21, 22 февраля 1900. Одесса
Вечер, 21 февр. 1900 г.
Юлий! Упорно тебя спрашиваю, что делать? Положение дел все ухудшается. Аня, как она и сказала отцу, видимо, идет напролом. Молчит со мной -- ни звука. Я тоже. Вчера я ей сказал: "Ну, Аня, что ж это будет? Ты уходишь из этой комнаты, значит, я тебя выживаю. Меня и так не бывает (я, действительно, с утра пишу в кабинете, затем у художников до обеда, после обеда опять в кабинете, а вечером их нет все равно) -- чего ж тебе стесняться". -- "Мнения бывают разные", -- отвечает она. "Хорошо, говорю, я не навязываю тебе своих мнений, но отчего ты не можешь посмотреть на все попроще и поспокойнее. Ну разошлись -- и баста. Зачем же нам как врагам или детям бегать друг от друга и бояться даже слово сказать..." -- "Отчего ж не сказать... Да зачем этот разговор?" Я замолчал. Благодаря брому креплюсь и держу себя спокойно и просто. Но, брат, сил нет! Письмо, которое я написал Ане о том, что остаюсь и о том, что она поступила все-таки жестоко и невнимательно, видел нынче у Н<иколая> П<етровича>. Очевидно, давала читать отцу и матери. Вероятно, благодаря этому Элеонора очень суха, даже едва разговаривает со мной. Что за мерзавцы! Я так сдержан, так скромен во всем -- и ничего не ценят! Уехал бы, но вот серьезный вопрос: ребенок. Что же в самом деле, я должен расстаться с ним на всю жизнь или она его бросит? Уверяю тебя, я теперь чувствую себя связанным с ней какими-то неразрывными узами. Предложить жить со мной просто товарищами ввиду ребенка -- даже на это не согласится.
Н<иколай> П<етрович> мне сказал: "Что ж ребенок. Ведь это взаимное соглашение -- у кого из родителей он будет жить". Значит, можно предполагать, что она его бросит! И каково положение -- ни о чем этом насущно серьезном нельзя поговорить, даже Н<иколай> П<етрович> и Э<леонора> избегают, да их и не увидишь никогда -- так течет жизнь. Но допускаю самое невозможное -- она согласится. Могу ли я жить в этом глупом бардаке, где, клянусь тебе, ни слова ни о чем, кроме Апостолу и Мендиороз -- буквально ни звука -- поверь! А кроме того: что ж, ее будут иметь, а я буду жить при ней товарищем? Даже вот теперь, -- может быть, дело изменилось бы в будущем, но как мне жить тут? Сегодня Аня уже опять на репетиции -- идет "Жизнь за царя" и "Русалка" каждое воскресенье в течение поста и на Каждой репетиции теперь офицер Бален де Балю. Вот, брат, загадка: почему это и он вдруг поступил в оперу, -- человек совсем из другого мира и круга, всем чужой и новый? А он уже весь январь в хоре, и его переводят каждую репетицию из басов в тенора и т.д. Т.е. у него ни признака голоса! И не смей сказать, и ничего не могу сделать! Юлий, серьезно говорю -- это ужас. Ты пойми же, -- ведь мне стыдно, позор, если жену офицер е<...>!
Подумай.
Утро 22 февр. 1900 г.
Вчера конец вечера провел у художника Куровского. Возвратясь около 12, не застал Ани в нашей комнате. Лег спать, часов в 5 утра очнулся -- вижу ее нету: втроем с отцом и матерью спит на их кровати, в их комнате. Ушел к вокзалу, пил чай в трактире, возвратясь говорил с Э<леонорой> П<авловной> -- просил Э<леонору> П<авловну> сказать Ане, чтобы она поуспокоилась, пока я тут, а уеду, говорю, на днях в Крым, затем возвращусь и поеду в Константинополь. Хочу так и сделать, протянуть время -- иначе, чувствую, сойду с ума, если резко соберусь теперь и уеду. Ради Христа, попроси Тихомирова -- нельзя ли мне денег хоть 50 р 1.
401. Ю. А. БУНИНУ
24 февраля 1900. Одесса
24 февр. 1900 г. Одесса.
Хочу сказать Н<иколаю> П<етровичу> и Э<леоноре> следующее почти буквально: "Я поуспокоился и точно после сна открыл глаза. Вся эта наша игра с Аней в мужа и жену (потому что почти все супруги сперва играют в мужа и жену) может кончиться печально, если Вы сами не сможете в одно прекрасное утро взглянуть на все эти расхождения спокойнее и трезвее. Несмотря на все ее драматические заявления, я думаю, что дело не следует считать поконченным. Теперешнее ее настроение -- результат прошлого, того, что происходило осенью. Я опять делал мелкие глупости и не сообразил, что они могут на нее подействовать так. Думаю, что через некоторое время, когда она поуспокоится, Вам следует сказать ей, что она делает глупости и что пока, -- по крайней мере, с год еще не следует ничего решать. Ты, мол, свободна, врагами вам быть незачем. Попытайся хотя предоставить твое настроение течению времени". И скажу им относительно ребенка. Пусть они скажут ей, что подло же это, наконец, -- губить его судьбу. Можно попытаться наладить что-нибудь хотя бы для него. И пусть они уговорят ее кормить. Мне кажется, что она совсем хочет прикинуть мне его. Вообще, ради Бога, подумай, что делать. Жить мне здесь все-таки невыносимо, -- ютиться в кабинете, убегать и т.д. М.б., ты бы пожалел меня, -- сходил к Соловьеву-Несмелов и кроме уплаты за книгу, попросил бы, не дадут ли они мне аванс рублей 501. Нужно сшить хоть пару, а то я смешон, и поехать в Крым. Пиши и спеши с моими просьбами. Тоска у меня предсмертная.
И. Бунин.
См. на обороте.
Думаю, что пока, может быть, не следует заводить разговоров с родителями о серьезном. Или лучше сделаю так; поговорю еще раз серьезно с Н<иколаем> П<етровичем>, а ее пусть и я, и они оставят в покое, еще на месяц, полтора. Сказать ли Н<иколаю> П<етровичу>, что ведь она будет буквально несчастна, ибо если она затеет роман вскоре (ведь ей 21 год), то все равно я воспользуюсь этим для развода. Скажет или подумает, что с моей стороны это подло, но как же быть. Черт с ним? Посоветуй. Пиши ежедневно и поспеши с деньгами. Аня теперь ведет себя уже совсем как свободная женщина -- бывает в гостях, ходит куда-то. Ужас! Прочитал сейчас ее письмо от 13 июля, где сказано: "Крепко-крепко тебя люблю" 2. Что случилось тогда летом? Деньги, которые я просил, -- вот что главное.
Ив. Бунин.
Затевать ли мне дружбу с Аней? Хотя она, как черт суха. Говорить ли про развод? (Последний абзац приписан в начале письма.)
402. Ю. А. БУНИНУ
24 февраля 1900. Одесса
3 часа 24 февр. 1900 г.
Сейчас говорил с Н<иколаем> П<етровичем>. "Не скрываю от Вас, говорит, что Аня настроена совершенно решительно, что у нее к Вам как бы ненависть даже". Я попробовал заговорить о ребенке, о надежде на примирение, хотя в отдаленном будущем. "Это, говорит, преждевременный вопрос, так же как и ребенок. Заставить ее кормить или не кормить, бросить или не бросить -- не заставишь. Вам советую месяца на 2-3 уехать, а там видно будет". Говорил сейчас и с Ираклиди1. Он смотрит на дело трезвее и проще, думает, что это временное настроение и надеется на ребенка как на связь.
