1 июня 1898. Царицыно
Царицыно
1 июня 1898 г.
Милый Юричка! Получил твое письмо, а также письмо Евгения1, в котором он просит узнать адрес Жемчужникова2 и пишет мне: "Любезный Иван Алексеевич!" Значит, толковать нечего о мире с таким дураком. Он спокойно, но твердо настроился против меня. Это изумительно скверно сложилось, ибо я черт знает что дал бы, чтобы запереться теперь на очень долгое время в глушь, тишину и скудное существование. Скоро я покидаю Царицыно. Дело мое осложнилось3 самым неожиданным фактом: замешался третий человек. Что я пережил -- один дьявол знает! Но решил я твердо скоро уехать. Пиши поскорее. Я уеду к Федорову на некоторое время, а потом... хоть к черту на рога. Уеду я, думаю, дней через десять -- нельзя бросить печатание стихов у Тихом<ирова>4, да и денег нет. Если же раньше -- извещу телеграммой. Пиши. Поцелуй всех крепко и, ради Бога, успокой маму.
Твой И. Бунин.
Прошу тебя ни слова не говорить ни с кем о К.М.5 {Приписано в начале письма в правом верхнем углу.}.
301. А. М. ФЕДОРОВУ
1 июня 1898. Царицыно
Царицыно, 1.VI.98.
Милый и дорогой
Александр Митрофанович!
Я уже писал Вам зимою1, что я обалдел до последней степени. Вот уже несколько месяцев я живу, как во сне. Оправдываться перед Вами за мое дикое молчание мне нечего. Вы знаете, как я крепко люблю Вас, Вы сами видите, что мое молчание -- дико и, значит, объясняется очень исключительными обстоятельствами. Теперь я освобождаюсь от этих обстоятельств и скоро покидаю московские Палестины. И первым шагом на этой свободе -- будет путешествие к Вам2. Чрезвычайно Вас прошу, если Вы еще не совсем забыли меня и хотите меня видеть, -- написать мне, можно ли приехать к Вам на недельку.
Я пишу на "Южное обозрение", не знаю, где живете Вы в Люстдорфе (<нрзб>) и такова ли у Вас квартира, чтобы я мог, не стесняя Вас, найти у Вас приют на несколько дней. Пожалуйста, только будьте откровенны, голубчик, чрезвычайно хочу Вас видеть, так же, как и милую Лидию Карловну. Кланяюсь ей, а Вас от всей души целую и жду письма.
Станция Царицыно, Московско-Курской ж.д., дача Ерохова, No 2, кв. И. М. Михеева, Ивану Алексеевичу Бунину.
Ваш всей
душой
Ив. Бунин.
302. Е. М. ЛОПАТИНОЙ
16 июня 1898. Царицыно
Прощайте, милая и дорогая моя, радость и скорбь моей жизни, незабвенный и мучительно родной друг! Страшную ночь переживаю я -- невыразимо страшную в безвыходном страдании. И порою я совсем падаю духом и, клянусь Вам тоскою своей кончины, -- полжизни готов отдать за то только, чтобы на мгновение увидать Вас перед собой, как к матери кинуться и прижаться с горячим рыданием к Вашим коленям и крикнуть Вам -- пощадите меня! Пожалейте и спасите меня от печалей! Но выхода нету, и в оцепенении страшного изумления я спрашиваю себя -- как может быть это? Как не почувствовали Вы никогда моей любви и не дрогнуло у Вас сердце? И уж никакой надежды! Помню эти горькие и безумные два дня в Петербурге без Вас. Но тогда я был безумно несчастлив и счастлив во всякое время. Тогда мне казалось, что хоть ценою жизни я могу взять Вашу любовь, ждал чего-то всем существом своим и заплакал от несказанной радости, разорвавши Ваше письмо. Ох, если бы знали, каким счастьем захватило мне душу это внезапное прикосновение Вашей близости, ваши незабвенные и изумительные по выражению чувства слова: "Мне грустно, я хочу Вас видеть и хочу, чтобы Вы знали это..."1 О, Катерина Михайловна, -- не забуду я этого до гробовой доски, не прощу себе до могилы, что не умел я взять этого и не могу не простить Вам за них всего, что только не превышает всех моих сил. И образок Ваш. Вы благословили меня и знайте, что уже не было для меня ничего в ту минуту в жизни. Все страдания мои, все злобы и порывы моей души преклонились в то мгновение и если бы было это в час вечной разлуки со всем, что дорого и радостно было мне на земле, в час последнего прощания с Вами, я бы в неизреченной и тихой радости закрыл глаза под Вашим последним благословением меня в этом мире на новую и великую жизнь за его пределами. И клянусь я -- горько утешит меня то, что, когда я буду в могиле, на груди моей будет Ваш образок2.
Это все, что чувствую я сейчас. Если я переживу это все, может быть, изменится многое, как изменюсь, верно, и я весь, потому что такие дни не проходят даром. Но сейчас есть выше всего одно, есть чувство, которое меня переносит в Вашу комнату, к Вашей постели, у которой я стал бы на колени и сказал бы те немногие слова ласки, нежности и преклонения перед Вами, какие есть на языке человеческом и которые в тысячной доле дали бы почувствовать Вам, как безгранично и свято я люблю Вас сейчас и как я обессилел от страданий. Помните и в одном верьте мне, что каждое мое слово здесь написано истинно кровью моего сердца.
Ночь 16-го июня 1898 г.
303. Ю. А. БУНИНУ
18 июня 1898. Нежин
Нежин, 18.VI.98.
Еду в Одессу, к Федорову. Зной 100R. Дело определилось больше и скверно для меня1. Пиши, Бога ради, и крепко поцелуй всех.
Напишу из Одессы.
И. Б.
304. Ю. А. БУНИНУ
24 июня 1898. Люстдорф
24 июня 98 г.
Милый Юрочка, я живу в Люстдорфе у Федорова. Пробуду здесь, должно быть, числа до 10-го июля1. Потом -- не знаю куда. Вероятно, уже будет пора ехать на эту несчастную Мусинькину свадьбу2, которой я до сих пор не верю как-то и все надеюсь, что она образумится. Так и скажи Машеньке и еще скажи, что горячо целую ее и не думаю сердиться на нее, хотя мне так мучительно жаль ее. Денежные дела мои плохи. Е<вгению> Д<аниловичу> будет уплачено 1-го июля, так как Байков обманул меня3 и оттянул платеж до 1-го. Часть из этого платежа я взял, так что получу, помимо долга Е<вгению> Д<аниловичу>, 95 р. всего, да из них надо в Царицыно отослать рублей 20, остался должен за квартиру, ведь я говорил всем, что вернусь туда. Думаю все-таки хоть в 3-м классе съездить в Константинополь4. Вот было бы хорошо, если бы ты хоть немного проехался, хоть до Одессы, до Люстдорфа, а отсюда морем через Крым домой! Пиши, пожалуйста. Тут живет теперь еще Куприн5, очень милый и талантливый человек. Мы купаемся, совершаем прогулки и без конца говорим. Чувствую себя все-таки плохо и физически, и нравственно. Что ты, милый и дорогой друг? Вышлю тебе на днях книжку стихов изд. Тихомирова6, выйдет она через несколько дней.
Монтвид прислал "Чайку"7 и просит переделать, -- "сделать любовь моей героини более сознательной и менее эгоистичной" (помнишь, -- она хотела убить Торвальда). Я очень огорчен такой х<...> и не знаю, как быть, как сделать такую идиотскую поправку. Придется писать новое что-либо. Целую всех, особенно мамочку. Крепко обнимаю тебя.
Твой И. Бунин.
Для простых писем адрес такой: Одесса. Люстдорф (через Большой Фонтан) А. М. Федорову для меня.
305. С. Н. КРИВЕНКО
Конец июня -- начало июля 1898. Люстдорф
Дорогой Сергей Николаевич! Вы получили уже, вероятно, рассказ под заглавием "Дипломат" Федора Митрофановича Федорова1. Он очень просит меня написать Вам -- попросить Вашего внимания. Он совсем еще молодой человек -- 21 г. и, думается мне, со способностями. Обрадуйте его, пожалуйста, хоть письмом, если не найдете возможным напечатать.
