Мы послали съ вечера занять необходимое число мѣстъ -- всего четыре (въ томъ числѣ мѣсто для миссиссь Примминсъ) въ публичной каретѣ, подъ фирмою Солнца, которая была заведена издавна для удобства окрестности населенія.
Это свѣтило, восходившее въ небольшомъ городкѣ, миляхъ въ семи отъ насъ, сперва описывало нѣсколько неопредѣленную орбиту между окрестными деревнями, потомъ уже выходило на большую дорогу освѣщенія, по которой и продолжало путь въ виду смертныхъ, съ величественной быстротою шести съ половиною миль въ часъ. Отецъ мой съ карманами, набитыми книгами и съ in guarto Джебена "о первобытномъ мірѣ" (для легкаго чтенія) подъ мышкой, мать съ небольшой корзинкой, наполненной сандвичами и бисквитами собственнаго печенія; миссиссъ Примминсъ, съ новымъ зонтикомъ, купленнымъ для этого случая,-- клѣткой, въ которой сидѣла канарейка,-- ея любимица не столько за голосъ, сколько за почтенныя лѣта, и съ трубочкой, которою она успѣшно ее кормила, и я: всѣ мы ждали у воротъ, готовясь привѣтствовать небеснаго гостя. Садовникъ, съ телѣжкой набитой ящиками и чемоданами, стоялъ не много поодаль; а человѣкъ, который долженъ былъ пріѣхать, лишь только мы найдемъ квартиру, взобрался на пригорокъ, съ тѣмъ, чтобы высмотрѣть восходъ ожидаемаго солнца и извѣстить насъ о его появленіи, посредствомъ условленнаго знака носовымъ платкомъ, привязаннымъ на палкѣ.
Старый домъ нашъ печально глядѣлъ на насъ во всѣ свои опустѣвшія окна. У порога и въ открытыхъ сѣняхъ валялись остатки соломы и сѣна, употребленныхъ на укладку, корзинки и ящики, осмотрѣнные и потомъ оставленные за негодностью; другіе, перевязанные и сложенные въ кучу, которые долженъ былъ доставить человѣкъ; двѣ служанки, которымъ было отказано и которыя стояли на половинѣ дороги между домомъ и калиткой сада, перешептываясь и усталыя, какъ будто бы не спали онѣ нѣсколько недѣль сряду:-- все давало этому зрѣлищу, обыкновенно спокойному и стройному, видъ какого-то грустнаго одиночества и запустѣнія. Какъ будто нашъ домашній геній упрекалъ насъ въ измѣнѣ. Я чувствовалъ, что предзнаменованія были не въ нашу пользу, и со вздохомъ отвернулся отъ мѣстъ, которыя покидалъ, потому что къ намъ уже подвигалась карета, во всемъ своемъ величіи. Какой-то человѣкъ, чрезвычайно важной наружности, не смотря на жаръ, закутанный въ теплую шинель и любившій, чтобъ его называли "смотрителемъ," сошелъ съ рыжей, золотистой лошади, и учтиво объяснилъ намъ, что осталось всего только три мѣста, два внутри и одно снаружи, которыми мы вольны располагать; остальныя были заняты еще недѣли за двѣ до того, когда были получены наши требованія.
Зная, что миссиссъ Примминсъ была необходима моимъ родителямъ (тѣмъ болѣе, что она когда-то жила въ Лондонѣ и хорошо знала тамошніе обычаи), я предложилъ ей занять наружное мѣсто, а самъ рѣшился предпринять путь пѣшкомъ -- давній и первобытный способъ перемѣщенія, имѣющій свою пріятную сторону для молодого человѣка, одареннаго крѣпкимъ сложеніемъ тѣла и веселымъ расположеніемъ духа. Уже протянувшаяся рука смотрителя не дала моей матери времени противиться моему предложенію, на которое батюшка изъявилъ свое согласіе безмолвнымъ пожатіемъ моей руки. Давъ обѣщаніе отыскать изъ въ гостинницѣ, близъ Стрэнда, которую имъ хвалилъ мистеръ Скиль за особенную опрятность и спокойствіе, и въ послѣдній разъ махнувъ рукой въ знакъ прощанія съ матерью, продолжавшей высовать въ окно добродушное свое лицо во все время, покуда карета не скрылась въ облакѣ, подобно колесницамъ Омировыхъ героевъ, я вошелъ въ домъ, уложилъ кое-какія необходимыя вещи въ котомку, нѣкогда припадлежавшую моему дѣду (отцу моей матери), которую я нашелъ въ чуланѣ, взвалилъ ее на плечи и, взявъ въ руки здоровую палку, отправился въ великій городъ, такимъ быстрымъ шагомъ, какъ будто путь мой лежалъ не дальше сосѣдней деревни. Вотъ почему, часамъ къ двѣнадцати я усталъ и проголодался; и увидавъ возлѣ дороги одну изъ тѣхъ веселенькихъ гостинницъ, которыя принадлежатъ исключительно Англіи, и, благодаря желѣзнымъ дорогамъ, скоро будутъ причислены къ явленіямъ допотопнымъ, сѣлъ за столъ подъ стрижеными липами, отстегнулъ свою котомку и потребовалъ свою скромную трапезу, съ достоинствомъ человѣка, который въ первый разъ самъ заказываетъ себѣ обѣдъ и платитъ изъ собственнаго кармана.
