ГЛАВА I.
8го мая голоса плебисцита были приведены въ извѣстность,-- отъ семи до восьми милліоновъ Французовъ высказались въ пользу императорской программы, другими словами, въ пользу самого императора, противъ меньшинства въ 1.500.000. Но въ числѣ этихъ полутора милліоновъ были старинные враги престола, тѣ кто составляютъ и тѣ кто направляютъ парижскія уличныя толпы. 14го числа, когда Рамо собирался уходить изъ редакторской комнаты своей типографіи, ему подали записку которая сильно подѣйствовала на его нервы. Она заключала въ себѣ требованіе немедленнаго свиданія съ нимъ и была подписана двумя знаменитыми иностранными сочленами Тайнаго Совѣта Десяти, Тадеушемъ Лубинскимь и Леонардо Разелли.
Собранія этого Совѣта такъ давно уже прекратились что Рамо почти забылъ объ его существованіи. Онъ велѣлъ впустить заговорщиковъ. Вошли два человѣка -- Полякъ, высокій, плотный, вошелъ воинственнымъ шагомъ, Италіянецъ, маленькій, тощій, крадущеюся, безшумною, кошачьею походкой. Оба были удивительно оборваны и имѣли видъ оборванцевъ-аристократовъ свойственный людямъ которые не могутъ зарабатывать себѣ пропитаніе и чувствуютъ свое превосходство надъ тѣми кто можетъ. Внѣшній видъ ихъ какъ нельзя болѣе противорѣчилъ внѣшности поэта-политика, который былъ одѣтъ въ свѣжее платье по послѣдней модѣ парижскихъ франтовъ и отъ котораго вѣяло парижскимъ благосостояніемъ и extrait de Movsseline.
-- Confr è re, сказалъ Полякъ, садясь на край стола, между тѣмъ какъ Италіянецъ облокотился на каминъ и оглядывалъ комнату воровскимъ взглядомъ, какъ бы желая открыть ея сокровенныя тайны или рѣшить куда удобнѣе бросить спичку чтобы поджечь ее.-- Confr è re, сказалъ Полякъ,-- вы нужны вашей странѣ...
-- Скорѣе дѣлу всѣхъ странъ, вставилъ кротко Италіянецъ,-- человѣчеству.
-- Прошу васъ, объяснитесь; но постойте, подождите минутку, сказалъ Рамо; и вставъ подошелъ къ двери, отворилъ ее, выглянулъ, убѣдился что тамъ никого не было, потомъ снова затворилъ дверь съ такою осторожностью съ какою предусмотрительный человѣкъ прикрываетъ свои карманы когда оборванцы-аристократы взываютъ къ нему во имя его страны, тѣмъ паче когда они взываютъ во имя человѣчества.
-- Confr è re, сказалъ Полякъ,-- сегодня имѣетъ быть сдѣлано движеніе, демонстрація на пользу вашей страны...
-- Человѣчества, снова кротко вставилъ Италіянецъ.
-- Явитесь принять въ ней участіе, сказалъ Полякъ.
-- Простите меня, сказалъ Рамо,-- я не понимаю что вы хотите сказать. Я редакторъ журнала собственникъ котораго не покровительствуетъ насилію; если же вы пришли ко мнѣ какъ члены Совѣта, вы должны знать что я не обязанъ повиноваться ни чьему приказанію кромѣ его президента, котораго я не видалъ уже около года; я даже не знаю существуетъ ли еще Совѣтъ.
-- Совѣтъ существуетъ, равно какъ и всѣ обязанности какія онъ налагаетъ, возразилъ Тадеушъ.
-- Изнѣженный роскошью, при этомъ Полякъ возвысилъ голосъ,-- дерзнете ли вы отринуть призывъ Бѣдности и Свободы?
-- Позвольте, любезнѣйшій и черезчуръ пылкій confr è re, прошепталъ кроткій Италіянецъ,-- позвольте мнѣ разсѣять благоразумныя сомнѣнія вашего confr è re. И онъ вынулъ изъ своего боковаго кармана бумагу и представилъ ее Рамо; на ней были написаны слѣдующія слова:
"Сегодня вечеромъ, мая 14го. Демонстрація.-- Faubourg du Temple.-- Ожидайте событій, по распоряженію А. М. Предложите младшему члену воспользоваться этимъ первымъ случаемъ испытать свои нервы и свою скромность. Онъ долженъ не дѣйствовать, а только наблюдать."
Подъ этою инструкціей не было подписи, но стоялъ шифръ понятный всѣмъ членамъ Совѣта какъ знакъ предсѣдателя его, Жана Лебо.
-- Если не ошибаюсь, сказалъ Италіянецъ,-- гражданинъ Рамо нашъ младшій confr è re.
Рамо помолчалъ. Кара за неповиновеніе распоряженіямъ президента Совѣта была слишкомъ страшна чтобъ ею можно было пренебречь. Не было сомнѣнія, хотя имя его не было упомянуто, что онъ, Рамо, былъ ясно обозначенъ какъ младшій членъ Совѣта. Но хотя онъ былъ обязанъ настоящимъ своимъ мѣстомъ рекомендаціи Лебо, однакоже въ разговорѣ г. де-Молеона ничто не поощряло редактора журнала принадлежащаго этому человѣку, насмѣхавшемуся надъ толпой, участвовать въ народной é meute. Ah! но -- при этомъ онъ еще разъ взглянулъ на бумагу -- его приглашали "не дѣйствовать, а только наблюдать". Наблюдать было обязанностью журналиста. Онъ могъ отправиться на демонстрацію, также какъ де-Молеонъ, по его признанію, ходилъ въ коммунистскій клубъ, въ качествѣ наблюдателя-философа.
-- Вы не откажетесь повиноваться этому приказанію? сказалъ Полякъ скрещивая руки.
-- Разумѣется я отправлюсь въ Faubourg du Temple сегодня вечеромъ, сказалъ Рамо сухо,-- у меня есть дѣла въ той сторонѣ.
-- Bon, сказалъ Полякъ; -- я былъ увѣренъ что вы не отстанете отъ насъ, хотя вы издаете журналъ который ни слова не говоритъ объ обязанностяхъ Французскаго народа содѣйствовать возстановленію Польши.
-- И не высказался рѣшительно въ пользу рода человѣческаго, проговорилъ Италіянецъ шепотомъ.
-- Я не пишу политическихъ статей въ Sens Commun, отвѣчалъ Рамо;-- и полагаю что нашъ президентъ доволенъ ими если онъ рекомендовалъ меня лицу которое ихъ пишетъ. Имѣете вы сказать еще что-нибудь? Простите меня, время мое дорого, оно принадлежитъ не мнѣ.
-- Довольно! сказалъ Италіянецъ,-- мы не будемъ задерживать васъ долѣе. При этомъ онъ съ поклономъ и улыбкой скользнулъ къ двери.
-- Confr è re, пробормоталъ Полякъ запинаясь,-- вы должны были очень разбогатѣть! не забудьте о несчастіяхъ Польши -- и ихъ представитель, говоря въ этомъ качествѣ, а не о себѣ лично, и не завтракалъ!
Рамо, слишкомъ Парижанинъ чтобы не былъ также щедрымъ изъ своихъ денегъ какъ былъ завистливъ къ чужимъ, сунулъ нѣсколько золотыхъ въ руку Поляка. Грудь Поляка поднялась отъ сильнаго вздоха:
-- На этихъ монетахъ изображеніе тирана -- я принимаю ихъ потому что онѣ очищаются употребленіемъ ихъ на дѣло свободы.
-- Раздѣлите ихъ съ синьйоромъ Разелли во имя того же дѣла, шепнулъ Рамо съ улыбкой которую могъ заимствовать у де-Молеона.
Италіянець, ухо котораго привыкло къ шепоту, услыхалъ и обернулся стоя за порогѣ.
-- Нѣтъ, французскій confr è re, нѣтъ, польскій confr è re, я Италіянецъ. Всѣ пути отнять жизнь у врага честны; ни одинъ путь не честенъ которымъ выманиваютъ деньги у друга.
Спустя часъ или около того, Рамо ѣхалъ въ своей покойной каретѣ къ Faubourg du Temple.
Вдругъ на углу улицы кучеръ его былъ остановленъ; человѣкъ грубаго вида появился у дверцы съ словами:-- Descends, mon petit bourgeois. Позади этого человѣка видны были угрожающія лица.
Рамо не былъ физически трусомъ -- это рѣдко случается у Французовъ, еще рѣже у Парижанъ, и еще рѣже у людей, каково бы ни было ихъ происхожденіе, но которыхъ называютъ тщеславными, людей которые слишкомъ жаждутъ отличій и слишкомъ боятся порицаній.
-- Съ какой стати буду я выходить по вашему требованію, сказалъ Рамо высокомѣрно.-- Bah! кучеръ, поѣзжай!
Грубаго вида человѣкъ отворилъ дверцу, молча протянулъ руку къ Рамо и сказалъ любезно:
-- Послушайте моего совѣта, выходите -- ваша карета намъ нужна. Нынче день баррикадъ -- всякая мелочь годится, даже вашъ экипажъ!
Пока этотъ человѣкъ говорилъ, другіе жестикулировали; нѣкоторые кричали: "Онъ эксплуататоръ! Онъ думаетъ что можетъ переѣхать черезъ эксплуатируемыхъ!" Одинъ вожакъ толпы -- въ парижской толпѣ всегда есть вожакъ классикъ который никогда не читалъ классиковъ -- заревѣлъ: "Колесница Тарквинія!" "Долой колесницу Торквинія." Тогда раздались крики: А la lanterne -- Tarquin!
Мы Англо-Саксонцы, какъ въ старой, такъ и въ новой странѣ, не привычны къ страшному реву черни восхищенной ссылкой на римскій авторитетъ чтобы разорвать насъ на части; но Американцы знаютъ что такое законъ Линча. Рамо угражалъ законъ Линча, когда вдругъ между нимъ и человѣкомъ грубаго вида появилось лицо которое не было ему незнакомо.
-- Ha! воскликнулъ новопришедшій,-- мой молодой confr è re Густавъ Рамо, добро пожаловать! Граждане, дайте дорогу. Я отвѣчаю за этого патріота, я, Арманъ Монье. Онъ явился помогать намъ. Такъ-то вы принимаете его?-- Потомъ прибавилъ тихо обращаясь къ Рамо:-- Выходите. Отдайте вашу карету для баррикадъ. Что стоитъ такой хламъ? Положитесь на меня, я ждалъ васъ. Hist! Лебо поручилъ мнѣ смотрѣть чтобы съ вами ничего не случилось.
Рамо, стараясь придать себѣ величественный видъ,-- какъ вполнѣ естественно дѣлаютъ аристократы журнализма, въ городѣ гдѣ не признается никакой другой аристократіи, когда невѣжество въ соединеніи съ физическою силой заявляетъ себя властью, рядомъ съ коей сила знанія то же что ученый пудель въ сравненіи съ тигромъ -- Рамо вышелъ изъ кареты и сказалъ этому титану труда, какъ французскій маркизъ могъ говорить своему слугѣ, а когда французскій маркизъ сдѣлался тѣнью прошлаго, какъ человѣкъ имѣющій собственную карету говоритъ человѣку который чинитъ ея колеса:
-- Честный малый, я вамъ вѣрю.
Монье провелъ журналиста чрезъ толпу къ задней сторонѣ баррикады поспѣшно построенной. Здѣсь собрались самыя пестрыя группы.
