ гражданиномъ Рамо. Я не доволенъ успѣхами достигнутыми двумя вашими путешествующими миссіонерами, дополняющими нашъ Совѣтъ Десяти; и хотя я не сомнѣваюсь въ ихъ ревности, во надѣюсь что моя опытность поможетъ имъ если я самъ отправлюсь въ Марсель и Бордо, гдѣ они теперь находятся. Если обстоятельства потребуютъ соглашенія или начала дѣйствія, можете быть увѣрены что я или созову собраніе или передамъ инструкціи тѣмъ изъ нашихъ членовъ кто можетъ быть употребленъ съ наибольшею пользою. Теперь, confr è res, вы свободны. Останьтесь только вы, любезнѣйшій молодой писатель.

ГЛАВА VII.

Оставшись одинъ съ Густавомъ Рамо, президентъ Тайнаго Совѣта погрузился на нѣсколько времени въ молчаливую задумчивость; но лицо его не было уже мрачно и угрюмо, ноздри его расширялись какъ бы при торжествѣ, улыбка гордости скользила на его губахъ. Рамо слѣдилъ за нимъ съ любопытствомъ и восхищеніемъ. Молодой человѣкъ имѣлъ впечатлительный, легко возбуждавшійся темпераментъ свойственный парижскимъ геніямъ, особливо когда они поддерживаютъ себя абсентомъ. Онъ наслаждался мыслію что принадлежитъ къ тайному обществу; онъ былъ достаточно смѣтливъ чтобы распознать проницательность съ какою этотъ небольшой союзъ выдѣлялся изъ тѣхъ безумныхъ комбинацій не практическихъ теорій которыя могли привести искателей приключеній скорѣе на Тарпейскую Скалу чѣмъ въ Капитолій, хотя эти безумныя комбинаціи могли, въ критическую минуту, сдѣлаться сильными орудіями въ рукахъ практическаго честолюбія. Лебо обворожилъ его и принялъ колоссальные размѣры въ его опьяненномъ воображеніи, воображеніи дѣйствительно опьяненномъ въ эту минуту, потому что предъ нимъ носился осуществленный образъ его мечтаній, журналъ котораго онъ имѣлъ стать главнымъ редакторомъ, гдѣ для его поэзіи и прозы можетъ быть отведено сколько угодно мѣста, благодаря коему его имя, до сихъ поръ едва извѣстное за предѣлами литературной клики, будетъ повторяться въ салонахъ и клубахъ и кафе, и сдѣлается привычнымъ звукомъ въ свѣтѣ. И всѣмъ этимъ онъ обязанъ человѣку сидящему предъ нимъ, замѣчательному человѣку!

-- Cher po è te, сказалъ Лебо прерывая молчаніе,-- я чувствую немалое удовольствіе при мысли что открываю карьеру такому человѣку какъ вы. Пораженный нѣкоторыми вашими статьями въ журналѣ сдѣлавшемся знаменитымъ благодаря остроумной веселости Саварена, я озаботился частнымъ образомъ разузнать о вашемъ происхожденіи, исторіи, связяхъ и прошедшемъ. Все подтверждало мое первое впечатлѣніе что вы именно такой писатель какого я желалъ найти для нашего дѣла. Вслѣдствіе этого я пришелъ къ вамъ, никѣмъ не представленный, съ цѣлью выразить мое восхищеніе вашими сочиненіями. Bref, мы скоро сдѣлались друзьями; и послѣ обмѣна мнѣній я принялъ васъ, по вашей просьбѣ, въ этотъ Тайный Совѣтъ. Теперь, предлагая вамъ редакцію учреждаемаго мною журнала, я принужденъ высказать необходимыя условія. Номинально вы будете главнымъ редакторомъ: это званіе, въ случаѣ успѣха журнала, обезпечитъ вамъ положеніе и состояніе; въ случаѣ неудачи, вы падаете вмѣстѣ съ нимъ. Но мы не будемъ говорить о неудачѣ; мнѣ нужно чтобъ онъ имѣлъ успѣхъ. Слѣдовательно, интересы наши здѣсь одинаковы. Предъ этимъ интересомъ должно исчезнуть ребяческое тщеславіе. Номинально, говорю я, вы будете главнымъ редакторомъ; но вся дѣйствительная работа изданія будетъ на первое время принадлежать другимъ.

-- А! воскликнулъ Рамо, изумленный и пораженный.

Лебо продолжалъ:

-- Для устройства такого журнала какой я затѣваю недостаточно юношескаго генія; нужны тактъ и опытность зрѣлыхъ лѣтъ.

Рамо отодвинулся къ спинкѣ стула со злобною насмѣшкой на своихъ блѣдныхъ губахъ. Рѣшительно Лебо не былъ такимъ великимъ человѣкомъ какимъ онъ было почелъ его.

-- Нѣкоторая часть журнала, продолжалъ Лебо,-- будетъ исключительно посвящена вашему перу.

Губы Рамо утратили насмѣшливое выраженіе.

-- Но ваше перо должно ограничиваться сочиненіями чистой фантазіи парящей въ несуществующемъ мірѣ; если же вы захотите писать о болѣе важныхъ предметахъ въ связи съ міромъ существующимъ, предметы будутъ продиктованы вамъ и статьи должны быть просмотрѣны. Въ важнѣйшихъ отдѣлахъ журнала, который долженъ имѣть успѣхъ съ перваго шага, намъ нужно содѣйствіе людей которые если на самомъ дѣлѣ не пишутъ лучше чѣмъ вы, но имѣютъ установившуюся извѣстность, чьи сочиненія, хороши они или дурны, публика стремится прочесть и будетъ считать хорошими даже если они дурны. Вы должны отдѣлить одинъ столбецъ игривой болтовнѣ и остроумію Саварена.

-- Саварена? Но у него есть свой журналъ. Какъ писатель онъ не согласится работать въ журналѣ издаваемомъ мною. А какъ политикъ онъ разумѣется не станетъ помогать ультра-радикальной революціи. Если онъ сколько-нибудь заботится о политикѣ, то онъ конституціоналистъ, орлеанистъ.