И. Бунин.
Надо уезжать. Когда ты освободишься? Когда мы можем уехать в Конст<антинополь>2?
403. Ю. А. БУНИНУ
26 февраля 1900. Одесса
С Аней не говорим почти ни слова и встречаемся за весь день минут на 5, то меня нет, то ее нет, и я сижу разбираю бумаги, перекраиваю старые стихи, а все думают, что я работаю и, кажется, им это нравится. Но надежд никаких. Леля Ираклиди1 присылает письма из Италии и обо мне ни звука -- значит, у них решено было все сообща, ранее моего приезда. Надежд никаких уже потому, что Аня почти возненавидела меня за пустяки, ибо она сильно глупа. Ты молчишь, и я не знаю, что делать? Серьезно, брат, мое положение трагическое. Относительно поездки в Константинополь2 и т.д. думаю, что это было бы для меня спасением, но что же сделать? Ведь я сейчас только понял, что я мечтаю, как ребенок, о сущей кляповине: где денег взять? Ради Христа, подумай, -- не придумаешь ли что-нибудь? Ведь пойми -- я пропадаю. По целым ночам реву от горя и оскорбления, а днем бегаю и стискиваю себя, чтобы быть спокойным. И ни копейки денег! Серьезно, надоедать стала мне эта штука, называемая жизнью. И впереди то же. На что?
Жду писем -- ради Бога.
Сейчас сижу один в кабинете. Звонки не умолкают, народу в столовой порядочно. Аня с Зоей на завтраке у Ираклиди3 -- завтракает с ними певец Апостолу. Аня и Зоя бегают за ним и просят у него карточку.
Ну, до свидания-с.
Ив. Бунин.
3 часа 26 февр. 1900 г.
Марсик4 издох.
Ходил ли к Ренару?
Про Глебову говорят, что она устраивает выкидыши {Последние две строки приписаны в начале письма.}.
404. Ю. А. БУНИНУ
29 февраля, 1 марта 1900, Одесса
1ч. 29 февр. 1900 г.
Сейчас сидел в зале, приходила ко мне поэтесса Бродская. Вдруг из прихожей быстро прошла Аня и нырнула в столовую с совершенно багровым лицом. Я изумился и не понял, что это значит. Но сейчас же все объяснилось: из передней вышел Бален-де-Балю, отрекомендовался и прошел в столовую. Когда я пришел в столовую, он ни разу не взглянул на меня. Я взглядывал на него и, наконец, он внезапно пробормотал: "Вы напечатаете эти стихи". -- "Какие?" -- "А вот этой дамы. Вы бы посоветовали ей писать лучше по-еврейски". Я очень любезно предложил ему вина и незаметно ушел из столовой. Затем снова пришел и вел совершенно естественно разговор, проводил в переднюю. Т.е. он ушел, Аня за ним, а я через минуту. Он ни с того ни с сего сказал мне, какой я "хороший и счастливый". Чем? "Никому не подчинены". Раскланялись.
-- -- --
Вечер 29 февр.
Гулял с Куровским с 2-х до 6. В шесть обедал у Ираклиди вместе со всеми нашими. Ни Аня, ни Э<леонора>, ни Н<иколай> П<етрович> со мной не разговаривают, т.е. заговоришь, отвечают, но как-то неловко. Сейчас сижу дома один -- все наши на репетиции!!
1 марта. 1 ч.
Завтракаем, пришел Федоров. Вернулась Аня, искала новую квартиру, почти с восторгом рассказывала о ней и, так <как> ни разу не обратилась ко мне, то, конечно, для Федорова все стало ясно. Какое глупое или, м.б., злое животное! Каково мое положение!
-- -- --
Что за жизнь, у<...> их мать! Сколько народу сегодня было. А Марфесси совершенно не выходит, ломается, строит из себя балованное дитя, а Э<леонора> говорит: "Моих два сына -- Бэба и Жоржик". И Жоржик, развалившись, спит у нас сейчас на кровати Н<иколая> Петровича>. А в столовой полдня сидит жиденок Берчик, а в зале Бэба с учителем дерет на скрипке.
А я... в сотый раз говорю -- с ума сошли, одурели, ошалели, зазнались, потеряли всякое уважение. Что ты не пишешь? Уезжаю -- думаю уехать 7-го марта в Ялту1.
405. Ю. А. БУНИНУ
2 марта 1900. Одесса
Четверг 2 марта 1900.
2 ч. дня.
Гремит рояль, поют, -- репетируют "Жизнь за царя"... Сегодня утром попросил Э<леонору> П<авловну>, чтобы наше расхождение осталось пока в тайне. Я для этого, говорю, еду сперва в Крым, затем заеду на несколько дней сюда и уеду в Палестину1. Часов в 10 Аня играла, Э<леонора> П<авловна> была в зале. Слышу разговор о новой квартире, на которую перебираются скоро. Вхожу и говорю: "Сколько будет комнат? Потому что мне хотелось бы, чтобы у ребенка была хорошая комната. С своей стороны хотел бы на это и на кормилицу вносить рублей 200-300". Аня обрывает и говорит, что все это будет сделано без меня. Это папино дело. Я говорю, что это и мое дело позаботиться о том, чтобы ребенку было хорошо. Верю, что будет присмотр и т.д., но не можешь же ты меня лишить даже участия в судьбе ребенка. "Все равно все будет так, как мы захотим". Нет, говорю, и мой голос всегда будет участвовать... Словом, разговор трудно передать, но она была груба и глупа до крайности. Я говорил очень сдержанно... Не знаю, что делать -- этот идиотизм лишает меня возможности хоть что-нибудь говорить. Получил твою телеграмму, но с ответом подожду до письма, которое должно получиться сегодня.
406. Н. Д. ТЕЛЕШОВУ
2 марта 1900. Одесса
Митрич, деньги передал, расписки пришлю1. Не сердись за молчание -- у меня на душе черт ногу сломает2.
На днях, кажется, еду в Ялту3. Сообщу. Пока пиши сюда. Е<лене> А<ндреевне> и С<офье> А<ндреевне>4 -- глубокие поклоны. Тебя целую.
Убедительно прошу -- пиши.
Твой Ив. Бунин.
407. Ю. А. БУНИНУ
18 апреля 1900. Ялта
Ялта, 18 апр. 1900 г.
Милый Юричка, жду от тебя писем, когда и куда ты выедешь. Я провожу здесь время очень недурно. Приехали мы 12-го вечером1, прямо пошли к Горькому2, встретил очень радушно. Он тут с женой, Екатериной Павловной, и с своим мальчиком около 3-х лет, Максимом3, толстый, милый мальчик. Застали у него И. Н. Сахарова4, который сперва не обратил на нас внимания, но теперь со мной очень хорош, ибо он живет на даче доктора Петровского, где живет С. Е. Кривенко с больным своим ребенком, которая, очевидно, ему рассказала обо мне очень хорошо. Живет Горький с Алекс. Ив. Ланиным5, нижегородским адвокатом, очень хорошим человеком. Вечером 12-го мы пошли с Горьким ужинать. На другой день у него завтракали и с тех пор почти не выходили от него. Я у него обедаю и завтракаю. Бываю еще у Серединых, у Лопатиной, которая живет тут с Маклаковой6, часто вижусь с Маминым, который даже все лезет на "ты", вижусь с Елпатьевск<им>. 14-го приехали артисты Московск<ого> Художеств<енного> театра7. 15-го мы обедали с Немировичем и его женой8, подошли артисты Тихомиров9, Адашев10, Москвин11. Познакомился с Вишневским12, Станиславским13, Книппер14 и Андреевой15, был у Чехова, который, кажется, женится на Книппер, ухаживаю за Марьей Павловной Чеховой16. Все это очень полезно. Познакомился еще с д-ром Алексиным17, славно поет. Живу в гостинице "Крым", за молом, так что под самыми моими окнами непосредственно прибой. Погода установилась райская. Вчера был в Массандре, я ошеломлен красотой. Нынче утро, как в раю, штиль в море мертвый, все замерло в солнце и радости, а горы -- в младенчески-ясном небе. Горький написал в "Жизнь", чтобы "Жизнь" издала мои стихи18, у которых тут много поклонников. Горький в высокой славе, за ним ухаживают, умоляют его написать пьесу.