Я, ей-богу, в сентябре дам Вам рассказов2. Крепко целую Вас и кланяюсь С<офье> Е<рмолаевне>.
Ваш всей душой
Ив. Бунин.
306. Ю. А. БУНИНУ
Между 17 и 19 июля 1898. Люстдорф
Милый, дорогой Юринька! Я сам удивлялся, что ты не пишешь -- никакого письма от тебя из Москвы я не получал. В Конст<антинополь> не ездил -- во 1) там чумные случаи были, а во 2) денег нет. Байков не шлет мне денег1 да и только -- прислал только 25 р., которые, конечно, и растратились. Кроме того, тут история: я чуть не каждый день езжу на дачу Цакни, издателя и редактора "Южного обозрения", хорошего человека с хорошей женой и красавицей дочерью2. Они греки. Цакни -- человек с состоянием -- ежели ликвидировать его дела, то, за вычетом долгов, у него останется тысяч 100 (у него два имения, одно под Одессой, другое в Балаклаве -- виноградники), но сейчас совсем без денег, купил газету за 3000 у Новосельского3, без подписчиков и, конечно, теперь в сильном убытке, говорит, истратил на газету уже тысяч 10 и, говорит, не выдержу, брошу до осени, ибо сейчас денег нет. Расходится "Южн<ое> обозр<ение>" в 3000 экз. (с розницей). Вот и толкуем мы с ним, как бы устроить дела на компанейских началах. Ведь помнишь, мы всю зиму толковали и пили за свою газету. Теперь это можно устроить. Цакни нужна или материальная помощь, или сотрудническая. " Своей компании, -- говорит он, -- я с удовольствием отдам газету (направление "Южн<ого> обозр<ения>" хорошее), могу отдать или совсем с тем, чтобы года три ничего не требовать за газету, а потом получать деньги в рассрочку, или так, чтобы компания хороших сотрудников работала бесплатно и получала барыши, ежели будут, причем и редактирование будет компанейское, или так, чтобы был представитель-редактор от компании, а он будет только сотрудником, или чтобы сотрудники при тех же условиях вступили пайщиками в газету, чтобы можно было, наконец, создать хорошую литературную газету в Одессе". Прошу тебя, Юлий, подумай об этом серьезно. Нельзя ли, чтобы Михайлов4 вошел главным пайщиком? Или устроим компанию? Только погоди с кем бы то ни было переписываться -- газета должна быть прежде всего в наших с тобой руках. Цакни просит меня переехать в Одессу, если это дело устроится. Хорошо бы устроить! Тем более, что все шансы за то, что я женюсь на его дочери. Да, брат, это удивит тебя, но выходит так. Я хотел написать тебе давно -- посоветоваться, но что же ты можешь сказать? Я же сам очень серьезно и здраво думаю и приглядываюсь. Она красавица, но девушка изумительно чистая и простая, спокойная и добрая. Это говорят все, давно знающие ее. Ей 19-й год. Про средства точно не могу сказать, но 100 тысяч у Цакни, вероятно, есть, включая сюда 50 тысяч, которые ему должен брат5, у которого есть имение, где открылись копи. Брат этот теперь продает имение и просит миллион, а ему дают только около 800 тысяч. Страшно только то, что он может не отдать долга. У Цакни есть еще и сын6. Люди они милые и простые. Он был в Сибири, затем эмигрировал, 9 лет жил в Париже, жена его -- женщина-врач. Тон в семье хороший. Не знаю, как Цакни отнесется к моему предложению с Анной Николаевной, которая мне очень мила, я говорил только с ней, но еще не очень определенно. Она, очевидно, любит меня и когда я вчера спросил ее, улучив минуту, согласна ли она, -- она вспыхнула и прошептала "да". Должно быть, дело решенное, но еще не знаю. Пугает меня материальное положение. Я знаю, что за ней дадут во всяком случае не меньше 15--20 тысяч, но, вероятно, не сейчас, так что боюсь за первое время. Думаю, что все-таки лучше, если даже придется первое время здорово трудиться -- по крайней мере, я буду на месте и начну работать, а то истреплюсь. Понимать меня она навряд будет, хотя от природы она умна.
Страшно все-таки. В тот же день пиши мне как можно подробнее -- посоветуй. А то думаю числа 26-го все кончить7. 26-го литературный вечер8, в котором и я, а еще Бальмонт. Он тут. Решив дело, поеду в Огневку не позднее 28--29--30. Жду письма с нетерпением. Всех целую.
Твой Ив. Бунин.
307. П. А. ЕФРЕМОВУ
13 августа 1898. Огневка
Апраксино1, 13 авг. 98 г.
Глубокоуважаемый
Петр Александрович!
Посылаю Вам стихотворение для сборника Белинского2. Пожалуйста, простите, что не мог сделать этого раньше и будьте добры известить меня, пойдет стихотв<орение> или нет: боюсь, что опоздало. Адрес мой до 25 авг.: Почт. ст. Лукьяново, Тульск. губ., Ефремовского у., Ивану Алексеевичу Бунину. После 25-го: Москва, Староконюшенный, редакция "Вестника воспитания".
Искренно уважающий Вас
Ив. Бунин.
308. С. Н. КРИВЕНКО
19 августа 1898. Огневка
Д. Огневка, 19 авг. 98 г.
Дорогой Сергей Николаевич! У меня уже давно лежит бумага от "Союза"1, в которой я должен был вписать свои литературные и иные доходы. Но как я их определю. Литературой я зарабатываю в год (считая издания, корреспондирование в газеты, рецензии и т.д.) тысячи полторы и меньше, а с имения почти ничем не пользуюсь. Только живу тут на всем готовом месяца 3--4 в году. Что же мне написать? Шлю Вам эту бумагу. Будьте благодетелем -- впишите в нее, если найдете возможным вписать что-ли<бо> на основании вышеизложенного. И еще просьба: ради Бога, спросите Гаврилова, будет ли он печатать мою книгу стихов2 на условиях, нами обозначенных. Он хотел печатать летом, я протянул время, но думаю, что ему ничего не стоит напечатать ее и в сентябре. Десять листов стихов -- ведь это на десять дней работы. Попросите его написать мне в Москву (Староконюшенный, редакция "Вестника воспитания"). Посылаю Вам книжку стихов, издание "Детск<ого> чтения"3.
Кланяюсь Вашим и крепко жму Вашу руку. Пожалуйста, извините, что беспокою Вас.
Ваш Ив. Бунин.
309. С. Т. СЕМЕНОВУ
Конец августа 1898. Москва
Дорогой Сергей Терентьевич!
Я в настоящее время очень заинтересован судьбой одной одесской газеты -- "Южное обозрение", -- которая находится в очень чистых руках и пытается завоевать себе успех настоящими, хорошими целями, а не тем, чем изобилует вся одесская пресса -- пресса сплошь уличная. Газета эта очень молодая и, естественно, терпит пока большие убытки, причем редактор-издатель1 совсем почти не располагает сейчас свободными средствами. Вот я и обращаюсь к Вам с большой просьбой: не подарите ли для этой газеты небольшой рассказик 2? Заплатить сейчас, право, нечем, так что уж сделайте доброе дело -- подарите небольшой фельетон, и позвольте поставить Ваше имя в число сотрудников. Обещались помочь, между прочим, Мамин, Вас. Немирович-Данченко, Телешов. Пишу Михееву3.
На днях я уезжаю в Одессу, где буду жить почти всю зиму, так что, если Вы будете добры, -- дадите что-либо, -- пришлите на мое имя в Одессу -- угол Гаванной и Дерибасовской, редакция газеты "Южное обозрение".
Ваш Ив. Бунин.
310. Ю. А. БУНИНУ
Середина сентября 1898. Одесса
Милый, дорогой братка! Доехал и грущу. В Полтаве компания отказалась1 -- далеко, нельзя вести газету. Только Лисовский обещал изредка писать, да Балабуха, да Падалка, который рекомендовал обратиться кое к кому в Одессе, если только газета изменится. Теперь я на квартире Цакни в городе2, буду жить у них, хотя это еще неловко и я чувствую себя скверно. Говорил с Цакни -- плату за содержание он отверг и назвал чепухой. Все равно, говорит, если бы Вы жили отдельно, я выдавал бы Ане рублей 75 в месяц сначала, а потом, надеюсь, мог выдавать и 150. О капитале в приданое не сказал ничего. Их желание -- чтобы я работал по беллетр<истике>3. В газете, говорит, выбирайте себе что угодно, о плате сговоримся. Вот и все мои новости. Пиши, Христа ради, что-нибудь для газеты. И вообще пиши мне поскорей.
