Садъ императорской виллы.-- Направо мраморная лѣстница, ведущая въ порталъ виллы. На пьедесталахъ, украшенныхъ барельефами, канделябры и вазы съ цвѣтами. Внизу лѣстницы изваянія сфинксовъ. Дикій виноградъ и плющъ обвиваютъ порфировыя колонны портала и образуютъ свѣшивающіяся между ними гирлянды.-- Налѣво бесѣдка въ видѣ портика. Задняя сторона портика представляетъ стѣну, росписанную фресками, изображающими любовныя похожденія Юпитера; боковыя стороны состоятъ изъ архитрава, поддерживаемаго каріатидами, обвитыми розами; между каріатидами опущенныя драпировки изъ индійской ткани; сторона, обращенная къ зрителямъ, открытая, такъ что вся внутренность бесѣдки видна; вмѣсто потолка пурпуровая ткань, подхваченная золотыми шнурами. Внутри бесѣдки кушетка изъ слоновой кости, украшенная драгоцѣнными камнями и золотыми орнаментами; въ головахъ кушетки треножникъ съ курильницей; неподалеку столъ; на немъ серебряное зеркало и опахало.-- На второмъ планѣ, посрединѣ сцены, фонтанъ, окруженный цвѣтникомъ и статуями.-- Дальній планъ сцены -- скалы и море.-- Ясное утро. Садъ залитъ солнцемъ.
СЦЕНА I.
Поппея, спитъ на кушеткѣ; Эгла, въ глубинѣ сцены.
ПОППЕЯ, во снѣ.
Парисъ... мой милый... такъ... цѣлуй... цѣлуй....
Какое наслажденье... о. Венера...
Нѣтъ, я не вынесу... умру.... умру...
Просыпается.
Ахъ, это сонъ!.. Утомлена прогулкой,
Я задремала здѣсь, и чары грезъ
Ко мнѣ слетѣли такъ волшебно-живы,
Какъ будто наяву... Казалось мнѣ:
Въ ночь первую календъ апрѣльскихъ я
Въ священной рощѣ. Подъ навѣсомъ миртовъ*
Прекрасныхъ женъ и юношей толпа;
Они, сплетаясь бѣлыми руками,
Поютъ Венерѣ гимнъ и вкругъ богини,
Увѣнчанной гирляндами изъ розъ,
Танцуютъ быстрымъ, рѣзвымъ хороводомъ.
Сквозь тонкія, прозрачныя туники,
При свѣтѣ факеловъ, мелькаютъ формы
Прекрасныхъ женскихъ тѣлъ, и, разгораясь,.
Становится все сладострастнѣй танецъ,
И пары, покидая хороводъ,
Уходятъ въ сумракъ рощи, подъ деревья...
Я въ сторонѣ стою одна, смотрю
На шумное веселье и все жду я,
Чтобъ пылкій юноша увлекъ меня
Туда, туда за ними... Но напрасно:
Никто меня не замѣчаетъ... Вотъ
Замолкли пѣсни... Факелы погасли,
Всѣ пары разошлись, и въ темной рощѣ
Лишь слышится кругомъ: то шопотъ страстный,.
То смѣхъ прерывистый, то стоны нѣги...
Кумиръ Венеры, весь въ цвѣтахъ, облитъ
Лучемъ луны серебрянымъ, безмолвно
Сіяетъ предо мной подъ сѣнью темной
Деревьевъ, тихо шепчущихъ... и смотритъ
Она. съ улыбкой странной на меня...
Вдругъ вижу я: богини образъ принялъ
Лицо Париса, съ алтаря она
Сошла ко мнѣ и мраморныя руки
Раскинула и обняла меня
Такимъ объятьемъ жаркимъ, что невольно
Я вся затрепетала: мнѣ казалось,
Въ порывѣ нѣги гаснетъ жизнь моя!..
О, грезы ночи дивныя! зачѣмъ
Исчезли вы? Дѣйствительность смѣняетъ
Печальнымъ сожалѣньемъ ваши чары...
Ахъ, если бы я сонъ волшебный свой
Могла продлить и наяву забыться
Безпечнымъ счастьемъ... Тщетная мечта!
Съ лучами утра яркими мнѣ въ душу
Врывается тяжелая забота
О лицемѣрьѣ, о двойномъ притворствѣ:
Къ Парису я должна любовь скрывать,
Выказывать должна любовь Нерону...
Ударяетъ въ ладоши. Эгла подходитъ.
ЭГЛА.
Привѣтъ мой госпожѣ. Да ниспошлетъ
Ей радость благосклонная Аврора.
ПОППЕЯ.
Дай зеркало.
Эгла беретъ зеркало и, опустившись на колѣна, подставляетъ его Поппеѣ.
Сегодня я блѣдна...
ЭГЛА.
Весеннихъ розъ нѣжнѣе твой румянецъ,
Твой взоръ горитъ и меркнетъ сквозь рѣсницы,
Какъ томная вечерняя звѣзда,
А кудри, будто волны золотыя,
По плечамъ упадаютъ. Ты прекраснѣй
Всѣхъ римлянокъ... и красотѣ твоей
Лишь одного не достаетъ убора...
ПОППЕЯ.
Какого же убора?
ЭГЛА.
Діадемы.
ПОППЕЯ, вздрогнувъ.
Какъ смѣла ты, безумная раба,
Сказать слова такія? Какъ дерзнула
Подумать ты...
Вырываетъ изъ косы Эглы длинную головную булавку и колетъ ею рабыню въ плечо.
ЭГЛА, подавляя стонъ.
О, пощади, прости...
ПОППЕЯ.
Будь осторожнѣй въ болтовнѣ своей,--
Иная лесть неловкая больнѣе
Булавки острой колетъ...
Отталкиваетъ ее.
Прочь!.. Уйди.
Эгла уходитъ.
Не достаетъ мнѣ діадемы... Въ этомъ
И мука для меня, и жизни цѣль.
Всѣ римлянки завидуютъ Поппеѣ,
Но ей самой судьба ея жалка!
Вѣдь все же я -- наложница Нерона,
Наложница любимая -- не больше!
И ею буду я, пока волчица,
Что цезаря вскормила, между нимъ
И мной стоитъ. Невольно я читаю
Въ ея надменныхъ, мстительныхъ глазахъ:
"Ты завладѣла цезаря любовью,
Ты вырвала изъ жадныхъ лапъ моихъ
Добычу власти -- берегись, Поппея"!