Христа ради, устраивай денежные дела и приезжай или в Ялту, чтобы двинуть на Одессу и далее вместе, или в Одессу19. Жду твоих известий. Если их не будет до 20-го -- 21-го, то в эти дни выеду в Одессу. Одесский адрес: Одесский городской музей изящных искусств, Вл. Павл. Куровскому для меня. Крепко целую, жду известий.
Твой Ив. Бунин.
408. Ю. А. БУНИНУ
До 16 мая 1900. Калуга (?)
Юлий! Тебе принесут "Стихи и рассказы" от Тихомирова1. Привези в Калугу2 -- 50 экземпляров.
Ив. Бунин.
409. Ю. А. БУНИНУ
16 мая 1900. Ефремов
В Измалковом не слез, -- просили 2-50. Поехал в Елец, был у Бибикова1. В Бабарыкино слез, -- один извозчик заломил 1 р. 50 к., благодаря тому, что прошел дождь. Положение оказалось трагическим. Едва успел вскочить в поезд. Приехал в Ефремов, здесь отец и Коля Пушешников2. Ласкаржевский в ссоре с Машей и матерью. Полна квартира народу, ребенок кричит. Выбраться в Огневку нет средств. Положение, брат, ужасное! У Евгения, говорят, лопать решительно нечего. Надеюсь все-таки удрать и пешком дойти до Огневки. Ради Христа, приезжай скорей и выручи. Хоть пропадай. Пиши все-таки в Ефремов, до востреб<ования>.
Ив. Бунин.
410. Ю. А. БУНИНУ
22 мая 1900. Огневка
Сижу и жду тебя в Огневке. Отец у Маши. Пиши на Лукьяново.
Ив. Бунин.
411. С. Н. КРИВЕНКО
23 мая 1900. Ефремов
Ефремов, 23 мая 1900 г.
Дорогой Сергей Николаевич!
Положительно не знаю, как оправдаться перед Вами. Я писал Вам1, что происходило со мною за этот год и какой печальный результат имела моя женитьба (это секрет для всех)2. О положении дел о-ва "Издатель" я узнал только в конце апреля в Ялте и из письма Вашего, которое мне из Одессы переслали в Москву и которое брат привез мне тоже в Ялту. Я твердо решил спешно дать что-либо в "Сын отечества", но приехав в Одессу, совершенно обалдел и уехал оттуда. Теперь не знаю, что делать, не знаю, где Вы, каково положение дел и т.д. Ради Бога, извините меня -- денег у меня не было, а прислать что-либо, как видите, не мог. Жду теперь Вашего известия. Пожалуйста, сообщите мне, сколько всего на мне долгу (за тот рассказ -- "Велга" -- мне поставили невозможную цену -- 7 к., я очень прошу о 10 к.), можно ли еще прислать что-либо и когда, или же нужны {Далее зачеркнуто слово: тотчас.} деньги и тоже -- когда. Похлопочу достать в крайнем случае и выслать Вам. Жду Вашего письма и не знаю, как буду Вам в глаза глядеть. Адрес мой: Почт. ст. Лукьяново Тульск. губ., Ефремовск. у.
Искренно любящий и
глубоко уважающий Вас
Ив. Бунин.
412. Ю. А. БУНИНУ
24 мая 1900. Ефремов
Вчера, т.е. 23-го мая, приехал в Ефремов. Завтра уезжаю в Огневку, где и буду ждать тебя с нетерпением. Вероятно, ты заедешь на день в Ефремов (извести, когда именно приедешь и заедешь ли). Рассчитываем, что пробывши здесь день или сутки, ты с матерью приедешь в Огневку. Маша останется здесь числа до 1-го1. Очень жду тебя, мне чрезвычайно нужно в Елец, но ты понимаешь...
Купи мне линованой бумаги и тетрадь за 10 коп. хорошей бумаги у Померанцева на Арбате.
413. Н. Д. ТЕЛЕШОВУ
28 мая 1900. Огневка
Огневка, 28 мая 1900 г.
Дорогой Николай Дмитриевич! Не знаю как просить у тебя извинения... одним словом -- пожалуйста, извини и ничем плохим не объясняй моего молчания. В Ялте я закружился: трубочки, водочки, поездки по горам и долинам... черт его знает что такое. Все очень тебя вспоминали и было чрезвычайно жаль, что ты не с нами1. Я перезнакомился со всеми актерами2 и некоторые из них оказались действительно славными людьми. С Горьким очень часто ездили то туда, то сюда, пока у него не произошло беды: Катерина Павловна внезапно родила на 3 месяце. Скоро, однако, поправилась. Были несколько раз у Чехова по его настойчивой просьбе -- рано по утрам и думаю, что между нами установились бы очень хорошие отношения... Словом, было кое-что интересное, много новых знакомств и т.д., но, наконец, приехал Юлий и мы отправились в Одессу. Перед отъездом я был на почте -- там, конечно, послали меня в жопу, сказали, что только ты сам можешь получить, если что-либо было на твое имя. В Одессе ехать в Конст<антинополь> я решительно раздумал -- чума3. И тут было уже совсем не до писем. Я захворал, а настроение было убийственно. Точно кто разодрал рану и посыпал ее солью. Приехавши сюда4, так засел в тот же день за литературу, что откладывал все письма с минуты на минуту и вот только теперь собрался. Пожалуйста, не сердись. С прежними стихотвор<ениями>, еще не напечатанными и теперь окончательно исправленными, у меня теперь готово к печати около 50 штук!!5 Очень радуюсь. И есть хороши. Скоро засяду за беллетристику. Помоли Бога за меня, как и я тебе желаю расторгнуть молчание. Убедительно прошу тебя писать ко мне -- я тут как в Африке -- ничего не знаю и не слышу. Адрес мой: Почтовая станция Лукьяново, Тульск. губ., Ефремовск. уезда. Очень интересно, как живешь, что знаешь, как питаешь или изгоняешь свою неврастению. Да, вот что: очень много толковали о том, как было бы хорошо, если бы ты купил "Журнал для всех"6. Думают, что Миролюбов продаст, хотя он никому об этом не говорил. Подумай-ка!
Будь здоров пока. Крепко и с искренней любовью целую тебя, кланяюсь Елене Андреевне и всем, кто помнит меня. Где живешь? В июле или раньше, вероятно, приеду в Москву7 или под Москву -- в Царицыно, напр., на полмесяца: нужны материалы для биографии Никитина, которую я взялся написать8.
Пиши!
Твой душой
Ив. Бунин.
414. И. А. БЕЛОУСОВУ
Конец мая1900. Огневка
Иванушка!
Не сердись за молчание -- убедительно прошу. Завертелся в Крыму, потом в Одессе1. Теперь мы приехали сюда месяца на 1 1/2 2. Сильно пишу -- главн<ым> образом стихи. Что ты? Как и где? Пиши, голубчик, ты самый аккуратный на эту штуку. Просьбу твою исполнил -- спрашивал у всех старожилов, -- говорят, что можно где угодно дешево устроиться. Адрес мой -- Почт. ст. Лукьяново, Тульск. губ., Ефремовск. у.
