Первая любовь моего отца.
-- Я рано лишился матери; отецъ (человѣкъ добрый, но до того лѣнивый, что онъ рѣдко даже приподнимался съ своего кресла и иногда проводилъ цѣлые дни въ молчаніи, подобно Индѣйскому дервишу) предоставилъ и Роланду и мнѣ воспитывать себя сообразно съ нашими вкусами. Роландъ стрѣлялъ, охотился, ловилъ рыбу, читалъ поэтовъ и всѣ рыцарскія книги, какія только могъ найти въ собраніи моего отца, весьма богатаго сочиненіями этого рода; по нѣскольку разъ списывалъ старую родословную, единственную вещь къ которой отецъ оказывалъ наибольшее участіе въ жизни. Рано позналъ я страсть къ занятіямъ болѣе дѣльнымъ, и къ моему счастію, Китти, нашелъ руководителя въ мистерѣ Тиббетсъ, который, не оскорбляя его скромности, могъ бы быть соперникомъ Порсона. По своему трудолюбію второй Будей, онъ говорилъ, какъ тотъ, что единственный потерянный день въ его жизни былъ тотъ, въ который онъ женился, потому что въ этотъ день онъ могъ употребить на чтеніе только шесть часовъ. При такомъ наставникѣ, я не могъ не сдѣлаться ученымъ. Я вышелъ изъ Университета съ такимъ отличіемъ, что не могъ уже смотрѣть на мое будущее поприще въ жизни безъ предубѣжденія въ свою пользу.
Я возвратился къ мирному крову моего отца, съ тѣмъ чтобы отдохнуть и обдумать какую мнѣ избрать дорогу къ славѣ. Пасторскій домъ стоялъ у подножія той горы, на вершинѣ которой разпалины замка, впослѣдствіи пріобрѣтеннаго Роландомъ. Хотя и не питалъ я къ руинамъ того романическаго уваженія, какимъ былъ преисполненъ къ нимъ братъ (ибо сны мои оттѣнялись болѣе воспоминаніями классическими, нежели феодальными), но все-таки любилъ подняться на эту гору, съ книгой въ рукѣ, и строилъ свои воздушные замки между развалинами, которыя время разметало по землѣ.
Однажды, войдя на старый, заросшій всякой травою дворъ, я увидѣлъ женщину, которая сидѣла на моемъ любимомъ мѣстѣ и срисовывала развалины. Эта женщина была молода и, въ моихъ глазахъ, лучше всѣхъ женщинъ, которыхъ случалось мнѣ видѣть прежде. Словомъ, я былъ очарованъ, или, какъ говорится, околдованъ. Я сѣлъ въ небольшомъ разстояніи, и сталъ любоваться ею, не желая даже говорить. Нѣсколько мгновеній спустя, съ другой стороны развалинъ, въ то время необитаемыхъ, подошелъ высокій и важный, почтенныхъ лѣтъ джентельменъ добродушной наружности; съ нимъ была собачка. Собачка подбѣжала ко мнѣ и залаяла. Это обратило на меня вниманіе джентельмена и дѣвушки. Джентельменъ подошелъ, кликнулъ собаку и учтиво извинился передо мной. Оглядѣвъ меня съ нѣкоторымъ любопытствомъ, онъ принялся разспрашивать о развалинахъ, о мѣстѣ и о родѣ, которому оно нѣкогда принадлежало, и называлъ имена предковъ, хорошо ему знакомыхъ. Мало по малу объяснилось что я происхожу отъ этого рода и что я младшій сынъ бѣднаго пастора, нынѣ, его представителя. Тогда джентельменъ рекомендовался мнѣ Графомъ Ренсфортсъ, главнымъ землевладѣльцемъ околодка; такъ какъ онъ чрезвычайно рѣдко бывалъ въ графствѣ во время моего дѣтства и первой молодости, то я прежде никогда и не видалъ его. Единственный сынъ его, молодой человѣкъ подававшій прекрасныя надежды, былъ однакожъ вмѣстѣ со мною въ Университетѣ. Молодой лордъ много читалъ и хорошо занимался, и мы уже были слегка знакомы, когда онъ оставилъ Университетъ и отправился путешествовать.
Услышавъ мое имя, лордъ Ренсфортсъ дружески взялъ мою руку и, подводя меня къ дочери, сказалъ: -- Вообрази, Эллиноръ, какой счастливый случай! это мистеръ Какстонъ, о которомъ такъ часто говорилъ твой братъ.
Словомъ, Пизистратъ, ледъ былъ проломанъ, знакомство сдѣлано и лордъ Ренсфортсъ, объявивъ мнѣ что онъ пріѣхалъ искупить продолжительное свое отсутствіе изъ своихъ владѣній и намѣренъ прожить въ Комптнѣ большую часть года, настоятельно просилъ меня навѣстить его. Я отправился къ нему. Расположеніе лорда Ренсфортса ко мнѣ росло: я сталъ бывать у него чаще.