Она права. Я начала игру,
Поставивъ красоту свою на ставку,
И выиграла я любовь Нерона;
Но мало этого, поставить надо
И смерть, и ненависть... и лишь тогда
Я выиграю санъ императрицы!
СЦЕНА II.
Поппея, Тигилинъ,
ТИГИЛИНЪ, выходитъ справа.
Привѣтъ прекраснѣйшей изъ римскихъ женщинъ.
Я очень радъ,-что боги мнѣ послали
Съ тобою встрѣчу: вѣсти у меня
Есть важныя, Поппея.
ПОППЕЯ.
Я готова
Ихъ выслушать.
ТИГИЛИНЪ.
Постой, одни ли мы?
Идетъ въ глубину сцены, осматривается и возвращается.
Я говорить хочу объ Агриппинѣ
И человѣкѣ, очень дорогомъ
Ея душѣ.
ПОППЕЯ.
О цезарѣ, конечно?
ТИГИЛИНЪ.
Нѣтъ, ты не угадала: о Парисѣ.
ПОППЕЯ, встревоженно.
Давноль Парисъ для матери Нерона
Сталъ дорогимъ? О томъ не знала я.
ТИГИЛИНЪ.
И я не зналъ. Лишь со вчерашней ночи
Открылось все.
ПОППЕЯ.
Но что жъ открылось?
ТИГИЛИНЪ.
Слушай.
Прошедшей ночью цезарю пришла
Одна изъ тѣхъ фантазій сумасшедшихъ,
Какимъ все чаще поддается онъ:
Въ полночный часъ, Неронъ дворецъ покинулъ
И по морскому берегу бродилъ,
Любуясь красотою ночи лунной...
Конечно, я тайкомъ слѣдилъ за нимъ...
Случайно повстрѣчался онъ съ Парисомъ
Вблизи одной береговой таверны,
Гдѣ всякій сбродъ кутитъ въ ночное время...
ПОППЕЯ.
Съ Парисомъ повстрѣчался... А Парисъ
Тамъ былъ зачѣмъ?
ТИГИЛИНЪ.
Вотъ въ этомъ-то и дѣло.
Сейчасъ узнаешь. Цезарь увидалъ
Пѣвицу изъ таверны, молодую
Испанку, и, плѣнясь ея красой,
Сталъ съ чернью пировать и любовался
Искусствомъ дѣвушки въ хмѣльномъ восторгѣ...
ПОППЕЯ.
Какъ эту дѣвушку зовутъ?
ТИГИЛИНЪ.
Актея;
Онъ взять ее намѣренъ во дворецъ...
ПОППЕЯ.
И я должна переносить все это!
И мнѣ клянется онъ въ своей любви.
Когда готовъ на всякую дѣвчонку
Поппею промѣнять!.. Дивлюся я,
Какъ въ ту же ночь не потащилъ къ себѣ онъ
Каприза жертву новую и съ нею
Ватагу пьяной черни.
ТИГИЛИНЪ
Можетъ быть,
Оно бы такъ и вышло, да Нерону
Нежданно помѣшала Агриппина,
А ей Неронъ.
ПОППЕЯ.
Загадка для меня
Твои слова.
ТИГИЛИНЪ.
А смыслъ ея нетруденъ:
Туда, гдѣ цезарь, Вакхомъ опьяненъ,
Съ плебеями безпечно веселился,
И Августа, опьянена любовью,
Пришла на полуночное свиданье.
ПОППЕЯ.
Свиданіе?.. У Агриппины?.. Съ кѣмъ?
ТИГИЛИНЪ.
Съ Парисомъ.
ПОППЕЯ, вздрогнувъ.
Ты смѣешься надо мною...
Съ Парисомъ?
ТИГИЛИНЪ.
Да.
ПОППЕЯ.
О, нѣтъ, не можетъ быть...
Ошибся ты.
ТИГИЛИНЪ.
Какъ могъ я ошибиться,
Когда я видѣлъ ихъ, когда самъ цезарь
Чуть не засталъ влюбленныхъ? Но Парисъ
Успѣлъ сокрыться во время, а пьяный
Неронъ подумалъ, что императрица
Пришла къ тавернѣ ночью, чтобъ слѣдить
За шалостями вѣнчаннаго сына.
ПОППЕЯ.
Она... съ Парисомъ... Такъ увѣренъ ты,
Что между ними...
ТИГИЛИНЪ.
Несомнѣнно это.
Комедіантъ красивый обольстилъ
Мать цезаря; за нимъ она безумно
Гоняется, какъ старая волчица
За молодымъ самцемъ... Поппея, ты
Блѣднѣешь... Что съ тобой? Ты нездорова?
ПОППЕЯ.
Нѣтъ, ничего... Зной утомилъ меня...
Дай опахало мнѣ...
Онъ подаетъ опахало.
Благодарю...
Такъ ты сказалъ... Она была съ Парисомъ?
ТИГИЛИНЪ.
Я говорю тебѣ, когда бъ Неронъ
Минутой раньше вышелъ изъ таверны,--
Онъ могъ бы видѣть -- трогательный видъ!
Императрицу-мать въ объятьяхъ мима.
Но если этимъ зрѣлищемъ ему
Не удалось вчера полюбоваться.--
Мнѣ кажется, что мы должны теперь
Ему шепнуть...
ПОППЕЯ.
У цезаря сегодня
Ты былъ?
ТИГИЛИНЪ.
Сейчасъ я отъ него. Онъ въ гнѣвѣ
На Агриппину. Онъ не могъ заснуть
Взволнованный. Безумныя угрозы --
Я ихъ подслушалъ -- бросила вчера
Въ лицо Нерону Августа... Поппея,
Не нужно медлить. Цезарю пора
Открыть глаза на тайную интригу:
Быть можетъ, мы избавимся заразъ
Отъ Агриппины и комедіанта...
ПОППЕЯ.
Да... но Парисъ... я думаю, что онъ
Не виноватъ... къ тому жъ и не опасенъ...
ТИГИЛИНЪ, подозрительно.
Ты, кажется, его жалѣешь?
ПОППЕЯ.
Я?
Мнѣ все равно... Но осторожно надо
Намъ дѣйствовать и, я прошу тебя
Не торопиться... Тутъ нужна уловка
И хитрость женская... Ты предоставь
Мнѣ это дѣло.
ТИГИЛИНЪ.
Я желалъ того же...
