ОТЕЦЪ И СЫНЪ.
Главкъ не могъ даже понять, что съ нимъ произошло; во снѣ-ли это все или на яву, что онъ цѣлъ и невредимъ уведенъ съ арены. Его привели въ маленькую комнату въ зданіи амфитеатра, дали ему одежду и всѣ служители арены наперерывъ старались привѣтствовать и поздравить его. Туда-же чья-то сострадательная рука привела и бѣдную слѣпую, сгоравшую желаніемъ какъ можно скорѣе убѣдиться, что Главкъ дѣйствительно живъ и избавленъ отъ позорной и мучительной смерти.
-- Я, я тебя спасла!-- рыдая восклицала Нидія:-- теперь я могу спокойно умереть.
-- Нидія, дитя мое, моя спасительница!
-- Дай руку, чтобы я чувствовала, что ты дѣйствительно остался живъ! Да, это правда! Мы все-же не опоздали и это -- я, я тебя спасла!
Эта трогательная встрѣча была прервана отчаянными криками, раздавшимися изъ амфитеатра.
-- Гора, землетрясеніе, бѣда!...-- раздавалось со всѣхъ сторонъ.
Служители и стража бросились бѣжать, предоставивъ Главку и Нидіи спасаться, какъ они знаютъ. Но аѳинянинъ, какъ только убѣдился въ близкой опасности, вспомнилъ Олинфа: его судьба избавила также отъ когтей тигра, такъ неужели же оставить его теперь погибать отъ другой -- не менѣе грозной бѣды? Главкъ взялъ Индію за руку и поспѣшилъ въ темницу, гдѣ былъ христіанинъ, котораго онъ засталъ стоящимъ на колѣняхъ, съ горячей молитвой на устахъ.
-- Вставай, мой другъ, спасайся, бѣги!-- кричалъ Главкъ, выводя пораженнаго Олинфа на воздухъ; онъ показалъ ему черную тучу, изъ которой сыпался пепелъ и камни, и испуганную толпу, въ страхѣ разбѣгавшуюся во всѣ стороны.
-- Это -- перстъ Божій! Слава Господу!-- воскликнулъ въ благоговѣйномъ ужасѣ Олинфъ.
-- Бѣги, ищи твоихъ собратій, и старайтесь спастись! Прощай!
Олинфъ ничего не отвѣчалъ, даже не замѣтилъ, что грекъ удалился: такъ полна была его душа высокихъ молитвенныхъ мыслей. Его горячее сердце всецѣло поглощено было прославленіемъ милосердія Божія, а не страхомъ передъ видимымъ проявленіемъ Его могущества. Наконецъ, онъ рѣшилъ идти и направился къ выходу, но тутъ глазамъ его представилась какая-то открытая небольшая комната, гдѣ при мерцающемъ свѣтѣ лампочки онъ увидѣлъ три распростертыхъ на землѣ тѣла. Это была мертвецкая гладіаторовъ; онъ уже хотѣлъ пройти мимо, когда услыхалъ изъ глубины этой комнаты чей-то тихій голосъ, призывавшій Христа.
-- Кто здѣсь призываетъ Имя Сына Божія?-- спросилъ Олинфъ, но такъ какъ никто не отвѣчалъ, то онъ вошелъ и увидѣлъ старика, который сидѣлъ на землѣ и держалъ на колѣняхъ голову умершаго юноши. Полный неописанной скорби и любящаго отчаянія, склонялся старецъ надъ мраморно-блѣднымъ лицомъ, которое онъ придерживалъ своими дрожащими руками. Сынъ его былъ мертвъ! Онъ умеръ для него и сердце бѣднаго старика исходило горемъ.
-- Медонъ!-- съ участіемъ обратился къ нему Олинфъ: -- встань и бѣги! Господь приближается въ вихрѣ бури и грозы: спасайся, пока огонь не дошелъ сюда.
-- Онъ былъ такъ полонъ жизни! не можетъ быть, чтобы онъ былъ мертвъ! Подойди, приложи руку, вѣрно сердце его еще бьется!
-- Братъ, душа его отлетѣла; мы въ молитвахъ будемъ помнить о немъ; а теперь ты не оживишь мертваго праха! Пойдемъ! Идемъ скорѣе; слышишь? это уже рушатся стѣны! Слышишь, какъ ужасно кричитъ народъ въ смертельномъ страхѣ! Не теряй ни минуты, идемъ!
-- Я ничего не слышу,-- горько сказалъ Медонъ и покачалъ сѣдой головой.-- Бѣдный мальчикъ, его любовь ко мнѣ погубила его!
-- Пойдемъ, оставь! пойдемъ; прости эту настойчивость друга!
-- Тише; кто можетъ разлучить отца съ сыномъ?-- И Медонъ обнялъ тѣло любимца и осыпалъ лицо его горячими поцѣлуями.
-- Ступай!-- сказалъ онъ,-- уходи, а мы должны остаться вмѣстѣ.
-- Но вѣдь смерть уже разлучила васъ!-- съ состраданіемъ замѣтилъ Олинфъ.
Старикъ кротко улыбнулся.
-- Нѣтъ, нѣтъ... нѣтъ!-- прошепталъ онъ, все тише и тише произнося слова:-- нѣтъ... смерть была добрѣе...
И съ этими словами голова его опустилась на грудь сына, руки, державшія трупъ въ объятіяхъ, разошлись... Олинфъ дотронулся до него, взялъ за руку -- пульса уже не было. Послѣднія слова стараго отца оправдались: смерть была добрѣе!
Между тѣмъ Главкъ и Нидія торопливо шли по опаснымъ, полнымъ ужаса улицамъ города. Грекъ узналъ отъ Нидіи, что Іона все еще находится въ домѣ Арбака, и поспѣшилъ туда, чтобъ отыскать ее и спасти. Немногіе рабы, которые были оставлены дома, когда египтянинъ отправился въ амфитеатръ, не могли противостоять вооруженнымъ рабамъ, приведеннымъ Саллюстіемъ, а теперь, при видѣ огня и дыма, выходившихъ изъ ужасной горы,-- разбѣжались и забились въ самые отдаленные углы дома. Даже эѳіопъ-привратникъ оставилъ свой постъ у входной двери, такъ что Главкъ, оставивъ Нидію у воротъ, безпрепятственно могъ пройти черезъ весь рядъ комнатъ, громко призывая Іону, пока, наконецъ, услышалъ ея голосъ изъ-за замкнутой двери. Выломать дверь, взять Іону на руки и бѣжать изъ дома -- было дѣломъ одной минуты. За воротами присоединилась къ нимъ Нидія, и -- благодаря темнотѣ, распространяемой смраднымъ дымомъ отъ сѣрныхъ испареній горы, Арбакъ, котораго они узнали по голосу, ихъ не замѣтилъ. Египтянинъ встрѣтился имъ вблизи его дома, куда онъ спѣшилъ, чтобы забрать свои богатства и Іону и спасаться подальше. Итакъ, они спѣшили втроемъ выбраться изъ этихъ мѣстъ, наполненныхъ ужасомъ и всеобщимъ смятеніемъ. Но куда? Главкъ только что избѣжалъ смерти, но послѣдняя, казалось, только перемѣнила свой образъ и снова настигала свою жертву, при томъ уже не одну на этотъ разъ!...