Большинство были оборванные мальчишки, парижскіе gamins, въ перемежку съ нѣсколькими женщинами не респектабельнаго вида, отчасти бѣдно, отчасти роскошно одѣтыми. Толпа казалось собралась для дѣла которое не было очень серіозно. Среди оглушительнаго шума голосовъ громче всего слышанъ былъ смѣхъ, шутки и bons moots перелетали изъ устъ въ уста. Удивительное добродушіе Парижанъ не смѣнилось еще жестокостью, въ которую оно переходитъ въ уличной схваткѣ. Толпа походила не столько на народную é meute какъ на сборище школьниковъ, столько же расположенныхъ къ шуткѣ какъ и къ зловреднымъ проказамъ. Тѣмъ не менѣе, среди этой веселой толпы были злобныя, пасмурныя лица; самыми свирѣпыми были лица не бѣдняковъ, нo ремесленниковъ которые, судя по ихъ одеждѣ, имѣли нѣкоторый достатокъ, и людей принадлежавшихъ къ еще высшему классу. Рамо увидалъ въ числѣ ихъ m é decin des pauvres, философа атеиста, разныхъ молодыхъ длинноволосыхъ артистовъ, среднихъ лѣтъ писакъ республиканской печати, въ тѣсномъ сосѣдствѣ съ разбойниками отвратительнаго вида, которые можетъ-быть только-что вернулись съ галеръ. Никто не былъ правильно вооруженъ; однако же въ рукахъ бунтовщиковъ попадались довольно часто револьверы, мушкеты и длинные ножи. Все вмѣстѣ представлялось Рамо смѣшанною панорамой, и нестройный шумъ возгласовъ и смѣха, угрозъ и шутокъ скоро началъ оказывать вліяніе на его впечатлительные нервы. Онъ чувствовалъ то что составляетъ преобладающій характеръ парижскаго возмущенія -- опьяненіе порывистой симпатіи; придя въ качествѣ зрителя по неволѣ, онъ теперь, еслибы началось дѣйствіе, очутился бы въ самой срединѣ его -- онъ не могъ бы удержаться; онъ уже начиналъ чувствовать нетерпѣніе что борьба не начиналась. Монье, помѣстивъ его въ безопасномъ мѣстѣ, спиной къ стѣнѣ, на углу улицы удобной для бѣгства, еслибы бѣгство сдѣлалось необходимо, оставилъ его на нѣсколько минутъ, такъ какъ имѣлъ дѣло въ другомъ мѣстѣ. Вдругъ до его уха достигъ шепотъ Италіянца.
-- Эти люди дураки. Развѣ такъ дѣлаютъ дѣла; этого не почувствуетъ похититель Ницы, Гарибальдіевской Ницы: имъ бы слѣдовало поручить это мнѣ.
-- Что жь бы вы сдѣлали?
-- Я изобрѣлъ новую машину, прошепталъ другъ человѣчества;-- она уничтожила бы однимъ ударомъ льва и львицу, щенка и шакаловъ, и тогда революція, если хотите! а не этотъ презрѣнный шумъ. Дѣло человѣчества гибнетъ. Я не доволенъ Лебо. Троны не разрушаются съ помощію gamins.
Прежде чѣмъ Рамо могъ отвѣтить, Монье снова подошелъ къ нему. Лицо рабочаго было мрачно, губы сжаты, но дрожали отъ негодованія.
-- Братъ, сказалъ онъ Рамо,-- сегодня нашему дѣлу измѣнили (слово trahi только-что стало входить въ это время въ моду въ Парижѣ), блузники на которыхъ я разчитывалъ, выказали малодушіе. Я. сейчасъ узналъ что все спокойно въ другихъ кварталахъ гдѣ возстаніе должно было произойти одновременно съ этимъ. Мы въ guet- à -pem -- солдаты будутъ здѣсь черезъ нѣсколько минутъ; чу! слышите далекій топотъ? Намъ осталось только умереть какъ мущинамъ. Кровь наша будетъ отмщена въ послѣдствіи. Вотъ -- и онъ сунулъ револьверъ въ руку Рамо. Потомъ громкимъ голосомъ который раздался по толпѣ закричалъ:-- Vive le peuple!
Бунтовщики подхватили этотъ крикъ и отозвались на него, присоединяя и другіе крики:-- Vive la r é publique! Vive le drapeau rouge!
Крики еще продолжались когда сильная рука схватила Монье за руку и ясный, чистый, но тихій голосъ прозвучалъ въ его ушахъ:
-- Повинуйтесь! я предостерегалъ васъ. Не нужно битвы сегодня. Время еще не пришло. Все что было нужно -- сдѣлано, не портьте этого. Hist! у sergens de ville хватитъ силы чтобы разогнать стаю этихъ комаровъ. Позади сержантовъ идутъ солдаты, которые не будутъ брататься съ вами. Не теряйте сегодня ни одной жизни. День когда намъ будетъ нуженъ каждый человѣкъ, даже каждый gamin, наступитъ скоро. Не возражайте. Повинуйтесь!
Та же сильная рука, оставивъ Монье, схватила Рамо за руку и тотъ же густой голосъ проговорилъ:-- "Идите за мною". Рамо обернувшись въ недоумѣніи смѣшанномъ съ гнѣвомъ, увидалъ около себя высокаго человѣка въ темной широкополой шляпѣ надвинутой плотно на голову, въ блузѣ рабочаго, во несмотря на это переодѣванье онъ узналъ сѣдые бакенбарды и зеленые очки Лебо. Онъ уступилъ безъ сопротивленія и былъ отведенъ въ пустынную улицу шедшую отъ угла.
Въ дальнемъ концѣ этой улицы слышенъ былъ топотъ копытъ.
-- Солдаты атакуютъ толпу съ тыла, сказалъ Лебо спокойно;-- намъ нельзя терять ни минуты -- сюда, и онъ юркнулъ на темный дворъ, оттуда въ лабиринтъ переулковъ, сопровождаемый Рамо, который машинально слѣдовалъ за нимъ. Они вышли наконецъ на бульвары, гдѣ спокойно бродили обычные зѣваки, нимало не подозрѣвая что гдѣ-то происходило возмущеніе.
-- Теперь возьмите этотъ фіакръ и поѣзжайте домой; опишите впечатлѣнія того что видѣли и пошлите вашу рукопись господину де-Молеону.
Съ этими словами Лебо оставилъ его.
Между тѣмъ все произошло такъ какъ предсказалъ Лебо. Segrens de ville показались впереди баррикады, небольшой отрядъ конныхъ солдатъ въ тылу ея. Толпа встрѣтила первыхъ гамомъ и камнями; при видѣ же послѣднихъ бросилась бѣжать во всѣ стороны, и городскіе сержанты, спокойно разобравъ баррикаду, увели съ торжествомъ, въ качествѣ военноплѣнныхъ, четырехъ gamins, трехъ жѣнщинъ и одного Ирландца громко протестовавшаго о своей невинности крича: Murther! Такъ окончилось первое безславное возстаніе противъ плебисцита и Имперіи, 14го мая 1870.
Отъ Исавры Чигоньи гж ѣ де-Гранмениль.
Суббота, мая 21го 1870.
"Я все еще нахожусь, дорогая Евлалія, въ возбужденіи подъ вліяніемъ впечатлѣній совершенно для меня новыхъ, Сегодня я была свидѣтельницей одной изъ тѣхъ сценъ которыя переносятъ насъ изъ нашей частной жизни не въ міръ воображаемый, а въ міръ исторіи, гдѣ мы живемъ какъ бы жизнью націи. Вы знаете какъ подружидась я съ Валеріей Дюплеси. Соединеніе капризнаго своеволія и дѣтской наивности такъ мило въ ней что она могла бы послужить образцамъ для одной изъ вашихъ превосходныхъ героинь. У отца ея, который въ большой милости при дворѣ, были билеты для входа сегодня въ Salle des Etats въ Луврѣ, и я отправилась туда вмѣстѣ съ нимъ и съ Валеріей. При входѣ въ залу я почувствовала что я цѣлые мѣсяцы жила въ атмосферѣ ложныхъ слуховъ, потому что тѣ кого я встрѣчаю въ артистическихъ и литературныхъ кругахъ, остряки и flaneurs посѣщающіе эти кружки, почти всѣ враждебны императору. Во всякомъ случаѣ они единогласно утверждаютъ что популярность его падаетъ, умственныя силы слабѣютъ; предсказываютъ его паденіе и смѣются надъ возможностью что ему будетъ наслѣдовать сынъ. Но я не знаю какъ согласить эти увѣренія съ тѣмъ что я видѣла сегодня.
"Въ привѣтственныхъ кликахъ среди которыхъ онъ вступилъ въ залу казалось слышался голосъ Франціи къ которой онъ только-что обратился. Если судьбы дѣйствительно вплетаютъ горе и позоръ въ его жизненную нить, то онѣ окрашиваютъ ихъ такими цвѣтами что для смертныхъ глазъ они кажутся сіяющими радостью и славой.
"Вы прочтете адресъ президента законодательнаго корпуса; желала бы я знать какое впечатлѣніе произведетъ онъ на васъ. Признаюсь откровенно что меня онъ совершенно увлекъ. При каждомъ выраженномъ въ немъ чувствѣ я шептала про себя: "развѣ это не правда? и если правда, то можетъ ли Франція и человѣческая природа быть неблагодарною?"
"Прошло, говорилъ президентъ, восемнадцать лѣтъ съ тѣхъ "поръ какъ Франція, утомленная смятеніями и жаждущая обезпеченнаго спокойствія, довѣряя вашему генію и Наполеоновской династіи, передала въ ваши руки, вмѣстѣ съ императорскою короной, власть, которой требовала общественная "необходимость." Затѣмъ адресъ перечислялъ всѣ блага изъ того проистекшія -- общественный порядокъ быстро востановленный, увеличившееся благосостояніе всѣхъ классовъ общества, развитіе торговли и промышленности до сихъ поръ небывалое. Развѣ это не правда? и, если такъ, развѣ вы, благородная дочь Франціи, не благородны?
"Затѣмъ слѣдовали слова которыя глубоко тронули меня, меня, которая хотя ничего не понимаетъ въ политикѣ, но тѣмъ не менѣе чувствуетъ связь соединяющую искусство и свободу: Но съ самаго начала ваше величество обращали взоры впередъ на то время когда это сосредоточеніе власти не будетъ болѣе соотвѣтствовать потребностямъ успокоенной и обезпеченной страны, и предвидя успѣхи новѣйшаго общества, вы объявили что "свобода должна увѣнчать зданіе". Обозрѣвъ затѣмъ постепенные успѣхи народнаго правленія, президентъ дошелъ до "настоящаго самоотреченія, безпримѣрнаго въ исторіи", и приступилъ къ оправданію плебисцита на который я слышала столько нападокъ. Вѣрность великому принципу послужившему основаніемъ престола требовала чтобы такое важное измѣненіе власти врученной народомъ было сдѣлано при участіи самого народа. Потомъ перечисляя милліоны которые привѣтствовали новую форму правленія, президентъ остановился секунды на двѣ, какъ бы для того чтобы подавить волненіе, и всѣ присутствующіе притаили дыханіе; наконецъ онъ сказалъ болѣе звучнымъ голосомъ, въ которомъ слышалась дрожь раздававшаяся по залѣ: "Франція съ вами; Франція поручаетъ дѣло свободы подъ покровительство вашей династіи и великаго государственнаго тѣла". За одно ли съ нимъ Франція? я не знаю; но еслибы недовольные Французы присутствовали въ залѣ въ эту минуту, я увѣрена что они почувствовали бы силу той удивительной симпатіи что побуждала всѣ сердца многочисленныхъ слушателей биться согласно, и отвѣтили бы: "да, это правда".