Но ошибаешься, Поппея, ты,
Коль думаешь, что этотъ мимъ лукавый
Намъ не опасенъ: цезаремъ совсѣмъ
Онъ завладѣлъ; Неронъ позабываетъ
Любовь Поппеи, увлекаясь дружбой
Къ красивому актеру; съ Агриппиной
Его интрига...
ПОППЕЯ, замѣтивъ Париса, сходящаго съ лѣстницы виллы.
Тише... это онъ
Идетъ сюда.
ТИГИЛИНЪ,
Я ухожу. Съ Парисомъ
Будь осторожна: онъ не долженъ знать,
Что мы владѣемъ тайной...
ПОППЕЯ.
Не тревожься...
Тигилинъ уходитъ. Поппея, смотря на приближающагося Париса, который не замѣчаетъ ее.
О, низкій человѣкъ! Предъ Тигилиномъ
Я чуть себя не выдала, когда
Онъ мнѣ открылъ твою измѣну... Боги!
Зачѣмъ въ такой прекрасный образъ вы
Вложили душу, полную притворства?..
Не стану я скрываться передъ нимъ:
Онъ долженъ оправдать себя...
СЦЕНА III.
Поппея, Парисъ.
ПАРИСЪ, увидѣвъ Поппею.
Поппея!
Какъ счастливъ я свиданіемъ нежданнымъ!
Не даромъ твой прекрасный ликъ всю ночь
Мнѣ грезился.
ПОППЕЯ.
Мы сходны въ сновидѣньяхъ;
Я видѣла сама тебя во снѣ.
Не странно ль это?
ПАРИСЪ.
Почему же странно?
Мечтами другъ о другѣ мы полны,
Такъ мудрено ль, что даже въ сонныхъ грезахъ
Мы неразлучны?
ПОППЕЯ.
Да, а наяву
За то выходитъ иначе... Скажи мнѣ,
Какъ ты меня во снѣ, мой милый, видѣлъ,
А я потомъ свой сонъ тебѣ скажу.
ПАРИСЪ.
Казалось мнѣ... что мы съ тобою въ саду
Укрылися въ какомъ-то тайномъ гротѣ
И отдаемся ласкамъ безъ конца...
Отрадный сонъ!
ПОППЕЯ.
Да; мой не такъ отраденъ:
Я видѣла, что ты ушелъ тайкомъ
Въ полночный, тихій часъ на берегъ моря
И ждешь свиданья тамъ... но не со мной --
Съ другою женщиной; а я ревниво
Слѣжу тебя, укрывшись за скалой,
И думаю: о, нѣтъ, неправда это,
Онъ ждетъ меня, а не ее. Парисъ
Ко мнѣ любовью искренною полонъ,
Обманывать не можетъ онъ меня.
ПАРИСЪ.
Благодарю, что даже въ сонныхъ грезахъ
Моей любви ты вѣришь. О, клянусь,
Обманывать тебя Парисъ не можетъ:
Тебя одну онъ любитъ и любить
Всегда онъ будетъ!
ПОППЕЯ.
Повтори, мой милый,
Твои слова и повтори съ тѣмъ взглядомъ,
Какой сейчасъ ты бросилъ на меня:
Ахъ, этотъ взглядъ, я знаю, непритворенъ,
Какъ и признанья сладкія твои...
Меня одну ты любишь?
ПАРИСЪ.
Да, Поппея,
Одну тебя!
ПОППЕЯ, играя опахаломъ.
Вотъ видишь, иногда
Я ревностью тревожусь. Вѣдь не можетъ
Знать женщина навѣрное, что въ сердцѣ
Таитъ мужчина; остается намъ
Одно лишь только: вѣрить слову, взгляду;
А взгляды и слова нерѣдко лгутъ...
Пусть ты не лжешь; въ твоихъ глазахъ прекрасныхъ
Я вижу непритворную любовь;
Однако, молодъ ты и сколько женщинъ
Прельщается твоею красотой...
Невольныя сомнѣнія, порою,
Томятъ мнѣ душу.
ПАРИСЪ.
Отгони ихъ прочь
И не волнуй себя докучной мукой
Пустой мечты. Ты для меня богиня,
Ты съ высоты Олимпа низошла,
Чтобъ дать мнѣ счастіе любви безсмертныхъ!
Могу ль на женщинъ я другихъ смотрѣть,
Когда тебя я видѣлъ?.. О, презрѣннымъ,
Неблагодарнымъ былъ бы я глупцомъ,
Когда бъ тебѣ я измѣнилъ...
ПОППЕЯ, ударяетъ его по лицу опахаломъ.
Безчестный
И наглый лжецъ! Ты самъ свой приговоръ
Сказалъ себѣ! Да, ты глупецъ презрѣнный,
Неблагодарный!.. Говори: вчера,
Въ полночный часъ, ты не былъ на свиданьѣ
Съ другою женщиной? Ну, отвѣчай!
ПАРИСЪ, въ смущеніи.
Твое несправедливо подозрѣнье...
Ты въ заблужденіи... Не знаю я,
О комъ ты говоришь...
ПОППЕЯ.
А, ты не знаешь!
Такъ я скажу тебѣ: объ Агриппинѣ!
Ты поблѣднѣлъ?.. Безстыдный, жалкій трусъ!
Отъ трусости ты позабылъ искусство
Комедіанта. Розыграй же роль,
Какъ ты игралъ ее сейчасъ!.. Ты думалъ,
Сквозь маску лживую не разгляжу я
Лица обманщика? Ты скрыть хотѣлъ
Свою измѣну отъ Поппеи? Видишь,
Какъ это удалось тебѣ, глупецъ!..
Что жъ ты молчишь? Оправдывайся, лги,
Вымаливай прощенье... Все же легче
Мнѣ будетъ это, чѣмъ твое молчанье
Трусливое! Иль ты найдти не можешь
Рѣчей притворныхъ? Или въ самомъ дѣлѣ
Та злая фурія въ тебѣ зажгла
Огонь нелживой страсти и не смѣешь
Ты мнѣ сказать: "я съ нею роль игралъ"?..
Парисъ -- Эндиміонъ и Агриппина --
Діана!
Нервно смѣется.
ПАРИСЪ.
Выслушай меня, прошу...
ПОППЕЯ.
Что выслушать? Что можешь ты сказать мнѣ?
Чему могу повѣрить я изъ устъ
Притворщика? Лишь одному признанью,
Что разомъ двухъ ты обманулъ?..