Желаю тебе всех благ земных.
Твой душой Ив. Бунин.
415. Ю. А. БУНИНУ
Конец мая 1900. Огневка
Драгоценный Люкася, пока новостей никаких. Ласкаржевский еще не приезжал. В деревне, несмотря на весну, отвратительно. Заниматься невозможно ни минуты, клянусь Богом, -- во всех комнатах шатаются, поют, ругаются, играют. Грязь, дрязги! Но все-таки рецензии пришлю дня через два-три непременно. Пиши!
И. Бунин.
416. Н. Д. ТЕЛЕШОВУ
14 июня 1900. Огневка
14 июня 1900 г.
Огневка.
Почт. ст. Лукьяново, Тульск. губ.,
Ефремовск. уезда.
Милый Митрич!
Пишу спешно на вокзале. Провожаю Юлия в Москву дней на 10. Шлю кое-кому стихов.
Дома живу еще лучше твоего! Пишу, почитываю, ем, сплю, играю с девками, которые приходят на поденщину, и т.д. Чуть куда поеду, отвлекусь от дела -- нехорошо на душе. Здорово меня подсадила А<нна> Н<иколаевна>!
Твоему письму был очень рад1 и очень расположился к тебе, читая его. Пожалуйста, голубчик, не забывай! Напиши посерьезнее, как себя чувствуешь и, пожалуйста, сообщи о рассказе: что это за "Хлеб-соль"2? Сообщи также поскорее, что это за сборник кн. Барятинского? Кто участвует, когда выйдет и т.д. -- поподробнее. Хочу туда послать. Только куда посылать и в каком стиле? Отпиши. Не слыхал ли также о большом сборнике, куда я получил приглашение через Горького3. Там участвуют что называется "все". Идейный сборник. С Горьким не переписываюсь -- это еще в Ялте. Увидишь Чехова -- спроси да поклонись ему от меня и скажи, что очень прошу извинения, что уехал не простившись. Про драму Горького слышал еще от него4. Неужели он уже написал? Это "м<...>, а не работа", как говорит у нас Кобыляй, -- мужик такой есть, кобыле задул. А все-таки, правда, молодец! Вот ты удивишься, если я шарахну драмой5! А хочется, подумываю иногда.
О "Журнале для всех" уж не знаю, почему толковали. И совсем, говорят, можно не ехать в Петербург, а перевести в Москву. О Туркестане очень подумаю -- это дьявольски соблазнительно.
Куда двинусь отсюда -- еще не совсем решил. Буду скоро опять писать тебе. Последи, нет ли рецензии о моих "Стихах и рассказах"6. В какую гору пошел Тимковский7? Что пишут? Что слышно о воцарении Иванова в "Рус<ской> мысли"8? Где Тихомировы и т.д.?
Крепко целую тебя. Поклон Елене Андреевне.
Твой Ив. Бунин.
417. В. С. МИРОЛЮБОВУ
До 21 июня 1900. Глотово
Дорогой Виктор Сергеевич, посылаю Вам 5 стих<отворений>1. Если хотите их напечатать (все или по выбору -- как угодно), имейте в виду, что все они входят в мою книгу, которая должна выйти в середине ноября или, м.б., числа 20-го2. Денег мне за них, конечно, не надо. Жму руку!
Ваш Ив. Бунин.
Измалково, Орловск. губ.
418. Ю. А. БУНИНУ
21 июня 1900. Огневка
21 июня 1900 г.
Милый Юричка!
Когда вернешься? Погода великолепная, был в Глотовом, там чудо, как хорошо. Приезжай скорей. Привези непременно чернил ализариновых, бумаги, карандаш, перьев, мне непременно купи перьев таких:
NB кончик срезан -- разных сортов такого типа.
Привези непременно альбом -- "Галерею русских писателей"1 -- теперь вышел, сходи возьми у Крандиевского, мне экз. полагается. Пишу рассказ2. Хорошо у нас стало!
Мать просит непременно заехать за ней в Ефремов -- она 24-го хочет ехать с Машей в Ефремов. Все живы и здоровы, тебя целуют, как и я, крепко.
Твой Ив. Бунин.
Узнай про Иванова в "Русск<ой> мысли"3.
Тебе есть два письма и повестка на заказное.
Привези два экз. или три "Под открытым небом"4.
419. Ю. А. БУНИНУ
24 июня 1900. Огневка
Где ты? Ждем, Евгений зовет скорее в Липецк, у него дело; мать с Машей уехали. Привези что просил и старых газет -- нужно. Целую, жду.
И.Б.
420. И. А. БЕЛОУСОВУ
Конец июня 1900. Огневка
Милый Иванушка!
Опять извини за молчание. То работал, то кой-куда ездил. Я здесь без жены и поздравить меня, если Бог даст, можно будет еще в конце июля или начале августа1. На днях думаю уехать в Липецк2, а затем -- еще не решил: или в Москву на 1/2 месяца -- эта проклятая работа о Никитине3 висит над душой, а материалы в Москве, -- или под Николаев, в имение дяди жены Ираклиди, где она сейчас и находится, а к родам вернется в Одессу. Посему, голубчик, и не зову тебя, хотя, ей-богу, рад бы был повидать тебя. Но видишь, как я кочую. М.б., увидимся в Москве. Начались жары и работается плохо. А затеял я много. Если скоро соберешься черкнуть мне, адрес тот же, во всяком случае письмо твое мне перешлют. Пиши о новостях, до коих я смерть <как> жаден. Поклонись жене, крепко тебя целую.
Твой Ив. Бунин.
421.И. А. БЕЛОУСОВУ
16 июля 1900. Ефремов
Ефремов, 16 июля.
Иванушка, я все шатаюсь. Ныне в Ефремове, затем на минутку заверну к своим в деревню, а потом в Липецк1 и к югу. Напиши пока в Лукьяново, Тульек. губ. Новостей -- ни собачки, как говорят охотники. Что ты? Я же с своей стороны могу только пожелать тебе всего наилучшего. Понемногу пишу, читаю и т.д. Поклон жене.
Твой Ив. Бунин.
422. Ю. А. БУНИНУ
16 июля 1900. Ефремов
Юлий!
Ты обалдел -- что ж ты сидишь там в жаре да гуляешь по Фокиным. Понял я твою работу! Ради Бога, приезжай поскорей. Я заехал в Ефремов и пропадаю -- не с чем вернуться. И притом ни бумаги, ни чернил, ни перьев -- можешь по этому судить какова нужда во всем остальном. У матери и Маши денег всего 9 копеек на водовоза. И совершенно неоткуда взять. Помоги нам как можно скорее или лично, или по почте. Ждем тебя все с нетерпением, Евгений зовет каждый день в Липецк и Задонск. Можно ограничиться Задонском -- это очень дешево. Погода чудная. Привези, что просил -- бумаги линованой плотной и глянцевитой, перьев, чернил, папку, какую обещал и "Галерею русских писателей"1 -- сходи непременно к Крандиевскому. Белоусову я написал, что еду в Липецк2. Теперь скажи, что в Ефремове. Телешову пишу, что в Ефремове3.
Целуют все.
Непременно заезжай за матерью в Ефремов. NB
Ив. Бунин.
423. Н. Д. ТЕЛЕШОВУ
16 июля 1900. Ефремов
Ефремов, 16 июля 1900.
Дорогой Ник<олай> Дмитр<иевич>. Как видишь, сижу в Ефремове. А был я, как и говорил тебе, у своих, в именье, в Орловск. губ. А Тульек. губ. от имения в 300 саженях, где и находится Лукьяново. Теперь уразумел?