-- Enfant! Какъ писатель, Саваренъ согласится сотрудничать въ вашемъ журналѣ, вопервыхъ потому что онъ ни коимъ образомъ не будетъ мѣшать его журналу; вовторыхъ, я могу сказать вамъ по секрету, журналъ Саварена не обезпечиваетъ его; онъ продалъ болѣе двухъ третей издательскаго права; онъ въ долгахъ, и кредиторы его настоятельно требуютъ уплаты; а завтра вы предложите Саварену 30.000 франковъ за то чтобъ онъ доставлялъ въ теченіи двухъ мѣсяцевъ со времени основанія журнала ежедневно по одному столбцу за своею подлисью. Онъ согласится, частію потому что эта сумма поможетъ ему заплатить долгъ который его тревожитъ, частію потому что онъ постарается сдѣлать извѣстными размѣры этого вознагражденія; это поможетъ ему получить высшія условія при продажѣ остальныхъ паевъ издаваемаго имъ теперь журнала, также какъ за новую книгу которую онъ по вашимъ словамъ намѣренъ написать и при основаніи новаго журнала который онъ несомнѣнно начнетъ издавать когда раздѣлается со старымъ. Вы говорите что какъ политикъ Саваренъ, орлеанистъ, не станетъ содѣйствовать ультра-радикальной революціи. А кто его проситъ дѣлать это? Не говорилъ ли я въ засѣданіи что при началѣ журнала политика наша будетъ самая кроткая? Хотя революціи не дѣлаются при помощи розовой водицы, но розовая вода питаетъ ихъ корни. Вѣжливый цинизмъ писателей читаемыхъ тѣми кто плаваетъ на поверхности общества приготовляетъ путь для соціальнаго броженія въ его глубинахъ. Не будь Вольтера, не было бы и Камиль Демулена. Не будь Дидеро, не было бы Марата. Мы выступимъ какъ благовоспитанные циники. Изо всѣхъ циниковъ Саваренъ самый благовоспитанный. Но если я особенно гонюсь за нимъ, то гонюсь за его кликой. Безъ своей клики, онъ только острякъ; вмѣстѣ съ своею кликой -- сила. Частію изъ этой клики, частію изъ круга выше ея стоящаго, на который Саваренъ можетъ болѣе или менѣе имѣть вліяніе, я избралъ десятерыхъ. Вотъ списокъ ихъ; познакомьтесь съ нимъ. E ntre nom, я такъ же мало уважаю ихъ писанія какъ искусственныхъ мухъ; но это мухи на которыхъ въ настоящій сезонъ особенно ловится публика. Вы должны заручиться участіемъ по крайней мѣрѣ пятерыхъ изъ числа десяти; я предоставляю вамъ carte blan che относительно условій. Когда Саваренъ согласится, то лучшіе изъ нихъ будутъ гордиться сотрудничать вмѣстѣ съ нимъ. Замѣтьте, ни одинъ изъ этихъ messieurs съ блестящимъ воображеніемъ не долженъ писать политическихъ статей; такія статьи будутъ доставляться вамъ безъ имени и должны печататься безо всякихъ измѣненій и сокращеній. Когда вы получите согласіе Саварена и по крайней мѣрѣ пятерыхъ изъ этого списка, напишите мнѣ въ контору. Даю вамъ на это четыре дня; со дня основанія журнала вы будете получать по 15.000 франковъ въ годъ, и доходъ этотъ можетъ увеличиваться пропорціонально барышамъ. Довольны вы этима условіями?

-- Разумѣется; но предположимъ что я не получу согласія Саварена или по крайней мѣрѣ пятерыхъ изъ списка который вы мнѣ дали, гдѣ, я вижу, стоятъ имена наиболѣе à la mode въ этомъ родѣ литературы, и иныя принадлежатъ лицамъ высокаго общественнаго положенія, къ которымъ мнѣ трудно даже будетъ найти доступъ,-- если, говорю я, я потерплю неудачу?

-- Какъ! имѣя carte blanche для условій? Фи! Развѣ вы не Парижанинъ? Но, говоря откровенно, если вы потерпите неудачу въ такомъ легкомъ дѣлѣ, значитъ вы не годитесь для изданія нашего журнала, и я принужденъ буду найти другаго. Allez, courage! Послушайтесь моего совѣта, повидайтесь прежде всего завтра утромъ съ Савареномъ. Разумѣется мое имя и занятія должны быть тайной отъ него также какъ и это всѣхъ другихъ. Скажите какъ можно таинственнѣе что лица которыхъ вы не имѣете права назвать поручили вамъ переговорить съ господиномъ Савареномъ и предложить ему условія о которыхъ я говорилъ, 30.000 франковъ впередъ какъ только онъ подпишетъ домашнее условіе о своемъ согласіи. Чѣмъ таинственнѣе вы будете говорить, тѣмъ больше будетъ къ вамъ уваженія, когда вы предлагаете, а не просите денегъ.

Лебо взялъ шляпу, и любезно кивнувъ на прощанье, легкою поступью сошелъ по темной лѣстницѣ.

ГЛАВА VIII.

Вечеромъ послѣ своего окончательнаго свиданія съ Лебо, Грагамъ простился съ своимъ помѣщеніемъ въ Монмартрѣ и возвратился на свою квартиру въ rue d'Anjou. На слѣдующее утро онъ провелъ нѣсколько часовъ отвѣчая на многочисленныя письма накопившіяся за время его отсутствія. Предъ вечеромъ онъ имѣлъ свиданіе съ г. Ренаромъ, который, не будучи въ это время года слишкомъ занятъ другими дѣлами, согласился взять отпускъ для исполненія порученій Грагама во время поисковъ въ Ахенѣ и готовъ былъ выѣхать на слѣдующій день. Грагамъ сдѣлалъ одинъ или два прощальные визита и окончивъ ихъ шелъ чрезъ Елисейскія Поля къ виллѣ Исавры какъ неожиданно встрѣтилъ Рошбріана ѣхавшаго верхомъ. Маркизъ любезно сошелъ съ лошади, передалъ ее груму, и протянувъ руку Грагаму выразилъ свое удовольствіе что опять видитъ его; потомъ съ очевиднымъ замѣшательствомъ перевелъ разговоръ на политическіе виды Франціи.

-- Многое изъ вашихъ словъ, сказалъ онъ,-- сказанныхъ когда мы шли по этой самой дорогѣ глубоко запало въ мой умъ, въ послѣднее время я еще серіознѣе размышлялъ о нихъ. Вы говорили объ обязанностяхъ Француза относительно Франціи, говорили что со стороны приверженцевъ дѣла легитимистовъ не благоразумно устраняться отъ общественнаго служенія.

-- Правда, со стороны всякой партіи не благоразумно забывать что между невозвратимымъ прошедшимъ и гадательнымъ будущимъ служатъ связью дѣйствія настоящаго времени.

-- Будете ли вы, какъ безпристрастный зритель, находить нечестнымъ если я вступлю въ военную службу при настоящемъ царствованіи?

-- Разумѣется нѣтъ, если вы необходимы для своей страны.

-- Я могу быть нуженъ ей, не правда ли? Почти во всякомъ салонѣ гдѣ я бываю приходится слышать смутные слухи о предстоящей войнѣ. Въ воздухѣ пахнетъ порохомъ со времени битвы при Садовой. Что думаете вы о заносчивости и честолюбіи Германіи? Потерпитъ она чтобы французскій мечъ оставался въ ножнахъ?