"Всѣ глаза были устремлены на императора, и я видѣла не много глазъ которыя не были влажны отъ слезъ. Вы знаете его спокойное невозмутимое лицо, лицо которое иногда обманываетъ ожиданія. Но въ немъ есть то чего я не видала ни у кого другаго, но что я представляю себѣ было свойственно древнимъ Римлянамъ, достоинство исходящее изъ самообладанія, выраженіе которое кажется свободно отъ надменности радости, отъ подавленія печалью, и которое идетъ тому кто зналъ великія испытанія судьбы, и одинаково готовъ встрѣтить и ея нахмуренное чело и улыбку.
"Я смотрѣла на это лицо пока г. Шнейдеръ читалъ адресъ; въ немъ не двинулся ни одинъ мускулъ, оно было какъ мраморное изваяніе. Оно оставалось такимъ даже въ тѣ минуты когда слова были прерываемы выраженіемъ одобренія; и императрица, старавшаяся быть также спокойною, обнаруживала движеніе вѣкъ и дрожаніе въ губахъ. Мальчикъ по правую его руку, наслѣдникъ его династіи, имѣлъ глаза устремленные на президента, какъ бы глотая каждое слово адреса, и только разъ или два онъ оглянулъ кругомъ залу съ любопытствомъ и съ улыбкой, какъ могъ смотрѣть совершенный ребенокъ. На меня онъ произвелъ впечатлѣніе совершеннаго ребенка. Рядомъ съ принцемъ было одно изъ тѣхъ лицъ которыя разъ увидавъ никогда не забудешь -- настоящій Наполеоновскій типъ, угрюмый, задумчивый, зловѣщій, прекрасный. Но безъ ясной энергіи характеризовавшей перваго Наполеона когда онъ былъ императоромъ, и совершенно лишенное безпокойной жажды дѣятельности отпечатлѣвавшейся въ худощавой наружности Наполеона когда онъ былъ первымъ консуломъ; нѣтъ, красота принца Наполеона такая за которую я, женщина, никогда бы не отдала моего сердца; а будь я мущина, его умъ никогда не не внушалъ бы мнѣ довѣрія. Но какъ бы то ни было, красота его замѣчательна и въ ней преобладаетъ выраженіе ума.
"Императоръ заговорилъ, и вѣрьте мнѣ, Евлалія, что бы ни говорили журналы или ваши соотечественники, въ этомъ человѣкѣ нѣтъ ослабленія разсудка или упадка здоровья. Мнѣ нѣтъ дѣла до того сколько ему лѣтъ, но этотъ человѣкъ по уму и здоровью также молодъ какъ Цезарь когда онъ переходилъ Рубиконъ.
"Старость тяготѣетъ къ прошедшему, она не идетъ впередъ на встрѣчу будущему. Въ рѣчи Императора не замѣтно было движенія назадъ. Было что-то великое и что-то юное въ той скромности съ какою онъ отстранилъ всякое упоминаніе о томъ что его имперія сдѣлала въ прошедшемъ и сказалъ съ простотою и серіозностью въ манерѣ которую я не могу описать въ точности:
"-- Мы должны болѣе чѣмъ когда-нибудь смотрѣть безбоязненно впередъ, на будущее. Кто можетъ противиться прогрессивному ходу режима основаннаго великимъ народомъ посреди политическихъ затрудненій, и теперь еще усиленнаго свободой?"
"Когда онъ кончилъ, стѣны этой обширной залы казалось дрогнули отъ восторженныхъ восклицаній которыя должны были слышаться по ту сторону Сены:
" Vive l'Empereur!
" Vive l'Imp é ratrice!
" Vive le Prince Imperial! и этотъ послѣдній крикъ былъ продолжительнѣе другихъ, какъ бы утверждая династію.
"Я не могу себѣ представить двора временъ стараго рыцарства болѣе великолѣпнаго чѣмъ собраніе бывшее въ этой большой залѣ Луврскаго дворца. Направо отъ трона всѣ посланники цивилизованнаго міра въ блескѣ своихъ богатыхъ мундировъ со множествомъ орденовъ. Въ галлереѣ налѣво, нѣсколько позади, платья и брилліанты des dames d'honneur и высшихъ сановниковъ государства. Когда императрица встала чтобъ уйти, мое воображеніе не можетъ нарисовать болѣе царственнаго образа, или такого который болѣе соотвѣтствовалъ бы представленію царственнаго величія и могущества. Самое платье, такого цвѣта который былъ бы фатальнымъ для всякой другой женщины съ такими свѣтлыми волосами -- густой золотой цвѣтъ -- (Валерія профанируетъ его названіемъ желтаго) -- казалось такъ шло великолѣпію церемоніи и торжественности дня; казалось что эта величественная фигура стояла среди солнечнаго свѣта находившагося отъ нея. День какъ будто бы помрачился когда удалился этотъ солнечный свѣтъ.
"Боюсь вы подумаете что я ослѣплена блескомъ и великолѣпіемъ царственности. Я спрашивала себя такъ ли это -- думаю что нѣтъ. Безъ сомнѣнія сегодняшнее зрѣлище произвело на меня болѣе сильное впечатлѣніе величія: я чувствую что предо мной живо предстало величіе Фракціи въ лицѣ вѣнчаннаго ею властелина.
"Я чувствую также что тамъ, въ этой залѣ, я нашла разрѣшеніе противорѣчивыхъ споровъ, въ которыхъ не было двухъ человѣкъ согласныхъ относительно образа правленія какимъ замѣнить настоящее. Свобода о которой кричитъ одинъ готова перерѣзать горло "свободѣ" которую чтитъ другой.
"Я вижу тысячу призрачныхъ формъ Свободы, но только одинъ живой символъ Порядка -- тотъ который говорилъ сегодня съ трона."
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Исавра оставила свое письмо неоконченнымъ. Въ слѣдующій понедѣльникъ она присутствовала на многолюдномъ soir é e данномъ Лувье. Въ числѣ гостей были нѣкоторые изъ извѣстнѣйшихъ вождей оппозиціи, въ томъ числѣ и оживленный мастеръ острыхъ словъ, г. И, котораго Саваренъ называлъ французскимъ Шериданомъ; еслибы законы могли писаться въ формѣ эпиграмъ, онъ былъ бы также французскимъ Солономъ.
Тамъ былъ также и Викторъ де-Молеонъ, на котораго республиканская партія взирала съ восхищеніемъ и вмѣстѣ съ недовѣріемъ. Что касается недовѣрія, то онъ самъ шутливо говорилъ о немъ съ Савареномъ:
-- Какъ могу я ожидать чтобы мнѣ довѣряли? Я представляю Здравый Смыслъ; всякій Парижанинъ любитъ Здравый Смыслъ въ печати, но кричитъ je suis trahi когда здравый смыслъ готовъ перейти въ дѣйствіе.
Группа восторженныхъ слушателей собралась вокругъ одного (можетъ-быть самого блестящаго) изъ тѣхъ ораторовъ законниковъ благодаря коимъ, во Франціи, уваженіе ко всякому закону такъ часто было уничтожаемо. Онъ говорилъ о субботнемъ церемоніалѣ съ краснорѣчивымъ негодованіемъ. Для Франціи было позоромъ сказать что она поручаетъ свободу покровительству имперіи.
Яркій признакъ военной силы подавляющей гражданскую свободу обнаружился въ самой одеждѣ императора и его ничтожнаго сына: первый былъ въ мундирѣ дивизіоннаго генерала; второй, увѣряютъ, въ мундирѣ sows lieutenant. Тогда затараторили другіе либеральные вожди: "Армія, говорилъ одинъ, есть безумный расходъ; она должна быть уничтожена"; "міръ сталъ слишкомъ цивилизованъ для войны", провозгласилъ другой; "императрица обойдена попами", говорилъ третій; "церкви могутъ быть терпимы; Вольтеръ воздвигъ храмъ, но только храмъ Богу Природы, а не поповъ" и т. д.
Исавра, которую всякая насмѣшка надъ религіей огорчала и возмущала, отвернулась при этомъ отъ ораторовъ, которыхъ прежде слушала съ жаднымъ вниманіемъ, и глаза ея упали на де-Молеона, сидѣвшаго напротивъ. Выраженіе лица его поразило ее, оно было злобно презрительное; это выраженіе однако тотчасъ же исчезло когда онъ встрѣтилъ ея взглядъ, и придвинувъ свой стулъ поближе къ ней онъ сказалъ съ улыбкой:
-- Взглядъ вашъ говоритъ мнѣ что я почти испугалъ васъ неблаговоспитанною откровенностью съ какою мое лицо выдало мой гнѣвъ когда я слышалъ такой безумный вздоръ отъ людей которые желаютъ управлять нашей безпокойною Франціей. Помните какъ послѣ разрушенія Лисабона землетрясеніемъ одинъ шарлатанъ лѣкарь объявилъ о "пилюляхъ противъ землетрясенія". Эти господа не такъ хитры какъ тотъ шарлатанъ; тотъ не открывалъ состава своихъ пилюль.
-- Но, Monsieur де-Молеонъ, сказала Исавра,-- если вы будучи въ опозиціи противъ имперіи думаете такъ дурно о тѣхъ кто хочетъ разрушить ее, то приготовлены ли у васъ болѣе дѣйствительныя средства противъ землетрясеній чѣмъ ихъ пилюли?
-- Я отвѣчу вамъ также какъ одинъ знаменитый англійскій государственный человѣкъ, будучи въ оппозиціи, отвѣчалъ на вопросъ подобный этому: "Я не предписываю пока я не призванъ".
-- Судя по тѣмъ семи съ половиною милліонамъ чьи голоса были объявлены въ субботу и по тому энтузіазму съ которымъ былъ привѣтствованъ императоръ, опасность землетрясенія слишкомъ слаба чтобы доставить хорошій сбытъ пилюлямъ этихъ господъ, или для успѣшнаго дѣйствія средствъ которыхъ вы не откроете пока не призваны.
-- Ah, Mademoiselle! веселая шутка въ устахъ не созданныхъ для политики заставляетъ меня совершенно забыть объ императорахъ и землетрясеніяхъ. Простите этотъ плоскій комплиментъ, вспомните что я Французъ и не могу не быть фривольнымъ.
-- Вы очень снисходительно побранили меня за мою излишнюю смѣлость. Правда, я не должна была надоѣдать съ политическими вопросами такому человѣку какъ вы, когда такъ мало понимаю въ нихъ; но въ этомъ мое извиненіе, я такъ желаю узнать больше.
Де-Молеонъ помолчалъ, и взглянулъ на нее серіозно, добрымъ, полусострадательнымъ взглядомъ, безъ всякой примѣси навязчивой любезности:
-- Молодая поэтеса, сказалъ онъ кротко,-- вы интересуетесь политикой! Поистинѣ счастливъ тотъ -- будетъ ли онъ имѣть успѣхъ или потерпитъ неудачу въ публичной жизни, онъ долженъ гордиться что честолюбіе его увѣнчано дома -- счастливъ тотъ кто побудилъ васъ желать больше познакомиться съ политикой!