Новостей, конечно, никаких. Насчет битья читателя в морду1... Видишь ли, для этого надо иметь настроение. Горький же, между нами, по-моему, отчасти прикидывается таким грубым, ломается и удивляюсь, как этого не понимают многие. Хотел я и в деревне Огневке распространить его славу, но брат Евгений не поддался. Он находит его талантливым, но отвратительным, на 3/4 нежизненным и преувеличивающим все до плоскости. А мода... Черт бы ее побрал эту моду! Я не портной, чтобы прилаживаться к сезонам, да ведь и ты не станешь. Хотя, конечно, тяжко, когда ты увлекаешься, положим, шекспировскими изящными костюмами, а все ходят в широчайших и пошлейших портках и глумятся над тобою. Как ни кинь, все тяжко одиночество -- во всех родах. Вот и надо писать об этом. А своим опусканием рук2 ты опять меня и огорчил и... черт его знает, не понимаю я тебя, хоть что хочешь!
Верно, через несколько дней буду опять у своих3, а затем или в Одессу, или в Липецк, или в Москву4. Напиши мне пока в Лукьяново, Тульск. губ., Ефремовск. у.
Кое-что строчил по прозе, но не кончал. Как твои все? Напиши же.
Ив. Бунин.
Непременно прочти в "Жизни" Чирикова "Именинницу"5.
424. Н. Д. ТЕЛЕШОВУ
28 июля 1900. Огневка
Милый Митрич!
Ты меня не понял, -- я не на Горького злился1, главн<ым> образ<ом>, а на критику и публику и уж, конечно, не за себя. Да тебя, впрочем, не разубедишь. Насчет Поссе ты меня сильно огорчил2, и Джаншиева тоже жаль3. Правда ли относительно Поссе? Узнай, пожалуйста, где-нибудь и напиши. Напиши мне, пожалуйста, и еще вот что: 1-го августа возьми утром "Русские ведомости" и посмотри объявления о журналах -- "Мире Божьем" и "Детск<ом> чтении": есть ли там мои стихи и что именно 4 -- и тотчас же, в тот же день напиши мне, а то я опоздаю к сентябрьск. книгам.
В жизни моей пока никаких перемен. Читаю и пишу стихи. Пробуду здесь еще очень немного. Пожалуйста, напиши о чем прошу и о себе. Твоим поклон.
Твой Ив. Бунин.
Почт. ст. Лукьяново
Тульск. губ., Ефремовск. у.
От Горького получил письмо из Полтавск. губ.: пишут вместе с женой -- зовут к себе. М.б., проеду. Горький пишет: "дядя Бунин, приезжайте-ка сюда. Здесь хорошо, очень хорошо. 24 часа в сутки светит луна!.." и т.д.5.
425. А. М. ФЕДОРОВУ
1 августа 1900. Огневка
1 авг. 1900 г.
Очень жалко тебя, милый Митрофаныч, хотя надеюсь, что ты уже поправился. И отчего это вышло? Или это роковой 7-ой месяц виноват? Желаю Л<идии> К<арловне> здоровья, а тебе -- поскорей забыть об этом. С пьесой от души поздравляю. Побывать тебе в Москве непременно надо, чтобы ковать железо, пока горячо. Только все-таки на кой черт тебе эта сумасшедшая старуха? Хотя, с другой стороны, что же теперь с ней поделать? Ужасно хотелось бы обо всем этом потолковать обстоятельно, равно, как и о стихах. Ты положительно с каждым месяцем пишешь стихи все лучше, -- это говорю, ей-богу, искренно, -- но что ты делаешь а lа Горький эти дьявольские преувеличения? Очень тронуло меня стихотворение, но "русла", по-моему, скверно. "Мутным, глубоким ручьем" -- тоже чересчур. Пожалуйста, не рассердись, говорю это потому, что, м.б., со стороны видней. Относительно моего приезда опять не скажу тебе ничего определенного. Много пишу, читаю -- словом, живу порядочной жизнью, а это, повторяю, кажется, только и можно делать, что в Огневке. Кроме того, сильно тянет меня к себе Горький1, -- он в Полтавск. губ., а Полтавск. губ. я чрезвычайно люблю. Живет недалеко от Кременчуга. Там славные места! Относительно Парижа2 одного боюсь: Куровский надует, да и ты тоже ненадежен. Пожалуйста, собирайся! Увидимся все-таки непременно, все-таки приеду в Одессу, а если уж не приеду до октября -- значит, в сентябре буду в Москве, Петербурге, -- там увидимся3. Кстати, про Петербург -- Поссе, говорят, ушел, а на его место -- Чириков4. Поссе жаль! Миролюбова зовут Виктором Сергеевичем. Относительно того, в Петербурге ли он теперь, ничего не могу сказать. Имел от него письмо еще в конце июня5; я дал ему 6 стихотворений6. Что же касается Медведева, то я только руками развел, прочтя твое сообщение. Можно ли ему поручать такие вещи? Юлий здесь, в деревне, скоро собирается в Москву, но, между нами сказать, он тоже может протянуть дело. Напиши пока в "Р<усскую> м<ысль>" сам, а Юлий попросит сходить в редакцию Ив. Ал. Белоусова. Тогда Юлий тебе напишет. Куда посылаешь стихи? Не пришлешь ли "Орла"? Что тебе стоит, а я буду очень рад. И вообще черкни мне, пожалуйста. От всего сердца обнимаю тебя. -- Если увидишь Цакни, скажи, что я в третий раз покорнейше прошу прислать Телешову расписку на 175 р., которые я передал от Телешова на голодающих7. Это было ведь в феврале еще. Адрес Телешова -- Ст. Малаховка, Моск<овско>-Казанск<ой> ж.д., а потом -- Москва, Чистые пруды, д. Терехова.
Ну, будь здоров, еще раз поздравляю с пьесой и желаю искренно успеха. Слышно, что Горький тоже что-то ставит8.
Твой Ив. Бунин.
426. И. А. БЕЛОУСОВУ
До 6 августа 1900. Огневка
Дорогой Иван Алексеевич! Отчего ты не пишешь? Я опять в Огневке, уеду на днях в Одессу и числа 20-го августа думаю быть уже в Москве1. Не сердись на меня за молчание, у меня чрезвычайно много скверного и тяжелого на душе. Обращаюсь к тебе с большой просьбой: как можно скорей устрой мне поэму "Листопад", которую передаст тебе Юлий, в "Русскую мысль"2. Я прилагаю и письмо к Лаврову3. Пожалуйста, тотчас же отправься в "Р<усскую> м<ысль>" и попроси как можно скорее прочитать и сказать, когда и почем будет помещено. Я пишу Вуколу, что не знаю... обычно получаю 40-50 к. и т.д. Убедительно прошу постараться поэнергичней решить так или иначе дело скоро, а то я опоздаю в другой журнал. До скорого свидания. Крепко целую тебя. Поклон жене.
Твой Ив. Бунин.
427. В. М. ЛАВРОВУ
До 6 августа 1900. Огневка
Многоуважаемый
Вукол Михайлович!
Посылаю Вам небольшую поэму1, которую очень хотел бы видеть напечатанной в сентябр. или октябрьск. кн<иге> "Рус<ской> мысли". Будьте добры просмотреть ее, по возможности, поскорее и сообщить мне Ваше решение. Что касается платы, то я с своей стороны могу только сказать, что обычно я получал в толстых журналах 40-50 коп. В ожидании Вашего ответа имею честь быть Вашим покорнейшим слугою.
Ив. Бунин.