Между тѣмъ какъ я занялся ломтемъ свинаго сала и кружкой пива, два пѣшехода, пришедшіе по одной дорогѣ со мной, остановились, разомъ взглянули на предметъ моихъ занятій и, безъ сомнѣнія, увлеченные моимъ примѣромъ, сѣли подъ тѣми же деревьями, но за другимъ концомъ стола. Я осмотрѣлъ вновь прибывшихъ съ любопытствомъ, свойственнымъ моему возрасту.
Старшему могло быть лѣтъ тридцать, хотя глубокія морщины и лицо, вѣроятно нѣкогда цвѣтущее, а теперь довольно блѣдное, обличавшее труды, заботу, или утомленіе отъ неправильной жизни, старѣли его на видъ: наружность не говорила особенно въ его пользу. Въ одеждѣ его пробивалась какая-то претензія, не приставшая къ пѣшеходу: сертукъ его былъ узокъ и подложенъ ватой; двѣ огромныя булавки, соединенныя цѣпочкой, украшали крутой, атласный, голубой галстукъ, усѣянный желтыми звѣздами; его руки были покрыты очень грязными перчатками, когда-то соломеннаго цвѣта и играли тростью изъ китоваго уса, съ огромнымъ набалдашникомъ, что придавало трости видъ кистеня; когда онъ снялъ бѣлую шляпу, совершенно истертую, и сталъ заботливо и осторожно вытирать ее правымъ рукавомъ, множество правильныхъ кудрей разомъ обличило старанія искусства и плоды человѣческихъ рукъ. Парикъ его, котораго нельзя было не замѣтить (въ родѣ того, въ коемъ, на простонародныхъ картинкахъ, изображается Георгъ IV, въ молодости), низко спускался на лобъ и потокъ страшно подымался на макушкѣ; онъ былъ намазанъ масломъ и къ нему пристало немалое количество пыли, а масло и пыль въ равной степени оставили слѣды на лбу и щекахъ его хозяина. Сверхъ этого, выраженіе его лица было частію нахально и беззаботно; что-то насмѣшливое проглядывало въ углахъ его глазъ.
Младшій былъ, повидимому, моихъ лѣтъ и развѣ годомъ или двумя меня старше -- судя, впрочемъ, по его гибкому, мускулистому сложенію, а не по ребяческому очертанію лица. Но это лицо, хотя ребяческое, не могло не обратить на себя вниманіе самаго безстрастнаго наблюдателя. Оно не только было смугло, какъ цыганское, но и имѣло характеръ цыганскій: большіе блестящіе глаза, черные, какъ смоль, волосы, длинные и волнистые, но не кудрявые, орлиныя и тонкія черты; когда юноша говорилъ, онъ показывалъ зубы ослѣпительной бѣлизны, подобной жемчугу. Нельзя было не удивляться его замѣчательной красотѣ; но это лицо носило отпечатокъ хитрости и дикости, вложенныхъ враждой съ обществомъ въ черты того племени, которое онъ мнѣ напоминалъ. Со всѣмъ этимъ, въ молодомъ странникѣ было и что-то такое напоминавшее джентельмена. Онъ былъ одѣтъ въ плисовой охотничьей курткѣ или, пожалуй, коротенькомъ фракѣ, подпоясанномъ широкимъ ремнемъ, широкихъ бѣлыхъ панталонахъ и фуражкѣ, которую небрежно бросилъ на столъ, когда утиралъ потъ съ лица,-- съ нетерпѣніемъ и даже гордостью отвернувшись отъ своего товарища. Онъ окинулъ меня быстрымъ и внимательнымъ взглядомъ своихъ пронзительныхъ глазъ, потомъ растянулся на скамейкѣ и, казалось, дремалъ или мечталъ, покуда, вслѣдствіе приказанія его спутника, столъ былъ уставляемъ всѣми холодными мясами, какія только были въ гостинницѣ.
