-- Эллиноръ -- отдать ей справедливость -- была смущена моимъ безмолвнымъ отчаяніемъ. Ни одни уста не умѣли бы выразить болѣе нѣжное сочувствіе, болѣе благородное себяобвиненіе; но все это не исцѣляло моей раны. Такъ я оставилъ ихъ домъ, такъ не обратился уже къ адвокатурѣ: такъ весь пылъ, всѣ побужденія къ дѣятельности пропали у меня навсегда, такъ я зарылся въ книгахъ. И до конца дней моихъ остался бы я грустнымъ, отчаяннымъ и ни къ чему не годнымъ мизантропомъ, еслибъ небо, въ своемъ милосердіи, не послало поперегъ моей дороги твоей матери, Пизистратъ; и днемъ и ночью, я благодарю Бога и ее, потому что я и былъ, и теперь.... о, конечно, я счастливый человѣкъ!
Матушка, громко рыдая, бросилась къ отцу за грудь и, не говоря ни слова, вышла: глаза отца наполненные слезъ, слѣдили за ней. Нѣсколько минутъ молча походивъ по комнатѣ, онъ подошелъ ко мнѣ и, положивъ руку на мое плечо, прошепталъ:
-- Догадываешься-ли ты теперь къ чему я разсказалъ все это?
-- Отчасти: благодарю васъ, батюшка.-- Я запинался и сѣлъ, потому что мнѣ почти сдѣлалось дурно.
-- Есть сыновья,-- сказалъ отецъ, садясь возлѣ меня -- которые въ безумствахъ и заблужденіяхъ отцовъ нашли бы извиненія своихъ ошибокъ: ты этого не сдѣлаешь, Пизистратъ.
-- Я не вижу ни безумства, ни заблужденія, сэръ все очень естественно и очень грустно.
-- Погоди заключать это,-- сказалъ отецъ.-- Велико было безумство, велико и заблужденіе, позволявшее мечтамъ рождаться безъ основанія, хотѣвшее связать дѣятельность и пользу цѣлой жизни съ волей такого же смертнаго существа, какъ и самъ я. Небо не назначало страсти любви для мученія: этого не видно и на опытѣ, между большинствомъ. Мечтатели, т. е. одинокіе ученые, какъ я или полупоэты, какъ бѣдный Роландъ, сами создаютъ себѣ несчастія. Сколько лѣтъ, уже и послѣ того когда твоя мать дала мнѣ такое полное семейное счастіе, столь долго мною не оцѣненное, сколько лѣтъ я томился! Главная пружина моего существованія была сломана: на время я не обращалъ вниманія. По этому, ты видишь, поздно въ жизни проснулась Немезида. Я смотрю назадъ съ сожалѣніемъ о пренебреженныхъ силахъ, о случаяхъ, пропущенныхъ безъ вниманія. Развѣ съ помощью галванизма могу я иногда воротить на время энергію дѣятелей парализированныхъ отъ бездѣйствія: теперь ты видишь меня спокойнымъ и ни къ чему не годнымъ, погруженнымъ во что же? въ нелѣпости какого-нибудь дяди Джака!-- Теперь я посмотрѣлъ снова на Эллиноръ, и спрашиваю себя съ удивленіемъ: какъ? все это.... все это.... все.... все безумство, все это увлеченіе для этого поблекшаго лица, для этого свѣтскаго ума? Такъ всегда въ жизни. Смертное вянетъ; безсмертное свѣжѣетъ съ каждымъ шагомъ къ могилѣ.