-- Любезнѣйшій маркизъ, я поставилъ бы этотъ вопросъ иначе. Позволитъ ли ревнивый amour propre Франціи чтобы мечъ Германіи оставался въ ножнахъ? Но въ обоихъ случаяхъ ни одинъ политикъ не можетъ безъ опасенія смотрѣть на такія воинственныя сосѣднія націи вооруженныя съ ногъ до головы, раздѣленныя границей которую желаетъ захватить одна и не хочетъ уступить другая; одна рѣшилась не склоняться предъ соперникомъ, другая противиться всякому нападенію. Потому, какъ вы говорите, война чуется въ воздухѣ, и тучи могутъ разразиться грозой. Война можетъ вспыхнуть каждый день; и если Франція не тотчасъ же побѣдитъ....

-- Франція не тотчасъ же побѣдитъ! перебилъ Аленъ страстно;-- въ войнѣ съ какими-нибудь Прусаками! Позвольте сказать что ни одинъ Французъ не монетъ повѣрить этому.

-- Никто не долженъ презирать враговъ, сказалъ Грагамъ улыбаясь нѣсколько печально.-- Но я не хочу затрогивать вашу національную щекотливость. Возвратимся къ вашему вопросу. Если Франціи можетъ быть нужна помощь ея лучшихъ и храбрѣйшихъ сыновъ, то истинному потомку Генриха IV пришлось бы краснѣть за свое древнее дворянство еслибы Рошбріанъ сказалъ: "но мнѣ не нравится цвѣтъ знамени".

-- Благодарю васъ, сказалъ Аленъ просто,-- этого довольно.

Послѣдовало молчаніе; молодые люди шли тихо, рука въ руку.

Вдругъ Грагамъ вспомнилъ разговоръ о другомъ предметѣ происходившій на этой же дорогѣ. Здѣсь онъ говорилъ Алену противъ возможности союза съ Исаврой, будущею актрисой и пѣвицей. Щеки его покраснѣли, сердце упало. Какъ! онъ говорилъ свысока о ней, о ней? Что если она станетъ его женой? Онъ самъ не оказалъ достаточнаго уваженія той къ кому будетъ по праву требовать уваженія отъ самыхъ высокомѣрныхъ изъ своихъ аристократическихъ родственниковъ? Что подумаетъ этотъ человѣкъ, моложе и красивѣе его, объ этомъ совѣтѣ когда услышитъ что самъ совѣтчикъ достигъ того отъ чего отстранялъ другаго? Не покажется ли что слова его были низкою хитростью изъ боязни болѣе достойнаго соперника? Пораженный этими мыслями онъ остановился и смотря прямо въ лицо маркизу сказалъ:

-- Вы напомнили мнѣ одинъ изъ предметовъ нашего разговора происходившаго нѣсколько недѣль тому назадъ; я посчитаю своимъ долгомъ напомнить вамъ о другомъ. Въ то время вы, и говоря откровенно, я тоже, восхищались прелестною наружностью одной молодой Италіянки. Я говорилъ вамъ тогда, узнавъ что она предназначаетъ себя для сцены, что очарованіе мое исчезло. Я сказалъ что оно должно исчезнуть еще болѣе въ глазахъ дворянина съ вашимъ славнымъ именемъ; помните?

-- Да, отвѣчалъ Аленъ нерѣшительно и съ видомъ изумленія.

-- Теперь я беру назадъ все что сказалъ тогда. Mademoisell e Чигонья не чувствуетъ наклонности къ профессіи для которой была воспитана. Она охотно отказывается отъ мысли вступить въ нее. Единственное препятствіе, которое съ точки зрѣнія моихъ мнѣній или предразсудковъ могло перевѣшивать ея превосходныя качества которыми будетъ гордиться всякій кому удастся получить ея руку, теперь устранено. Умъ ея соотвѣтствуетъ прелести лица. Словомъ, маркизъ, я почелъ бы для себя честью и счастіемъ имѣть такую жену. Долгъ мой къ ней повелѣвалъ мнѣ сказать это, равно какъ и долгъ мой къ вамъ въ случаѣ если у васъ еще сохранилось впечатлѣніе которое я въ невѣдѣніи своемъ старался изгладить. И я, какъ джентльменъ, обязанъ исполнить этотъ долгъ даже рискуя привлечь другаго кандидата на ея руку, которую желалъ бы получить самъ, кандидата чьи права во всякомъ случаѣ могутъ быть гораздо сильнѣе моихъ.

Болѣе пожилой и болѣе циничный человѣкъ чѣмъ Аленъ де-Рошбріанъ могъ бы найти кое-что подозрительнымъ въ этой исповѣди высказанной такъ просто; но маркизъ былъ такъ честенъ что не сомнѣвался въ честности Грагама.

-- Я отвѣчу вамъ, сказалъ онъ,-- съ такою же искренностью примѣръ которой вы мнѣ подали. Первое красивое лицо привлекшее мои мечты по прибытіи въ Парижъ было лицо италіянской demoiselle о которой вы говорите съ такимъ уваженіемъ. Я не сомнѣваюсь что еслибъ я попалъ въ ея общество и нашелъ ея такою какою вы, безъ сомнѣнія справедливо, ее описываете, эти мечты могли бы превратиться въ очень серіозное чувство. Я былъ тогда такъ бѣденъ, такъ одинокъ и лишенъ всякой надежды. Ваше предостереженіе подѣйствовало на меня въ то время, но дѣйствіе это не было такъ продолжительно какъ вы полагаете; въ тотъ же вечеръ, сидя въ своемъ уединенномъ чердакѣ, я говорилъ себѣ: "къ чему мнѣ убѣгать, съ нелѣпымъ старосвѣтскимъ предразсудкомъ, того что мои предки назвали бы m é salliance! Какое значеніе имѣетъ теперь мое происхожденіе? Никакого, даже хуже чѣмъ никакого. Оно удаляетъ меня отъ всякой карьеры; имя мое -- тяжелое бремя которое тяготитъ меня. Къ чему дѣлать изъ него кромѣ бремени еще проклятіе? Мнѣ осталось только то что доступно для всѣхъ людей, женитьба и святая любовь. Еслибъ я могъ привлечь къ своему сердцу улыбку женщины которая принесла бы мнѣ такое приданое, домъ моихъ предковъ пересталъ бы казаться мрачнымъ." Тогда, еслибъ я ближе узналъ ту которая привлекала мой взоръ и занимала мысли, она могла стать моею судьбой; но теперь!

-- Теперь?

-- Обстоятельства измѣнились. Я уже не бѣденъ, не одинокъ и имѣю друзей. Вступивъ въ общество мнѣ равныхъ какъ Рошбріанъ, я принялъ на себя отвѣтственность за достоинство моего имени. Я не могу дать это имя той, какъ бы ни была она прекрасна сама по себѣ, о комъ свѣтъ могъ бы сказать: "еслибъ она не вышла замужъ она была бы пѣвицей на сценѣ". Скажу больше: мечты какимъ я предавался увидя первое прекрасное лицо были разсѣяны другими прекрасными лицами. Но въ настоящее время я не помышляю о женитьбѣ; и познакомившись съ тяжестью борьбы, съ лишеніями бѣдности, я не рѣшусь предложить ни одной женщинѣ раздѣлить возможность повторенія этого. Итакъ вы можете не опасаясь представить меня этой прекрасной Италіянкѣ; вѣроятно я буду ея поклонникомъ, и также вѣроятно что не сдѣлаюсь вашимъ соперникомъ.