Дѣвушка почувствовала что кровь давитъ ей виски. Какъ могла она быть такъ откровенна? Она не дала отвѣта; де-Молеонъ казалось и не ожидалъ его; съ тою рѣдкою деликатностью благовоспитанности которая, какъ кажется, принадлежитъ во Франціи прежнему поколѣнію, онъ перемѣнилъ тонъ, и продолжалъ какъ будто бы не было никакого перерыва послѣ ея вопроса.
-- Вы считаете Имперію прочною, полагаете что ей не угрожаетъ землетрясеніе? Вы обманываетесь. Императоръ началъ роковою ошибкой, ошибкой для открытія которой нужны цѣлые годы. Онъ нарушилъ медленный естественный процессъ уравненія между спросомъ и предложеніемъ -- нанимателями и рабочими. Онъ желалъ -- честолюбіе не лишенное благородства -- сдѣлать Парижъ чудомъ свѣта, вѣчнымъ памятникомъ его царствованія. При этомъ онъ искалъ создать искусственные способы удовлетворенія для революціонныхъ рабочихъ. Никогда ни одинъ правитель не имѣлъ такихъ нѣжныхъ пoпеченій о физическомъ трудѣ въ ущербъ умственной культурѣ. Парижь украсился; Парижъ сдѣлался чудомъ міра; другіе большіе города послѣдовали его примѣру; они также имѣютъ свои ряды дворцовъ и храмовъ. Но наступаетъ время когда волшебникъ не можетъ болѣе дать работы духамъ которыхъ онъ вызвалъ; они должны броситься на него и растерзать его: изъ тѣхъ самыхъ домовъ которые онъ построилъ для лучшаго помѣщенія рабочихъ, выйдутъ толпы недовольныхъ съ криками: "долой Имперію!" 21го мая вы были свидѣтельницей торжественной церемоніи возвѣстившей Имперіи огромное большинство голосовъ, которые будутъ ей совершенно безполезны, развѣ только какъ пища для пушекъ въ тѣ времена которыя готовы настать. За недѣлю предъ тѣмъ, 14го мая, было возмущеніе въ Faubourg du Temple, безъ труда подавленное,-- вы едва ли слышали о немъ. Это возмущеніе было однако же нужно тѣмъ кто хотятъ предостеречь Имперію что она смертна. Правда, возмущеніе было разсѣяно, но оно осталось безнаказаннымъ: безнаказанное возмущеніе есть начало революціи. Землетрясеніе ближе чѣмъ вы думаете; и противъ этого землетрясенія что за пилюли предлагаютъ эти шарлатаны? Они болтаютъ о вѣкѣ слишкомъ просвѣщенномъ для войны; они уменьшили бы армію, даже распустили бы ее еслибы могли, имѣя Пруссію въ ближайшемъ сосѣдствѣ съ Франціей. Пруссія, желая не безъ основанія занять то положеніе въ мірѣ которое принадлежитъ теперь Франціи, никогда не вызоветъ Францію; еслибъ она сдѣлала это, это была бы слишкомъ большая ошибка чтобъ она могла найти себѣ союзниковъ. Пруссія, зная что имѣетъ дѣло съ самымъ тщеславнымъ, самымъ надменнымъ, самымъ опрометчивымъ противникомъ который когда-либо взмахивалъ рапирою надъ головой spadassin, Пруссія заставитъ Францію вызвать ее. А какимъ образомъ эти господа распоряжаются съ французскою арміей? Развѣ они осмѣливаются сказать: предпочитайте для людей которыхъ первый долгъ повиноваться дисциплину равенству, настаивайте на различіи между офицеромъ и рядовымъ, и никогда не смѣшивайте ихъ; прусскіе офицеры хорошо образованные джентльмены, смотрите чтобъ и ваши были таковы? О, нѣтъ; они слишкомъ рьяные Демократы чтобы не брататься съ вооруженною чернью; они довольствуются тѣмъ чтобъ утянуть лишнюю копѣйку у коммисаріата, и смотрятъ сквозь пальцы на милліоны мошеннически прибираемые въ карманъ какимъ-нибудь либеральнымъ подрядчикомъ. Dieu des dieux! Франціи быть разбитой, не такъ какъ при Ватерлоо соединенными силами враговъ, но въ честномъ поединкѣ одинокимъ противникомъ! О, позоръ! позоръ! Но при нынѣшней, организаціи французской арміи, она непремѣнно будетъ разбита если, встрѣтится съ Германцами.
-- Вы устрашаете меня вашими зловѣщими предсказаніями, сказала Исавра;-- но къ счастію нѣтъ признаковъ войны. Monsieur Дюплеси, пользующійся довѣріемъ императора, говорилъ намъ не дальше какъ на дняхъ что Наполеонъ узнавъ о результатахъ плебисцита сказалъ: "иностранные журналисты, которые настаивали что Имперія несовмѣстна со свободными учрежденіями, не станутъ болѣе намекать что на нее съ успѣхомъ можетъ быть сдѣлано нападеніе извнѣ". И болѣе чѣмъ когда-нибудь я могу повторить: l'Empire е est la paix!
Де-Молеонъ пожалъ плечами:
-- Старая исторія: Троя и деревянный конь.
-- Скажите мнѣ, Monsieur де-Молеонъ, почему вы, который такъ презираетъ оппозицію, соединяетесь съ нею въ оппозиціи Имперіи?
-- Mademoiselle, Имперія оппозируетъ мнѣ; пока она существуетъ, я не могу быть даже депутатомъ; когда ея не будетъ, одному небу извѣстно чѣмъ я могу стать, можетъ-быть диктаторомъ; но можете быть увѣрены въ одномъ, что если я самъ не сдѣлаюсь диктаторомъ, я буду поддерживауь всякаго кто болѣе меня будетъ способенъ выполнить эту задачу.
-- Болѣе способенъ уничтожить свободу за которую онъ, по его словамъ, велъ борьбу.
-- Не совсѣмъ такъ, возразилъ де-Молеонъ невозмутимо,-- болѣе способенъ установить хорошее правительство вмѣсто дурнаго противъ котораго онъ боролся, и еще худшихъ правительствъ которыя постарались бы превратить Францію въ домъ умалишенныхъ и сдѣлать самаго безумнаго изъ его обитателей докторомъ безумныхъ!
Онъ отошелъ, и на этомъ разговоръ ихъ окончился.
Но онъ произвелъ такое впечатлѣніе на Исавру что въ ту же ночь она докончила свое письмо къ гжѣ де-Гранменилъ изложеніемъ содержанія этого разговора, предпославъ ему невинное сознаніе что теперь она менѣе довѣряетъ значенію тѣхъ восторженныхъ кликовъ какими привѣтствованъ былъ императоръ во время субботняго церемоніала, и окончила письмо такъ:
"Я могу лишь не вполнѣ точно передать вамъ слова этого страннаго человѣка, и не могу дать вамъ понятія о манерѣ и голосѣ которыя дѣлали ихъ краснорѣчивыми. Скажите мнѣ, можетъ ли быть правда въ его мрачныхъ предсказаніяхъ? Я стараюсь не думать этого, но мнѣ кажется что они висятъ надъ этою блестящею Луврскою залой какъ зловѣщая грозовая туча."
ГЛАВА II.
Маркизъ де-Рошбріанъ сидѣлъ въ своей прекрасной квартирѣ, разсѣянно глядя на конверты многихъ записокъ и писемъ лежавшихъ нераспечатанными на столѣ гдѣ онъ завтракалъ. Онъ проснулся поздно, потому что легъ слать только на разсвѣтѣ. Ночь была проведена въ клубѣ, за карточнымъ столомъ, не къ выгодѣ для маркиза. Читатель могъ узнать изъ приведеннаго въ одной изъ прежнихъ главъ разговора де-Молеона съ Энгерраномъ де-Вандемаромъ что строгій seigneur Breton сдѣлался однимъ изъ первыхъ viveurs Парижа. Онъ уже давно истратилъ остатки отъ преміи Лувье въ 1.000 фунтовъ и задолжалъ проценты за годъ. Для послѣдняго было извиненіе -- г. Колло, которому ему посовѣтовали продать годовую вырубку лѣса, срубилъ этотъ лѣсъ, но кромѣ задатка не заплатилъ ни одного sou, такъ что доходъ изъ котораго должны были уплачиваться проценты по закладной еще не получался. Аленъ поручилъ г. Гебергу потребовать уплаты за лѣсъ; Колло отвѣчалъ что если его не будутъ стѣснять, то онъ вскорѣ будетъ въ состояніи расплатиться; въ случаѣ же настоятельнаго требованія, онъ вынужденъ будетъ объявить себя банкротомъ. Кавалеръ де-Финистерръ посмѣялся надъ безпокойствомъ Алена когда послѣдній увидѣлъ себя въ положеніи должника не могущаго уплатить должную сумму и въ то же время кредитора не имѣющаго возможности получить свой долгъ.
-- Bagatelle! говорилъ кавалеръ:-- Колло, если вы дадите ему срокъ, такъ же надеженъ какъ Французскій Банкъ, и Лувье знаетъ это. Лувье не станетъ безпокоить васъ, Лувье лучшій человѣкъ въ свѣтѣ! Я отправлюсь къ нему и объясню все дѣло.
Можно полагать что кавалеръ дѣйствительно имѣлъ такое объясненіе; потому что хотя при первомъ и при наступившемъ вскорѣ второмъ срокѣ уплаты Аленъ получалъ письма отъ агента г. Лувье съ напоминаніемъ о слѣдуемыхъ процентахъ и съ просьбой объ уплатѣ, но кавалеръ увѣрялъ его что напоминанія была обычною формальностью, что на самомъ дѣлѣ Лувье ничего не зналъ объ этомъ; и когда обѣдая у великаго финансиста и дружески принятый и названный mon cher, Аленъ отвелъ его въ сторону и началъ свои объясненія и извиненія, Лувье остановилъ его.
-- Peste! Не говорите о такихъ пустякахъ. Дѣла касаются моего агента; дружба -- это мое дѣло. Allez!
Такимъ образомъ де-Рошбріанъ, вѣря и должнику и кредитору, въ теченіи года мало заботился объ обоихъ и прожилъ болѣе дохода который былъ бы вполнѣ достаточнымъ для обыкновеннаго холостяка, потребовалъ болѣе внимательной бережливости чѣмъ можно было ожидать отъ главы одной изъ самыхъ блестящихъ фамилій во Франціи, брошеннаго въ такихъ молодыхъ годахъ въ водоворотъ самой расточительной столицы въ мірѣ.
Маркизъ не то чтобы жилъ расточительно, но все что онъ имѣлъ уходило у него на карманныя деньги, и онъ отдѣлался отъ боязни попасть въ долги которую вывезъ съ собою изъ болѣе чистой атмосферы Бретани.
Но въ числѣ долговъ были такіе которые Рошбріанъ долженъ былъ платить, долги чести, и прошлою ночью Аленъ сдѣлалъ такой долгъ и долженъ былъ уплатить его сегодня. Онъ имѣлъ сильное искушеніе, когда долгъ возросъ до настоящей цифры, попытать перемѣну счастія; нo несмотря на свою неосторожность онъ не былъ способенъ на безчестный поступокъ. Еслибы счастіе не перемѣнилось и онъ проигралъ больше, ему нечѣмъ было бы заплатить. При теперешнемъ же размѣрѣ долга онъ разчиталъ что могъ покрыть его продавъ свою карету и лошадей. Итакъ, нечего удивляться что онъ оставлялъ свои письма нераспечатанными, какъ бы ни были они пріятны; онъ былъ вполнѣ увѣренъ что въ нихъ не заключалось чека который помогъ бы ему заплатить долгъ и удержать свой экипажъ.