Почт. ст. Лукьяново, Тульск. губ., Ефремовен, у.
428. Н. Д. ТЕЛЕШОВУ
6 августа 1900. Ефремов
Ефремов, 6 авг. 1900 г.
Милый Митрич!
Спасибо за присылку публикации1 и типун тебе на язык за карканье2! Очередь, о которой ты говоришь, мне совсем не нравится. Я уже привыкать стал к земле и, кроме того, сильно хочется работать. Вчера, получив твое письмо, внезапно почувствовал к тебе прилив нежности и, ей-богу, прямо-таки от всего сердца хотелось крикнуть тебе: работай! Поверь мне, -- меня прямо-таки огорчает твое молчание, мне просто нет никакой корысти. И особенно сильно чувствую это теперь, когда сам живу порядочной жизнью -- вдумчивой, артистической. "Р<усским> обозр<ением>" ты меня сильно взманил, но увы! Филиппов3! А как бы хорошо иметь близкий, родной журнал! Вот и "Жизнь" погибает, -- единственный живой во многих отношениях журнал. Черт его знает где теперь писать -- особенно стихи. Там было приятно уже по тому одному, что Поссе все-таки понимал кое-что. Кстати про стихи. Стихов у меня много и все великолепные, но "не управятся печатать" журналы. Мог бы дать кое-что и в газеты. Спроси-ка, пожалуйста, в "Курьере", сколько они могут платить за строку4. В журналах -- толстых -- я получаю 40-50 к., меньше не могу взять и с "Курьера". Могут ли они платить это? Да, пожалуйста, подумай о сборнике5. Непременно надо издать. Не давай спать Голоушеву6, пусть он сойдется с "Трудом" и в сентябре двинем! А то ведь этак закиснуть можно.
Скоро буду в Москве. На днях думаю на минутку в Одессу7. Пиши пока на Лукьяново, -- перешлют, если уеду. Кланяйся своим. От души тебя целую.
Твой Ив. Бунин.
Лукьяново, Тульск. губ.,
Ефремовен, у.
429. Ю. А. БУНИНУ
8 августа 1900. Ефремов
Ефремов, 8 авг. 1900 г.
Вчера приехал сюда с Евг<ением> и Осей1 в тарантасе. Всю дорогу я сидел читал, а Евгений придирался ко мне. Клянусь тебе честью, я не позволял себе ни звука в ответ, -- только плечами пожимал. Вечером, когда приехали сюда, я был очень добр и не имел ни малейшего намерения ссориться, ибо я отлично вижу, что мне некуда деваться: как работать в Москве или еще где? Конечно, хуже Огневки. И я всячески уклонялся от ссор. Но Евгений ни с того ни с сего кричит при хозяйке: "Свети лучше, скотина, я тебе подзатыльник дам..." Затем по матерну. Я только и сказал: "Ну, Евгений, ты болен". Вечером, когда закусывали, он заговорил со мной и я очень дружески с ним разговаривал. Значит, помирились. Сегодня утром он с Осей уехал в пузню2, я ушел в библиотеку. Возвращаюсь, и они возвратились. "Скоро едем?" Евгений говорит, что через часа два. "Ну, -- я говорю, -- схожу к Туббе". -- "Незачем". -- "Почему?" -- "Я ждать не буду, да и Дуня увяжется". -- "Она все равно знает, что мы тут". -- "Ну, одним словом, незачем шляться". -- "Ну уж это мое дело". -- "Нет, у<...> твою мать, не твое. Все это кончится тем, что я тебе голову на месте расколю". Мы так и глаза вытаращили. "Что с тобой?" -- "И убирайся от меня к х<...>, я тебя с собой не возьму" {Далее с новой страницы написано: "Вчера Евгений позвал меня ехать в". Вероятно, это первоначальное начало письма.}. -- "Так ты бы давно сказал, что не хочешь, чтобы я у тебя был". -- "Да, и не хочу". С страшной силой хлопнул дверью и ушел. Из другой комнаты: "Ты, е<...> твою мать, еще 14 лет тому назад должен был это сообразить, чтобы не шляться ко мне".
Ну-с, Юлий, что же мне делать? Дело действительно кончится смертоубийством. Он уже третий раз прямо говорит, чтобы я уезжал. Христа ради, помоги -- я ведь в поразительном положении. Горький прислал письмо, опять зовет3, остается в Полтавск. губ. до 1/2 сент. Христа ради, помоги добраться до Москвы. В Москве перевернусь, уеду в Питер, оттуда к Горькому4. Горький пишет, что Поссе уже, вероятно, в Питере и ни звука о том, что он уходит из "Жизни"5. Ради Бога -- помоги! Ты видишь, что мне делать. Клянусь Богом, я на этот раз ни сном ни духом.
Уеду нынче отсюда с поездом.
Жду.
Ив. Бунин.
430. В. Я. БРЮСОВУ
29 или 30 августа 1900. Москва
Дорогой Валерий Яковлевич! Очень хочу Вас видеть, но боюсь Вас не застать, а времени у меня мало, и я в разгоне. Нужно потолковать и о книге1. Пожалуйста, известите о моем приезде и С. А. Полякова2. Не знаю его адреса. Буду ждать Вас завтра от 2 до 3 часов, ибо думаю, что это письмо принесут Вам завтра рано. Буду ждать вас в 2-3 часа и послезавтра3. Привет Вашей жене. Стою в No 113.
Ваш Ив. Бунин.
431. Н. Д. ТЕЛЕШОВУ
31 августа 1900. Москва
Столица. No 17. Страшный насморк. Заезжай. Жду тебя.
432. Н. Д. ТЕЛЕШОВУ
3 сентября 1900. Москва
Милый друг, <был> у тебя и не знаю теперь, как мы увидимся. Говорят, ты вернешься часов в 5, значит, м.б., успеешь повидаться со мной сегодня же. Я буду ждать тебя часов до 9-ти вечера1. А то я завтра, д<олжно> б<ыть>, уеду в Птб.2. Остановился я в Большом Московском, No 67 (подъезд около Тестова3).
Жду.
Твой Ив. Бунин.
433. И. А. БЕЛОУСОВУ
5 сентября 1900. Петербург
Птб., 5 сент. 1900 г.
Дорогой друг! Очень прошу у тебя извинения: утром вчера меня поймали -- прислали за мной Горький и Поссе. Я отправился к ним в "Большой Моск<овский>" и прозавтракал с ними так пристально, что даже не успел известить тебя, что не могу быть к тебе. Продал за 112 р. "Листопад" для октябрьск. кн<иги> "Жизни"1. Вечером стремительно умчался в Птб. и вот пишу тебе извинение. Извини и за деньги. Вышлю отсюда. Да еще просьба: не знаю адреса Н. Д. Телешова: Гостиный двор, старые ряды? -- Решительно не знаю, как называется. Посему влагаю в твое письмо -- письмо к нему2: надпиши адрес и пошли, сделай милость. Остановился я с Федоровым на Пушкинск<ой> ул., д. No 5, кв. 27. Но писать лучше на редакцию "Жизни" (Знаменская, 20), ибо, вероятно, отсюда уйду.
Никого еще не видал, был только в "Мире Божьем", дал два стих<отворения> -- приняты на ноябрьск. книгу3.
Ну, будь здоров, поклон жене.
Твой Ив. Бунин.
Не забудь же на конв<ерте> Телешову дописать адрес.
434. Н. Д. ТЕЛЕШОВУ
5 сентября 1900. Петербург
Птб., 5 сент. 1900 г.