ПАРИСЪ.
Тебя
Я не обманывалъ... О, вѣрь, Поппея:
Не знаешь ты...
ПОППЕЯ.
Я знаю все! Посмѣй
Отречься предо мной, что съ Агриппиной
Не дѣлишь ты постыдную любовь?
ПАРИСЪ.
Клянусь, ты ошибаешься. Послушай:
Возможно ли, чтобъ добровольно я
Ея любовь дѣлилъ? Ужель прельстился
Я ласками старухи? Только страхъ,--
Я сознаюсь, постыдный страхъ -- принудилъ
Меня къ свиданью...
ПОППЕЯ.
Не лукавь! Тебя
Я знаю хорошо: твой нравъ порочный
Наклоненъ къ перемѣнамъ, и мечты
Честолюбивыя тебя смущаютъ.
Она, императрица; красотой.--
Хоть и поблеклой, все жъ она гордится
И для тебя, продажнаго фигляра,
Не такъ она ничтожна и стара.
Чтобъ не увлекся связью ты съ безстыдной
И сладострастной Клавдія убійцей!
Кто мнѣ поручится, что вмѣстѣ съ ней
Ты не смѣялся надо мной, что въ тайнѣ
Не замышляли вы сгубить меня
И цезаря...
ПАРИСЪ.
Поппея...
ПОППЕЯ.
Я заставлю
Тебя признаться, обнаружу я
Всѣ ваши замыслы передъ Нерономъ,
Я головы твоей не пощажу!..
Не думаешь ли ты, что Агриппина
Спасти тебя своей любовью можетъ?
О, ты узнаешь, что сильнѣе: месть
Отвергнутой, обманутой Поппеи,
Иль Агриппины жалкая любовь!
ПАРИСЪ.
Ты въ гнѣвѣ мнѣ бросаешь обвиненья
Ужасныя... У ногъ твоихъ клянусь
Любовью нашей...
Бросается передъ ней на колѣни и беретъ ее за руку.
ПОППЕЯ, отталкивая его.
Прочь, обманщикъ подлый!
Съ мольбами лицемѣрныхъ клятвъ иди
Къ той фуріи, съ которой надругался
Ты надъ моей любовью!.. Низкій трусъ,
Ты столько жъ гадокъ мнѣ теперь, какъ прежде
Былъ дорогъ для меня... Не унижайся
Передо мною новой ложью. Прочь!
Порывисто уходитъ.
СЦЕНА IV.
Парисъ, потомъ Тигилинъ, Ватиній, Актея.
ПАРИСЪ.
Игра моя открыта. Кѣмъ?-- не знаю.
Быть можетъ -- случай... Или Тигилинъ
Вмѣшался тутъ?.. Теперь не въ этомъ дѣло:
Подумать надо, какъ спасти себя,
Какъ вынырнуть между двумя волнами,
Что въ ярости, упавъ на грудь мою,
Меня низвергнуть могутъ въ бездну смерти.
Вотъ мигъ, когда необходимъ разсчетъ...
Задумывается. Изъ глубины сцены выходятъ: Тигилинъ, Ватиній и Актея.
ТИГИЛИНЪ.
Дожидайтесь здѣсь. Я предупрежу цезаря о вашемъ приходѣ.
Уходитъ въ виллу.
ВАТИНІЙ.
Ну, дочка, пробрались мы во дворецъ,
Намъ явно помогаютъ боги,
Теперь всѣмъ бѣдствіямъ конецъ,
На доброй мы стоимъ дорогѣ.
Осматривается.
Эхъ, если бы я не былъ тѣмъ, что есть,
То, право, сдѣлаться Нерономъ
Почелъ бы за большую честь:
Отлично жить въ чертогѣ золоченомъ,
Не дѣлать ничего, день цѣлый пить и ѣсть,
Спать по ночамъ спокойно, а не спится,--
Съ красавицами веселиться...
Увидѣвъ Париса.
А, вонъ Парисъ, великій нашъ актеръ...
Подходитъ къ нему съ поклономъ. Актея остается въ глубинѣ сцены.
Собратъ! пусть боги каждый атомъ
Въ тебѣ хранятъ...
ПАРИСЪ.
Съ которыхъ поръ
Ты, негодяй, Парису сталъ собратомъ?
ВАТИНІЙ.
Что спрашивать, самъ вѣдаешь о томъ.
Съ вчерашней ночи.
ПАРИСЪ.
Почему же?
ВАТИНІЙ.
Вчера я сдѣланъ цезаря шутомъ,
А чѣмъ же шутъ комедіанта хуже?
ПАРИСЪ.
Ты дерзокъ.
ВАТИНІЙ.
Полуксомъ клянусь,
Для шутки -- дерзость острая приправа.
ПАРИСЪ.
Быть можетъ. Не на мой лишь вкусъ.
ВАТИНІЙ.
А цезарь вотъ инаго нрава:
На дерзости мои вчера смѣялся онъ.
ПАРИСЪ.
Ну, другъ, не радуйся: Неронъ
Наклоненъ часто къ перемѣнамъ;
Случалось, съ вечера обласканныхъ шутовъ
Поутру онъ бросалъ на кормъ муренамъ.
ВАТИНІЙ.
Ай, ай, неужто онъ таковъ?
Одобрить не могу подобную манеру.
ПАРИСЪ, смѣется.
Что такъ? Не нравится?
ВАТИНІЙ, съ гримасой.
Охъ, нѣтъ!
ПАРИСЪ.
Вотъ видишь. Потому запомни мой совѣтъ:
Шути, пріятель, здѣсь... но въ мѣру...
Киваетъ головою на Актею:
Актею ты привелъ?
ВАТИНІЙ.
Вчера
Такъ цезарь повелѣлъ мнѣ.
ПАРИСЪ.
Знаю.
О ней онъ спрашивалъ съ утра...
Ну, счастія тебѣ и ей желаю.
Уходитъ.
ВАТИНІЙ.
Однако же, порядки здѣсь не тѣ,
Какихъ я ожидалъ. Примѣрно
Я думалъ такъ: по простотѣ
Должна съ дворцомъ сойдтись таверна.
Не очень вѣренъ мой разсчетъ,
Коль правда то, что я сейчасъ услышалъ.
Вотъ такъ всегда: ты загадалъ впередъ,
А боги...
АКТЕЯ, подходитъ къ нему.
Тише. Цезарь вышелъ.
