Я не упоминаю о дядѣ Роландѣ; онъ уѣхалъ за границу, за дочерью. Онъ остался тамъ дольше, нежели мы думали. Ищетъ ли онъ и тамъ своего сына, какъ здѣсь? Отецъ кончилъ первую часть своего сочиненія въ двухъ большихъ томахъ. Дядя Джакъ, который недавно былъ что-то грустенъ и теперь все сидитъ дома, выключая субботъ, когда всѣ мы сходимся за обѣдомъ у моего отца, дядя Джакъ, говорю, взялся продать сочиненіе отца.
-- Не горячитесь!-- говоритъ дядя Джакъ, укладывая рукопись въ два красныхъ картона, нѣкогда принадлежавшіе одной изъ покойныхъ компаній: -- не ожидайте большой платы. Эти издатели никогда не рискуютъ много на первый опытъ. Еще какъ ихъ уговоришь просмотрѣть книгу.
-- О,-- отвѣчалъ отецъ,-- лишь бы они издали ее на свой счетъ, я бы не стоялъ за другими условіями. "Отъ продажнаго пера не родилось никогда ничего великаго," сказалъ Драйденъ.
-- Удивительно глупо это замѣчаніе Драйдена,-- возразилъ дядя Джакъ: -- ему бы, кажется, можно было получше знать свое ремесло.
-- Да онъ и зналъ его -- сказалъ я,-- потому что употреблялъ свое перо на то, чтобы набивать свои карманы, бѣдняжка!
-- Да перо-то не было продажно, господинъ анахронизмъ,-- замѣтилъ отецъ.-- Хлѣбника нельзя назвать продажнымъ за то, что онъ продаетъ свои хлѣбы: онъ продаженъ, если продаетъ самого себя. Драйденъ только продавалъ свои хлѣбы.
-- А намъ надо продать ваши,-- восторженно сказалъ дядя Джакъ,-- Тысячу фунтовъ стерлинговъ за томъ: настоящая цъна, а?
-- Тысячу фунтовъ стерлинговъ за томъ!-- воскликнулъ отецъ: -- да Гиббонъ, я думаю, получалъ не больше?
-- Кто его знаетъ! но у Гиббона не было дяди Джака, который бы присмотрѣлъ за дѣломъ,-- сказалъ М. Тиббетсъ, улыбаясь и потирая свои гладкія руки.-- Нѣтъ? двѣ тысячи за оба волюма: и это уступка, но я предупреждалъ, что надо быть умѣреннымъ.
-- Я очень буду радъ, если что-нибудь можно выручить изъ книги,-- сказалъ отецъ, видимо поддаваясь обольщенію: -- этотъ молодой джентельменъ таки мотоватъ; ну, и половина суммы, можетъ быть, пригодится вамъ, любезный Джакъ!
-- Мнѣ, братъ, мнѣ!-- воскликнулъ дядя Джакъ: -- да если новое мое предпріятіе удастся, я буду милліонеръ.
-- Вы задумали новую спекуляцію, дядюшка,-- спросился я робко.-- Что такое?
-- Тише!-- сказалъ дядя, прикладывая свой палецъ къ губамъ и какъ бы осматривая всѣ углы комнаты.-- Тсъ! Тсъ!
Пизистратъ. Не большую ли національную компанію для взрыва зданій двухъ Палатъ?
Мистеръ Какстонъ. Признаюсь, я ожидалъ чего-нибудь поновѣе; имъ же, если вѣрить журналамъ, не нужно помощи брата Джака, чтобы подорвать другъ друга.
Дядя Джакъ (таинственно). Журналамъ? Вы не часто читаете журналы, Остинъ Какстонь!
Какстонъ. Грѣшный человѣкъ, Джакъ Тиббетсъ.
Дядя Джакъ. Ну, а если моя спекуляція заставать васъ читать журналъ каждый день?
М. Какстонь. Заставить меня читать журналъ каждый день?
Дядя Джонъ (протягивая руки къ огню). Такой же величины какъ Times!
М. Какстонъ (съ безпокойствомъ). Джакъ, вы меня пугаете!
Дядя Джакъ. И если заставлю васъ писать въ немъ.... да еще главныя статьи!