Дорогой друг! Чрезвычайно жалею, что все сложилось так нелепо, что мы с тобой не видались даже. Как ты знаешь, -- я в Москве захворал. Писал тебе, просил навестить1 -- ни звука. Затем в воскр<есенье> я получил некоторую возможность выходить, но ведь было воскресенье, тебя, конечно, в конт<оре> не было. А в понедельник 4-го2 меня вызвали в Больш<ой> Москов<ский> Поссе и Горький. Он очень хотел повидать тебя. В понедельник же я и уехал сюда. Так что не сердись на меня, -- до свидания в Москве. Вернусь к 20-му сент.3. В Москве я продал книгу стихов "Скорпиону"4 и поэму "Листопад" Поссе по 50 к. за строку5. А ты уж обрек меня на гибель по внушению "Р<усской> мысли"6! Здесь я пока на Пушкинск<ой> ул., д. No 5, кв. 27 (лучше писать на "Жизнь" -- Знаменская, 20). Живу с Федоровым, который отравил мне жизнь нехорошим отношением и разговорами...
Крепко обнимаю тебя, поклон Е<лене> А<ндреевне>. Что твой мальчик?
Ив. Бунин.
Не знаю адреса. Посылаю через И. А. Белоусова7.
435. Ю. А. БУНИНУ
5 сентября 1900. Петербург
Милый, дорогой Юрий! Сегодня, как и следовало ожидать, приехал в Птб., остановился пока у Федорова: Пушкинская ул., д. No 5, кв. 27. Тотчас пошел в "Жизнь", застал секретаря и передал просьбу Поссе поместить мои стихи в сентябр. кн<иге> "Жизни"1. Сказал, что "хорошо", но с большою грустью, ибо книга почти вся сверстана. Затем был у Давыдовой -- еще не приехала из Крыма. Затем у Миролюбова -- нету, живет в г. Лузах, скоро, впрочем, вернется. Поссе тоже нету, а денег у меня почти копейки. Решительно не знаю, как быть! Не пришлешь ли хоть 5 р. -- непременно отдам, как только получу с "Скорпиона"2. Иначе мне хоть пропадать до приезда Поссе. Но только вышли по телеграфу -- немедленно, иначе хоть умирай с голоду. Федоров хвалится Савиной3 и стихами, а сейчас его нету и я, по обыкновению, прочитал чужое письмо -- письмо Лидии Карловны к Федорову и все у меня дрожит внутри. Она пишет: "Получено письмо от Бунина4, ничего интересного, -- за исключением одной фразы: " Что же тут дикого, если я возьму ребенка?" Это, очевидно, ответ на твое сообщение, что Цакни боится, что Бунин возьмет ребенка. Неужели же Бунин не понимает, что взять ребенка будет верхом дикости и бессмысленного эгоизма? Убеди хоть ты его. Да и наконец, Цакни голову сложит, а не даст ему ребенка" и т.д. -- Каково? Да опомнись ты, наконец, возмутись, подумай, что мне делать с этими мерзавцами?
Прощай, жду известия и денег.
Ив. Бунин.
436. В. С. МИРОЛЮБОВУ
5 сентября 1900. Петербург
Птб., Пушкинская, 5,
кв. 27.
Или лучше -- ред<акция> "Жизни".
Многоуважаемый
Виктор Сергеевич!
Нынче был у Вас в редакции1 и жалею, что не застал Вас. Хотел сказать, что больно уж Вы немилостивы ко мне: уделяете мне среди Ваших поэтов такое малюсенькое место! И отчего Вы выкинули мое общее заглавие? Я думал, что 5 таких маленьких стихотв<орений> Вы напечатаете в одной кн<иге>, а 6-ое в другой, и предполагал дать Вам еще стихов -- кажется, недурных2. Но видно, Вам стихи мои не по вкусу. Думаю дать рассказик3. Вообще мне очень хочется поскорее уплатить Вам долг -- извините, что так задержался. Приехал в Птб. недели на две4.
Ив. Бунин.
437. Ю. А. БУНИНУ
После 5 сентября 1900. Петербург
Милый Юринька! Не высылай денег, -- получаю с "Недели"1. Платят по полтиннику! Новостей нет. От Федорова я переехал, -- т.е. лучше сказать, перешел, -- плачу дьявольски дорого -- 1 р. 75 к., но по-тутошнему -- очень дешево. Адрес мой такой: Пушкинская ул., д. No 5, кв.
Пиши, крепко целую тебя. Болен я вдребезги.
438. Ю. А. БУНИНУ
13 сентября 1900. Кронштадт
Бродим по Кронштадту, ночь. Твоего письма заказного не получил, -- "Жизнь" не знала моего адреса и возвратила в почтамт. Не знаю, получу ли? Немедленно сообщи, что писал Куровский1. Завтра еду в Птб., Пушкинская, д. No 5.
439. Ю. А. БУНИНУ
19 сентября 1900. Петербург
Очень встревожен твоим письмом. Послезавтра надеюсь выехать1. Но на всякий случай напиши открытку непременно сию же минуту не получил ли каких-либо новых известий о маме2. Если даже я не получу ее, беда невелика. Напиши же тотчас. Письмо Куровского получил3. Маме пишу4.
Твой Ив. Бунин.
19 сент. 1900 г.
440. Н. Д. ТЕЛЕШОВУ
21 сентября 1900. Петербург
Птб., Николаевск<ий> вокз<ал>.
Еду в Москву, очень хочу тебя видеть. Извести на адрес Юлия, когда увидимся. Пробуду в Москве очень недолго1. Поклон твоим, тебе поцелуй.
И. Бунин.
441. И. А. БЕЛОУСОВУ
Конец сентября 1900. Москва
Милый друг! Извини, что раньше не известил: работаю положительно по 15 часов в сутки. Скоро поосвобожу себя и навещу тебя. Забредай и ты. Поселился на Арбате, в меблир<ованных> комнат<ах> "Столица", No 34.
Буду очень рад, если ты привезешь Телешова. Я бы давно навестил его, но боюсь стеснить. Навестите меня поскорей.
Твой
И. Бунин.
442. В. Я. БРЮСОВУ
4 октября 1900. Москва
Дорогой Валерий Яковлевич! Я очень виноват перед "Скорпионами", но я был дьявольски занят неотложными делами и потому никак не мог приготовить рукопись в надлежащем виде. Теперь оставляю Вам 97 стихотворений. Я не перенумеровал их, ибо буду присылать вставки. Надеюсь из Одессы (нынче в 12 ч. ночи уезжаю в Одессу, а оттуда в Париж1) прислать Вам несколько стихотворений, поправив их дорогой; при этом напишу, куда вставить их (я себе оставил список тех стихотв<орений>, которые Вам оставляю). А Вы сами не перемещайте их. Мы говорили с С<ергеем> А<лександровичем>, и он дал мне право делать поправки в корректуре и даже перемещения. И то и другое я буду делать непременно, ибо некоторые стихотворения сейчас неприличны, благодаря пошлым строкам. Вернусь в Москву через месяц2 и надеюсь, что к тому времени будет корректура. Первые два-три листа можно и теперь отдать в печать. Да, пожалуй, можно отдать и все в печать (с дороги я пришлю вставки и списочек, как разместить стихотв<орения> в конце рукописи). Начало, т.е. стихотворения, составляющие 2-3 первых <листа>, останется без изменений. Поэтому хорошо было бы, если бы Вы прислали мне в Париж эти 2-3 листа первых. Я, вероятно, там же подписал бы их к печати. А приехавши в Москву, получил бы от Вас остальные и там сделал перемещения и поправки. Относительно рисунка на обложку мы говорили с С<ергеем> А<лександровичем>. Он предлагает выбрать из Васнецова заставку. Сообщите мне, какую выберете, а я выпрошу у Васнецова3. "Витязя", очевидно, отставляем4. Называйте уж видно книгу "Листопад". Формат Д'Аннунцио5? Это хорошо. Ну чрезвычайно жалею, что не виделся -- пожалуйста, простите. Никак не мог. А теперь страшно спешу в Одессу. Оттуда выеду очень быстро. Желаю Вам всего хорошего и жене Вашей.