Неронъ выходитъ изъ портала виллы.
СЦЕНА V.
Тѣ же, Неронъ.
ВАТИНІЙ, цѣлуя полу одежды Нерона.
Привѣтъ властителю. Твое велѣнье
Исполнено: я дѣвушку привелъ.
НЕРОНЪ.
Ты сдѣлалъ хорошо, хоть могъ бы лучше
Ты сдѣлать, если бъ рядомъ съ красотой
Твой образъ шутовской не выдвигался.
Дѣлаетъ ему знакъ уйдти. Ватиній уходитъ. Неронъ беретъ Актею за руку.
Милое мое дитя,
Приди ко мнѣ, дай мнѣ налюбоваться
Твоей красой при свѣтѣ яркомъ солнца.
Увлекаетъ ее въ бесѣдку.
О,-- ты прекрасна! Въ красотѣ твоей,
Какъ въ ароматѣ нерасцвѣтшей розы,
Есть нѣга тихая: она влечетъ
Неполнымъ упоеньемъ, обѣщая
Дать несравненно болѣе потомъ...
Ты родилась въ Испаніи?
АКТЕЯ.
Да, цезарь.
НЕРОНЪ.
Счастливая, хоть дикая страна!
Искусства свѣтъ волшебными лучами
Еще не озарилъ ея, но въ ней
Сама природа создаетъ такъ много
Изящнаго: ея чудесный даръ --
Твоя краса, твой нѣжный, сладкій голосъ.
Скажи, дитя, гордишься ими ты?
АКТЕЯ.
Ты говоришь, природѣ -- не себѣ
Обязана я лучшими дарами,
Такъ чѣмъ же тутъ гордиться?
НЕРОНЪ.
Если ты
Не лжешь, какъ лгутъ всѣ женщины,-- вдвойнѣ
Прекрасна ты.
АКТЕЯ.
Но для чего же лгать мнѣ?
НЕРОНЪ.
Чтобъ цѣну скромной прелести своей
Набавить больше: такъ всегда бываетъ,
Когда продать себя хотятъ.
АКТЕЯ.
За что жъ
Меня ты оскорбляешь? Ты властитель,
Я бѣдная раба; но не для торга
Постыднаго пришла я во дворецъ:
Ты пожелалъ мои услышать пѣсни...
НЕРОНЪ.
Искусствомъ дивнымъ пѣнія ты будешь
Мой тѣшить слухъ, изящной красотой --
Мои глаза; но надо же и сердце
Утѣшить также. Я хочу, Актея,
Твоей любви и думаю, что мнѣ
Ее отдашь охотно ты.
АКТЕЯ.
Могу я
Отдать тебѣ лишь то, что я имѣю:
Ты можешь жизнь пѣвицы бѣдной взять,
Но надъ любовью ты моей не властенъ.
НЕРОНЪ.
Какъ! я не властенъ? Но вѣдь я -- Неронъ!
Могущество мое непобѣдимо,
И я не зналъ отказа никогда
Въ желаніяхъ. Ты ставишь добродѣтель,
Какъ честнаго и стойкаго бойца
Въ борьбѣ со мною: это возбуждаетъ
Во мнѣ сильнѣй желаній пылкихъ жаръ.
Хоть женщины умѣютъ горячо
Любить безъ добродѣтели, я знаю,
Но добродѣтель побѣдить пріятно...
АКТЕЯ.
Зачѣмъ тебѣ искать такихъ побѣдъ
Вдали дворца? Ты окруженъ толпою
Красавицъ Рима; что предъ ними я --
Рабыня жалкая? Ужели мало
Тебѣ любви и обожанья тѣхъ,
Кто вознесенъ счастливою судьбою
До высоты престола твоего?
НЕРОНЪ.
Молчи, дитя!.. Сама не сознавая,
Ты растравляешь рану моего
Измученнаго сердца. О, когда бы
Вокругъ себя привѣтъ любви я видѣлъ,
Такой любви, какою тщетно жажду
Я насладиться!.. Нѣтъ, я одиноко
На высотѣ могущества стою,
Кругомъ меня лишь ненависть царитъ;
Подъ маской улыбающейся лести
Она мнѣ кажетъ свой зловѣщій ликъ,
Подобный лику страшному Горгоны!
И каменѣетъ у меня душа
Подъ взглядами чудовища и гаснетъ
Въ ней пламень жизни, гаснетъ свѣтъ любви.
Могущество безъ счастія не можетъ
Наполнить жизнь. Повѣрь, мое дитя,
Твой жребій, незамѣтный въ этомъ мірѣ,
Счастливѣй моего, хотя судьбой
Превознесенъ я надъ людьми высоко:
Вѣдь ты была любима? Не скрывай
Тревогу сердца, мнѣ отрадно слышать
Ласкающій и нѣжный голосъ страсти,
Подобный ропоту кристальныхъ волнъ.
АКТЕЯ.
Мнѣ нечего скрывать передъ тобою,
Властитель. Я была любима... да...
Меня любила мать; ея любовью
Жила я въ годы дѣтства и теперь
Привѣтнымъ я живу воспоминаньемъ
О той любви.
НЕРОНЪ.
Вотъ видишь, я былъ правъ,
Когда сказалъ, что твой завиденъ жребій:
Ты знала матери любовь... Скажи,
Тебя любила мать не изъ разсчета,
Что, выростивши дочь, пріобрѣтетъ
Тѣмъ выгоду, какъ ростовщикъ проценты
Пріобрѣтаетъ жадно съ должника?
АКТЕЯ.
Она меня любила безкорыстно,
Любила сердцемъ. Развѣ можетъ мать
Любить иной любовію?
НЕРОНЪ.
Бываютъ
Такія матери: святое чувство,
Природою имъ вложенное въ душу,
Разсчетъ холодный убиваетъ въ нихъ;
Онѣ лелѣютъ своего ребенка,
Тая надежды, что, возросши, онъ
Имъ принесетъ, какъ выгодную плату
За ласки и заботы, власти даръ;
Ихъ соблазняетъ демонъ властолюбья,
Ужаснѣйшій изъ демоновъ, когда
Онъ поселится въ слабомъ женскомъ сердцѣ;
Предъ нимъ и демонъ сладострастья даже
Смиряется... О, нѣтъ предѣловъ зла,
Которыхъ женщина не переступитъ,
Соблазномъ властолюбья увлекаясь!..