Твой всей душой
Ив. Бунин.
311. Н. В. ГАВРИЛОВУ
Середина сентября 1898. Одесса
<...> {Начало текста утрачено.} это? Вам-то бояться, конечно, нечего, ибо, повторяю, цензура не зачеркнет у меня ни слова. Но можно ли в цензуру-то представлять в листах? Надеюсь, что можно.
В крайнем случае, если такая комбинация невозможна и нельзя разогнать книжку до 10 листов путем верстки, я добавлю несколько стихотворений: мне никак нельзя ждать предварительной цензуры.
Убедительно прошу Вас сдать рукопись в набор как можно скорее, чтобы она вышла в октябре1 и были бы кое-где рецензии к празднику.
Формат книги, по-моему, должен быть вроде суворинских изданий Чехова2.
Жду Вашего ответа.
Готовый к услугам
Ив. Бунин.
Если нужно подписать условие -- присылайте. Мой поклон С. Н. Крив<енко>.
312. Н. Д. ТЕЛЕШОВУ
21 сентября 1898. Одесса
Одесса, 21.IX.98
Гаванная ул.,
"Южн<ое> обозрение".
Милый и дорогой
Николай Дмитриевич!
От всего самого искреннего сердца рад за тебя и поздравляю тебя1! Я еще холост, но увы! -- скоро превращусь в женатого2 и, представь себе, тоже числа 24--25--26. Если не уеду, по-твоему, за границу, то буду в Москве в ноябре. Напиши, пожалуйста, из твоей Италии, где ты там будешь. Пиши нам оттуда свои впечатления для газеты3. Получаешь ее?
Крепко целую тебя и остаюсь всей душой твой
Ив. Бунин.
313. Ю. А. БУНИНУ
25 сентября 1898. Одесса
25 сент. 98.
Люкася! Позавчера я повенчался1, но не в этом дело, а в том, что я опять пропадаю: написал Селитренникову2 узнать, когда срок моим векселям и он ответил3, что срок векселя твоего и Лисовского 6-го окт., но не написал, на какую сумму я должен теперь писать вексель. Поэтому умоляю тебя, скорее на векселе, который я посылаю тебе, только подписаться так, чтобы сверху написать обязательство. А Лисовский, который тоже подпишется, напишет это обязательство, т.е. все с обозначением суммы: я напишу ему или кому другому и он узнает, на сколько писать. Вексель надписал и я. Если не так, брось и подпиши новый.
Пиши. Что с тобою?
Твой И. Бунин.
314. Ю. А. БУНИНУ
1 октября 1898. Одесса
1 октября 98 г.
Черное море, пароход
"Пушкин".
Милый и дорогой Люкася! Видишь, я -- в море и ужасно доволен этим. Возвращаемся с Анной Николаевной из Крыма, уехали в субботу на прошлой неделе1, были в Ялте, Гурзуфе и т.д., потом в Севастополе и Балаклаве. Тут я перезнакомился с моими новыми родственниками. В Балаклаве -- хорошо, земли тут у Цакни 48 десятин и, как рассказывает его племянник, живущий в Балаклаве, все это стоит, а будет стоить еще более дорого. Только боюсь, распродаст он по кускам. Он, т.е. Н<иколай> П<етрович>, предлагал мне переселиться в Крым и заняться хозяйством. 30 десятин занято хлебопашеством. Пиши мне, пожалуйста, что ты думаешь обо всем вроде этого, а главное, как живешь и как дела с моим векселем. Он меня настолько беспокоит, что даже повлиял на мое скорое возвращение из Крыма, хотя мы и предполагали проездить очень немного времени. Жду корректуры от дьявола -- Байкова2. Все-таки проездился и с комфортом -- в 1-м классе, конечно, не на свои.
Пиши мне и домой, а то ведь ты небось совсем забыл их.
Женился Н. Д. Телешов3?
Ну, пока горячо тебя целую. Думаю, быть в Москве в начале ноября4.
Здорово качает!
Всей душой твой
И. Бунин.
315. Н. В. ГАВРИЛОВУ
3 октября 1898. Одесса
Многоуважаемый Николай Васильевич! С нетерпением жду Вашего ответа относительно печатания книги моих стихов1. Получили ли Вы рукопись? Отчего не отвечаете? Ответьте, а то я в неопределенном положении и теряю время.
Готовый к услугам И. Бунин.
Одесса, Гаванная, "Южное обозрение".
316. С. Н. КРИВЕНКО
3 октября 1898. Одесса
Одесса, Гаванная, "Южное
обозрение". 3 окт. 1898 г.
Дорогой и глубокоуважаемый
Сергей Николаевич!
Посылаю Вам рассказ-легенду под заглавием "Велга"1. Это вполне самостоятельная работа, порожденная долгим чтением описаний севера, северных морей и т.д. Пожалуйста, известите меня о ее судьбе, а если напечатаете, пришлите мне несколько тех NoNo "Сына отечества", в которых она будет.
Я, как видите, в Одессе. Женился на доброй и очень хорошей девушке2 и проживу эту зиму на юге, частью в Одессе, частью в имении моих новых родных3. В ноябре приеду месяца на два в Москву и Питер4. Занимаюсь литературой, как никогда.
Жду Вашего ответа и крепко жму Вашу руку. Мой низкий поклон С<офье> Е<рмолаевне>.
Ваш душой
Ив. Бунин.
317. А. А. КОРИНФСКОМУ
7 октября 1898. Одесса
7 окт. 1898 г.
Дорогой Аполлон Аполлонович!
Обращаюсь к Вам с большой просьбой. Дело в том, что я принимаю теперь участие в одной одесской газете -- "Южн<ое> обозр<ение>" -- и хлопочу вместе с другими, чтобы создать хоть одну истинно литературную газету на юге1. Газета очень молода и пока, конечно, идет с убытком и свободных средств мало. Вот я и обращаюсь к Вам, как и к некоторым другим приятелям, с просьбой помочь нашему делу: позвольте поставить Ваше имя в число сотрудников и подарите (ей-богу, денег совсем мало!) хоть одно-другое стих<отворение>2. У нас уже было по несколько стих<отворений> Бальмонта, Федорова, Медведева, моих и обещали и уже прислали кое-что хорошие беллетристы3. Помогите, пожалуйста!
Письма -- на мое имя.
Крепко жму Вашу руку.
Ваш Ив. Бунин.
P.S. Федоров был очень тронут заметкой "Севера"4.
318. Ю. А. БУНИНУ
15 октября 1898. Одесса
15 окт. 98 г.