-- Говядина,-- сказалъ его товарищъ, вставляя лорнетъ въ правый глазъ, говядина; что это за говядина!-- Ягненокъ; -- старенекъ,-- сыроватъ; -- баранина.... пфу!.... Пирогъ; -- суховатъ.-- Телятина; -- нѣтъ, свинина..-- Виноватъ! Чего вы хотите?
-- Берите себѣ,-- отвѣчалъ молодой человѣкъ, съ ужимикой садясь за столъ и посмотрѣлъ съ презрѣніемъ на поданное мясо; потомъ, подождавши довольно долго, онъ отвѣдалъ и того, и другаго, и третьяго, подергивая плечаии и съ явными выраженіями неудовольствія. Вдругъ онъ поднялъ голову и спросилъ водки; и, къ моему недоумѣнію (совѣстно признаться), даже къ моему удивленію, онъ выпилъ съ полстакана этого яда, не разбавливая его ничѣмъ и съ такою миной, что должно было заключитъ, что онъ привыкъ къ нему.
-- Напрасно,-- сказалъ его товарищъ, придвигая къ себѣ бутылку и въ надлежащей мѣрѣ смѣшивая алкоголь съ водой.-- Покровы желудка скоро истираются, если чистить ихъ по вашему. Лучше обратиться къ искрометной пѣнѣ, какъ говоритъ нашъ безцѣнный Билль. Вотъ этотъ молодой джентельменъ подаетъ вамъ хорошій примѣръ. И, съ этимъ, онъ обратился ко мнѣ, фамильярно кивая мнѣ головой. Какъ ни былъ я неопытенъ, однако сейчасъ смекнулъ, что онъ намѣренъ познакомиться съ тѣмъ, кого такъ привѣтствовалъ.
-- Позвольте вамъ предложить что-нибудь?-- сказалъ этотъ общительный индивидуумъ, описывая полукружіе концомъ своего ножа.
-- Покорно васъ благодарю, сэръ, я ужъ обѣдалъ.
-- Такъ что жъ? пуститесь въ новое поприще злодѣйствъ, какъ говоритъ Авонскій Лебедь, сэръ {Шекспиръ, Генрихъ V, дѣйствіе IV.}; -- не хотите? Такъ предлагаю вамъ выпить со мной рюмку Канарійскаго. А далеко изволите итти, если смѣю спросить?
-- Въ Лондонъ, если съумѣю дойдти.
-- О!-- сказалъ путешественникъ, въ то время, какъ товарищъ его поднялъ на меня глаза, и я опять остался, пораженъ ихъ пронзительностію и блескомъ.
-- Лондонъ -- самое лучшее мѣсто въ мірѣ, для молодаго человѣка съ умомъ. Посмотрите, что тамъ за жизнь: "зеркало моды и первообразъ формы." {Шекспиръ: Ibidem.} Вы любите театръ, сэръ?
-- Я никогда его не видалъ.
-- Можетъ ли это быть!-- воскликнулъ онъ, опуская черенокъ своего ножа и горизонтально приподымая конецъ его: -- если такъ, молодой человѣкъ, прибавилъ онъ торжественно, вамъ предстоитъ.... но я не скажу вамъ, что вы увидите; не скажу, нѣтъ, даже, если бы вы могли усыпать этотъ столъ золотыми гинеями и воскликнуть съ благороднымъ жаромъ, который такъ увлекателенъ въ молодости: "мистеръ Пикокъ, все это ваше, если вы только скажете мнѣ, что мнѣ предстоитъ увидѣть!"
Я расхохотался во все горло -- да простятъ мнѣ это самохвальство, но еще въ школѣ я былъ извѣстенъ за мой громкій и непринужденный смѣхъ. При этихъ звукахъ, лицо молодаго человѣка помрачилось; онъ оттолкнулъ тарелку и вдохнулъ.
-- А вотъ мой товарищъ,-- продолжалъ его пріятель,-- а вотъ мой товарищъ, который, я думаю, вамъ ровесникъ, могъ бы сказать вамъ, что такое театръ, и что такое жизнь. Онъ видѣлъ городское обращеніе, онъ взглянулъ на торгашей, какъ поэтически замѣчаетъ лебедь. Не такъ ли, пріятель, а?
Юноша взглянулъ на него съ презрительной улыбкой.