Что-то въ этихъ словахъ задѣло чувствительную гордость Грагама. Но вообще онъ почувствовалъ облегченіе. Сказавъ еще нѣсколько словъ молодые люди пожали другъ другу руку и разстались. Аленъ снова сѣлъ на лошадь. День склонялся къ вечеру. Грагамъ нанялъ свободный фіакръ и указалъ кучеру ѣхать къ виллѣ Исавры.

ГЛАВА IX.

Солнце медленно садилось когда Исавра сидѣла у своего окна, мечтательно глядя на розовыя облака составлявшія на западѣ границу между небомъ и землею. На столѣ предъ нею лежало нѣсколько листковъ рукописи поспѣшно написанной и еще не перечитанной. Въ этой рукописи отразился ея умъ не звавшій покоя.

Можетъ-быть различіе геніевъ разныхъ половъ проявляется въ томъ что женщины принимаются за письменныя сочиненія болѣе порывисто, болѣе инстинктивно чѣмъ мущины; для мущины написать письмо работа, для женщины отдохновеніе. Въ годы съ шестнадцати лѣтъ и до замужества изъ десяти образованныхъ умныхъ дѣвушекъ шесть ведутъ дневникъ; изъ десяти тысячъ образованныхъ мущинъ ни одинъ не дѣлаетъ этого. Такимъ образомъ, безъ серіознаго а твердаго намѣренія сдѣлаться писательницей, дѣвушка съ пылкимъ чувствомъ и живымъ воображеніемъ ищетъ излить въ поэзіи или романѣ свои мысли и чувства которыя остаются тайною для нея самой пока она не выразитъ ихъ словами, и выражая ихъ откровенно на бумагѣ, она не захотѣла бы, можетъ-статься не могла бы произнести ихъ вслухъ предъ кѣмъ бы то ни было.

Въ теченіи нѣсколькихъ послѣднихъ дней желаніе создавать, въ области вымысла, существа своимъ дыханіемъ, одухотворять ихъ собственною душой, неотразимо преслѣдовало это прекрасное дитя пѣсней. Когда слова Грагама рѣшили ея отказъ отъ предназначенной ей карьеры, ея инстинктивная жажда выразить тѣ чувства и мысли что могутъ найти выраженіе только въ какой-нибудь формѣ искусства, лишившись одного выхода, неотразимо влекла ее къ другому. Въ этомъ порывѣ утвердила ее мысль что по крайней мѣрѣ здѣсь не было ничего что могъ бы не одобрить ея другъ Англичанинъ, ни одной изъ опасностей окружавшихъ актрису. Здѣсь, казалось, въ случаѣ успѣха, ея слава будетъ льстить гордости всѣхъ кто любитъ ее. Это была карьера облагороженная многими женщинами, соперничавшими въ извѣстности съ мущинами. Ей казалось что еслибъ она пріобрѣла здѣсь славное имя, оно тотчасъ заняло бы мѣсто въ высшихъ слояхъ общества, и само по себѣ составило бы безцѣнное приданое и блестящій вѣнецъ. Но честолюбіе это получило практическую жизнь и форму только послѣ посѣщенія Ангіена.

Однажды вечеромъ, послѣ возвращенія въ Парижъ, она начала повѣсть, безъ плана, безъ методы, не зная на одной страницѣ чѣмъ будетъ наполнена слѣдующая. Ея легкіе пальчики двигались такъ поспѣшно какъ будто, подобно какъ въ выдуманныхъ спиритскихъ опытахъ, побуждаемые невидимымъ агентомъ внѣ предѣловъ этого міра. Она была въ упоеніи радости отъ изобрѣтенія идеальныхъ образовъ. Будучи въ своемъ искусствѣ выработанною артисткой, здѣсь она вовсе не думала объ искусствѣ; если въ произведеніи ея было искусство, то оно вносилось безсознательно изъ гармоніи между ею и ея предметомъ, какъ можетъ-статься бываетъ въ раннихъ опытахъ истинно лирическихъ поэтовъ, въ противоположность драматическимъ. Ибо истинная лирическая поэзія бываетъ въ высшей степени личною, въ высшей степени субъективною. Въ ней изображаютъ себя, и она почти перестаетъ быть лирическою когда поэтъ старается выйти изъ своего бытія переносясь въ бытіе другихъ съ кѣмъ у него нѣтъ симпатіи, нѣтъ rapport. Эта повѣсть оживлялась геніемъ еще не дисциплинированнымъ, геніемъ въ его утренней свѣжести, полнымъ красотъ и недостатковъ. Исавра не отличала недостатковъ отъ красотъ. Она чувствовала только смутное убѣжденіе что здѣсь было что-то выше и свѣтлѣе, что-то болѣе вѣрное особенностямъ ея существа чѣмъ то чего можно было достичь искусствомъ которое "поетъ произведенія другихъ людей съ чужою музыкой". Она отдыхала теперь отъ начатаго такимъ образомъ труда. И ей представлялось въ мечтахъ что между ея внутреннимъ Я и внѣшнимъ міромъ, въ облакахъ и свѣтѣ солнечнаго заката, въ жилищахъ людей разбросанныхъ вблизи и вдали, терявшихся между крышами и куполами великаго города, она утверждала и закрѣпляла связующую цѣпь симпатіи, до тѣхъ поръ колебавшуюся, безформенную, едва примѣтную, неопредѣленную. Поглощенная въ свои мечты она не замѣчала какъ сгущались короткія сумерки, пока служанка войдя опустила занавѣску между ею и внѣшнимъ міромъ и поставила на столъ около нея лампу. Тогда она отвернулась съ безпокойнымъ взглядомъ, глаза ея упали на рукопись, но очарованіе исчезло. Безсознательно для нея, чувство сомнѣнія въ достоинствахъ рукописи закралось въ ея мысли, и страница лежавшая предъ нею съ недописанною фразой казалась также непріятною и скучною какъ тетрадь для ребенка принужденнаго отказаться отъ слушанія недосказанной сказки чтобы приняться за недодѣланную работу. Она снова впала въ мечты, когда очнувшись услыхала что кто-то назвалъ ее по имени и оглянувшись увидала въ комнатѣ Саварена и Густава Рамо.

-- Мы пришли, синьйорина, сказалъ Саваренъ,-- чтобы передать вамъ новость и прибѣгнуть къ вамъ съ просьбой. Новость состоитъ въ слѣдующемъ: вотъ этотъ мой юный другъ нашелъ Мецената который имѣя хорошій вкусъ такъ восхищенъ произведеніями являющимися подъ nom de plume Альфонса де-Валькура что рѣшается на свой счетъ основать журналъ котораго Густавъ Рамо имѣетъ быть главнымъ редакторомъ; я обѣщалъ въ теченіе первыхъ двухъ мѣсяцевъ помогать ему въ качествѣ сотрудника. Далъ ему рекомендательныя письма къ нѣкоторымъ другимъ фельетонистамъ и критикамъ которые значатся въ его спискѣ. Но все это вмѣстѣ не дастъ такого хода журналу какъ небольшой романъ гжи де-Гранмениль. Зная вашу близость съ этою замѣчательною артисткой я рѣшился поддержать просьбу Рамо чтобы вы употребили ваше вліяніе въ его пользу. Что касается гонорарія, то ей стоитъ только обозначить его.