Милый и дорогой братец Юлий Алексеевич! Не писал тебе так долго потому, что буквально осатанел за работой -- буквально ни минуты отдыха. Возвратясь из Крыма (в ту ночь, когда я писал тебе на пароходе, на Черном море1 разразилась такая свирепая буря, которой, говорят, не было несколько лет и я испытал всю прелесть и ужас дьявольской качки, когда пароход бортами черпал воду!) -- я нашел письмо от Давыдовой2. Эта гнусная м<...> пишет мне: "Получили мы Вашу рукопись, Ив. Ал., и, откровенно говоря, удивились. Была обещана повесть или рассказ -- и вдруг северная легенда ("Велга"), да еще побывавшая во "Всходах". Странно. (Sic!) Посылаем вам ее обратно. До свиданья. Желаю всего хорошего. А. Давыдова". Каково! Я написал ей3, что, что если "Велга" не попала в детск<ий> журнал -- еще не беда, но что я не пишу специально для журналов, считаю все свои рассказы литературными, и думал, что легенда -- тоже рассказ. Конечно, написал лучше, но вот смысл. Написал сдержанно и тотчас сел писать рассказ. Ведь упрекает за аванс, очевидно. Переделал и расширил тот рассказ, что тебе читал про одинокого молодого человека4. Вышло, кажется, ничего, работал упорно. Отослал. Раньше я еще написал рассказ "На Чайке" -- недурно, но он что-то еще не появился во "Всходах"5. Надо писать "Волченят"6 или, как ты говоришь, -- "Медвежат". Кроме того, идет корректура "Гайаваты"7. Приготовил рукопись стихов, написал несколько новых, отослал Гаврилову и вот уже месяц не получаю ответа8. Живу хорошо, совсем по-господски, А<нна> Н<иколаевна> -- замечательно добрый, ровный и прекрасный человек, да и вся семья. "Южное обозрение" -- сильно увеличивается розница. Но ни х<...> не поделаешь -- ослы сотрудники, Н<иколай> П<етрович> -- жопа, а мне некогда. Погода стоит дивная -- сегодня жарко, как летом. Сейчас едем в именье -- я, Аня и Беба9, будем охотиться. Но буду, конечно, и работать и там. Там все есть, лошади верховые и т.д. -- словом, тоже все по-барски, даже кухарку с нами шлют. Вроде Михайловых! Пробуду там с неделю, не больше -- корректура. Пока поручил Федорову один лист. Федоров усиленно просил 150 р. (теперь 100), но я настоял не давать и буквально ни кляпа не делает. А что Златовратский "ни х<...> не делает!" Не знаю, смогу ли приехать в конце октября -- дела много, да и не знаю, как буду с деньгами. Н<иколай> П<етрович> намекал, что даст, но я промолчал и, ей-богу, не думал подговариваться. Но во всяком случае в Птб. будем вместе. Телешов -- не понимаю! Мне он прислал такое дружеское письмо, два даже -- на редкость10. Верно, родня, конечно, хамы, сволочь.
Машенька не радует меня, такие грустные письма пишет11, я писал ей несколько раз12 -- не получает. Не крадет ли Ласкаржевский? Просил попросить у тебя денег для нее -- раздета, говорит. Просто голова болит! Не проедешь ли хоть ты к ней на свадьбу?
Пиши, Бога ради; просматривай "Южное обозр<ение>" -- пришли что-нибудь.
От Белоусова получил милое и -- смешное письмо!3 и грустно мне стало за тебя! Ходишь, милый, с ним в "Прагу" -- только и утехи. Скажи Михееву, что ж я его просил о рукописи для "Южн<ого> обозр<ения>"14.
Отчего у вас нет рецензий обо мне15? В "Сыне отечества" Скабичевские (не фельетон, а в рецензии) говорит16, что как поэт, я талантливее беллетриста, но тоже снисходительно. Беда, как Богданович покровительственно17!
Ну, горячо тебя целую, милый и дорогой мой.
Твой Ив. Бунин.
319. Ю. А. БУНИНУ
19 октября 1898. Краснополье
98 г., 19 окт. Понедельник.
Милый и дорогой Люкася! Пишу тебе из именья, из Краснополья. Мы приехали сюда в четверг1 и пробыли бы дольше (сегодня уезжаем в Одессу), если бы не случилось со мной маленькой беды: вчера вечером пошел из зала на балкон, сунул к двери руку, -- а стекло в двери было разбито -- и так глубоко прорезал большой палец около главного сустава, что кровь лила как из ведра и пришлось тотчас же скакать к доктору. Доктор перевязал и сказал, что это пустяки -- владеть пальцем я буду, только шрам останется. Но больно очень и я хочу в Одессе что-нибудь сделать, т.е. обратиться к доктору, чтобы он засыпал йодоформом или что-либо в этом роде. А в Краснополье (или Затишье) очень хорошо. Местность тут совсем голая, но гористая, усадьба стоит на склоне горы, а перед ней громадная долина, красиво замкнутая горами. Вообще местность похожа на долину около Балаклавы. Дом привел меня в восторг -- огромный, массивный, уютный, старинный, но крепкий, думаю, вдвое или более обширнее пушешниковского2. Земли тут 800 десятин. Приказчик говорит, что что ж, жить можно, прошлый год доходу было 6000 руб. (конечно, без платежа в банк). Именье многие хотят купить и дают по 130 р. за десятину. Но продавать Н<иколай> П<етрович> не склонен. Усадьба вдали от деревни, только близ нее 7 хат, принадлежащих Цакни, которые снимают крестьяне. На хуторе тоже 7 хат, тоже в аренде. Вчера получили письмо из Одессы от своих -- Элеонора Павловна сообщает, что ее брат (родной) Александр продал свое имение -- подписал в пятницу предварительное условие с неустойкой в пользу его, Александра, в 50 тысяч, если покупатель откажется.
Берет за именье ни много ни мало -- {Далее зачеркнуто: 1200} (не умею написать) миллион двести тысяч. Хорошо, кабы он исполнил обещанье и подарил Ане ожерелье в 25000 р.! Ник<олаю> Петр<овичу> он много должен (не знаю -- тысяч 30-40) и теперь отдаст.
Что делать с "Южн<ым> обозр<ением>"? Людей нет! Теперь Н<иколай> П<етрович> покупает еще газету -- "Одесск<ую> газету", -- которая умирает, но сильно вредит "Южн<ому> обозр<ению>" -- отнимает розницу экз. 600--500, понижает плату за объявления до 2 коп. и т.д. Тысячи за 3 можно купить, но конечно не вести газету, а так только -- держать камень за пазухой. Эти 3 тысячи почти все тотчас окупятся розницей, объявлениями -- все это перейдет в "Южн<ое> обозр<ение>" и я думаю, купить следует. В крайнем случае, если "Южн<ое> обозр<ение>" закроют -- можно начать выпускать "Одесскую газету", да имея в запасе газету, можно менее бояться нарождения нового конкурента.
Ну, прощай, пиши, пожалуйста. Горячо тебя целую.
Твой И. Бунин.
320. Н. В. ГАВРИЛОВУ
20 октября 1898. Одесса
Будете ли печатать книгу1 ответьте Одессу Гаванная Южное обозрение Бунину.
321. Н. В. ГАВРИЛОВУ
22 октября 1898. Одесса
Одесса, Херсонская ул., д.
No 40 (Диалегмено), кв. 17.
22 октября 98 г.
Многоуважаемый
Николай Васильевич!
Я не получил Вашего письма и потому снова прошу Вас ответить мне на вопросы, которые я сделал в первом письме к Вам: как Вы устроились с цензурой? 10 листов в книге не будет и, значит, надо отдавать в цензуру полистно. Согласны ли Вы на это и устроили ли это? В противном случае поспешу дополнить книгу. Затем прошу Вас присылать мне две корректуры: первую в гранках, ибо я не обойдусь без поправок, вторую -- в листах к моей подписи. Одновременно с посылкой листов мне, можно посылать их и в цензуру. Наконец, когда я получу первую корректуру? Будьте любезны написать мне обо всем этом подробно. Писать мне лучше по адресу, выставленному мною выше. Корректуру присылайте, пожалуйста, заказными бандеролями.
Готовый к услугам
Ив. Бунин.
322. С. Н. КРИВЕНКО
26 октября 1898. Одесса
26 окт. 1898 г.
Дорогой и глубокоуважаемый
Сергей Николаевич!
Спасибо Вам за все добрые пожелания. Буду недели через две-три в Птб.1 и, м.б., привезу туда и жену, приведу к Вам. А что касается "Велги"2, то смело можете напечатать теперь: для рождеств<енского> No дам рассказ непременно 3. Я ведь, помимо всего прочего, должник Ваш.
Кланяюсь С<офье> Е<рмолаевне>, целую детей и крепко жму Вашу руку.
Преданный Вам всей
душою Ив. Бунин.
323. Ю. А. БУНИНУ
Конец октября 1898. Одесса
Одесса. Херсонская ул., д.
No 40, кв. 17.
Милый Люкася! Что ты молчишь? Я умираю от работы. Но с сегодняшнего дня очень освобождаюсь. Кончил "Волченят". Говно -- девать некуда1. "Велга" принята в "Сыне отечества"2, "Без роду, без племени" -- в "Мире Божьем"3. "Гайавата" печатается4. Скоро будут печататься стихи5. Цакни купил еще газету -- "Одесскую газету" за 3 1/2 т<ысячи> и прикрыл. Розница поднялась на 1000 в день, но зато надо до января удовлетворить подписчиков "Одес<ской> газеты". Федоров уходит в "Одесские нов<ости>" -- просит уже 150 руб., а Цакни не дает. Слышал ли, что в Полтаве 27 человек высылают за письмо к Налимову? Шкларевич хлопочет6.