-- Да, я знаю что такое жизнь, и говорю, что въ жизни, какъ въ бѣдности, мало ли съ кѣмъ случается сближаться. Спросите у меня теперь, что такое жизнь,-- я скажу вамъ: мелодрама; спросите у меня тоже самое, черезъ двадцать лѣтъ, и я скажу....
-- Фарсъ,-- прервалъ его товарищъ.
-- Нѣтъ, трагедія, или комедія, какъ писалъ Мольеръ.
-- Какъ это?-- спросилъ я, заинтерессованный и даже удивленный тономъ моего ровесника.
-- Комедія.... У моего пріятеля такъ вотъ нѣтъ шансовъ!
-- Это похвала сэру Губерту Стэнлэй.... гмъ.... да.... гмъ.... Пикокъ можетъ быть уменъ, но онъ не плутъ.
-- Это не совсѣмъ мое мнѣніе,-- сказалъ сухо юноша.
-- Шишъ за ваше мнѣніе, какъ говорятъ Лебедь.-- Эй вы, сэръ, хозяинъ! уберите со стола, да дайте вамъ чистыхъ стакановъ, горячей воды, сахару, лимону, да бутылочку! Курите, сэръ!-- И мистеръ Пикокъ предложилъ мнѣ сигару.
Я отказался, а онъ осторожно свернулъ какой-то далеко не заманчивый обращикъ апокрифическаго Гаванскаго произрастенія, намочилъ его весь, наподобіе того, какъ поступаетъ боа-констрикторъ съ быкомъ, котораго собирается проглотить, откусилъ одинъ конецъ, зажегъ другой опредѣленной на это машинкой, вынутой имъ изъ кармана, и скоро весь предался страшному усилію отравить окружавшую атмосферу. Тогда молодой человѣкъ, изъ соревнованія, или по чувству самосохраненія, вынулъ изъ кармана красивую, бархатную сигарочницу, вышитую, вѣроятно, какой-нибудь хорошенькой ручкой; потому что на ней можно было ясно разобрать слова: "отъ Джуліетты", и выбралъ сигару съ виду лучшую той, которая занимала его товарища: казалось, онъ также привыкъ обходиться съ табакомъ, какъ съ водкой.
-- Вотъ человѣкъ, сэръ,-- говорилъ мистеръ Пикокъ, прерывая рѣчь усиліями отчаянной борьбы съ своей незавидной жертвой -- ему непремѣнно (пуфъ, пуфъ) нужно.... (пуфъ, пуфъ) настоящія сильв а. Фу ты пропасть! опять погасла! {Въ подлинникѣ сказано: the jaws of darkness have devoured it up. (Шекспиръ: Сонъ въ Лѣтнюю Ночь).} -- И мистеръ Пикокъ опять принялся за свою фосфорную машнику. Ни этотъ разъ его терпѣніе и настойчивость увѣнчались успѣхомъ, и середина сигарки отвѣтила скромною, красною искрою (стороны же остались неприкосновенны) на неусыпныя старанія ея поклонника.
Совершивъ этотъ подвигъ, мистеръ Пикокъ торжественно произнесъ:
-- Ну, дѣтки, что Вы теперь скажете о картахъ? Насъ трое.... вистъ.... съ болваномъ.... ничего не можетъ быть лучше.... а?
Онъ вытащилъ изъ кармана сертука красный, шелковый платокъ, связку ключей, колпакъ, зубную щетку, кусокъ мыла для бритья, четыре куска сахару, бритву и колоду картъ. Отложивъ послѣднее, и повергнувъ остальной хламъ въ бездну, изъ котораго тотъ возникъ, онъ указательнымъ и большимъ пальцемъ, оборотилъ трефоваго валета и, положивъ его сверху, важно разложилъ карты по столу.
-- Вы очень любезны, но не умѣю играть въ вистъ, сказалъ я.
-- Не играете въ вистъ, не были, въ театрѣ, не курите! Сдѣлайте одолженіе, молодой человѣкъ (сказалъ онъ величественно и хмурясь), что же вы умѣете, что вы знаете?
Пораженный этой выходкой и устыдясь моего совершеннаго невѣдѣнія въ томъ, что мистеръ Пикокъ считалъ первымъ основаніемъ знанія, я наклонилъ голову и опустилъ глаза.
-- Это хорошо,-- продолжалъ мистеръ Пикокъ, ласковѣе прежняго: -- въ васъ есть невинный стыдъ молодости. Это подаетъ надежды на будущее. "Смиреніе есть лѣстница его молодаго честолюбія," говоритъ Лебедь. Взойдите на первую ступень и познаете вистъ,-- "съ начала по шести пенсовъ очко.