-- Carte blanche, воскликнулъ Рамо съ жаромъ.

-- Вы слишкомъ хорошо знаете Евлалію, М. Саваренъ, отвѣчала Исавра съ улыбкой легкаго упрека,-- и не можете предполагать что она гонится за барышами въ литературѣ и продаетъ свои услуги тому кто дороже заплатитъ.

-- Bah, belle enfant, сказалъ Саваренъ съ своимъ веселымъ легкимъ смѣхомъ.-- Книги также какъ и бритвы приготовляются для продажи. Но разумѣется вашу просьбу должна сопровождать программа журнала. Пока Рамо объяснитъ вамъ, какъ объяснилъ мнѣ, что журналъ предназначается для обращенія въ высшихъ классахъ: онъ долженъ быть забавенъ и веселъ, полонъ bons mot и анекдотовъ; остроумный, но не злой. Политика будетъ разумѣется либеральная, но съ примѣсью изящества, шампанское и зельтерская вода. Хотя я подозрѣваю что политикѣ будетъ отведено немного мѣста въ этомъ органѣ изящныхъ искусствъ и нравовъ. Наконецъ, если мои рекомендательныя письма будутъ имѣть успѣхъ, то Madame де-Гранмениль будетъ не въ дурномъ обществѣ.

-- Вы напишете къ Madame де-Гранмениль? спросилъ Рамо умоляющимъ тономъ.

-- Разумѣется, какъ только....

-- Какъ только получите программу съ именами сотрудниковъ, прервалъ Рамо.-- Надѣюсь прислать вамъ ее на дняхъ.

Пока Рамо говорилъ это, Саваренъ сѣлъ къ столу, и глаза его машинально обращенные на рукопись случайно упали на одну фразу, афоризмъ воплощавшій чрезвычайно тонкое чувство выраженное очень счастливымъ оборотомъ. Одинъ изъ тѣхъ обращиковъ сосредоточенной мысли, дающей понять гораздо болѣе чѣмъ сказано, которыхъ никогда не найти у посредственныхъ писателей, рѣдко можно встрѣтить даже у лучшихъ авторовъ и которыя поражаютъ насъ какъ внезапно открытыя истины.

-- РагЫеи! воскликнулъ Саваренъ въ порывѣ непритворнаго изумленія;-- это прекрасно; еще больше, это оригинально,-- и онъ прочелъ слова вслухъ.

Покраснѣвъ отъ боязни быть открытою Исавра повернулась и поспѣшно лоложила руку на рукопись.

-- Простите, сказалъ Саваренъ смиренно; -- сознаюсь въ своей винѣ, но она была такъ не намѣренна что не заслуживаетъ тяжкаго наказанія. Не смотрите на меня съ такимъ упрекомъ. Всѣмъ извѣстно что молодыя дѣвушки имѣютъ тетрадки куда вписываютъ изъ прочитанныхъ сочиненій мѣста поразившія ихъ. Вы обнаруживаете только замѣчательный вкусъ выбравъ эту драгоцѣнность. Скажите мнѣ гдѣ вы нашли ее. Это что-нибудь изъ Ламартина?

-- Нѣтъ, сказала Исавра едва слышно и дѣлая усилія взять бумагу. Саваренъ слегка придерживая ее рукою и глядя пристально въ ея говорящее лицо отгадалъ тайну.

-- Это ваше собственное, синьйорина! Примите поздравленіе очень опытнаго и нѣсколько придирчиваго критика. Если остальное похоже на эту фразу, сотрудничайте въ журналѣ Рамо и я отвѣчаю за его успѣхъ.

Рамо приблизился отчасти съ недовѣріемъ отчасти съ завистью.

-- Милое дитя, продолжалъ Саваренъ беря у Исавры рукопись которую она слегка и не настойчиво удерживала,-- позвольте мнѣ просмотрѣть эти страницы. Судя по тому что я видѣлъ, здѣсь можетъ быть больше задатковъ славы чѣмъ вы могли достичь какъ пѣвица.

Электрическая нить въ сердцѣ Исавры была затронута. Кто можетъ сказать что чувствуетъ молодая дѣвушка, въ особенности молодая писательница, слыша первый звукъ похвалы изъ устъ такого знаменитаго писателя?

-- Нѣтъ, этого не стоитъ читать, сказала Исавра запинаясь;-- я никогда прежде не писала ничего въ этомъ родѣ, и это для меня загадка. Не знаю даже,-- прибавила она съ тихимъ пріятнымъ смѣхомъ,-- какъ кончу это.

-- Тѣмъ лучше, сказалъ Саваренъ, и взявъ рукопись, отошелъ въ углубленіе отдаленнаго окна, сѣлъ тамъ и читалъ молча и быстро по временамъ останавливаясь не на долго и размышляя.

Рамо помѣстился около Исавры на диванѣ и началъ говорить съ жаромъ, съ жаромъ потому что говорилъ о себѣ и о своихъ надеждахъ. Исавра же, чувствуя, болѣе какъ женщина нежели какъ писательница, застѣнчивость при одной мысли показаться занятою собой или своими надеждами, отвернулась съ инстинктивною застѣнчивостью отъ читавшаго ея рукопись и слушала стараясь интересоваться только надеждами молодаго собрата писателя. Это вполнѣ удалось ей, потому что живая симпатія была одною изъ отличительныхъ особенностей ея натуры.

-- О, говорилъ Рамо,-- теперь насталъ поворотъ въ моей жизни. Съ дѣтскихъ лѣтъ меня преслѣдуютъ слова сказанныя Андреемъ Шенье когда его вели на эшафотъ: "а все таки здѣсь было кое-что",-- постукивая себя по лбу.-- Да, я человѣкъ бѣдный, низкаго происхожденія, пустившійся очертя голову на поиски славы; я унижаемый, непонятый, вынужденный считать себя обязаннымъ слыша покровительственный тонъ писателя милаго вздора въ родѣ Саварена, я кого мелкіе соперники ставятъ даже ниже себя -- я вижу теперь что предо мною внезапно, неожиданно распахнулись двери къ славѣ и богатству. Помогите мнѣ!

-- Но какимъ образомъ? сказала Исавра уже забывъ о своей рукописи; Рамо разумѣется также не вспоминалъ о ней.