Дверь отворилась и слуга доложилъ о кавалерѣ де-Финистеррѣ, человѣкѣ съ кроткимъ выраженіемъ лица, air distingu é, пріятнымъ голосомъ и вѣчною улыбкой.
-- Ну, mon cher, закричалъ кавалеръ,-- надѣюсь вы возвратили себѣ благосклонность Фортуны прежде чѣмъ оставили ея зеленый столъ вчера вечеромъ. Когда я уѣхалъ она казалось была очень сурова къ вамъ.
-- Такъ продолжалось до конца, отвѣчалъ Аленъ съ хорошо поддѣланною веселостью -- онъ былъ слишкомъ bon gentilhomme чтобъ обнаруживать гнѣвъ или досаду при денежной потерѣ.
-- Во всякомъ случаѣ, сказалъ де-Фавистерръ, закуривая папиросу,-- непостоянная богиня не могла причинить вамъ много вреда; ставки были не велики, а вашъ партнеръ, князь, никогда не удваиваетъ и не идетъ на квитъ.
-- И я тоже. Впрочемъ слово "малы" имѣетъ относительное значеніе; ставки могли быть малы для васъ, и велики для меня. Entre nous, cher атг, кошелекъ мой истощился, и у меня остается одно утѣшеніе: я излѣчился отъ игры; не то чтобъ я отдѣлался отъ этой болѣзни, но болѣзнь оставила меня; ей нечего дѣлать со мной, также какъ лихорадкѣ со скелетомъ.
-- Вы говорите серіозно?
-- Также серіозно какъ проводившій покойника, съ которымъ похоронено для него все.
-- Все? При такомъ помѣстьи какъ Рошбріанъ!
Въ первый разъ во время этого разговора лицо Алена омрачилось.
-- А долго ли Рошбріанъ останется моимъ? Вы знаете что я удержалъ его благодаря перезалогу, по которому не заплатилъ процентовъ, и владѣлецъ закладной можетъ, если захочетъ, прибѣгнуть къ закону и потребовать...
-- Peste! перервалъ де-Финистерръ,-- Лувье обратится къ закону! Лувье, лучшій человѣкъ въ свѣтѣ! Но я вижу его почеркъ на этомъ конвертѣ. Безъ сомнѣнія приглашеніе къ обѣду.
Аленъ взялъ указанное письмо изъ кучи другихъ писемъ изъ которыхъ одни были надписаны женскимъ почеркомъ и не запечатаны, но искусно сложены гордіевымъ узломъ, другія, тоже съ женскимъ почеркомъ, старательно запечатаны, нѣкоторыя въ некрасивыхъ конвертахъ были надписаны четкимъ писарскимъ почеркомъ. Взятыя вмѣстѣ эти посланія имѣли общій характеръ; они служили образцомъ корреспонденціи одного изъ viveurs, на котораго женщины смотрѣли какъ на красиваго, молодаго человѣка хорошаго происхожденія; а мущины какъ на viveur который забылъ свой долгъ портному или саложнику.
Лувье писалъ мелкимъ, не очень четкимъ, нo очень твердымъ почеркомъ, какъ большая часть людей которые долго обдумываютъ, во пишутъ быстро. Письмо заключало въ себѣ слѣдующее:
" Cher petit Marquis " (при этомъ началѣ Аленъ высокомѣрно вздернулъ плечи, поднялъ голову и губы его задрожали).
" Cher petit Marquis.-- Цѣлое столѣтіе какъ я васъ не вижу. Безъ сомнѣнія мои soir é es слишкомъ скучны для beau seigneur за которымъ такъ ухаживаютъ. Я васъ прощаю. Еслибъ я былъ beau seigneur вашихъ лѣтъ! Увы! Я не больше какъ обыкновенный дѣловой человѣкъ, который къ тому же становится старъ. Носясь высоко надъ міромъ въ которомъ я живу, вы едва ли знаете что я уложилъ большую часть моего капитала въ строительныя спекуляціи. Есть одна улица Rue de bouvier которая пролегаетъ прямо чрезъ мой кошелекъ. Я принужденъ собрать деньги которыя мнѣ должны. Агентъ мой увѣдомилъ меня что мнѣ не хватаетъ ровно 7.000 луидоровъ до той суммы какая мнѣ нужна -- за получкою всѣхъ другихъ долговъ -- и что есть бездѣлица немного болѣе 7.000 луидоровъ которую мнѣ слѣдуетъ получить какъ проценты по моей гипотекѣ на Рошбріанъ. Будьте добры заплатите ему эту сумму ранѣе конца этой недѣли. Вы были слишкомъ снисходительны къ Колло, который вѣроятно долженъ вамъ больше этого. Пошлите къ нему агента. D é sol é что васъ безпокою, и au desespoir при мысли что моя собственная неотложная крайность побуждаетъ меня просить васъ принять на себя столько хлопотъ. Mais que faire? Улица Лувье остановилась и я вынужденъ просить моего агента подвинуть ее.
"Примите мои извиненія и увѣренія въ самомъ дружественномъ расположеніи.
"Поль Лувье."
Аленъ перебросилъ это письмо де-Финистерру.
-- Прочтите что пишетъ лучшій человѣкъ въ свѣтѣ.
Кавалеръ положилъ свою папиросу въ сторону и сталъ читать.
-- Diablel сказалъ онъ возвращая письмо и беря снова папиросу.-- Diable! Лувье должно-быть очень нуждается въ деньгахъ, иначе онъ не писалъ бы въ такомъ тонѣ. Но бѣда не велика. Колло долженъ вамъ больше 7.000 луидоровъ. Прикажите вашему стряпчему получить ихъ и спите себѣ спокойно -- Ah! вы думаете что Колло можетъ заплатить если захочетъ?
-- Ma foi! Не говорилъ ли вамъ Monsieur Гандренъ что Колло вы можете продать лѣсъ за лучшую цѣну чѣмъ всякому другому!
-- Разумѣется такъ, сказалъ Аленъ успокоенный.-- Гандренъ дѣйствительно говорилъ маѣ это. Я пошлю его къ этому господину. Думаю что все хорошо устроится; если же нѣтъ, что тогда сдѣлаетъ Лувье?
-- Что сдѣлаетъ Лувье! повторилъ Финистерръ раздумывая.-- Вы спрашиваете моего мнѣнія и совѣта?
-- Откровенно говоря, да.
-- Въ такомъ случаѣ я отвѣчу вамъ по чести. Я самъ имѣю небольшія дѣла на биржѣ, какъ большинство Парижанъ. Лувье сдѣлалъ гигантскую спекуляцію съ этой новой улицей, и такъ какъ у него много еще другихъ неотложныхъ дѣлъ, то ему должны быть нужны всѣ деньги какія онъ только можетъ собрать. Я думаю что если вы не уплатите ему что должны, онъ вынужденъ будетъ поручить своему агенту объявить о продажѣ Рошбріана. Но онъ терпѣть не можетъ скандаловъ; ему противна мысль быть жестокимъ; онъ скорѣе, несмотря на всѣ свои затрудненія, купитъ Рошбріанъ самъ и дастъ лучшую цѣну чѣмъ бы могъ получить при публичной продажѣ. Продайте ему помѣстье. Обратитесь къ его великодушію и вы польстите ему. Вы получите больше чѣмъ стоитъ старое мѣсто. Помѣстите излишекъ для приращенія процентами, продолжайте жить какъ жили, или еще лучше, и женитесь на богатой наслѣдницѣ. Morbleu! Маркизъ де-Рошбріанъ, будь ему шестьдесятъ лѣтъ, занималъ бы высокое мѣсто на брачномъ рывкѣ. Чѣмъ больше демократы стараются унизить титулы и осмѣять историческія имена, тѣмъ больше богатые демократы тести стараются украсить своихъ дочерей титулами и доставить своимъ внукамъ въ наслѣдство историческія имена. Вамъ кажется это непріятно, pauvre ami. Въ такомъ случаѣ будемъ надѣяться что Колло заплатитъ. Выпустите на него свою собаку -- я хочу сказать стряпчаго -- схватите его за горло!
Прежде чѣмъ Аленъ прервалъ величавое молчаніе съ которымъ выслушивалъ этотъ практичный совѣтъ, слуга появился снова и доложилъ о Фредерикѣ Лемерсье.
Между обоими гостями не было дружескаго знакомства. Лемерсье былъ недоволенъ тѣмъ что Аленъ предпочиталъ общество такого новаго друга, а де-Финистерръ старался показывать пренебреженіе Лемерсье какъ человѣку низкаго происхожденія и дурнаго тона.
Аленъ также былъ нѣсколько смущенъ при видѣ Лемерсье, вспомнивъ мудрыя предостереженія которыя старый школьный товарищъ дѣлалъ ему при началѣ его парижской карьеры, и его тревожило угрызеніе что эти предостереженія были до такой степени пренебрежены имъ.
Онъ нѣсколько робко протянулъ руку Фредерику и былъ изумленъ и тронутъ болѣе чѣмъ обыкновенною горячностью съ какою пожалъ эту руку другъ такъ давно имъ пренебрегаемый. Такое дружелюбное привѣтствіе трудно согласовалось съ гордостью отличавшею Фредерика Лемерсье.
-- Ma foi, сказалъ кавалеръ взглянувъ на часы,-- какъ время-то летитъ. Я и не думалъ что такъ поздно. Я теперь долженъ проститься съ вами, любезнѣйшій Рошбріанъ. Можетъ-быть попозже мы встрѣтимся въ клубѣ -- я тамъ сегодня обѣдаю. Au plaisir, Monsieur Лемерсье.
ГЛАВА III.
Когда дверь затворилась за кавалеромъ, лицо Фредерика приняло очень серіозное выраженіе. Придвинувъ свой стулъ поближе къ Алену онъ сказалъ:
-- Мы не часто видались въ послѣднее время -- пожалуста не извиняйся; я хорошо знаю что иначе и быть не могло. Парижъ сталъ такъ великъ и такъ раздѣлился на кружки что лучшіе друзья принадлежа къ различнымъ кругамъ становятся такъ же разъединены какъ еслибы между ними протекалъ Атлантическій океанъ.. Я сегодня пришелъ по поводу того что сейчасъ слышалъ отъ Дюплеси. Скажи мнѣ, получилъ ты деньги за лѣсъ что продалъ господину Колло въ прошломъ году?
-- Нѣтъ, сказалъ Аленъ запинаясь.
-- Боже мой! ничего?
-- Только задатокъ въ десять процентовъ, который разумѣется истратилъ, такъ какъ это составляло большую часть моего дохода. Что же Колло? Онъ дѣйствительно ненадеженъ?
-- Онъ разорился и бѣжалъ изъ Франціи. Его бѣгство было предметомъ разговора на биржѣ сегодня утромъ. Дюплеси говорилъ мнѣ объ этомъ.
Аленъ поблѣднѣлъ.
-- Какъ же я расплачусь съ Лувье? Прочти это письмо.
Лемерсье быстро пробѣжалъ глазами содержаніе письма Лувье.
-- Значитъ это правда что ты долженъ этому человѣку проценты за годъ, больше 7.000 луидоровъ?
