-- Съ однимъ покончилъ, думалъ маркизъ Бонивэ, возвращаясь домой съ желѣзно-дорожной станціи, куда онъ проводилъ сэра Артура Страбэна, уѣхавшаго въ Англію подъ предлогомъ неожиданно полученной важной депеши: я знаю ихъ обоихъ. Онъ не напишетъ ей ни строчки, а она не подниметъ пальца, чтобы поманить его. Съ такими двумя гордыми натурами одной ссоры достаточно, чтобы расторгнуть даже самый счастливый бракъ: Ну, теперь примемся за другого. Но съ нимъ надо вести тонкую игру. Витали не имѣетъ ничего общаго съ горячимъ, но искреннимъ Страбэномъ. Мы уже давно съ княземъ поняли другъ друга.

Размышляя такимъ образомъ, маркизъ крѣпко держалъ зонтикъ, который охранялъ его отъ накрапывавшаго дождя, и ловко маневрировалъ въ своихъ тонкихъ ботинкахъ между многочисленными лужами.

-- Когда я буду мужемъ графини Сальвертъ, то не стану подвергаться такимъ непріятностямъ, почти громко произнесъ онъ, неожиданно обрызганный проѣзжавшимъ экипажемъ.

Конечно, онъ могъ всегда жениться на богатой, придавъ свой историческій титулъ, но онъ не хотѣлъ рѣшиться на такое униженіе до послѣдней крайности. Онъ пріѣхалъ во Флоренцію только для того, чтобы найти женщину, которая соединяла-бы съ богатствомъ личную привлекательность. Въ Люси онъ нашелъ всѣ качества жены, о которыхъ онъ мечталъ. Поэтому онъ повелъ противъ молодой вдовы аттаку по всѣмъ правиламъ искусства и вмѣстѣ съ тѣмъ съ самой благоразумной осторожностью.

-- Если князь, какъ онъ ни хитеръ, продолжалъ мысленно разсуждать маркизъ, не попадетъ въ эту ловушку, то я не Бонивэ; къ тому-же г-жа Ананкова такая хорошенькая.

Женщина, которую маркизъ выбралъ себѣ въ сообщницы, была блестящая русская свѣтская дама, которая развелась съ своимъ вторымъ мужемъ и только двѣ недѣли тому назадъ прибыла во Флоренцію. Она встрѣтила въ обществѣ князя Витали и съ перваго взгляда влюбилась въ него, въ-чемъ и созналась одной изъ своихъ соотечественницъ госпожѣ Денисовой, веселой, подвижной боязливой и вѣчно смѣющейся блондинкѣ.

-- Это очаровательная, идеальная исторія, сказала г-жа Денисова маркизу, котораго она обожала за его донъ-жуановскую репутацію: Ирина видѣла его только два раза, влюбилась по уши и проситъ меня, чтобы я познакомила ее съ княземъ.

-- А у нея бывали интрижки? спросилъ Бонивэ.

-- Еще-бы, отвѣчала г-жа Денисова: да вѣдь изъ-за нея застрѣлился Борисъ, знаете Борисъ Ѳедоровичъ Каратьевъ, исторію котораго я вамъ разсказывала. Мы однажды сидѣли у княгини Софіи и для забавы вертѣли столы... Вдругъ столъ говоритъ: "Я Борисъ..." "Какой Борисъ"? спросилъ мой братъ. "Борисъ Ѳедоровичъ, отвѣчалъ столъ"... "Неправда, отвѣчалъ мой братъ: я видѣлъ его сегодня". Это было въ Петербургѣ въ десить часовъ вечера и мы тотчасъ послали къ Каратьеву. Что-же вы думаете:-- онъ застрѣлился въ 8 часовъ. А виновницей его смерти была Ирина Ананкова, которая бросила его ради одного изъ моихъ друзей, очень красиваго юноши.

Эти слова г-жи Денисовой преслѣдовали маркиза цѣлый день, даже на званомъ обѣдѣ и на вечерѣ у графини Арденца, гдѣ его пріятель Жакъ Дарво имѣлъ огромный успѣхъ, декламируя знаменитый романсъ Мюссэ: "Si vous croyez que je vais dire" голосомъ лучшихъ парижскихъ актеровъ и актрисъ, въ томъ числѣ Сары Бернаръ, Делонэ, Варини... и Гіасента; къ пародіи послѣдняго онъ даже прибавилъ фальшивый носъ, который незамѣтно надѣлъ, вынувъ его изъ кармана.

-- Охъ!, ужь эти французы, воскликнула г-жа Денисова, среди громкихъ и общихъ рукоплесканій: я обожаю ихъ. Любезный маркизъ, представьте мнѣ его. Какъ вы думаете, онъ не откажется повторить на моемъ завтрашнемъ вечерѣ свои удивительныя пародіи?