Денег у меня ни черта и не знаю, как поеду на север.
Сообщи мне точно, когда думаешь в Птб., чтобы я мог как раз приехать туда вместе с тобою. Думаю, в 20-х числа ноября7. Жду ответа об этом. Горячо целую.
Машенька вышла замуж 14-го окт.8 Знаешь ли?
Твой И. Бунин.
324. Н. В. ГАВРИЛОВУ
Середина ноября 1898. Одесса
Уважаемый
Николай Васильевич!
Еще раз беспокою Вас -- что же Вы губите меня? Пожалуйста, ответьте мне, надеетесь ли Вы выпустить ее к празднику1. Печатать очень недолго, но все-таки можно не успеть. Вся осень пропала. Жду Вашего окончательного ответа.
Готовый к услугам
Ив. Бунин.
Одесса.
Херсонская, 40, кв. 17.
325. Ю. А. БУНИНУ
21 ноября 1898. Одесса
Ты опять замолчал, потому что последнее твое письмо было еще от 10-го ноября и страшно кратко. Разве ты не мог хоть приблизительно определить, когда поедешь в Птб. Я выезжаю через неделю в Петербург1, так как что же ехать в Москву -- можно тебя там не застать. Думаю, что в Петерб. увижу тебя. Еду с А<нной> Н<иколаевной> -- непременно хочет, хотя это возмутительно дорого будет стоить. Да, так в Петербурге, там пробуду дней 15 и отправлю А<нну> Н<иколаевну> домой, а затем к тебе -- в Москву2, потом в Калугу, к Евгению и опять в эту, е<...> ее мать, Одессу3. Мне ужасно, нестерпимо хочется повидаться с тобой. Денег предложил Цакни. Думаю кончить к отъезду рассказ, иначе выехал бы хоть завтра. Все-таки, может быть, успеешь написать мне. Только помни, через неделю уеду, а нынче 21-ое ноября. Совсем лето, но туман -- страшно. И я сижу угнетенный, одинокий и с страшной тяжестью на душе. Я не умею жить как все и пусть бы убирались к черту от меня все житейские обязанности! А<нна> Н<иколаевна> кажется беременна и я убит этим. Это идиотизм, что я похож на отца. Послать бы все это к х<...>!
Твой И. Бунин.
326. И. А. БЕЛОУСОВУ
22 ноября 1898. Одесса
Целую, благодарю и очень-очень прошу извинения за молчание. Обалдел от работы и, ей-богу, был очень рад, когда ты вспомнил меня своим милым письмом. Очень скоро буду в Москве1, так что до свидания. Поклон твоей супруге.
Твой И. Б.
327. Ю. А. БУНИНУ
29 ноября 1898. Одесса
Еду Москву буду вторник1 со скорым
Бунин
328. Ю. А. БУНИНУ
18 или 19 декабря 1898. Петербург
Милый Люкася, не знаю даже, зачем приехал в Петербург -- кончаю коррект<уру>1 и почти никого не вижу. Оттого и не писал. Жду от тебя известий, приедешь ли ты сюда? Если нет, то я выеду 20-го или 21-го, хочется побыть немного в Москве, а затем поедем в Калугу2.
Адрес: Невский, д. 51. Меблирован<ные> комнаты "Заремба", No 11.
Крепко целую, Аня кланяется.
Твой Ив. Бунин.
329. А. Н. БУНИНОЙ (ЦАКНИ)
31 декабря 1898. Москва
31 дек. 1898 г.
Милый Аник, провожу новогодний вечер совершенно один, если не считать Юлия, который сидит внизу и занимается -- сдает спешный материал. Мы оба никуда не поехали, обоим некогда, да и не хочется мне никуда. Год от году я становлюсь нелюдимей и все грустней провожу новогодние вечера. Хотел бы я любить людей и есть во мне любовь к человеку, но в отдельности, ты знаешь, я мало кого люблю. И кого люблю, те сегодня почти все далеко от меня. И тебя нету, самого милого и дорогого моего друга! Обнимаю тебя от всего моего сердца и желаю тебе всех радостей жизни, а больше всего того, чтобы навсегда осталась ты такою же чистою и благородною, родною и милой мне!
Вчера писал тебе1, что выеду из Москвы числа 5-го. Повторяю это еще раз и прошу тебя написать мне в Калугу2.
Целую твои ручки с самой горячею нежностью, моя деточка. Поцелуй и поздравь от меня папу, маму и Бэбэ. Весь твой Ив. Бунин.
330. Н.Д.ТЕЛЕШОВУ
Конец декабря 1898. Москва
Дорогой Николай Митрич.
Ради Бога, извини -- сижу за рукописью1, никак не могу приехать. Зайду к тебе завтра в контору часов в 11. Е<лене> А<ндреевне> поклон.
Твой Ив. Бунин.
331. Ю. А. БУНИНУ
18 января 1899. Тула
Тула, 18.I.99.
Милый и дорогой Юринька! Еду в Одессу. Пора, -- Аня очень скучает, да и Цакни просит приехать поскорее. Пишет, что подписка очень плоха1, так что придется опять докладывать каждый месяц рублей 1500! Поэтому, говорит, надо газету продать или вступить в компанию, тем более, что он переутомился и здоровье его очень плохо. Что делать -- не знаю. В Калуге все, слава Богу, живы и здоровы и страшно ждут тебя. Приехал Евгений и хочет пробыть долго, но сидит без копейки и очень просит тебя о деньгах.
Ехать маме и Маше в Москву неудобно, -- Ласкаржевский насидится голодный, кроме того, Евгений у них, да и больше они тебя будут видеть, если ты приедешь. Значит, поезжай в Калугу, -- очень ждут тебя, страшно скучают. Квартирка ничего, но нужда заедает. Машенька часто плачет, исхудала и я сам не могу вспомнить о ней без слез. Глупость сделала и почти не скрывает этого.
Мама ходит почти разутая... Поезжай, милый! И не забудь о деньгах Евгению, иначе ему придется уехать домой и лишить мать последней радости. Посылай ему в Калугу не все, -- только рублей 25, а остальное в Лукьяново.
Как твое здоровье? Немедленно пиши мне.
Мучительно грустно и не знаю, как помочь им!
Горячо целую тебя.
Твой Ив. Бунин.
332. Н.Д.ТЕЛЕШОВУ
23 января 1899. Одесса
Одесса.
Милый и дорогой Николай Дмитриевич!
Я уехал, не простившись с тобой и надувши, кроме этого, тебя относительно обеда, и, ей-богу, очень каюсь в этом. Искренно тебя прошу не придавать этому никакого значения. Из Одессы перед отъездом получил письмо, в котором меня, по некоторым делам, просили поскорее приехать1, а мне еще надо было хоть на минутку заехать повидать своих2. Поэтому я дорожил временем, а времени было очень мало -- все поглощал "Гайавата", так что, как только кончилась корректура, я тотчас же уехал. Да и нездоровилось мне все... И вышла, одним словом, ерунда. Но, пожалуйста, не сердись на меня -- право, мне чертовски жаль, что я теперь еще Бог его знает когда увижу тебя. Второе, что очень огорчило меня -- это то, что цензор оба твои рассказа зарезал без всякого милосердия3, а между тем рассказы -- особенно первый -- всем весьма понравились в редакции. Выслать тебе их? О переводе газеты на Чистые пруды снова сделал -- уже грубое -- распоряжение.
Не забывай все-таки "Южн<ое> обозр<ение>" -- пришли что-нибудь поневиннее4.
Здесь совершенная весна -- порой даже лето: на днях на солнце было 22 градуса тепла. Я второй день только и делаю, что брожу по бульвару над морем и пьянею от воздуха.
"Домой" получил и очень скоро напишу о ней5. Спасибо. Пожалуйста, пиши хоть изредка, как живешь и что думаешь.
Искренно любящий тебя
Ив. Бунин.
P.S. Поклон твоей супруге.
333. И. А. БЕЛОУСОВУ
9 февраля 1899. Одесса
Милый Ваничка, газета посылается за стихи1 -- спасибо.