-- Немного больше, да. Но это не главное затрудненіе которое тревожитъ меня. Рошбріанъ можетъ быть потерянъ, но не моя честь. Я долженъ русскому князю 300 луидоровъ, которые проигралъ вчера вечеромъ въ é cart é. Мнѣ нужно найти покупателя на мой экипажъ и лошадей; прошлаго года они стоили мнѣ 600 луидоровъ; не знаешь ли ты кого-нибудь кто далъ бы мнѣ за нихъ 300?
-- Я дамъ тебѣ шестьсотъ; твой alezan одинъ стоитъ половину этихъ денегъ!
-- Любезнѣйшій Фредерикъ, я не продамъ тебѣ ихъ ни за что. Но у тебя такъ много друзей...
-- Которые рады отдать душу за то чтобъ имѣть право сказать: я купилъ этихъ лошадей у Рошбріана. Конечно у меня есть такіе друзья. На! молодой Рамо; знаешь ты его?
-- Рамо! я никогда не слыхалъ о немъ!
-- Суета суетъ, вотъ что такое слава! Рамо редакторъ Sens Commun. Ты читалъ этотъ журналъ!
-- Да, въ немъ есть умныя статьи, и я вспоминаю какъ увлекалъ меня прекрасный романъ который въ немъ появился.
-- А! Синьйорины Чигонья, которой, кажется, ты былъ немножко плѣненъ въ прошломъ году.
-- Въ прошломъ году -- въ самомъ дѣлѣ? Какъ одинъ годъ можотъ измѣнить человѣка! Но мой долгъ князю. Какое отношеніе можетъ имѣть Sens Commun къ моимъ лошадямъ?
-- На дняхъ вечеромъ я встрѣтилъ Рамо у Саварева. Онъ представлялъ изъ себя героя и мученика; карета его была взята для баррикадъ во время этой безсмысленной é meute десять дней тому назадъ; карета изломана, лошади исчезли. Онъ купитъ одну изъ твоихъ лошадей и экипажъ. Поручи это мнѣ! Я знаю какъ распорядиться съ остальными двумя лошадьми. Въ которомъ часу деньги нужны тебѣ?
-- Прежде чѣмъ я отправлюсь обѣдать въ клубъ.
-- Они будутъ у тебя черезъ два часа; но ты не долженъ обѣдать сегодня въ клубѣ. Я получилъ записку отъ Дюплеси: онъ приглашаетъ тебя обѣдать сегодня у него.
-- Дюплеси! Я такъ мало знакомъ съ нимъ!
-- Ты долженъ познакомиться съ нимъ лобдигке. Онъ единственный человѣкъ который можетъ дать тебѣ полезный совѣтъ въ этомъ затрудненіи съ Лувье, и онъ тѣмъ съ большею охотой и вниманіемъ дастъ его что они съ Лувье враги какъ. соперники финансисты. Я тоже обѣдаю у него. Мы найдемъ случай посовѣтоваться съ нимъ; онъ отзывается о тебѣ съ такимъ сочувствіемъ. А что за милая дѣвушка его дочь!
-- Могу сказать! А! Еслибъ я не былъ такъ безумно расточителенъ. Еслибъ я вступилъ въ армію рядовымъ солдатомъ полгода тому назадъ; я былъ бы теперь уже капраломъ!. Впрочемъ и теперь еще не поздно. Когда я лишусь Рошбріана, я все еще буду имѣть возможность сказать вмѣстѣ съ Мушкетеромъ въ мелодрамѣ: "Я богатъ -- у меня есть честь и мечъ!"
-- Пустяки! Рошбріанъ долженъ быть спасенъ; теперь я спѣшу къ Рамо. Au revoir, въ отелѣ Дюплеси, въ семь часовъ.
Лемерсье ушелъ и менѣе чѣмъ черезъ два часа прислалъ маркизу шестьсотъ луидоровъ банковыми билетами, прося сдѣлать распоряженіе о выдачѣ лошадей и кареты.
Когда распоряженіе было написано и подписано, Аленъ поспѣшилъ уплатить свой долгъ чести, и разсуждая о своемъ вѣроятномъ разореніи съ облегченнымъ сердцемъ явился въ отель Дюплеси.
Дюплеси не старался соперничать въ великолѣпной обстановкѣ съ Лувье. Домъ его, хотя расположенный пріятно и носившій лестное названіе отеля Дюплеси, былъ небольшой величины и отдѣланъ безъ всякихъ претензій; не видалъ онъ также въ стѣнахъ своихъ, какъ обычныхъ посѣтителей, блестящей пестрой толпы, которая собиралась въ салонахъ старѣйшаго финансиста.
До настоящаго года Дюплеси ограничивался пріемомъ дѣловыхъ людей и нѣсколькихъ изъ наиболѣе преданныхъ приверженцевъ императорской династіи; но съ того времени какъ Валерія стала жить у него, онъ распространилъ свое гостепріимство на болѣе широкіе и веселые круги, въ которые входила нѣсколько знаменитостей міра художественнаго и литературнаго, и людей принадлежавшихъ къ модному свѣту. Въ числѣ гостей собравшихся къ обѣду были Исавра, съ синьйорой Веноста, одинъ изъ императорскихъ министровъ, полковникъ котораго Аленъ видѣлъ уже на ужинѣ Лемерсье, депутатъ (преданный имперіалистъ) и герцогиня де-Тарасконъ; вмѣстѣ съ Аленомъ и Фредерикомъ этимъ ограничивалось общество. Разговоръ не былъ особенно веселъ. Самъ Дюплеси, хотя чрезвычайно начитанный и умный человѣкъ, не имѣлъ талантовъ блестящаго хозяина. Серіозный по характеру и обыкновенно задумчивый -- хотя бывали минуты когда онъ бывалъ краснорѣчивъ и остроуменъ -- онъ казалось былъ въ этотъ день особенно поглощенъ своими мыслями. Министръ, депутатъ и герцогиня де-Тарасконъ толковали о политикѣ, осмѣивали призрачную é meute бывшую 14го числа; ликовали по поводу успѣха плебисцита; и допуская съ негодованіемъ возраставшее могущество Пруссіи -- и съ не меньшимъ негодованіемъ, но большимъ презрѣніемъ критикуя эгоизмъ Англіи и ея пренебреженіе къ равновѣсію Европы -- намекали на необходимость присоединенія Бельгіи къ Франціи какъ на возмѣщеніе за успѣхи Пруссіи при Садовой.
Аленъ сидѣлъ около Исавры, которыя такъ плѣнила, его взоры и мечты въ первое время пребыванія его въ Парижѣ.
Вспоминая свой послѣдній разговоръ съ Грагамомъ происходившій около года тому назадъ, онъ почувствовалъ желаніе удостовѣриться сдѣлалъ ли Англичанинъ ей предложеніе и было ли оно принято или отвергнуто.
Начало ихъ разговора было довольно обыкновенно, но послѣ нѣкотораго перерыва Аленъ сказалъ:
-- Мнѣ кажется у насъ съ вами есть общій знакомый, Monsieur Венъ, замѣчательный Англичанинъ. Не знаете ли, въ Парижѣ ли онъ теперь? Я не видалъ его уже нѣсколько мѣсяцевъ.
-- Я думаю что онъ въ Лондонѣ; по крайней мѣрѣ полковникъ Морли встрѣтилъ на дняхъ одного друга который говорилъ это.
Хотя Исавра старалась говорить равнодушнымъ тономъ, но Аленъ подмѣтилъ болѣзненный оттѣнокъ въ ея голосѣ; и наблюдая ея лицо замѣтилъ что оно приняло печальное выраженіе. Онъ былъ тронутъ и въ его любопытствѣ слышалось участіе когда онъ сказалъ:
-- Когда я послѣдній разъ видѣлъ Monsieur Вена, онъ находился подъ слишкомъ сильнымъ обаяніемъ чаръ одной волшебницы чтобы долго оставаться за предѣлами круга который она обвела вокругъ себя.
Исавра быстро повернула свое лицо къ говорившему, губы ея двигались, но она не произнесла ничего внятнаго.
"Ссора это или недоразумѣніе?" подумалъ Аленъ, и вслѣдъ за этимъ вопросомъ сердце его спросило себя: "Предположимъ что Исавра свободна, что любовь ея не отдана никому, пожелаешь ли ты искать ея руки?" и сердце его отвѣчало:-- "Полтора года тому назадъ ты былъ ближе къ ней чѣмъ теперь. Ты отдалился отъ нея навѣки когда поставилъ свѣтъ преградой между собой и ею; тогда, какъ ни былъ ты бѣденъ, ты готовъ былъ предпочесть ее богатству. Тогда ты повиновался только невиннымъ порывамъ молодости, во съ той минуты какъ ты сказалъ: "я Рошбріанъ, и признавъ обязанности возлагаемыя на меня рожденіемъ и положеніемъ въ обществѣ, я не могу отказаться отъ нихъ для любви", съ тѣхъ поръ Исавра стала несбыточнымъ сномъ. Теперь, когда разореніе смотритъ тебѣ въ лицо, когда тебѣ предстоитъ бороться съ суровымъ гнетомъ неблагосклонной судьбы -- ты утратилъ поэзію чувства которое одно могло дать этому сну краски и форму человѣческой жизни." Онъ не могъ болѣе думать объ этомъ прекрасномъ созданіи какъ о наградѣ которой осмѣлился бы добиваться. И встрѣтивъ ея вопросительный взглядъ, и видя ея дрожащія губы, онъ инстинктивно почувствовалъ что Грагамъ былъ дорогъ ей, и что нѣжный интересъ который она внушала ему былъ свободенъ отъ мученій ревности.
Онъ сказалъ:
-- Да, послѣдній разъ какъ я видѣлъ этого Англичанина, онъ говорилъ съ такою почтительною преданностью объ одной особѣ, руку которой считалъ величайшею наградой своего честолюбія, что я могу только глубоко сожалѣть о немъ если его честолюбіе потерпѣло неудачу, и только этимъ могу объяснить себѣ его отсутствіе изъ Парижа.
-- Вы близкій другъ мистера Вена?
-- Нѣтъ, я не имѣю этой чести; знакомство наше было не близкое, но онъ произвелъ и, а меня впечатлѣніе человѣка серіознаго ума, открытаго характера и безукоризненной чести.
Лицо Исавры просіяло радостью какую мы чувствуемъ слыша похвалы тѣмъ кого любимъ.
Въ это время Дюплеси, слѣдившій за Италіянкой и молодымъ маркизомъ, въ первый разъ въ теченіи обѣда прервалъ молчаніе,
-- Mademoiselle, сказалъ онъ обращаясь къ Исаврѣ черезъ столъ,-- надѣюсь что мнѣ неправду сказали будто ваше литературное торжество заставило васъ забыть карьеру въ которой, по увѣренію лучшихъ знатоковъ, вы имѣли бы не менѣе блестящій успѣхъ; надѣюсь, одно искусство не мѣшаетъ другому.
Восхищенная приведенными Аленомъ словами Грагама, убѣжденіемъ что эти слова относились къ ней и мыслью что оставивъ сцену она уничтожила преграду между собою и имъ, Исавра отвѣчала съ нѣкоторымъ энтузіазмомъ:
-- Я не знаю, Monsieur Дюплеси, мѣшаетъ ли одно искусство другому, если хотятъ въ обоихъ достичь совершенства. Но я давно уже оставила желаніе отличиться въ искусствѣ о которомъ вы упомянули и отказалась отъ всякой мысли о карьерѣ которую оно открываетъ.
-- Monsieur Венъ говорилъ мнѣ это, сказалъ Аленъ шепотомъ.