Не смотря на мою неопытность въ дѣлѣ практической жнэии, я имѣлъ счастіе узнать кое-что объ открывавшемся передо мной поприщѣ изъ руководителей, столько разъ оклеветанныхъ, которые зовутъ романами, или повѣстями,-- сочиненія, въ отношеніи къ внутреннему міру, имѣющія значеніе географическихъ картъ для внѣшняго. Мнѣ внезапно пришло на умъ нѣсколько воспоминаній изъ Жиль-Блаза и Векфильдскаго Священника. Я не имѣлъ желанія итти по стопамъ достойнаго Моисея и чувствовалъ, что въ сношеніяхъ съ этимъ новымъ мистеромъ Дженкинсономъ, я даже не могъ бы похвалиться шагреновыми очками. Потому, покачавъ головой, я спросилъ счетъ. Когда я вынулъ кошелекъ, связанный мнь моею матерью, содержавшій одну золотую и нѣсколько серебряныхъ монетъ, я замѣтилъ, что глаза мистера Пикока засверкали.
-- Не хорошо, сэръ! не хорошо, молодой человѣкъ! "Скупость запала глубоко." Прекрасно выразился Лебедь. Кто ничѣмъ не рискуетъ, тотъ ничего не выигрываетъ!
-- У кого нѣтъ ничего, тому и рисковать не чѣмъ,-- отвѣчалъ я, его же словами.
-- Какъ нѣтъ ничего?-- Молодой человѣкъ, развѣ вы сомнѣваетесь въ моей состоятельности, въ моемъ капиталѣ, въ моемъ золотѣ?
-- Я говорилъ о себѣ, сэръ. Я не довольно богатъ, чтобы играть съ вами на деньги.
-- Что вы этимъ хотите сказать, сэръ?-- воскликнулъ мистеръ Пикокъ, въ добродѣтельномъ негодованіи.-- Вы меня оскорбляете.
И онъ грозно всталъ и надвинулъ свою бѣлую шляпу на парикъ.
-- Оставьте его, Галь,-- сказалъ презрительно юноша.-- Если онъ дерзокъ, ударьте его. (Это относилось ко мнѣ.)
-- Дерзокъ! ударить!-- воскликнулъ мистеръ Пековъ, ужасно покраснѣвъ! Но замѣтивъ улыбку на губахъ товарища, онъ сѣлъ и погрузился въ молчаніе.
Я заплатилъ деньги по счету, и когда, исполнивъ эту обязанность, которая рѣдко доставляетъ удовольствіе, хватился моей дорожной котомки, то увидѣлъ, что она была въ рукахъ молодого человѣка. Онъ хладнокровно читалъ адресъ, который я на всякій случай прилѣпилъ къ ней: Пизистратусъ Какстонъ, Эск., въ N. гостинницѣ, N. улицѣ, близъ Стрэнда.
Я взялъ у него котомку. Такое нарушеніе законовъ приличія, со стороны молодаго джентельмена, хорошо знавшаго жизнь, поразило меня болѣе, нежели уязвилъ бы меня подобный поступокъ отъ мистера Пикока. Онъ не извинился, но кивнулъ мнѣ головой, какъ бы желая проститься, и растянулся по лавкѣ во всю свою длину. Мастеръ Пикокъ, углубившійся въ раскладываніе пасьянса, даже не отвѣтилъ на мой прощальный привѣтъ, и на слѣдующее мгновеніе я былъ одинъ на большой дорогѣ. Мысли мои долго обращались къ молодому человѣку, сожалѣя о будущности, предстоящей человѣку съ его привычками въ подобномъ обществѣ, я невольно удивлялся не столько его красивой наружности, сколько развязности, смѣлости и беззаботному вліянію надъ товарищемъ, много старшимъ.
Было довольно поздно, когда я увидѣлъ передъ собою колокольню города, въ которомъ рѣшился переночевать. Рогъ нагонявшей меня кареты заставилъ меня обернуться, и въ то время, когда карета проѣзжала мимо меня, я увидѣлъ на наружномъ мѣстѣ мистера Пикока, все еще боровшагося съ сигарой, едва ли не тою же самой, и его молодаго пріятеля, который, развалясь на имперіалѣ посреди поклажи, склонился на руку прекрасной головой, и, вѣроятно, не замѣчалъ ни меня, ничего другаго.