Но ты меня не понимаешь, ты
Смущаешься, такія слыша рѣчи?
Счастливица! судьба тебѣ дала
Удѣлъ прекрасный: какъ цвѣтокъ, въ часъ утра
Расцвѣтшій тихо, ты была согрѣта
Привѣтнымъ солнцемъ кроткихъ, нѣжныхъ ласкъ
Простой и доброй матери, любившей
Въ тебѣ рожденье милое свое.
АКТЕЯ.
Ахъ, эти ласки я недолго знала,
И солнце, что согрѣло мой расцвѣтъ,
Смѣнилось мрачной и холодной ночью
Несчастія... Ты, цезарь, разбудилъ
Печальныя во мнѣ воспоминанья
О матери... я не могу сдержать
Невольныхъ слезъ...
НЕРОНЪ.
Твои понятны слезы...
Съ участіемъ смотритъ на нее. Короткое молчаніе.
Ты тронула меня. Я пощажу
Твою красу и молодость. Для жертвы
Желаній страстныхъ,-- вижу я,-- дитя,
Еще ты не созрѣла... Ну, довольно
Грустить о прошломъ: что взяла судьба --
То невозвратно. Озари улыбкой
Свой милый ликъ, дай насладиться мнѣ
Гармоніей божественной искусства:
Спой пѣсню милой родины твоей...
Входитъ Ацерронія.
АЦЕРРОНІЯ.
Привѣтъ цезарю. Императрица послала меня спросить, можешь ли ты принять ея посѣщенье?
НЕРОНЪ, съ нетерпѣньемъ.
Что нужно отъ меня императрицѣ?
АЦЕРРОНІЯ.
Она желаетъ говорить съ тобой.
НЕРОНЪ.
Скажи, что цезарю теперь не время:
Онъ отдыхаетъ отъ заботъ правленья.
Ацерронія уходитъ.
Пойдемъ, Актея: у прибрежныхъ скалъ,
Гдѣ волны плещутъ радостно, сверкая
Лазурью яркой, ты подъ шопотъ ихъ
Споешь мнѣ пѣсню, будто Нереида
Прекрасная... Пойдемъ, мое дитя.
Уходятъ.
СЦЕНА VI.
Агриппина, Ацерронія, потомъ Сенека.
АГРИППИНА.
Какъ онъ отвѣтилъ -- повтори? Быть можетъ,
Ослышалася я?
АЦЕРРОНІЯ.
Нахмуривъ взоръ,
Воскликнулъ онъ: "Скажи императрицѣ,
Что цезарю не время, отъ заботъ
Правленія теперь онъ отдыхаетъ".
АГРИППИНА.
Онъ отъ заботъ правленія усталъ!
Онъ пьянствовалъ всю ночь въ тавернѣ грязной
Съ плебеями, онъ цѣлые часы
Съ какой-то тварью уличной проводитъ,
А матери своей, императрицѣ,
Не можетъ удѣлить одной минуты!
Да развѣ это цезарь? Это шутъ
На цезарскомъ престолѣ.
АЦЕРРОНІЯ.
Осторожнѣй.
Божественная Августа, смотри,
Сюда подходитъ, кажется, Сенека...
Сенека выходитъ изъ портала виллы.
АГРИППИНА.
Да, это онъ. Мудрецъ явился кстати:
Я у него спрошу, какъ онъ находитъ
Поступки своего ученика
Безумнаго.
СЕНЕКА, приблизившись къ ней.
Привѣтствую тебя,
Императрица.
АГРИППИНА.
Ты идетъ къ Нерону?
СЕНЕКА.
Да, Августа.
АГРИППИНА.
Зачѣмъ? Чтобы плясать
Съ гетерами? Или играть на флейтѣ?
Я думала, что для такихъ фиглярствъ
Достаточно Фаона или Спора
Близь цезаря; но вижу я теперь,
Что и мудрецъ Сенека можетъ также
Потворствовать Нерону, какъ рабы.
СЕНЕКА.
Я, Августа, тебя не понимаю...
АГРИППИНА.
А между тѣмъ понять немудрено.
Ты выбралъ время очень неудачно,
Коль къ цезарю приходишь для того,
Чтобъ говорить съ нимъ о дѣлахъ правленья:
Онъ ихъ давно уже не хочетъ знать,
Онъ занятъ пѣньемъ, пляскою, распутствомъ...
Вотъ мой совѣтъ: отнынѣ правь одинъ
Дѣлами государства, иль къ Поппеѣ
Ты обратись: я слышала, она
Внушаетъ цезарю, чтобъ онъ эдиктомъ
Изъ Капитолія перемѣстилъ сенатъ
Въ Субуру.
СЕНЕКА.
Августа, какія рѣчи!
Неронъ -- властитель Рима...
АГРИППИНА.
Да, властитель --
Вполнѣ достойный васъ, его рабовъ!
Онъ ночью пьянствуетъ въ тавернахъ съ чернью,
Днемъ тѣшится, какъ уличный фигляръ
Игрой на флейтѣ.
СЕНЕКА.
Не суди такъ строго,
Божественная Августа, о сынѣ:
Онъ молодъ, увлекается, его
Веселыя искусства обольщаютъ
И красота...
АГРИППИНА.
И наглость, и развратъ
Безстыдной сволочи, продажныхъ тварей,
Съ которыми онъ забываетъ Римъ!
СЕНЕКА.
Однако же народъ благословляетъ
Его правленіе.
АГРИППИНА.
Да, потому,
Что не въ его рукахъ была забота
О государствѣ. Но теперь, когда
Онъ хочетъ править самъ, какъ полагаешь,
Кто станетъ ближе у кормила власти:
Сенека, иль распутная Поппея?
СЕНЕКА.
Я не боюсь соперниковъ такихъ!
Минуютъ заблужденья молодыя:
Онъ сердцемъ благороденъ и великъ
И вновь къ добру воротится, когда
Устанетъ отъ безумныхъ увлеченій.
АГРИППИНА.
Вы стоики спокойно и легко
Все объясняете... Сѣдой философъ,
Ты закрывать глаза давно привыкъ:
Пускай передъ тобой идутъ событья
Своей дорогой -- ты ихъ выжидаешь...
Ты счастливъ, ты доволенъ, что престолъ
Твой ученикъ наслѣдовалъ? Но помни,
Разсчетливый мудрецъ, что Клавдій жизнь
Покончилъ не для одного Нерона!
СЕНЕКА.