-- Когда?
-- Прошлаго года, въ тотъ день какъ говорилъ съ такимъ справедливымъ восхищеніемъ о молодой особѣ къ которой Дюплесси только-что имѣлъ честь обращаться.
Во все это время Валерія, сидѣвшая на другомъ концѣ стола рядомъ съ министромъ который велъ ее къ обѣду, слѣдила съ выраженіемъ глубокаго огорченія во взглядѣ, которое не было замѣчено никѣмъ кромѣ ея отца, за этимъ тихимъ разговоромъ между Аленомъ и ея другомъ, котораго до этого времени она такъ восторженно любила. До сихъ поръ она давала односложные отвѣты на всѣ попытки великаго человѣка вовлечь ее въ разговоръ; но теперь, когда она замѣтила какъ Исавра вспыхнула и опустила глаза, то странное качество женщинъ которое мы мущины зовемъ скрытностью, и которое въ нихъ есть только вѣрность ихъ природѣ, помогло ей скрыть сильнѣйшую досаду какую она испытывала, подъ внезапнымъ взрывомъ оживленія. Она подхватила какое-то общее мѣсто которое министръ старался примѣнить къ ея, по его мнѣнію, ограниченному пониманію, и отвѣтила бойкою сатирой которая изумила этого важнаго человѣка, и онъ посмотрѣлъ на нее съ удивленіемъ. До сихъ поръ онъ внутренно восхищался ею какъ дѣвушкой благовоспитанною, какими считаютъ французскихъ дѣвушекъ только-что вышедшихъ изъ монастыря; теперь слыша блестящій отвѣтъ на свое глупое замѣчаніе, онъ сказалъ про себя: " Darne! низкое происхожденіе дочери финансиста даетъ себя знать".
Но такъ какъ самъ онъ былъ умный человѣкъ, то ея возраженіе оживило его, и самъ не понимая какъ онъ вдругъ сдѣлался остроуменъ. Съ безпримѣрною быстротою свойственною Парижанамъ, гости подхватили новый esprit de conversation возникшій между государственнымъ человѣкомъ и дѣвушкой, почти ребенкомъ, сидѣвшей около него; и подхвативъ мячъ, который сталъ легко перебрасываться между ними, они думали про себя насколько въ этой красивой, милой дочери финансиста больше блеску чѣмъ въ этой темноокой молодой музѣ о которой всѣ парижскіе журналисты писали съ восторгомъ и одобреніемъ, и которая не сумѣла сказать слова достойнаго вниманія, разговаривая только съ красивымъ молодымъ маркизомъ, котораго, безъ сомнѣнія, хочетъ плѣнить.
Валерія совершенно затмила Исавру умомъ и остроуміемъ; но ни Валерію ни Исавру ни мало не занимало это превосходство. Каждая изъ нихъ помышляла единственно о наградѣ которая одинаково можетъ принадлежать какъ самой смиренной поселянкѣ, такъ и самой блестящей образованной женщинѣ -- сердцѣ любимаго мущины.
ГЛАВА IV.
На континентѣ вообще, какъ извѣстно, мущины не остаются сидѣть и пить вино когда послѣ обѣда дамы выходятъ изъ-за стола. Такъ что по данному знаку всѣ гости вмѣстѣ перешли въ залу; и Аленъ оставивъ Исавру обратился къ герцогинѣ де-Тарасконъ.
-- Такъ много прошло времени, по крайней мѣрѣ много для парижской жизни, съ тѣхъ поръ какъ я былъ въ первый разъ у васъ вмѣстѣ съ Энгерраномъ де-Вандемаромъ. Многое изъ того что вы говорили тогда, удержалось въ моей памяти и разрушило предразсудки съ которыми я пріѣхалъ изъ Бретани.
-- Я горжусь слыша это отъ моего родственника.
-- Вы знаете что я готовъ былъ вступить въ военную службу при императорѣ, еслибы по существующимъ правиламъ не былъ обязанъ начать съ рядоваго.
-- Я понимаю это затрудненіе; но вы знаете что императоръ не могъ бы сдѣлать исключенія даже для васъ.
-- Разумѣется нѣтъ. Теперь я раскаиваюсь въ своей гордости, и можетъ-быть запишусь еще въ какой-нибудь полкъ посылаемый въ Алжиръ.
-- Нѣтъ; есть другіе пути на которыхъ Рошбріанъ можетъ служить престолу. При дворѣ скоро сдѣлается вакантнымъ мѣсто которое не будетъ неприлично вашему происхожденію.
-- Простите меня; солдатъ служитъ своей странѣ; придворный своему повелителю; я мсгъ бы носить мундиръ Франціи, но не могу надѣть императорскую ливрею.
-- Это дѣтское различіе, сказала герцогиня порывисто.-- Вы говорите какъ будто бы у императора были интересы отдѣльные отъ интересовъ націи. Увѣряю васъ что въ его сердцѣ нѣтъ уголка -- не исключая и того какой онъ могъ бы отдѣлить своему сыну и своей династіи -- въ которомъ не преобладала бы мысль о Франціи.
-- Я не смѣю сомнѣваться въ истинѣ того что вы говорите; но не имѣю основанія полагать что та же мысль не преобладаетъ въ сердцѣ Бурбона. Бурбонъ первый сказалъ бы мнѣ: "Если Франціи нужна твоя шпага противъ враговъ, не оставляй ее въ ножнахъ". Но сказалъ ли бы мнѣ Бурбонъ: "Мѣсто Рошбріана среди valetaille наслѣдника Корсиканца?"
-- Горе бѣдной Франціи! сказала герцогиня:-- горе было бы и мнѣ и вамъ, мой гордый кузенъ, еслибы наслѣдниками или наслѣдникомъ Корсиканца былъ...
-- Генрихъ V? прервалъ Аленъ со вспыхнувшимъ взоромъ.
-- Мечтатель! Нѣтъ; какой-нибудь потомокъ царя-толпы которая посылала Бурбоновъ и дворянство на гильйотину.
Пока герцогиня говорила такимъ образомъ съ Аленомъ, Исавра сѣла рядомъ съ Валеріей, и не имѣя понятія о томъ какъ оскорбила ее, обратилась къ ней въ тѣхъ милыхъ, ласковыхъ выраженіяхъ въ какихъ молодыя дѣвушки друзья обращеются другъ къ другу; но Валерія отвѣчала сухо или насмѣшливо, и отвернувшись въ сторону заговорила, съ министромъ. Черезъ нѣсколько минутъ гости стали расходиться. Но Лемерсье удержалъ Алена шепнувъ ему:
-- Дюплеси хочетъ поговорить съ нами о вашемъ дѣлѣ когда другіе гости разъѣдутся.
ГЛАВА V.
-- Monsieur le Marquis, сказалъ Дюплеси когда въ залѣ не осталось никого кромѣ его и двоихъ друзей,-- Лемерсье передалъ мнѣ положеніе вашихъ дѣлъ съ Лувье и польстилъ мнѣ выразивъ надежду что мой совѣтъ можетъ быть вамъ полезенъ. Если такъ, располагайте мною.
-- Я съ величайшею благодарностью приму вашъ совѣтъ, отвѣчалъ Аленъ,-- но боюсь что условія въ какія я поставленъ затруднятъ даже вашу опытность и искусство.
-- Позвольте мнѣ усомниться въ этомъ и предложить вамъ нѣсколько необходимыхъ вопросовъ. Господинъ Лувье сдѣлался единственнымъ владѣльцемъ закладной на ваше помѣстье; на какую сумму, за какіе проценты, и за какое время проценты уплачены?
Аленъ сообщилъ подробности у же извѣстныя читателю. Дюплеси слушалъ и отмѣчалъ отвѣты.
-- Теперь мнѣ все ясно, сказалъ онъ когда Аленъ кончилъ.-- Лувье съ самаго начала вознамѣрился овладѣть вашимъ помѣстьемъ; онъ сдѣлался вашимъ единственнымъ кредиторомъ за такіе низкіе проценты что, по чести говоря, при настоящей цѣнѣ денегъ я сомнѣваюсь чтобы вы могли найти капиталиста который согласился бы перевести на себя закладную на тѣхъ же условіяхъ. Это не похоже на Лувье если только онъ не имѣлъ при этомъ корыстную цѣль, и эта цѣль пріобрѣсти ваши земли. Главную статью дохода въ вашемъ имѣньи составляютъ лѣса, изъ дохода съ нихъ вы могли уплачивать проценты Лувье. Господинъ Гандренъ въ ловко написанномъ письмѣ совѣтуетъ вамъ продать вырубку лѣса человѣку который предлагаетъ вамъ на нѣсколько тысячъ франковъ больше чѣмъ можно было получить отъ обыкновенныхъ покупателей. Я ничего не говорю противъ господина Гандрена, но всякій кто знаетъ Парижъ какъ я, знаетъ что Лувье могъ заплатить и заплатилъ Гандрену не малую сумму денегъ. Покупщикъ вашего лѣса не платитъ ничего кромѣ задатка и обанкротившись оставляетъ страну. Вашъ покупщикъ, господинъ Галло, былъ спекуляторъ искатель приключеній; онъ готовъ купить что бы то ни было и за какую бы то ни было цѣну, лишь бы не платить денегъ при покупкѣ; еслибы спекуляціи его удались, онъ бы заплатилъ. Господинъ Лувье зналъ, какъ зналъ и я, что Галло игрокъ, и вѣроятность была что онъ не заплатитъ. Лувье допустилъ васъ задолакать процентами за годъ -- объ нихъ въ свое время напоминалъ вамъ его агентъ -- и теперь вы подпадаете подъ дѣйствіе закона. Вы конечно знаете въ чемъ состоитъ законъ.
-- Не совсѣмъ точно, отвѣчалъ Аленъ ощущая холодъ отъ леденящихъ словъ своего совѣтника,-- но полагаю что если я не буду въ состояніи уплатить процентовъ на сумму занятую подъ залогъ моей собственности, то собственность эта будетъ секвестрована.
-- Не совсѣмъ такъ -- законъ снисходителенъ. Если проценты, которые должны платиться по полугодіямъ, не будутъ уплачены къ концу года, закладчикъ имѣетъ право потерять терпѣніе; не такъ ли?
-- Разумѣется онъ имѣетъ это право.
-- Въ такомъ случаѣ, on fait un commendement tendant à saisie immobili è re, т.-е. владѣлецъ закладной заявляетъ требованіе чтобы собственность была продана. Она поступаетъ въ продажу, и въ большинствѣ случаевъ владѣлецъ закладной самъ покупаетъ ее. Въ вашемъ случаѣ ни одинъ человѣкъ имѣющій въ виду только выгоду конечно не выступитъ соперникомъ Лувье; закладная по 3 1/2 процента покрываетъ болѣе нежели имѣніе повидимому стоитъ. Но постойте, господинъ маркизъ: заявленіе еще не сдѣлано; вся процедура займетъ полгода съ того дня когда оно будетъ сдѣлано до времени вступленія во владѣнія послѣ продажи; если въ теченіе этого времени вы уплатите проценты, дѣйствіе закона будетъ пріостановлено. Courage, Monsieur le Marquis! Не теряйте надежды если вы удостоите считать меня вашимъ другомъ.
-- И меня тоже! воскликнулъ Лемерсье;-- я завтра же продамъ свои желѣзнодорожныя акціи -- помогите мнѣ. Дюплеси -- этого будетъ довольно чтобъ уплатить проклятые проценты.