Мой отецъ остановился, и увидавъ что мать уставила на него свои глаза, выражавшіе какую-то особенную грусть, и судорожно сжала руки, привсталъ и поцѣловалъ ее въ лобъ:
-- Какъ тебѣ не стыдно, дитя моя!-- сказалъ онъ.-- Въ первый разъ при мнѣ обращался онъ къ матери какъ отецъ. Но никогда, до этого времени, и не говорилъ онъ такъ важно и торжественно: у него не вырвалось даже ни одного цитата, это было невѣроятно; не отецъ мой говорилъ, а другой человѣкъ. Онъ продолжалъ:
-- И такъ, я часто бывалъ у нихъ. Лордъ Ренсфортсъ былъ человѣкъ замѣчательный. Щекотливость, впрочемъ безъ малѣйшей примѣси гордости (что довольно рѣдко) и любовь къ литтературнымъ занятіямъ, не дали ему принять то личное участіе въ жизни общественной, для котораго онъ былъ одаренъ такъ щедро; но слава его ума и прямодушіе дали ему не маловажное вліяніе, я думаю, и въ составленіи кабинетовъ; однажды, его даже убѣдили принять на себя исполненіе важной дипломатической должности, и не сомнѣваюсь я въ томъ, что онъ былъ въ ней на столько несчастливъ, на сколько можетъ быть несчастливъ добрый человѣкъ. Теперь онъ съ восторгомъ покидалъ свѣтъ и смотрѣлъ на него лишь издали, изъ своего уединенія. Лордъ Ренсфортсъ оказывалъ глубокое уваженіе къ дарованію и теплое сочувствіе къ молодымъ людямъ, которые казались ему одаренными имъ. Въ самомъ дѣлѣ, семейство его возвысилось черезъ дарованіе, и всегда отличалось имъ. Его дядя, первый въ семействѣ перъ, былъ знаменитый юрисконсультъ; отецъ прославился учеными трудами; дѣти, Эллиноръ и лордъ Пендервисъ, были высоко образованы. Такимъ образомъ все семейство усвоило себѣ аристократію ума. Этого не теряйте изъ виду, впродолженіи всего моего разсказа.
Леди Эллиноръ раздѣляла и вкусы и привычки отца (она тогда еще не была наслѣдницей). Лордъ Ренсфортсъ говорилъ со мной о моемъ будущемъ.
Мало по малу лордъ Ренсфортсъ полюбилъ меня до того, что склонялъ меня занять мѣсто въ Нижней Палатѣ. Членъ Парламента могъ добиться чего-нибудь, а вліянія и вѣса лорда Ренсфортва стало бы на то чтобы заставить избрать меня. Такое будущее было ослѣпительно для юноши, только что оторвавшагося отъ Ѳукидида, и знавшаго наизусть Демосѳена. Тогда, сынъ мой, я былъ не тотъ что теперь: я любилъ леди Эллиноръ Копитъ, и потому былъ честолюбивъ. Вы знаете сколько въ ней честолюбія до сихъ поръ. Но не могъ я выкраивать мое честолюбіе по ея честолюбію. Я не умѣлъ смотрѣть на мѣсто въ сенатѣ моей родины глазами человѣка, зависящаго отъ партіи или покровителя, заботящагося только о своей карьерѣ и при всякомъ выборѣ обязаннаго думать о томъ что и на сколько онъ сдѣлаетъ пользы себѣ. И я не зналъ даже согласовались-ли политическія убѣжденія лорда Ренсфортса съ моими. Да и могли-ли согласоваться виды человѣка опытнаго въ дѣлѣ жизни и юнаго, пылкаго студента? Но если бъ и были они одинаковы, я чувствовалъ, что никогда не достигну равенства съ дочерью моего патрона. Нѣтъ! я готовъ былъ пожертвовать моей любовью къ наукамъ, направить всѣ мои силы, всю мою энергію къ тому, чтобы сдѣлаться адвокатомъ, пренебречь задушевнымъ моимъ путемъ къ счастію, и достигнувъ независимости..., что тогда? къ чему бы послужили право говорить о любви и стремленія къ власти? Въ моихъ видахъ не было ничего общаго съ видами леди Эллиноръ. Поприще юриста или адвоката казалось ей трудомъ недостойнымъ, безполезнымъ: въ немъ ничто не плѣняло ея воображенія. Она слушала меня съ тою же очаровательной прелестью, которую сохранила и до сей поры, и съ помощью которой она какъ бы сливается съ тѣмъ, кто съ ней разговариваетъ. Она смотрѣла на меня умоляющимъ взоромъ, когда отецъ ея съ воодушевленіемъ распространялся о блестящей будущности людей, имѣющихъ успѣхъ въ Парламентѣ, ибо онъ (хотя самъ и не имѣлъ успѣха, но всегда жилъ съ людьми имѣвшими успѣхъ) слишкомъ высоко цѣнилъ его и, повидимому, всегда хотѣлъ насладиться имъ черезъ чье-нибудь посредство. Когда я въ свою очередь говорилъ объ адвокатурѣ (the bar), о независимости, лицо Эллиноръ помрачалось. Съ нею вездѣ былъ свѣтъ, на каждомъ шагу проглядывало его вліяніе,-- честолюбіе свѣта, всегда направленное къ власти и тщеславію!