Для Рима это сдѣлано...
АГРИППИНА.
Уволь
Меня отъ фразъ. Быть можетъ, въ самомъ дѣлѣ
Ты хочешь быть фигляромъ и рабомъ
Любовницы Нерона -- унижаться
Ты воленъ какъ угодно. Но пойми,
Что я къ подобной роли неспособна!..
Или и ты играешь въ руку тѣмъ,
Кто хочетъ отстранить меня отъ сына?
СЕНЕКА.
Божественная Августа, ужель
Могла подумать ты...
АГРИППИНА.
Чтобъ не могла я
Подумать такъ, обязанъ ты, наставникъ
Безумнаго ученика, взять власть
Надъ совѣстью его и сохранить
Для Агриппины сына и для Рима
Властителя... Ты понялъ ли меня?
Я не такая женщина, что можно
Меня легко столкнуть съ ступени той,
Которую я заняла у трона!
И если ты, и цезарь, и змѣя
Лукавая, что хитрыми сѣтями
Опутала васъ тайно,-- если вы
Разбудите мой гнѣвъ, то берегитесь!
Я, какъ Медея, приготовлю вамъ
Волшебное питье, и вы упьетесь
Отравою моей, я въ томъ клянусь!..
Вотъ надобно тебѣ о чемъ подумать,
Философъ осторожный. Не забудь
Моихъ совѣтовъ и внуши Нерону,
Чтобъ съ матерью онъ не игралъ въ игру
Опасную. Счастливаго успѣха.
Уходитъ вмѣстѣ съ Ацерроніей.
СЕНЕКА.
Она почуяла, что конь ея.
Изъ-подъ узды, на волю дико рвется;
Она его пытается сдержать
Рукою властной: тщетная попытка!
Онъ закусилъ не даромъ удила:
Онъ вырвется и полетитъ какъ вѣтеръ.
Куда его примчитъ безумный бѣгъ?
Въ стремленьѣ бѣшеномъ своемъ, быть можетъ,
Онъ насъ растопчетъ всѣхъ и цѣлый Римъ
И самъ, дрожа отъ бѣшенства и страха,
Низвергнется въ зіяющую пропасть...
Легко сказать: останови Нерона
И на его порывы наложи
Оковы разума... Нѣтъ, поздно, поздно...
Онъ сталъ теперь на роковомъ пути
И насъ влечетъ съ собой. Совѣтовъ мудрыхъ
Прошла пора: настала власть безумья...
Помолчавъ.
А, все-таки, она права: мой долгъ
Предъ разумомъ, предъ Римомъ побуждаетъ
Сказать ему свободной правды слово...
Вотъ онъ идетъ задумчивый и грустный.
Гдѣ бродитъ мысль его? О чемъ тоска?
СЦЕНА VII.
Неронъ, Сенека.
СЕНЕКА.
Я счастливъ, что судьба посылаетъ мнѣ случай привѣтствовать божественнаго цезаря.
НЕРОНЪ.
Здравствуй, мудрецъ. Я не такъ счастливъ: встрѣча съ твоей мудростью помѣшала моему хорошему настроенію. Что тебѣ нужно?
СЕНЕКА.
Властитель, когда ты былъ моимъ ученикомъ, ты слушался моихъ совѣтовъ. Могу ли я тебѣ объ этомъ напомнить?
НЕРОНЪ.
Конечно, если только ты не собираешься снова посадить меня за школьную скамейку и учить по складамъ.
СЕНЕКА.
Когда-то твоей обязанностью было -- учиться. Обязанности различны въ каждомъ возрастѣ и званіи. Теперь ты повелитель Рима.
НЕРОНЪ.
До сихъ поръ я мало давалъ это чувствовать... Да, у каждаго свои обязанности. Ты -- философъ. Будь же послѣдователенъ и заботься только о своихъ обязанностяхъ.
СЕНЕКА.
Я исполняю свои обязанности, цезарь.
НЕРОНЪ.
Ты играешь роль, которая тебѣ выпала на долю.
СЕНЕКА.
Я не играю. Я желаю быть тѣмъ, чѣмъ я долженъ быть.
НЕРОНЪ.
Неужели? А я думалъ, что ты актеръ. Вѣдь мы всѣ въ жизни актеры и всѣ притворяемся. Я объ этомъ догадался недавно. Твоя мудрость учитъ, что человѣкъ долженъ быть достоинъ званія человѣка, не такъ ли?
СЕНЕКА.
Совершенно справедливо, властитель.
НЕРОНЪ.
Хорошо. Однако, въ сердцѣ человѣка нѣтъ такого уголка, гдѣ бы ты не натолкнулся на грязь и подлость, на алчность и тщеславіе, на жажду зла и мести, на развратъ и зависть... О, если бы у человѣчества была одна голова, я желалъ бы отрубить ее однимъ ударомъ... Говорю тебѣ: мы всѣ притворяемся, всѣ играемъ роль.
СЕНЕКА.
Пусть такъ: мы играемъ. Играй же роль цезаря, и народъ будетъ рукоплескать тебѣ. Ищи для себя общество властителей, а не комедіантовъ и черни. Проходи по свѣту какъ тріумфаторъ, въ торжественной колесницѣ, а не блуждай ползкомъ, какъ нищій. И если ты не желаешь быть одинокимъ...
НЕРОНЪ.
О, конечно, не желаю...
СЕНЕКА.
Тогда пусть тебѣ сопутствуетъ и держитъ надъ твоею головою вѣнокъ богиня славы. Прости меня, цезарь: ты поступаешь не такъ. Римъ опечаленъ твоимъ поведеніемъ, народъ недоволенъ...
НЕРОНЪ.
Не слѣдуетъ ли мнѣ на будущее время спрашиваться у народа, что я долженъ ѣсть? Въ такомъ случаѣ, мудрый совѣтникъ, отведи меня лучше на невольничій рынокъ и продай первому покупателю,
СЕНЕКА.
Не гнѣвайся, повелитель. Я сказалъ правду, которую мнѣ внушаютъ мой долгъ и опытность...
НЕРОНЪ.
Народъ мной недоволенъ. Агриппина мной недовольна. Ты недоволенъ. Сколько недовольныхъ! Въ самомъ дѣлѣ, должно быть, я плохо играю роль цезаря: я слишкомъ мало пользуюсь властью и не укрощаю недовольныхъ. Вотъ отчего недовольные кричатъ, что я къ комедіямъ склоненъ больше, чѣмъ къ правленію. О, я люблю веселыя комедіи! Я это докажу тебѣ сейчасъ. Эй!