-- Согласитесь на это, Monsieur le Marquis, и вы будете спокойны еще на годъ, сказалъ Дюплеси складывая бумагу на которой дѣлалъ свои замѣтки и глядя на Алена спокойными глазами до половины прикрытыми опущенными вѣками.
-- Согласиться на это! воскликнулъ Рошбріанъ вставая,-- позволить даже злѣйшему врагу заплатить за меня деньги которыя я никогда не надѣюсь возвратить, позволить сдѣлать это моему самому старому и близкому другу -- Monsieur Дюплеси, никогда! Еслибы въ дверь мою стучался палачъ, я и тогда остался бы gentilhomme и Breton.
Дюплеси, обыкновенно очень сухой человѣкъ, всталъ съ увлаженными глазами и пылающими щеками.
-- Monsieur le Marquis, удотойте меня чести пожать вашу руку. По происхожденію я тоже gentilhomme, по профессіи спекуляторъ на биржѣ. Въ обоихъ этихъ качеставахъ я одобряю чувства вами выраженныя. Разумѣется, еслибы нашъ другъ Фредерикъ ссудилъ вамъ 7.000 луидоровъ или около того въ нынѣшнемъ году, то вы не могли бы даже предвидѣть въ какомъ году будете имѣть возможность расплатиться съ нимъ; но -- Дюплеси остановился на минуту и потомъ понизивъ тонъ, нѣсколько горячій и восторженный, до обыкновеннаго дружески разговорнаго тона, также рѣдкаго при разчитанной сдержанности финансиста, онъ спросилъ дружески подмигивая своими сѣрыми глазами.
-- Вы никогда не слыхали, маркизъ, о небольшомъ поединкѣ между мной и Лувье?
-- Развѣ Лувье бьется на шпагахъ? спросилъ Аленъ невинно.
-- По-своему онъ всегда бьется; но я говорилъ метафорически. Вы видите этотъ мой маленькій домъ который такъ стѣсненъ между сосѣдними домами что я не могу устроить ни бальной залы для Валеріи, ни столовой гдѣ могло бы помѣститься болѣе многочисленное общество чѣмъ нѣсколько друзей сдѣлавшихъ мнѣ честь сегодня. Eh bien! Я купилъ этотъ домъ нѣсколько лѣтъ тому назадъ, думая пріобрѣсти еще одинъ изъ сосѣднихъ домовъ и соединить оба въ одинъ. Я отправился ко владѣльцу сосѣдняго дома который, какъ мнѣ было извѣстно, желалъ продать его. Ага! подумалъ онъ, это богатый господинъ Дюплеси; и запросилъ 2.000 луидоровъ больше того что стоилъ домъ. Мы дѣловые люди не терпимъ чтобы насъ обманывали слишкомъ много; съ небольшимъ обманомъ мы готовы помириться; обманъ крупный поднимаетъ нашу желчь. Bref, это было въ понедѣльникъ. Я предложилъ продавцу 1.000 луидоровъ сверхъ настоящей цѣны и совѣтовалъ ему подумать до четверга. Лувье какъ-то прослышалъ объ этомъ. Hillo! сказалъ Лувье,-- этотъ финансистъ желаетъ имѣть отель который бы соперничалъ съ моимъ. Въ среду онъ отправляется къ моему сосѣду. "Другъ мой, вы желаете продать вашъ домъ, я желаю купить -- цѣна?" Домовладѣлецъ, который не зналъ его въ лицо, говоритъ: "Домъ почти проданъ. Мы сойдемся съ господиномъ Дюплесси." "Bah! какую сумму просите вы съ Дюллесси." Тотъ называетъ сумму: на 2.000 луидоровъ больше чѣмъ далъ бы всякій другой. "Но господинъ Дюплеси дастъ мнѣ эту сумму". "Вы просите слишкомъ мало. Я дамъ вамъ на 3.000 больше." Такимъ образомъ когда я пришелъ въ четвергъ домъ былъ уже проданъ. Я легко примирился съ лишеніемъ мѣста для болѣе обширной столовой; но хотя Валерія была тогда еще ребенкомъ, я былъ очень огорченъ мыслью что не могу имѣть для нея salle de bal когда она будетъ жить со мною. Хорошо, сказалъ я себѣ, терпѣніе, я долженъ отплатить Лувье; придетъ и мое время когда я расплачусь съ нимъ. Оно пришло, и очень скоро. Лувье покупаетъ помѣстье близь Парижа, строитъ великолѣпную виллу. Рядомъ съ его землею продается лѣсной участокъ. Онъ обращается ко владѣльцу; тотъ говоритъ себѣ: "великій Лувье желаетъ пріобрѣсти участокъ", и надбавляетъ 5.000 луидоровъ къ его биржевой цѣнѣ. Лувье, какъ и я, не терпитъ крупнаго обмана. Лувье предлагаетъ 2.000 луидоровъ больше того что могъ бы получить продавецъ и предлагаетъ ему подумать до субботы. Я услыхалъ объ этомъ -- спекуляторы слышатъ обо всемъ. Въ пятницу вечеромъ я прихожу къ продавцу и даю ему 6.000 луидоровъ вмѣсто 5.000 которые онъ просилъ. Представьте себѣ физіономію Лувье на слѣдующій день! Но этимъ мое мщеніе только началось,-- продолжалъ Дюплеси хохоча внутренно.-- Мой лѣсъ смотритъ прямо на виллу которую онъ строитъ. Я только жду когда она будетъ готова чтобы послать за моимъ архитекторомъ и сказать: постройте мнѣ виллу по крайней мѣрѣ вдвое великолѣпнѣе чѣмъ у Лувье; тогда я вырублю лѣсъ, такъ что онъ каждое утро можетъ любоваться какъ мой дворецъ затмѣваетъ его собственный.
-- Браво! воскликнулъ Лемерсье, забивъ въ ладоши. У Лемерсье былъ духъ партіи и онъ сочувствовалъ Дюплеси противъ Лувье почти также какъ англійскій вигъ питаетъ враждебныя чувства къ тори, или vice versa.
-- Вѣроятно теперь, продолжалъ Дюплеси болѣе серіозно,-- вѣроятно теперь вы поймете, Monsieur le Marquis, что вы не будете унижены чувствомъ обязанности мнѣ когда я скажу что Лувье не будетъ владѣльцемъ Рошбріана если я въ силахъ помѣшать ему. Напишите нѣсколько строкъ рекомендуя меня вашему бретонскому адвокату и Mademoiselle вашей тетушкѣ; позвольте мнѣ получить эти письма завтра утромъ. Я отправлюсь съ послѣполуденнымъ поѣздомъ. Не знаю сколько дней продолжится мое отсутствіе, но я не возвращусь пока не осмотрю тщательно ваши помѣстья. Если я буду видѣть возможность спасти ваше имѣніе, и доставить un mauvais quart d'heure Лувье, тѣмъ лучше для васъ, Monsieur le Marquis; если нѣтъ, я откровенно скажу вамъ: "Постарайтесь сойтись на возможно лучшихъ условіяхъ съ вашимъ кредиторомъ."
-- Трудно придумать болѣе деликатный и великодушный путь сказалъ Аленъ; -- но простите меня если я скажу что шутливость съ какою вы разказываете о вашей борьбѣ съ Лувье не достигаетъ своей цѣли, не уменьшаетъ чувства моей признательности.
Съ этими словами, взявъ за руку Лемерсье, Аленъ откланялся и вышелъ.
Когда гости ушли, Дюплеси продолжалъ сидѣть въ задумчивости, повидимому въ пріятной задумчивости, потому что онъ улыбался; лотомъ онъ прошелъ чрезъ пріемныя въ дальнюю комнату бывшую будуаромъ или уборною Валеріи и примыкавшую къ ея спальнѣ: онъ постучалъ тихонько въ дверь, и не получая отвѣта отворилъ ее и вошелъ. Валерія сидѣла на диванѣ около окна съ поникшею головой и сложивъ руки на колѣняхъ. Дюплеси приблизился къ ней тихими неслышными шагами, обнялъ ее и привлекъ ея голову къ себѣ на грудь,
-- Дитя мое, шепталъ онъ,-- дитя мое, мое единственное дитя.
При звукахъ этого нѣжнаго любящаго голоса, Валерія обняла его и громко заплакала какъ ребенокъ въ горѣ. Онъ сѣлъ возлѣ нея и благоразумно далъ ей выплакаться пока страсть ея утихла; тогда онъ сказалъ отчасти нѣжно, отчасти съ упрекомъ:
-- Развѣ ты забыла нашъ разговоръ три дня тому назадъ? Развѣ ты забыла что обѣщалъ я въ отплату за твою откровенность? А развѣ я нарушалъ когда-нибудь данное тебѣ обѣщаніе?
-- Папа! Я такъ несчастна, и мнѣ такъ стыдно за себя что я несчастна! Прости меня. Нѣтъ, я не забыла твоего обѣщанія; но кто можетъ обѣщать сердце другаго? Нѣтъ, это сердце никогда не будетъ моимъ. Но будь ко мнѣ снисходителенъ, я скоро оправлюсь.
-- Валерія, когда я далъ тебѣ обѣщаніе, по твоему мнѣнію, неисполнимое, я говорилъ основываясь только на убѣжденіи вложенномъ природою въ родительское сердце что у него достанетъ силы устроить счастіе своего дѣтища, и можетъ-быть еще полагаясь на испытанную силу своей воли, потому что до сихъ поръ я достигалъ всего чего хотѣлъ. Теперь же я говорю имѣя болѣе твердое основаніе. Не пройдетъ года какъ ты станешь любимою женою де-Рошбріана. Осуши свои слезы и улыбнись мнѣ, Валерія. Если ты не видишь во мнѣ матери и отца вмѣстѣ, то я люблю тебя за двоихъ. Твоя мать дѣлила бѣдность моей молодости и не дожила чтобы пользоваться богатствомъ, а я храню его какъ достояніе наслѣдницы которую она мнѣ оставила.
Когда этотъ человѣкъ говорилъ такимъ образомъ вы едва ли узнали бы въ немъ холоднаго, угрюмаго Дюплеси: такъ лицо его измѣнилось къ лучшему подъ вліяніемъ единственнаго нѣжнаго чувства которое борьба и заботы, честолюбіе и любостяжаніе оставили нетронутымъ въ его сердцѣ. Можетъ-быть нѣтъ страны гдѣ любовь родителей къ дѣтямъ, въ особенности отца къ дочери, такъ сильна какъ во Франціи; тамъ она даже на самой безплодной почвѣ, среди скряжничества, среди разврата, раскидывается пышнымъ цвѣтомъ. Другая любовь увядаетъ, но въ сердцѣ истаго Француза родительская любовь цвѣтетъ до конца.
Валерія, подъ божественнымъ покровомъ этой любви, опустилась на колѣни и покрыла руку отца благодарными поцѣлуями.
-- Не мучь себя, дитя мое, ревнивыми опасеніями по поводу этой красивой Италіянки. Ея судьба никогда не можетъ быть связана съ судьбою Алена де-Рошбріана; и что бы ты ни думала о ихъ разговорѣ, сердце Алена въ настоящую минуту полно такой тревоги что въ немъ не найдется мѣста даже для легкаго ухаживанія. Наше дѣло освободить его отъ этого безпокойства; и когда онъ обратитъ на тебя свои взоры, это будутъ взоры человѣка который видитъ свое счастіе. Ты теперь ужь не плачешь, Валерія.