М. Какстонъ (отодвигаетъ стулъ, хватаетъ единственное сподручное ему оружіе и мечетъ въ дядю Джака Греческую сентенцію): Τοὺς μὲν γὰρ εἶμαι χαλεποὺς ὅσε καὶ ἀνϑρωποφαγεῖν. T. e. были люди до того необразованные и звѣрскіе, что ѣли себѣ подобныхъ!
Дядя Джакъ (ни мало не смущаясь). И по-Гречески можете писать туда сколько хотите!
М. Какстонъ (успокоившись). Любезный Джакъ, вы великій человѣкъ: мы васъ слушаемъ.
Дядя Джакъ началъ говорить. Читатели мои, можетъ быть, замѣтили, что этотъ достославный спекулаторъ дѣйствительно былъ счастливъ на идеи. Его предпріятія всегда были чрезвычайно здравы въ зернѣ,-- но крайне пусты по плоду; оттого и былъ онъ такъ опасенъ. Настоящая мысль дяди Джака, навѣрное, обогатитъ кого-нибудь въ самомъ непродолжительномъ времени; поэтому, я разсказываю о ней со вздохомъ, особенно сообразивъ, сколько потеряло наше семейство отъ ея невыполненія. Знайте же, что это было не менѣе, какъ изданіе ежедневнаго журнала по плану Times, но посвященнаго исключительно искусствамъ, литературѣ и наукѣ, словомъ, умственному прогрессу; я говорю по плану Times, потому что нужно было перенять могучій механизмъ ежедневнаго просвѣтителя. Этотъ журналъ долженъ былъ сдѣлаться литературнымъ Салмонеемъ политическаго Юпитера, и переносить свои громы черезъ мостъ познаній. Онъ долженъ былъ имѣть корреспондентовъ во всѣхъ частяхъ земнаго шара; въ этомъ фокусѣ свѣта имѣло мѣсто все, относящееся къ лѣтописямъ ума, отъ труда миссіонера на островахъ Южнаго океана, или изысканій путешественника преслѣдующаго миражъ, называемый Томбукту до какого-нибудь Парижскаго романа или послѣдняго коментарія Германскаго университета на Греческую частицу. Онъ долженъ былъ забавлять, поучать, занимать: всѣ эти цѣли обнимала его дѣятельность. Не нашлось бы человѣка читающаго, не только въ трехъ Соединенныхъ Королевствахъ, не только въ Великобританскихъ владѣніяхъ, но и на всемъ земномъ шарѣ, которому бы не затронулъ этотъ журналъ -- сердце, голову или карманъ. Самый взыскательный членъ общины ума нашелъ бы въ немъ конька для себя.
-- Подумайте,-- воскликнулъ дядя Джакъ,-- подумайте о движеніи ума, подумайте о страсти къ дешевому познанію, подумайте о томъ, какъ мало всѣ эти мѣсячные, недѣльные и другіе журналы удовлетворяютъ большинству потребностей времени! Не все ли равно еженедѣльный журналъ для политики, что такой же журналъ для всѣхъ другихъ предметовъ, занимающихъ большинство публики болѣе политики. Лишь только появится мой литературный Times, всѣ будутъ дивиться какъ можно было жить безъ него! Сэръ, никто и не жилъ безъ него: всѣ прозябали, всѣ жили въ ямахъ и пещерахъ, какъ Трогледики...
-- Троглодиты,-- прервалъ тихо отецъ:-- отъ троглъ -- пещера, и думи -- скрываться. Они жили въ Эѳіопіи; жены у нихъ были общія.
-- Что касается послѣдняго пункта,-- простодушно замѣтилъ дядя Джакъ,-- я не утверждаю, чтобы публика дошла до этого; нѣтъ сравненія, которое было бы выдержано со всѣхъ сторонъ. Но публика все-таки трогледикская, или, какъ вы тамъ называете, въ сравненіи съ тѣмъ, что будетъ она при свѣтѣ моего литтературнаго Times. Сэръ, это будетъ переворотъ для всего земнаго шара. Онъ перенесетъ литературу съ облаковъ въ гостиную, въ лачугу, на кухню. И денди изъ денди, и леди изъ леди найдутъ въ немъ что-нибудь по своему вкусу; самый дѣловый членъ торговли или промышленности обогатитъ свои практическія познанія новымъ пріобрѣтеніемъ. Практическій человѣкъ увидитъ успѣхи богословія, медицины, юриспруденціи. Сэръ, Индіецъ будетъ читать меня подъ бананомъ; я буду въ сераляхъ Востока, и надъ моими листами Сѣверо-Американецъ будетъ курить люльку мира. Мы дадимъ политикѣ настоящее мѣсто въ дѣлахъ жизни, возведемъ литературу на должную ступень между интересами и нуждами людей. Это великая мысль, и сердце мое бьется самодовольно, когда я ее разсматриваю.