Живу смирно, -- стоит совершенное лето, вроде как у нас в июне, -- гуляю, сплю, ем... Словом, отдыхаю. Скоро буду "рассказывать". Пожалуйста, пиши почаще. Мне-то ведь из "своей" Одессы нечего тебе сказать.
Поклон супруге.
Твой И. Бунин.
334. Ю. А. БУНИНУ
Начало февраля 1899. Одесса
Херсонская, д. No 40,
кв. 17.
Милый, дорогой Люкася!
Очень скучаю и по тебе, и по своим, и вообще. Делать почти ничего не делаю -- ем, сплю, гуляю. Стоит лето, дивные солнечные дни, и я очень часто бываю у моря. Перезнакомился тут с художниками1. Не курю вторую неделю. "Гайаваты" еще не получил2. Дела газеты совсем говно, так что Цакни упорно ищет покупателя. Оказывается, что подписчиков гораздо меньше, чем я предполагал. Сегодня Цакни переговаривал с Южно-русским обществом печатного дела и, кажется, есть полная надежда на то, что дело устроится, т.е. что о-во купит газету тысяч за 20--15. Было много покупателей на Затишье -- дают по 160 рубл. Цакни продавать не хочет. Брат Элеоноры Павловны окончательно подписал условие на продажу имения -- берет 1 мил. 300 тысяч.
Был ли ты в Калуге? Почему так скоро уехал оттуда Евгений? Я, вероятно, не выдержу и в марте продеру на несколько дней в Москву и Калугу. Не раздумал ли ты относительно приезда сюда? Все будут очень рады. Только когда приедешь? Поедем ли мы на писательский съезд3 в начале мая? Или в конце, кажется? Ради Бога, серьезно подумай и напиши, издавать ли мне книгу стихов у "Издателя"4? Боюсь, что надоем рецензентам. Да и что же, -- ведь будет новых-то стихов 30, а все остальные те же, что и "Под открытым небом"5. Не подождать ли до осени? Или выпустить в конце марта к Пасхе? Напиши поскорее. "Под открытым небом" -- разве это книга?
Получил ли от Монтвида деньги6? Отдай их Михайлову, остальное скоро пришлю, -- Байков вышлет7.
Был здесь Лесевич, читал две лекции8. Мы его чествовали. Пиши, Бога ради, почаще.
Непременно зайди к Байкову и возьми у него 2 экз. "Гайаваты" из причитающихся мне: один себе, другой для "Вестн<ика> воспитания" и, ради Бога, похлопочи отдать книгу хорошему рецензенту 9.
Твой
И. Бунин.
335. Н. Д. ТЕЛЕШОВУ
19 или 20 февраля 1899. Одесса
Одесса, Херсонская ул.,
д. No 40, кв. 17.
Дорогой Николай Дмитриевич.
Пожалуйста, прости меня, что за недосугом так запоздал ответом. Извини, пожалуйста, и за то, что не пошла твоя корреспонденция. Цакни нашел, что Тевосьянц имеет мало значения для Одессы. Газетка маленькая, а ведь это целый фельетон. Уж, пожалуйста, не сердись, особенно на меня. Если будет охота, пришли еще что-нибудь, только давай животрепещущее и посжатей. Большое спасибо тебе за рассказ. Пойдет на днях1. Что Махалов? Он, видно, тоже обиделся на нас за фельетон. Цакни и его не поместил, находя, что сведения запоздали. Скажи ему мой привет и что ждем от него беллетристики, за которую мы были всегда благодарны ему2. Как его дела в "Мире Божьем"3?
О "Домой" скоро будет заметка в "Юж<ном> обозр<ении>"4.
У нас наступила зима, и я стал больше сидеть за письмен<ным> столом, хотя результатов еще мало. А ты?
Поклонись супруге.
Крепко любящий тебя
Ив. Бунин.
336. В. Я. БРЮСОВУ
23 февраля 1899. Одесса
23 февр. 99 г.
Уважаемый Валерий Яковлевич.
Я молчал вовсе не из-за стихов1, а просто потому, что ленив писать -- право, ведь писать письма одно из самых трудных искусств, особенно, если хочется поговорить, а не выразить только свое "почтение". Да и вообще я ленился это время. Очень часто у нас наступает совершенное лето, и я по целым дням шатаюсь в гавани. Относительно Тихого океана еще ничего не знаю -- больно уж много денег надо2. Но все-таки куда-нибудь уеду.
Стихи Ваши напечатаны недели две тому назад, и я приказал выслать Вам несколько экз. того номера, где они были3. Но, очевидно, наша контора опять поступила по-свински, что очень нередко с нею случается. Завтра зайду и подыму скандал. Пока же не сердитесь на меня за это, равно как и за то, что между стихотворениями вместо цифр I, II и т.д. поставлены ***. Это опять не моя вина4. Пожалуйста, пришлите что-нибудь еще.
Посылаю Вам "Гайавату"5. Улучите свободное время и прочтите. Мне хочется слышать Ваше мнение. Хоть Вы и не можете сравнить с подлинником, но думаю, что почуете, чувствуется ли запах первобытных лесов или нет.
Напишите мне об этом, да и вообще, пожалуйста, не забывайте меня хоть изредка письмами.
Кланяюсь Вашей жене6 и крепко жму Вашу руку.
Ваш
Ив. Бунин.
337. С. Н. КРИВЕНКО
23 февраля 1899. Одесса
Одесса, Херсонская ул.,
д. No 40, кв. 17.
Дорогой и глубокоуважаемый
Сергей Николаевич.
От брата Юлия получил известие, что Вы справлялись у кого-то, где я. Посему извещаю Вас, что я уже сижу в "своей" Одессе, наслаждаюсь летом и понемногу работаю. Собираюсь послать небольшую вещичку Вам1 и напоминаю Вам о "Сыне от<ечества>". Пожалуйста, если можно, прикажите выслать мне его2.
Вчера послал Вам свою книжку -- перевод "Песни о Гайавате" (которая в прошлом году была напечатана в виде приложения к журналу "Всходы", а теперь вышла отдельно)3 и, ради Бога, прошу Вас не давать ее для рецензии человеку, который не знает английского языка4 и скажет о ней несколько незначащих слов. Я столько труда положил на это несравненное произведение, что мне будет очень грустно, если к нему отнесутся казенно. Не за себя прошу, а за "Гайавату".
Кланяюсь С<офье> Е<рмолаевне>, целую Ваших ребят и крепко жму Вашу руку.
Сердечно любящий и
уважающий Вас
Ив. Бунин.
338. И. А. БЕЛОУСОВУ
1 марта 1899. Одесса
Херсонская, 40, кв. 17.
1 февр.1 99 г.
Милый Иван Алексеевич.
Сейчас получил твое письмо от 29 янв. (!) -- потрепанное и засаленное -- и, по правде сказать, разозлился на тебя: черт знает, какую ты х<...> пишешь! Что я, мальчишка что ли, чтобы так говенно лгать! Хорошо еще, что случилась такая нелепая штука, -- т.е. что письмо провалялось где-то целый месяц и что ты болен был, а то бы я тебя стал ругать самыми гнусными ругательствами. Как ты не сообразишь до сих пор, что я чертовски неаккуратный человек? Сообрази -- и не будем больше толковать об этом...
Дня три тому назад получил от тебя письмо с извещением о "Роднике"2 и тоже разозлился -- но уж не на тебя, конечно. Вот, брат, прохвосты! Лично мне <на> это наплевать, но ведь видно, что это было сделано прежде всего потому, что моя книжка -- издание "Родниковского" конкурента3. Совсем лакейская выходка. И, повторяю, только это и произвело на меня скверное впечатление. Ведь они даже стихи не сумели выбрать -- выбрали, как нарочно, очень недурные. А главное, -- как раз перед этим я получил из Англии от оксфордского профессора и переводчика В. Р. Морфиля очень приятное письмо4. Пишет, что просматривая последние русские сборники стихов -- он "прочел мои с великим удовольствием". "Нахожу у Вас, пишет, истинное сочувствие с природою и большой талант для представления пейзажа. Я уже долгое время занимаюсь в часах досуга переведением русских и польских поэтов и надеюсь будет время скоро когда я приготовлю к печати сборник этих переводов и переведу некоторые из Ваших стихотворений, потому что мне очень нравились. Ваши поэмы картины все прекрасны". Вот, брат! А то "Родник"!