-- Какъ? отозвался Рамо; -- какъ! Развѣ вы не видите или по крайней мѣрѣ не догадываетесь что въ этомъ журналѣ о которомъ говорилъ Саваренъ заключается мое настоящее и будущее? Независимость въ настоящемъ и дорога къ богатству и знаменитости. Наконецъ, кто знаетъ? можетъ-быть знаменитости выше простаго писателя. Вслѣдъ за достойною казнью какая постигнетъ эту безумную имперію, возстанетъ непримѣтно новое соціальное зданіе; и въ этомъ зданіи залы правленія будутъ розданы людямъ которые въ темнотѣ помогаютъ строить его, людямъ подобнымъ мнѣ.

Взявъ при этомъ руку Исавры въ обѣ свои, устремивъ на нее самый умоляющій взглядъ своихъ убѣдительныхъ глазъ и совершенно не сознавая паѳоса своего заклинанія, онъ прибавилъ:

-- Помогите мнѣ отъ всей полноты вашего ума и сердца; употребите все ваше вліяніе на знаменитую писательницу чье перо обезпечитъ судьбу моего журнала.

Въ это время дверь внезапно отворилась, и слѣдомъ за служанкой невнятно доложившей его имя, вошелъ Грагамъ Венъ.

ГЛАВА X.

Англичанинъ остановился на порогѣ. Глаза его, быстро скользнувъ по Саварену погруженному въ чтеніе въ оконной нишѣ, остановились на Исаврѣ и Рамо сидѣвшихъ рядомъ на диванѣ, причемъ тотъ сжималъ ея руку въ обѣихъ своихъ и наклонилъ свое лицо такъ близко къ ея что спустившійся локонъ ея волосъ казалось касался его лба.

Англичанинъ остановился, и ни одна революція измѣняющая привычки и формы государствъ не была такъ внезапна какъ та что произошла безъ словъ въ его недоумѣвавшемъ сердцѣ. Это сердце не имѣетъ исторіи которую бы могъ распознать философъ. Обыкновенный политическій наблюдатель, разсматривая условія въ коихъ находится какая-нибудь нація, можетъ очень вѣрно сказать вамъ какія дѣйствія должны быть слѣдствіемъ причинъ находящихся у него предъ глазами. Но величайшій и дальновиднѣйшій мудрецъ, видя человѣка въ первомъ часу, не можетъ сказать вамъ какія измѣненія во всемъ его существѣ могутъ произойти прежде чѣмъ пробьетъ два.

Когда Исавра встала чтобы привѣтствовать своего гостя, Саваренъ вышелъ изъ оконной виши съ рукописью въ рукахъ

-- Сынъ коварнаго Альбіона, сказалъ Саваренъ весело,-- мы опасались что вы измѣнили союзу съ Франціей. Привѣтствуемъ ваше возвращеніе въ Парижъ и въ entente cordiale.

-- Я бы желалъ остаться чтобы заслужить такія привѣтствія, но я опять долженъ уѣхать изъ Парижа.

-- Скоро вернетесь, n'est ce pas? Парижъ неотразимый магнитъ для beaux esprits. А propos des beaux esprits, оставьте распоряженіе вашему книгопродавцу включить ваше имя въ число подпищиковъ на новый журналъ.

-- Разумѣется, если Monsieur Саваренъ рекомендуетъ его.

-- Само собой онъ будетъ рекомендовать его; онъ участвуетъ въ немъ, сказалъ Рамо.

-- Достаточное ручательство за его достоинства. Какъ названіе этого журнала?

-- Еще не придумано, отвѣчалъ Саваренъ.-- Дѣти должны родиться прежде чѣмъ ихъ окрестятъ; но для вашего книгопродавца будетъ достаточно если вы прикажете подписаться на журналъ который будетъ издаваться Густавомъ Рамо.

Поклонясь церемонно будущему издателю, Грагамъ сказалъ нѣсколько иронически:

-- Смѣю ли я надѣяться что въ отдѣлѣ критики вы не будете слишкомъ строги къ бѣдному Тассо?

-- Можете быть покойны; синьйорина, обожающая Тассо, приметъ его подъ свое особое покровительство, сказалъ Саваренъ, прерывая злобный и смущенный отвѣтъ Рамо.

Брови Грагама слегка сдвинулись.

-- Значитъ Mademoiselle соединится для изданія этого журнала съ Monsieur Густавомъ Рамо?

-- Вовсе нѣтъ! воскликнула Исавра нѣсколько испуганная этою мыслью.

-- Но я надѣюсь, сказалъ Саваренъ,-- что синьйорина станетъ такою полезною сотрудницей что издатель не рѣшится оскорблять ее нападая на ея любимцевъ, въ томъ числѣ и на Тассо. Мы съ Рамо пришли сюда съ намѣреніемъ воспользоваться вліяніемъ синьйорины на ея близкаго и знаменитаго друга Madame де-Гранмениль чтобъ обезпечить наше предпріятіе украсивъ объявленіе о немъ ея именемъ въ качествѣ сотрудника.

-- По соціальнымъ вопросамъ какъ законы о бракѣ? сказалъ Грагамъ съ саркастическою улыбкой которую скрыло дрожаніе его губъ и болѣзненный звукъ голоса.

-- Нѣтъ, отвѣчалъ Саваренъ,-- нашъ журналъ будетъ слишкомъ веселымъ для такихъ глубокихъ предметовъ; мы скорѣе ждемъ отъ гжи де-Гранмениль небольшаго романа который очаруетъ фантазію каждаго, и не оскорбитъ ни чьихъ мнѣній. Но придя сюда я сталъ меньше заботиться о вліяніи синьйорины на знаменитую писательницу.

И онъ значительно вглянулъ на ея рукопись.

-- Какъ такъ? спросилъ Грагамъ слѣдуя глазами за его взглядомъ.

-- Если писавшая эту рукопись докончитъ начатое, мы не будемъ болѣе нуждаться въ гжѣ де-Гранмениль.

-- Фи! воскликнула порывисто Исавра, лицо и шея ея вспыхнули румянцемъ:-- фи! эти слова можно принять за насмѣшку.

Грагамъ посмотрѣлъ на нее пристально и потомъ перевелъ свой взглядъ на Саварена. Онъ сразу отгадалъ истину.

-- Значитъ Mademoiselle тоже писательница? Въ томъ же родѣ какъ и ея другъ Mme де-Гранмениль?

-- Bah! сказалъ Саваренъ,-- я дѣйствительно насмѣхался бы еслибы сказалъ синьйоринѣ такой ложный комплиментъ что въ своемъ первомъ опытѣ она сравнялась въ стилѣ съ совершеннѣйшимъ мастеромъ языка какой когда-либо являлся во французской литературѣ. Если я говорю "кончите для васъ эту повѣсть, и я не пожалѣю если журналъ не пріобрѣтетъ сотрудничества Mme де-Гранмениль", я хочу этимъ сказать что въ этихъ страницахъ есть невыразимая прелесть свѣжести и новизны искупающая многія ошибки которыхъ никогда не сдѣлало бы опытное перо Mme де-Гранмениль. Продолжайте, молодая особа, эту повѣсть, окончите ее. Потомъ не откажитесь выслушать совѣты какіе я могу дать для ея исправленія. И предсказываю вамъ такую блестящую карьеру писательницы что вы не пожалѣете отказавшись для этой карьеры отъ аплодисментовъ какіе получали бы будучи актрисой и пѣвицей.

