Когда Кенелмъ возвратился въ улицу украшенную зданіемъ Гостиницы Трезвости, фигура красиво драпированная испанскимъ плащемъ быстро промелькнула мимо него, но не такъ быстро чтобъ онъ не могъ узнать въ ней трагика.
-- Гм! пробормоталъ Кенелмъ: я не думаю чтобъ это лицо имѣло очень торжествующій видъ. Должно-быть ему досталось.
Мальчикъ -- если нужно еще продолжать называть такимъ, образомъ спутника Кенелма -- стоялъ прислонясь къ камину когда Кенелмъ вошелъ въ столовую. Его небрежная поза и томные глаза выражали глубокое уныніе.
-- Милое дитя мое, сказалъ Кенелмъ, его грустный голосъ звучалъ необычайною мягкостію,-- не повѣряйте мнѣ того что вамъ тяжело будетъ разказыватъ, но позвольте мнѣ надѣяться что вы оставили навсегда мысль поступить на сцену.
-- Да, былъ едва слышный отвѣтъ.
-- Теперь остается только вопросъ: что дѣлать?
-- Право я не знаю и не забочусь.
-- Значитъ вы предоставляете мнѣ знать и заботиться, и допуская на мгновеніе какъ фактъ то что есть величайшая ложь въ этомъ лживомъ свѣтѣ -- именно что всѣ люди братья, вы будете смотрѣть на меня какъ на старшаго брата который заботится и направляетъ свою неосторожную юную сестру. Я хорошо вижу какъ было дѣло. Такъ или иначе вы, восхищаясь сначала мистеромъ Комптономъ какъ Ромео или Ричардомъ III, познакомились съ нимъ какъ съ мистеромъ Комптономъ. Онъ не разубѣждалъ васъ въ мысли что онъ холостой человѣкъ. Въ минуту увлеченія вы убѣжали изъ дому съ цѣлію поступить на сцену и сдѣлаться мистрисъ Комптонъ.
-- О, начала дѣвушка (такъ какъ настоящій полъ ея долженъ быть теперь обнаруженъ),-- о, воскликнула она со страстнымъ рыданіемъ,-- какъ я была глупа! Только не думайте обо мнѣ хуже чѣмъ я заслуживаю. Этотъ человѣкъ обманулъ меня; онъ не ожидалъ что я поймаю его на словѣ и послѣдую за нимъ сюда, въ противномъ случаѣ его жена не появилась бы. Я бы вовсе не знала что онъ женатъ; и... и...
Колосъ ея былъ подавленъ рыданіями.
-- Но теперь вы узнали истину. Будемъ благодарить небо что вы избавились отъ стыда и несчастія. Я долженъ послать телеграмму вашему дядѣ; дайте мнѣ его агресъ.
-- Нѣтъ, нѣтъ.
-- Никакое "нѣтъ" невозможно въ настоящемъ случаѣ. Ваша репутація и будущность должны быть спасены. Позвольте мнѣ объяснить все вашему дядѣ. Онъ вашъ защитникъ; здѣсь нѣтъ выбора. Вы можете ненавидѣть меня теперь за то что я принуждаю васъ, въ послѣдствіи вы будете благодарить меня. Послушайте, молодая особа; вамъ тяжело встрѣтиться съ вашимъ дядей и слушать его упреки, но всякая вина должна быть наказана. Мужественныя натуры переносятъ наказаніе съ удовольствіемъ, какъ начало примиренія Вы мужественны. Смиритесь, и въ смиреніи возрадуйтесь!
Въ голосѣ и манерѣ Кенелма было что-то столь нѣжное и вмѣстѣ повелительное что своенравная природа той къ кому онъ обращался уступила. Она дала ему адресъ своего дяди: "Джонъ Бовиль эсквайръ, Окдель, близь Вестмира." Давши его, она устремила свои грустные глаза на своего юнаго совѣтника и проговорила съ увлеченіемъ и горечью:
-- Будете ли вы теперь больше уважать или вѣрнѣе меньше презирать меня?
Столько молодаго, даже дѣтскаго было въ ея взглядѣ когда она говорила это, что Кенелмъ почувствовалъ отеческое желаніе взять ее на руки и высушить поцѣлуями ея слезы. Но онъ благоразумно побѣдилъ это желаніе и сказалъ съ меланхолическою полуулыбкой:
-- Если человѣческія существа могутъ презирать другъ друга за молодость или неразуміе, то чѣмъ скорѣе мы будемъ истреблены тою высшею расой что должна явиться послѣ насъ на землѣ, тѣмъ будетъ лучше. Прощайте до тѣхъ поръ пока пріѣдетъ вашъ дядя.
-- Какъ! Вы оставляете меня здѣсь -- одну?
-- Но если вашъ дядя найдетъ меня подъ одною крышей съ вами теперь когда я знаю что вы его племянница, вы думаете онъ не будетъ имѣть права выбросить меня изъ окна? Позвольте мнѣ самому послѣдовать той осторожности которую я проповѣдовалъ вамъ. Пошлите за хозяйкой чтобъ она показала вамъ комнату вашу, запритесь въ ней, лягте въ постель и постарайтесь не плакать.
Кенелмъ забросилъ за плечи ранецъ, который войдя онъ положилъ въ углу комнаты, спросилъ гдѣ телеграфное бюро, послалъ телеграмму мистеру Бовилю, взялъ комнату въ Коммерческой гостиницѣ и заснулъ бормоча слѣдующія знаменательныя слова:
-- Рошфуко былъ какъ нельзя болѣе правъ говоря: "очень немногіе стали бы влюбляться, еслибъ они меньше слышали толковъ о любви".