Спасибо тебе за стихи. Все напечатаем5. Увидишь Н. А. С<оловьева>-Н<есмелова>6, скажи ему, что я тщетно жду "Детск<ое> чтение". Посылаю тебе "Гайавату"7. Издание вышло хоть куда. Скажи Н.А., что я жду также отзыва о "Под открытым небом" у них. Буду рад, если они отзовутся и о "Гайавате"8. Издано не для детей, но это не мешает пользоваться и детям. Увидишь Семенова -- поклонись и скажи, что мы были бы весьма довольны, если бы он прислал что-либо9. Цензура у нас прямо свирепствует. Режет вдребезги, недавно от рассказа Засодимского оставила только начало10. Пожалуйста, пиши, голубчик, гнева у меня на тебя больше нет. Дружески обнимаю тебя.
Поклон жене.
Твой И. Бунин.
339. Ю. А. БУНИНУ
1 марта 1899. Одесса
Милый, дорогой Юринька! Ты страшно остарел -- такие короткие и сонные письма пишешь. И опять в Калугу не поехал! Съезди, ради Бога, -- авось три дня не штука. Ведь я знаю, что все это ерунда, что ты к Святой отделаешься1. А если отделаешься, куда первым делом поедешь? Посылаю тебе "Гайавату" в 2-х экз. -- один Михайлову, а другой или себе оставь, или употреби на рецензию2. Ради Бога, прошу тебя похлопотать об этом поскорее. Да смотри, если рецензент напишет, что вот, мол, вышла книга для детей -- зачеркни. Эта книга не для детей издана, а только может годиться и для детей, для юношества. Похлопочи, брат, -- ведь сколько труда положено. -- Из твоего письма я что-то не понял, получил ли ты то мое письмо3, которое я послал недавно и в котором я просил тебя посоветовать мне, -- издавать ли книгу стихов4. Ведь, с одной стороны, рецензенты будут недовольны, -- вот, мол, опять почти такая же книга, а с другой -- на "Гайавате" уже объявление поставлено5. Во-вторых: ставить ли мне эпиграфом на книжке следующие стихи С. Аксакова:
Ухожу я в мир природы,
В мир спокойствия, свободы,
В царство рыб и куликов,
На свои родные воды,
На простор степных лугов,
В тень прохладную лесов --
И в свои родные годы6.
Ради Бога, напиши обо всем этом поскорее. Живу говенно, т.е. не пишу, не соберу мыслей. Видно, ни кляпа у меня нет настоящего таланта. Долго об этом писать, а скверно я себя чувствую. Да и жизнь нелепая. Иной раз, проснусь -- глаза вытаращу, куда это попал к е<...> матери, в чужую семью и т.д. Денежные дела дрянь. Газету не покупают, а каждый месяц рублей 1000 надо. Просто ужас! И уж сколько долгов!
Что наши? Не получаю писем. А ты? Где Евгений? Стерва Байков не шлет денег7, но как пришлет, тотчас вышлю. Ты 70 рубл. получил от Монтвида? Отдал ли? Пожалуйста, справься, не было ли мне у вас повестки на 11р. 50 к. из Киева, из "Жизни и искусства"8. Пишут, что выслали еще 19 декабря. Справься и не забудь написать.
Газету вести нет никакой возможности уже из-за одного цензора. Страшно много режет -- Лисовского, Изгоева (е<...> его мать!), Засодимского оставил только начало, которое и было напечатано9, и т.д. Пришлешь ли статью о народных журналах10? А то я напишу о "Журнале для всех"11. Вот прелесть!
Хороша ли "Гайавата"? Разругали "Под открытым небом" в "Роднике" -- пишут, что плохи, вялы стихи12. Федорову тоже не везет. Федоров ни х<...> не делает, пьет, б<...> и т.д.
Часто бываю в опере. А ты? Писал ли я тебе, что из Оксфорда получил от Морфиля хвалебное письмо13, -- пишет, что переведет что-нибудь.
Ужасно хочется повидать тебя и всех своих. Пишешь ли ты отцу? Вот забытый, бедняга! Будь деньги -- приехал бы в марте.
П_о_ж_а_л_у_й_с_т_а, _п_и_ш_и.
Крепко и горячо целую тебя.
И. Бунин.
1 марта 99 г.
340. Н. Д. ТЕЛЕШОВУ
9 марта 1899. Одесса
Дорогой Николай Дмитриевич. Опять извиняюсь перед тобой. Право, только теперь хорошенько сообразил, что ты можешь рассердиться за поправки в рассказе1. Ей-богу, как-то само собой вышло, да ты ведь и сам разрешение давал. Напиши мне поскорее, если не зол. Кланяюсь твоей супруге.
Искренно любящий тебя
Ив. Бунин.
341.И. А. БЕЛОУСОВУ
Начало марта 1899. Одесса
Милый Иванушка!
Забыл в тот день выслать "Гайавату"1. Хорошо, что напомнил -- посылаю. Огорчает меня то, что многим не нравятся рисунки. (Как тебе?) Но уже получил три похвалы -- от Авиловой2, от Меньшикова, который прислал мне письмо и собирается написать статью о "Гайавате", называя перевод "чрезвычайно ценным и образцовым трудом"3 -- и в "Сыне отечества"4. Там расхвалили и "Гайавату" и перевод до небес, но говорят, что рисунки портят впечатление. Напиши мне, как тебе понравится. И вообще пиши -- п_о_п_о_д_р_о_б_н_е_е.
Искренно любящий тебя
Ив. Бунин.
342. Ю. А. БУНИНУ
14 марта 1899. Одесса
Херсонская, 40, кв. 17.
14 марта 99 г.
Милый, дорогой Люкася! Ты положительно забыл меня. Уже на второе мое письмо не отвечаешь1. Ведь я тебя спрашивал о книге, а это экстренно. Получил ли "Гайавату"? Читал ли на него рецензию в "Сыне от<ечества>"2? Очень и очень хвалят. Получил еще письмо от Меньшикова3 -- тоже очень хвалит, обещает рецензию, Айхенвальд -- благодарит и пишет4, что давно знает и высоко ценит меня как писателя.
Новостей мало, -- лучше сказать, нету. Много читаю, хожу в оперу. Иду сейчас на "Дубровского"5 -- поет Фигнер с женой, Яковлев, Власов6. Фигнер -- просто дивен.
У нас стоит -- теплая осень. От Машеньки грустные вести7 -- больна, просит денег, а денег сейчас нету... Пиши ты маме почаще.
Аня кланяется и очень тебя любит.
Пиши, Бога ради. Горячо целую тебя. Байков, е<...> его мать, все тянет. Такая досада! Кроме того, приближаются векселя.
Твой Ив. Бунин.
Как здоровье Захара Ивановича? Как поживает желтоногий туе<...>-дяденька?
343. Н. Д. ТЕЛЕШОВУ
18 марта 1899. Одесса
18 марта 99 г.
Одесса.
Милый Николай Дмитриевич.
Рассказ твой давно напечатан1, и я завтра же распоряжусь, чтобы тебе выслали тот No, где он был, хоть в 10 экз., если можно, т.е. если осталось. Относительно неаккуратности в доставке -- говорят, что это виновата московская почта. Сегодня говорил об этом в конторе.
Жалею, что твои книги задержались. Со мной еще хуже вышло -- напечатал на "Гайавате", что, мол, продаются мои стихотворения издания о-ва "Издатель", а стихотворения-то еще не выходили2. Теперь уже и не знаю, как быть. Выпускать к лету глупо. Получил ли ты приглашение в сборники в пользу голодающих? -- Затевается два -- один "Курьер", другой -- одна московская компания3. Вышел ли сборник Белинского4? Лермонтовская библиотека в Пензе пишет мне, что на днях должен выйти...5 Заставь ты себя, ради Бога, писать!
В Одессе творится какая-то кляповина: то июнь, то октябрь да с снегом. Мало-мальски по душе людей нет. Скука, и до сих пор дико мне, что я тут. Проснусь иной раз -- и плюну.