Хлопаетъ въ ладоши. Входитъ Тигилинъ.
Тигилинъ, приведи сюда Ватинія, позови Париса, Спора, Фаона, Эпафродита, всѣхъ! И пусть рабы принесутъ тогу, обшитую пурпуромъ. Скорѣе!
Тигилинъ уходитъ.
Сейчасъ, мой мудрый наставникъ, я доставлю тебѣ поучительное зрѣлище.
СЕНЕКА.
Властитель, я заранѣе благодарю тебя, если оно дѣйствительно будетъ поучительнымъ для меня.
НЕРОНЪ, смѣясь и потирая руки.
Навѣрное, навѣрное! Вотъ ты увидишь.
СЦЕНА VIII.
Неронъ, Сенека, Тигилинъ, Ватиній, Парисъ, Споръ, Эпафродитъ, Фаонъ, придворные и рабы.
Впродолженіе этой сцены приближается гроза. Порою слышатся отдаленные раскаты грома.
НЕРОНЪ, Сенекѣ, указывая на Ватинія.
Посмотри на этого человѣка: онъ кажется смѣшнымъ въ своей шутовской одеждѣ рядомъ съ тобою. А между тѣмъ, онъ можетъ дать больше, чѣмъ ты. Можешь ли ты съиграть роль шута?
СЕНЕКА.
Цезарь, я могу лишь одно: быть вѣрнымъ слугою цезаря и Рима.
НЕРОНЪ.
Ты повторяешь одно и то же. И я повторю тебѣ: это твоя роль. Ты умѣешь ее играть: я это знаю. Но вотъ этотъ шутъ умѣетъ играть и роль шута, и всякія другія роли. Онъ можетъ съиграть намъ тебя. Ватиній, съумѣешь ты представить Сенеку?
ВАТИНІЙ.
Для меня это очень легко, повелитель.
НЕРОНЪ.
Почему же легко?
ВАТИНІЙ.
Потому, великій цезарь, что я дуракъ. А всякій дуракъ -- прирожденный мудрецъ.
НЕРОНЪ, смѣется.
Хорошо. Представь же намъ Сенеку. Рабы, надѣньте на него тогу.
Рабы одѣваютъ Ватинія въ тогу.
СЕНЕКА.
Не унижай, великодушный цезарь,
Въ моемъ лицѣ сенатъ. Въ былые дни
Склонялись предъ сенаторами Рима
Властители...
НЕРОНЪ.
А въ наши дни пускай
Склоняется сенатъ передо мною...
Но о политикѣ оставимъ споръ:
Займемся представленіемъ веселымъ.
Ватинію.
Будь остроумнѣй: передъ самимъ Сенекой
Играешь ты.
Окружающимъ.
А васъ, мои друзья,
Я ставлю судьями его искусства:
Почтимъ рукоплесканьями шута,
Коль онъ того окажется достойнымъ.
СЕНЕКА.
Позволь мнѣ, цезарь, удалиться...
НЕРОНЪ, удерживая его.
Какъ,
Уйдти ты хочешь? Но сейчасъ не ты ли
Мнѣ говорилъ, что будешь очень радъ,
Коль я тебѣ доставлю поученье
Веселымъ зрѣлищемъ?
Ватинію.
Ну, къ дѣлу, шутъ!
ВАТИНІЙ, голосомъ Сенеки.
О римляне! поймите: добродѣтель
Есть благо высшее изъ благъ;
Я въ томъ судья вамъ и свидѣтель:
Безъ добродѣтели я въ жизни ни на шагъ.
Чтобъ добродѣтелью въ сей жизни наслаждаться,
Ненадобно заботиться о злѣ:
Кто можетъ на конѣ кататься,
Тотъ не поѣдетъ на ослѣ.
Вотъ почему, къ добру направивъ думы,
Отъ зла стараюсь уклоняться я:
Съ казны сбираю кругленькія суммы,
И сладко пью, и сладко ѣмъ, друзья.
Неронъ апплодируетъ, остальные тоже.
НЕРОНЪ, Сенекѣ.
Онъ недурно схватилъ самую суть твоей философіи, но у него не достанетъ ума сдѣлать настоящее заключеніе. Я попробую это за него.
Декламируетъ голосомъ Сенеки.
Мой кодексъ мудрости, конечно,-- внѣ сомнѣній:
Я имъ руководился вѣкъ
И въ цѣломъ рядѣ сочиненій
Отлично доказалъ, что я, Сенека Энній,
Изъ римлянъ -- первый человѣкъ!
Я даже превзошелъ Нерона:
Я правлю Римомъ за него!
Что будетъ, если вдругъ я удалюсь отъ трона.
О, римляне, скажите?
ВАТИНІЙ.
Ничего!
НЕРОНЪ.
Онъ хорошо сказалъ.
ВАТИНІЙ.
На мѣсто Сенеки, великодушный цезарь, ты можешь поставить меня. Вѣдь ужъ доказано: мудрецъ и дуракъ одно и то же.
НЕРОНЪ.
Клянусь я Полуксомъ! ты правъ, Ватиній:
Калигула для лошади своей
Считалъ достойнымъ консульское званье,
Такъ почему жъ не могъ бы я теперь
Облечь шута сенаторскою тогой?
Сенекѣ.
Ты добродѣтель благомъ признаешь
И пользуешься ею въ жизни ловко,
А у меня иное благо -- сила,
И пользоваться силой я хочу!
Пришла пора: моей могучей волей
Я больше не позволю вамъ играть.
Я цезарь, а не ты, не Агриппина!
Вы съ нею всюду шепчете: Неронъ
Комедіантъ, онъ къ власти неспособенъ,
Мы правимъ за него. А, хорошо!
Вы предъ собой увидите Нерона
Властителя.
Ударъ грома.
Ты слышишь ли, старикъ,
Раскаты грома: то гроза подходитъ;
Лазурь небесъ заволоклася тьмой,
И вмѣсто радостной улыбки солнца
Изъ нѣдръ грозящихъ тучъ блеститъ огонь
Кровавой молніи. Вотъ образъ вѣрный
Моей души: веселая безпечность
Въ ней смѣнится ужасною грозой,
И вы, дрожа и ползая во прахѣ,
Преклонитесь предъ силою моей!
ЗАНАВѢСЪ.