Англичанинъ конвульсивно прижалъ руку къ сердцу какъ бы схваченному внезапною спазмой. Но когда глаза его остановились на лицѣ Исавры, просіявшемъ наслажденіемъ генія предъ которымъ открывается избранный имъ путь какъ бы озаренный съ неба, ревнивое раздраженіе и эгоистическая боль исчезли въ немъ замѣнившись чувствомъ невыразимой грусти и состраданія. Какъ человѣкъ опытный онъ зналъ всѣ опасности, всѣ соблазны, всѣ тревоги, всѣ сплетни угрожающія имени и доброй славѣ, какіе окружатъ въ парижскомъ свѣтѣ безродную дѣвушку которая дѣлаясь писательницей, также какъ и вступая на сцену, оставляетъ навсегда кровъ частной жизни и дѣлается добычею языковъ публики. Въ Парижѣ, такая непрочная граница отдѣляетъ писательницу отъ boh é mienne! Онъ молча опустился на стулъ и провелъ рукою по глазамъ какъ бы отгоняя видѣніе будущаго.

Исавра въ своемъ возбужденномъ состояніи не замѣтила какое дѣйствіе произведи эти слова на ея гостя Англичанина. Ей не могло придти въ голову чтобы такое дѣйствіе было возможно. Напротивъ, радуясь мысли что она не обманулась въ инстинктахъ увлекавшихъ ее къ болѣе возвышенному призванію нежели призваніе пѣвицы, что двери клѣтки отворились и облитое солнцемъ пространство манило къ себѣ вновь почувствованныя крылья, она ощущала радость женщины. "Если, думала она, это правда, если мое гордое честолюбіе осуществится; всякое неравенство по достоинству и богатству уничтожится между мною и тѣмъ кто не будетъ стыдиться такой m é salliance!" Бѣдная мечтательница, бѣдное дитя!

-- Вы покажете мнѣ что написали, сказалъ Рамо нѣсколько свысока, обычнымъ своимъ рѣзкимъ голосомъ, поразившимъ слухъ Грагама подобно царапанью по стеклу.

-- Нѣтъ, не теперь; когда кончу.

-- Вы намѣрены кончить это?

-- О да; могу ли я не сдѣлать этого послѣ такого ободренія?

Она протянула руку Саварену который любезно поцѣловалъ ее; потомъ ея глаза инстинктивно отыскали взглядъ Грагама. Но теперь онъ уже овладѣлъ собою; онъ встрѣтилъ ея взглядъ спокойно и съ улыбкой; но улыбка эта заставила ее похолодѣть, она сама не знала почему.

Потомъ разговоръ перешелъ на книги и современныхъ писателей и поддерживался главнѣйшимъ образомъ сатирическими насмѣшками Саварена, который былъ въ отличномъ расположеніи духа.

Грагамъ, пришедшій, какъ мы знаемъ, въ надеждѣ видѣть Исавру одну и съ намѣреніемъ произнести слова, осторожныя, но которыя могли бы въ его отсутствіе служить залогомъ союза, теперь не желалъ уже этого свиданія, не обдумывалъ уже этихъ словъ. Онъ скоро всталъ чтобъ уйти.

-- Не откушаете ли завтра у насъ? спросилъ Саваренъ.-- Можетъ-быть мнѣ удастся убѣдить синьйорину и Рамо чтобы привлечь васъ возможностью увидѣться съ ними.

-- Завтра я буду уже въ нѣсколькихъ миляхъ отсюда.

Сердце Исавры упало. Рукопись теперь была совершенно забыта.

-- Вы не говорили что такъ скоро ѣдете, воскликнулъ Саваренъ.-- Когда вы возвратитесь, преступный бѣглецъ?

-- Не могу сказать даже гадательно. Monsieur Рамо, считайте меня въ числѣ вашихъ подпищиковъ. Mademoiselle, прошу васъ передать мое почтеніе синьйорѣ Веноста. Когда мы опять увидимся вы безъ сомнѣнія уже будете знамениты.

Исавра не могла владѣть собою. Она порывисто встала, подошла къ нему подавая руку и пытаясь улыбнуться.

-- Но не на томъ пути отъ котораго вы отклонили меня, проговорила она едва слышнымъ голосомъ.-- Мы остаемся съ вами друзьями?

Это было какъ бы жалобное моленіе ребенка старающагося примириться съ тѣмъ кто хочетъ поссориться съ нимъ, ребенокъ не знаетъ за что.

Грагамъ былъ тронутъ, но что могъ онъ сказать? Имѣлъ ли онъ право отклонить ее также отъ этой профессіи; воспретить всякія желанія, преградить всѣ пути къ славѣ этой блестящей искательницѣ славы? Еслибъ онъ даже объяснилъ свою любовь и она была принята, онъ и тогда бы считалъ что это значило требовать слишкомъ многаго. Онъ отвѣчалъ:

-- Да, я всегда буду вашимъ другомъ, если вамъ можетъ быть надобность въ другѣ.

Рука ея выскользнула изъ его руки, и она отвернулась пораженная слишкомъ сильно.

-- Ваша карета у дверей? спросилъ Саваренъ.

-- Я въ простомъ фіакрѣ.

-- И вы теперь возвращаетесь прямо въ Парижъ?

-- Да.

-- Не будете ли такъ добры довезти меня въ улицу Риволи?

-- Радъ буду служить вамъ.

ГЛАВА XI.

Когда Саваренъ съ Грагамомъ ѣхали въ фіакрѣ въ Парижъ, первый сказалъ:

-- Не могу понять какой богатый простофиля могъ возымѣть такое высокое мнѣніе о Густавѣ Рамо чтобъ избрать этого молодаго человѣка, съ репутаціей хотя обѣщающею, но не установившеюся, для предпріятія которое требуетъ столько такта и ума какъ веденіе новаго журнала, да еще журнала который предназначается для beau monde. Хотя не мнѣ критиковать выборъ сдѣлавшійся находкою для меня.

-- Для васъ? вы шутите; у васъ есть свой журналъ; и только развѣ чрезвычайное добродушіе съ вашей стороны побудило васъ предоставить свое имя и перо къ услугамъ Monsieur Густава Рамо.