Что за черт! А все-таки море просто околдовывает. Хожу провожать пароходы дальнего плавания и мечтаю о дальних странах. С этой стороны очень хорошо.
Где думаешь быть летом? Приезжай в Крым -- повидаемся.
Выслал ли я тебе тот переселенческий рассказ, который погубил цензор6?
Пиши, голубчик, почаще да побольше -- пожалей бедного одессита!
Искренно любящий тебя
Ив. Бунин.
344. Н.В.ГАВРИЛОВУ
Середина марта 1899. Одесса
Многоуважаемый
Николай Васильевич.
Просто рок какой-то тяготеет над моей книжкой стихов! Осенью Вы меня подкузьмили, а в январе я сам не собрался послать Вам рукопись. Теперь же уже пост, и я не знаю, как мне быть, -- успеете ли Вы напечатать книжку до праздников, а если не успеете, есть ли смысл выпускать в апреле? Я бы отложил печатание до августа, но вот еще история: осенью я был в полной уверенности, что Вы выпустите книгу к январю и поставил на только что вышедшем переводе моем "Песни о Гайавате" объявление о своих книгах и написал, между прочим: "Стихотворения. Изд. о-ва "Издатель" 1. Каково положение! Книги нет, а объявление стоит! Думаю, что ввиду этого надо поспешить издать. Жду Вашего решения -- Вашего немедленного ответа. Зная Вашу рассеянность, прилагаю готовый бланк для письма. Если Вы решите, что можете напечатать скоро и что ничего, если даже книга выйдет в апреле -- пришлю ту же минуту рукопись -- в ней меньше десяти листов, а корректуру я попрошу только одну -- вторую, прямо к подписи.
Жду ответа.
Ваш Ив. Бунин.
Мой поклон всем знакомым.
345. Н. Д. ТЕЛЕШОВУ
28 марта 1899. Одесса
Херсонская, 40, кв. 17.
Милый Николай Дмитриевич.
Очень рад, что тебе понравились мои стихи1. Меня чрезвычайно подбадривают всегда искренние похвалы тому, что мне самому по душе, а что мне по душе, мне кажется всегда, мало может понравиться другим. От этого я и молчу так упорно... Будем, будем писать!
Пришли мне, сделай милость, твой новый рассказ2 -- непременно. А что касается "Подруг"3, то неужели ты мог подумать, что я отдам поправлять тебя первой попавшейся жопе? Рад, что угодил тебе.
"Переселенцев" вышлю4.
В Москву на будущий год приеду очень надолго. Да и в Питере надо пожить...
Отчего не дал новый рассказ в "Сын отечества"? Это, ей-богу, неумно5.
Пиши мне почаще. Сборник в пользу голодающих будет пока один -- издание "Курьера"6. Дай туда что-нибудь. Это полезно и тебе, и доброму делу.
Сердечно твой
Ив. Бунин.
Сейчас вырезал из Альманаха Яблонского заметку о тебе7.
346. Ю. А. БУНИНУ
Между 21 и 29 марта 1899. Одесса
Милый Люкася! С величайшим удовольствием прочитал твое письмо и несколько раз хохотал с наслаждением -- над "моим местом в царстве рыб и куликов" (теперь я, конечно, не поставлю такого эпиграфа)1, и над переездом дорогого и глубокоуважаемого Захара Ивановича на дачу (надо бы и ему "Гайавату" послать!), -- и особенно над этой вытертой п<...> марксизма, Яковлевым2, которому я, однако, послал в "знак искреннего уважения" "Гайавату" по адресу редакции "Начала"3, где, я думал, он (конечно, не Гайавата) секретарем. На "Гайавату" была еще критика -- в "Одес<ском> листке", фельетон Дионео, из Англии4. Так как Дионео несколько раз в прошлом и в нынешнем году упоминал в своих статьях о "Гайавате", то я ему послал.
А насчет денег за "Гайавату" я нарвался и возмущен до глубины души. Вот что написал мне Байков5: "Считаю нужным сообщить Вам, что типогр<афия> Мамонтова за правку корректур и за напечатание и переплет в обложку с загнутыми краями поставила нам 208 р. 85 коп. Согласно Вашего любезного обещания принять половину этой вины на себя, мне казалось бы, что счеты наши покончены ".
Что делать -- не знаю! Нагло насмеялся негодяй и требовать теперь мне стыдно. Денег вообще нужно много, скоро векселя, и тут еще Михайлов. Цакни вот-вот продает или газету, или 200 дес<ятин> земли, и придется у него взять денег. Но вексель твой и Лисовского я перепишу. Лисовский говорит, что это ничего, что он не в Полтаве. Скоро вышлю тебе вексель для подписи.
Когда ты к нам? Все наши ждут тебя с удовольствием. От Гольцова внезапно получил письмо6, благодарит за книгу и "за милую надпись" (было надписано "глубокоуважаемому"), спрашивает, как я поживаю, жалуется на свою жизнь. Теперь я все понимаю и очень жалею его.
У Мукаси7 женские болезни и полип в заднице. Доктор сказал ей, что неопасно, но нужно вырезать.
Роман Федорова (листов {Далее текст утрачен.}.
347. Ю. А. БУНИНУ
30 или 31 марта 1899. Одесса
Милый Люкася. Посылаю тебе вексель Лисовского, подпишись и отошли его N B _ н_е_м_е_д_л_е_н_н_о_ (срок 12-го апреля) Борису Осиповичу Лемперту в Полтаву. Лемперт его представит, а я шлю Лемперту деньги. Не медли, Бога ради. Пиши.
Твой Ив. Бунин.
348. Ю. А. БУНИНУ
6 апреля 1899. Евпатория
Черное море, пар<оход> "В<еликий>
кн<язь> Алексий", вечер
6 апр. 99 г.
Ты опять замолчал, как могила. С неделю тому назад я послал тебе вексель1, подписанный Лисовским. Подписал ли ты его и отправил ли, как я просил, Лемперту, который должен его представить в О-во вз<аимного> кредита? Если забыл, Бога ради, поспеши подписать и отослать. Ведь вексель написан на 10 апр. Деньги я посылаю, -- Лемперту-то.
Я, как видишь, плыву, упиваюсь положительно морем, пароходом, лунной ночью. Еду в Ялту, проветриться дней на пять2, увидаться с Миролюбовым, Чеховым и Горьким, которые в Крыму. Миролюбов прислал мне письмо из Ялты3. Возьму у Миролюбова 100 р. авансу -- Евгений требует 40 р., да и Михайлову нужно. Поездка будет стоить пустяк -- еду во 2 кл<ассе>, что стоит с продовольствием от Одессы до Ялты и обратно -- 18 р. У нас дела грустные. Продажа газеты оттягивается, есть покупатели, но они сказали, что не могут раньше конца апреля, а деньги сейчас нужны на покрытие долгов. Просто беда! Федоров ушел в "Новости"4, ибо Цакни отказался платить ему 150 р. Теперь "Новости" посылают Федорова к голодающим. Вот счастье-то! Что бы можно написать при таком материале? А я сижу, кисну...
Ради Бога, не забудь о векселе да пиши -- в Одессу, конечно, ибо вернусь туда числа 14-го. Пиши, едешь ли в Калугу и когда к нам? Ради Бога, поскорее -- очень хочется тебя видеть. Поезжай, как думал -- по Днепру -- всю жизнь будешь благодарен, выеду тебя встречать в Херсоне5. Ты забыл юг, море, ты будешь очарован.
Ну, горячо и крепко целую тебя! Пиши мне и маме, а также бедному, милому, забытому отцу.
Твой Ив. Бунин.
349. И. А. БЕЛОУСОВУ
7 апреля 1899. Евпатория
Милый И<ван> А<лексеевич>, сообщи мне, пожалуйста, адрес и имя отчество Семенова (кажется, Сергей Терентьевич?), -- адрес такой, по которому можно послать заказную бандероль. Во-вторых, будь добр прислать мне твою заметку о "Гайавате" в "Курьере"1. В Одессе нигде нельзя найти. Рассказ твой пойдет -- спасибо2. Жду писем. Пиши в Одессу, скоро туда вернусь.
Душевно твой И. Бунин.
Евпатория, 7 апр. 99 г.