-- Одна сторона дома выходила на востокъ и была, по этому, подвержена непріятному восточному вѣтру.-- Насадите деревьевъ на полугорѣ!-- сказалъ я какъ-то разъ.-- Сажайте!-- замѣтила леди Эллиноръ: -- да и ждите двадцать лѣтъ пока они выростутъ. Нѣтъ, батюшка, постройте каменную стѣну и закройте ее плющемъ!-- Вотъ вамъ очеркъ всего ея характера. Подождать покуда выростутъ деревья -- она не могла; стѣну, разумѣется, можно было вывести гораздо скорѣе, а какія-нибудь чужеядныя растенія были бы болѣе пріятны для вида! Не смотря на все это, она была прекрасное, благородное созданіе. А я былъ влюбленъ! И я еще не до такой степени терялъ надежду, какъ вы думаете; лордъ Ренсфортсъ самъ ободрялъ меня и такъ, что не трудно было понять это! Не требуя отъ искателя руки своей дочери ни особеннаго значенія въ свѣтѣ, ни чрезмѣрно-большаго состоянія, онъ видѣлъ во мнѣ все чего было нужно ему: джентельмена стараго рода, въ комъ дѣятельный его умъ нашелъ бы осуществленіе того рода умственнаго честолюбія, котораго былъ преисполненъ самъ онъ, и которое до сихъ поръ не имѣло исхода. А Эллиноръ! Сохрани меня Богъ сказать, что она меня любила, но что-то заставляло меня думать что это могло случиться. При всѣхъ этихъ данныхъ, заглушивъ всѣ мои надежды, я сдѣлалъ надъ собой большое усиліе, высвободился изъ подъ разнообразныхъ впечатлѣній меня окружавшихъ и рѣшился избрать поприще, которое считалъ наиболѣе достойнымъ всѣхъ насъ. Я отправился въ Лондонъ готовиться въ адвокаты.
-- Въ адвокаты! Неужели?-- воскликнулъ я.-- Отецъ грустно улыбнулся.
-- Тогда все казалось маѣ возможнымъ. Я занимался уже нѣсколько мѣсяцевъ. За это время я по немногу приглядѣлся къ моей дорогѣ, обнялъ предстоявшія мнѣ трудности и созналъ, что во мнѣ заключалось все необходимое для того чтобы побѣдить ихъ. Воспользовавшись первымъ свободнымъ временемъ, я возвратился въ Кумберландъ. Я нашелъ тамъ Роланда. Со своею страстью къ приключеніямъ, съ жаждой къ дѣятельности, онъ, еще не вступая въ армію, въ два года исходилъ пѣшкомъ едва-ли не всю Великобританію и Ирландію. Я отъ души обнялъ рыцаря-странника и выслушалъ отъ него упреки за избранный мною путь. Во всемъ семействѣ, отъ роду, не было адвоката! Чуть-ли не въ это время ошеломилъ я его моимъ открытіемъ на счетъ типографщика! Когда-же я узналъ отъ Роланда о его короткомъ знакомствѣ съ владѣльцами Комптна, не знаю что именно овладѣло мною: ревность, страхъ, или предчувствіе, но знаю что мнѣ стало ужасно больно. Роландъ встрѣтился съ лордомъ Ренсфортсъ у кого то изъ джентельменовъ околодка, и лордъ Ренсфортъ изъявилъ свое удовольствіе что имѣлъ случай познакомиться съ нимъ, сначала изъ-за меня, а потомъ сошелся и съ самимъ Роландомъ.
-- Ни за что на свѣтѣ,-- продолжалъ мой отецъ,-- не могъ я рѣшиться спросить у Роланда нравится ли ему Эллиноръ; но когда я замѣтилъ, когда удостовѣрился, что и онъ не предлагалъ мнѣ этого вопроса, мнѣ сдѣлалось страшно! Мы отправились въ Комптнъ вмѣстѣ, и мало говорили дорогой. Мы пробыли тамъ нѣсколько дней.
Здѣсь отецъ заткнулъ руку за жилетъ. У всякаго человѣка есть ничтожные на видъ привычки и пріемы, иногда означающіе весьма важное. Когда мой отецъ затыкалъ руку за жилетъ, это было всегда знакомъ умственнаго усилія: онъ собирался, въ такомъ случаѣ, сильно доказывать, опровергать, или проповѣдывать. По этому хотя я и слушалъ обѣими ушами, по съ той минуты, когда отецъ заложилъ руку за жилетъ, у меня, право, выражаясь магнетически или месмерически, выросла какъ бы другая пара ушей.