-- Мое добродушіе не заходитъ такъ далеко. Напротивъ, Рамо оказываетъ мнѣ услугу. Peste! mon cher, мы французскіе писатели не имѣемъ такихъ доходовъ какъ ваши англійскіе милорды. И хотя я самый экономный человѣкъ этой породы, однако же мой журналъ былъ мнѣ въ послѣднее время въ убытокъ; и еще сегодня утромъ я не зналъ какъ уплатить сумму которую принужденъ былъ занять у ростовщика -- потому что я слишкомъ гордъ чтобы занимать у друзей и слишкомъ дальновиденъ чтобы занимать у книгопродавцевъ -- какъ вдругъ входитъ ce cher petit Густавъ съ предложеніемъ доставить нѣсколько пустяковъ для начала его новорожденнаго журнала, и это сдѣлало меня другимъ человѣкомъ. Теперь я участвую въ предпріятіи и мое самолюбіе и репутація заинтересованы въ его успѣхѣ, я буду стараться чтобы въ немъ приняли участіе сотрудники которыхъ общества мнѣ бы не пришлось стыдиться. Но что за очаровательная дѣвушка эта Исавра! Что за загадка этотъ даръ писательства! Не возможно угадать что обладаешь имъ не сдѣлавъ попытки писать.

-- Значитъ рукопись молодой особы въ самомъ дѣлѣ заслуживала похвалъ которыя вы расточали ей?

-- Гораздо болѣе, хотя заслуживаетъ также не мало и порицаній, которыхъ я не расточалъ, потому что въ первомъ произведеніи промахи служатъ такимъ же залогомъ успѣха какъ и красоты. Это гораздо лучше рабской правильности. Да, ея первое произведеніе, судя по тому что написано, будетъ имѣть успѣхъ, огромный успѣхъ. И это рѣшитъ ея карьеру. Пѣвица, актриса часто оставляетъ свою профессію, особенно если выходитъ замужъ за писателя. Но писательница всегда остается писательницей.

-- А! въ самомъ дѣлѣ? Еслибъ у васъ была любимая дочь, Саваренъ, одобрили бы вы ея намѣреніе сдѣлаться писательницей?

-- Откровенно говоря, нѣтъ; главнымъ образомъ потому что въ такомъ случаѣ, вѣроятно, она вышла бы замужъ за писателя; а французскіе писатели, по крайней мѣрѣ принадлежащіе къ школѣ вымысла, бываютъ очень неудобными мужьями.

-- А! Вы думаете что синьйорина станетъ женою одного изъ этихъ неудобныхъ мужей, можетъ-быть господина Рамо?

-- Рамо! Неіи! Это какъ нельзя болѣе вѣроятно. Его красивое лицо имѣетъ свою привлекательность. И говоря правду, жена моя, представляющая ясное доказательство истины что чего хочетъ женщина, хочетъ небо, заботится объ улучшеніи нравственности Рамо, чего по ея мнѣнію можно достичь его союзомъ съ Mademoiselle Чигонья. Во всякомъ случаѣ прекрасная Италіянка будетъ имѣть въ Рамо мужа который не потерпитъ чтобъ ея таланты были скрыты подъ спудомъ. Если она будетъ имѣть успѣхъ какъ писательница (подъ успѣхомъ я разумѣю деньги), онъ будетъ наблюдать за тѣмъ чтобъ ея чернильница никогда не была пуста; если же она не будетъ имѣть литературнаго успѣха, онъ позаботится чтобы міръ получилъ въ ней снова пѣвицу и актрису. Потому что Густавъ Рамо имѣетъ большой вкусъ къ роскоши и блеску; и что бы ни пріобрѣтала его жена, я готовъ утверждать что онъ будетъ проживать это.

-- Мнѣ казалось что вы уважаете и любите Mademoiselle Чигонью. Значитъ ваша жена ненавидитъ ее?

-- Напротивъ, она идолъ моей жены.

-- Дикари приносятъ въ жертву своимъ идоламъ вещи которыя считаютъ самыми цѣнными. Цивилизованные Парижане приносятъ въ жертву самихъ идоловъ вещамъ не имѣющимъ никакой цѣны.

-- Про Рамо нельзя сказать чтобъ онъ не имѣлъ никакой цѣны: у него есть красота, молодость, талантъ. Жена моя о немъ болѣе высокаго мнѣнія нежели я; но я не могу не уважать человѣка который находитъ такихъ искреннихъ поклонниковъ что они основываютъ для него журналъ и даютъ ему carte blanche для условій съ сотрудниками. Я не знаю человѣка въ Парижѣ который имѣлъ бы для меня большую цѣну. Его цѣна для меня сегодня утромъ была 30.000 франковъ. Признаюсь что не считаю его способнымъ быть очень хорошимъ мужемъ; но вѣдь французскія писательницы и артистки рѣдко берутъ себѣ мужа иначе какъ на короткій срокъ. Въ чистой атмосферѣ искусства нѣтъ вульгарныхъ семейныхъ предразсудковъ. Геніальныя женщины, въ родѣ Madame де-Гранмениль и можетъ-быть нашего очаровательнаго молодаго друга, похожи на канареекъ: чтобъ онѣ лучше пѣли, надо отдѣлить ихъ отъ ихъ дружки.

Англичанинъ подавилъ стонъ и далъ другое направленіе разговору.

Высадивъ своего веселаго спутника, Венъ отпустилъ свой фіакръ и задумчиво побрелъ домой.

"Нѣтъ, говорилъ онъ про себя; я долженъ отдѣлаться отъ всякаго воспоминанія о преслѣдовавшемъ меня лицѣ, другѣ и ученицѣ Madame де-Гранмениль, пріятельницѣ Густава Рамо, соперницѣ Жюли Комартенъ, жаждущей той чистой атмосферы гдѣ нѣтъ мѣста для семейныхъ предразсудковъ! Могъ ли бы я -- будь я богатъ или бѣденъ -- видѣть въ ней идеалъ жены Англичанина? При этой тайнѣ которая тяготитъ меня, которая пока не разъяснится оставляетъ нерѣшенною мою собственною карьеру, какое счастье что я не засталъ ее одну, не произнесъ словъ которыя готовы были вырваться изъ моего сердца, не сказалъ: я могу не быть богатымъ человѣкомъ какимъ кажусь, но въ такомъ случаѣ честолюбіе мое будетъ еще сильнѣе, потому что борьба и трудъ составляютъ нервы честолюбія! Если я буду богатъ, согласитесь ли украсить мое положеніе? если я буду бѣденъ, обогатите ли вы мою бѣдность вашею улыбкой? И можете ли вы и въ томъ и въ другомъ случаѣ забыть, дѣйствительно, безъ сожалѣнія забыть, какъ вы подали мнѣ надежду, гордость вашимъ искусствомъ. Честолюбіе мое было бы убито еслибъ я женился на актрисѣ, на пѣвицѣ. Но это лучше чѣмъ жажда которая никогда не будетъ удовлетворена, чѣмъ борьба на поприщѣ гдѣ невозможно отступленіе, чѣмъ женщина для которой бракъ не есть цѣль, которая до конца остается собственностью публики и гордится тѣмъ что живетъ въ стеклянномъ домѣ куда имѣетъ право заглядывать всякій прохожій. Развѣ таковъ идеалъ жены и дома Англичанина? Нѣтъ, нѣтъ! горе мнѣ, нѣтъ!