-- Любезный Джакъ,-- сказалъ отецъ торжественно и съ волненіемъ, привставъ,-- это, истинно, великая мысль, и я уважаю васъ за нее! Вы правы: это сдѣлаю бы переворотъ! Это нечувствительно бы воспитало родъ человѣческій. Признаюсь, я бы счелъ за честь написать туда.... хоть что-нибудь. Джакъ, вы обезсмертите себя!
-- Думаю!-- скромно отвѣчалъ дядя Джакъ; но я еще не успѣлъ сказать ни слова о главномъ....
-- Что такое?
-- Объявленія-то!-- воскликнулъ дядя, разводя руками и потомъ переплетая пальцы подобно ниткамъ паутины.-- Объявленія-то! Подумайте-ка: вѣдь это сущее Эльдорадо! Объявленія, сэръ, по меньшей мѣрѣ, принесутъ намъ въ годъ 50,000 ф. стерл.!-- Пизистратъ, мой другъ, я никогда не женюсь: вы будете моимъ наслѣдникомъ. Обнимите меня!
Сказавъ это, дядя Джакъ бросился на меня и выдавилъ изъ моей груди благоразумное сомнѣніе, готовившееся выступить на уста.
Бѣдная матушка, смѣясь и рыдая, проговорила:
-- Такъ мой братъ заплатитъ его сыну за все то, чѣмъ онъ пожертвовалъ для меня!
Отецъ ходилъ взадъ и впередъ по комнатѣ, болѣе взволнованный нежели случалось мнѣ видѣть его когда-либо, и ворчалъ:
-- Что за несчастная, безполезная тварь былъ я до сихъ поръ! А, кажется, я охотно сталъ бы служить общей пользѣ! Право, сталъ бы.
Послужилъ ей за то этимъ временемъ дядя Джакъ! Онъ нашелъ единственную въ мірѣ приманку, на которую можно было поймать такую рыбу, каковъ былъ мой отецъ: "haeret lethalis arundo." Я видалъ, что смертельный крючекъ былъ на разстояніи инча отъ носа моего отца и что онъ уже готовъ былъ проглотить его
Но, благо это забавляло моего отца! Ребенокъ!-- далѣе этого я не видалъ. Я долженъ сознаться, что и самъ былъ обольщенъ и, можетъ быть, по ребяческому чувству злобы радовался ослѣпленію ближнихъ. Маленькой рыбкѣ было весело видать волненіе воды, въ то время какъ большая рыба вертѣла хвостомъ и раздувала жабры.
-- Однако!-- сказалъ дядя Джакъ,-- ни слова объ этомъ ни Тривеніону, ни кому!
-- Отчего же?
-- Какъ отъ чего? Да въ своемъ ли вы умѣ: если узнаютъ о моемъ планѣ, развѣ вы думаете, что не поторопятся привести его въ исполненіе? Да вы меня пугаете. Обѣщайте же мнѣ быть нѣмымъ какъ могила!
-- Мнѣ бы хотѣлось послушать мнѣніе Тривеніона.
-- Такъ ужъ все равно влѣзть на колокольню, да прокричатѣ оттуда! Сэръ, я довѣрился вамъ. Сэръ, тайны домашняго очага священны. Сэръ, я....
-- Любезный дядюшка Джакъ, вы сказали довольно. Я не скажу ни слова....
-- Я думаю право, что ему можно довѣриться, Джакъ,-- сказала матушка.
-- И я довѣряю ему тайну несмѣтнаго богатства,-- отвѣчалъ дядя.-- Позвольте попросить воды и немножко рому, да бисквитъ или, пожалуй, сандвичъ. Я проголодался что-та
Я взглянулъ на дядю Джака. Бѣдный дядя Джакъ: онъ, въ самомъ дѣлѣ, похудалъ!