Ваш Ив. Бунин.
Еду на Курский вокзал, поезд отходит в 12 ч.
443. Ю. А. БУНИНУ
6 октября 1900. Николаев
Под Николаевым, 9 ч.
утра 6 окт. 1900 г.
Милый, дорогой Люкася! Сейчас -- Николаев. По обыкновению, удивительно хорошо себя чувствую. Юг во всем, дивное утро! Радуюсь и целую тебя и А. П.
И. Бунин.
444. Ю. А. БУНИНУ
10 октября 1900. Одесса
10 окт. 1900 г. Одесса.
Милый и дорогой Юринька! Еще в Одессе, задержал Куровский. Уезжаем завтра 1, причем маршрут изменен: едем на Берлин прямо в Париж, оттуда через Вену. В субботу2 зашел в редакцию "Южного обозрения", хотел поговорить с Цакни. Не застал. Тогда послал посыльного к Анне, написал следующее: "Сегодня в 5 ч. зайду, чтобы видеть ребенка. Не намереваюсь вести с Вами никаких переговоров, так что можете быть спокойны. Очень прошу Вас не затевать из-за этого неприятной истории. Ив. Бунин". Ответ пришел на словах: "Хорошо". Я отправился. Из передней Элеонора, с которой мы неловко раскланялись, пригласила меня в кабинет, где сидел Цакни: "Ребенка сейчас принесем сюда". Сижу молча, Цакни начинает: "Аня не совсем здорова еще..." Я спросил: "Кажется, были тяжелые роды?" -- "Да". Внесли ребенка. Дай ему Бог здоровья, очень, очень тронул он меня: милый, хорошенький, спокойный, только головку держит что-то набок. Спрашиваю, что это значит. Говорит, что это оттого, что ему неловко на диване в конверте. А Элеонора входит и злобно: "Это оттого, что мать едва не умерла!" Точно я виноват, е<...> их мать! Затем спросил как зовут -- Николай, но еще не крестили, ждут Лелю Ираклиди. Перекрестил и ухожу, Цакни -- "Я с Вами выйду". Выходим, он говорит: "Вы, конечно, имеете право видеть ребенка, но, пожалуйста, предупреждайте, а то Аня страшно волнуется. Впоследствии мы это урегулируем". Я говорю: "Да нужно, как и вообще пора нашу историю урегулировать". -- "Т.е. как?" -- "А так, говорю, я эту историю считаю далеко не конченной". -- "Что Вы хотите сказать? Аня решительно говорит, что не может жить с Вами, даже с ужасом вспоминает о вас". Я говорю, что не знаю, чему она ужасается, но дело в том, что я имел вовсе не то в виду: о нашем сожитии не может быть и речи. "Так что же вы имеете в виду?" -- "Развод, говорю, причем считаю, что пора Вашей дочери поступать со мной более порядочно". -- "Т.е. что это значит?" -- "А то, говорю, что поступила она возмутительно, она во всем виновата и должна расплатиться". -- "Так, говорит, думайте о разводе, я очень рад, что Вы вступили на этот путь". Я говорю: "Думать я не стану, ибо должна дать развод она".
И начался у нас бурный разговор. Цакни захлебываясь стал говорить, что виновата во всем не она, а я, что письмо твое к нему весной оскорбительно, что оно все написано с моих слов и неверно. Я прервал его и говорю, что он не может, надеюсь, ни одного факта указать неверного, что мне решительно все равно, как он думает; кто виноват. Важно то, что я считаю ее виноватой, никогда не возьму на себя вины и добьюсь развода от нее 3. "Но, -- кричит, -- как же это сделать?" -- "А это, говорю, решительно не мое дело". -- "Хорошо, говорит, я поговорю с адвокатами, я рад, что Вы вступили на эту дорогу". -- "Радоваться, говорю, особенно нечего, а пора начать дело". -- "Но Вы понимаете, что Вы должны быть великодушны!.." -- "Ну, -- я говорю, -- я не идиот, чтобы еще великодушничать с Вашей дочерью. Думайте о разводе, теперь, говорю, есть какие-то послабления". -- "Хорошо, говорит, я поговорю с юристами". -- "Непременно, говорю, надо. И о ребенке надо подумать". -- "Это, говорит, будет зависеть от чувств матери". Я говорю: "А мои чувства будут приниматься в расчет когда-нибудь?" Ну, словом, поговорили крупно и раскланялись. Думаю написать Анне из Парижа, где покажу гнусность ее поведения и скажу опять о разводе. Пиши мне в Париж по этому поводу.
Здесь все нас с тобой очень любят, кланяются тебе. Прощай, пиши о Сивке и о наших -- в Париж, Крепко тебя целую.
Ив. Бунин.
445. Н. Д. ТЕЛЕШОВУ
10 октября 1900. Одесса
Дорогой! Задержался в Одессе, выезжаем завтра, пиши в Париж1. Был у Цакни, видел своего мальчика, милого, хорошенького. Аню не видал. С Цакни крупно поговорил и сказал, что требую развода с ее стороны, -- теперь, говорю, есть какие-то лазейки. Говорит -- хорошо, начну переговоры с адвокатами. Непременно, говорю, надо. Словом, решительно все порвано. Новостей больше нет. Целую тебя и кланяюсь всем твоим.
Ив. Бунин.
10 окт.
446. Е. А. и Н. Д. ТЕЛЕШОВЫМ
12 октября 1900. Варшава
Дорогие! Я в Варшаве, где вполне великолепно. Напишите мне в Париж, до востребования.
Ив. Бунин.
12 окт. 1900 г.
447. Ю. А. БУНИНУ
13 октября 1900. Варшава
Братец! Целую. Пиши в Париж {Вместо зачеркнутого: Варшаву.}. Куровский тоже.
Ив. Бунин.
448. Ю. А. БУНИНУ
30 (17) октября 1900. Кёльн
17/30
окт. 1900 г.
Жив, но не очень здоров -- насморк. Тут чрезвычайно хорошо. Нынче уезжаю в Париж. Пиши.
Твой Ив. Бунин.
449. В. Я. БРЮСОВУ
1 ноября (19 октября) 1900. Париж
Париж, 19/1 1900.
Дорогой Валерий Яковлевич! Вчера был в почтамте и, к удивлению своему, не получил от Вас ничего -- ни письма, как обстоят дела по изданию1, ни тем паче -- корректуры; а я ждал даже коррект<уру>. Не знаю теперь, как быть? Куда Вы мне напишете и куда вышлете корректуру, если вышлете? Получили ли Вы рукопись? Я писал Вам2, оставляя ее, что первые два-три листа можно набирать без опасения. То же повторяю и теперь. Завтра-послезавтра вышлю Вам, вероятно, кое-какие добавочные стихотворения. Теперь же пока спешу сообщить Вам, что в Париже я пробуду еще дней 93. Затем я еду в Женеву и т.д. на Мюнхен. В Мюнхене я пробуду дня 3-44. Буду там, значит, в начале ноября. Напишите мне, таким образом, в Мюнхен, если не успеете в Париж. Парижский мой адрес: Avenue de Suffren, 114. M-me Radtchenko, для меня.
Будьте здоровы. Все впечатления -- при свидании.
Ваш Ив. Бунин.