Бонивэ тѣмъ съ большимъ удовольствіемъ исполнилъ ея желаніе, что тотчасъ сообразилъ, какую пользу онъ можетъ извлечь изъ минутнаго увлеченія госпожи Ананковой княземъ Витали. Онъ согласился въ качествѣ патрона Дарво устроить ужинъ, которымъ молодой французъ хотѣлъ угостить своихъ флорентинскихъ друзей передъ отъѣздомъ въ Парижъ. Легко было включить въ число приглашенныхъ г-жу Денисову и ея подругу г-жу Ананкову. Подлѣ нея можно было посадить князя Витали, а такъ какъ она была очаровательна и очень легкомысленна, то молодой пламенный итальянецъ конечно поддался-бы ея чарамъ. На другой-же день вся Флоренція заговорила-бы объ его побѣдѣ и эта измѣна князя графинѣ Сальвертъ значительно подняла-бы акціи маркиза. Онъ очень хорошо понималъ, что при выборѣ второго мужа Люси обратитъ всего болѣе вниманія на глубину его любви. Поэтому съ самаго начала своей аттаки на сердце молодой женщины онъ поставилъ себѣ за правило не давать ни малѣйшаго повода къ какимъ-бы то ни было сплетнямъ о себѣ, но онъ надѣялся, что князь Витали далеко не такъ остороженъ.

Результатомъ этихъ размышленій было то, что спустя десять дней послѣ отъѣзда изъ Флоренціи сэра Артура и вечера у графини Арденца, около половины двѣнадцатаго ночи, князь Витали шелъ пѣшкомъ въ ресторанъ улицы Тарнабуонэ на ужинъ, устроенный Жакомъ Дарво. До назначеннаго часа было еще далеко и молодой итальянецъ, медленно идя по набережной Арно, наслаждался прекрасной весенней ночью. Рѣка медленно катила свои темныя воды, а вдали со стороны Кашнэ слышался какой-то глухой плескъ водопада, благодаря воздвигнутой тамъ плотины. Лавки, загромождавшія старый мостъ, рельефно обрисовывались при лунномъ свѣтѣ. Небо было усѣяно многочисленными звѣздами.

По временамъ князь Витали останавливался и облокотившись на парапетъ, устремлялъ свои глаза въ пространство. Онъ курилъ длинную крѣпкую сигару и вполголоса напѣвалъ неаполитанскую пѣсню: "Смотри, охотникъ, чтобъ перепелка тебя не провела".

-- Нѣтъ, думалъ князь: она меня не проведетъ, но онъ хочетъ меня провести.

И дипломатическій профиль Бонивэ возсталъ передъ молодымъ неаполитанцемъ.

-- Съ тѣхъ поръ, какъ англичанинъ уѣхалъ, продолжалъ онъ размышлять съ жесткой иронической улыбкой: маркизъ сдѣлался относительно меня сахаромъ медовичемъ. Но если мухъ не поймаешь уксусомъ, то Витали не поймаешь сахаромъ и медомъ. Впрочемъ, нечего мнѣ тревожиться; будемъ хладнокровно ожидать ударовъ, какъ всегда совѣтуетъ мой учитель фехтованія... Какая дивная ночь!

И какъ истый итальянецъ, онъ вполнѣ наслаждался настоящей минутой, хотя мысли его были сосредоточены на заботахъ о будущемъ.

-- А какъ хорошо въ такую ночь въ Неаполѣ, продолжалъ онъ размышлять: -- если я женюсь на Люси, то буду жить тамъ полгода. Отчего мнѣ не вернуться туда и теперь? По очень простой причинѣ: у меня всего за душой двадцать двѣ тысячи триста франковъ. Какую глупость я сдѣлалъ, что отбилъ танцовщицу у дяди и поссорился съ нимъ на вѣки. Но теперь все равно, я женюсь на Люси, какъ-бы ни хитрилъ маркизъ. А зачѣмъ онъ заставилъ дурака француза, у котораго онъ выигрываетъ ежедневно по нѣсколько золотыхъ, пригласить меня на этотъ ужинъ?. Онъ вѣроятно хочетъ чрезвычайной любезностью ко мнѣ замаскировать свою игру. Онъ думаетъ, что я ужасно глупъ. Тѣмъ лучше, самая тонкая хитрость выдавать себя за дурака.

Гдѣ-то на часахъ пробило двѣнадцать. Князь Витали бросилъ сигару и направился въ ресторанъ съ веселой улыбкой, напѣвая второй куплетъ неаполитанской пѣсни:-- "Пойду я сегодня съ молодежью въ Позилипъ".

-- Вы пунктуальны какъ солдатъ, сказалъ Бонивэ, встрѣчая его на порогѣ маленькой гостиной, дверь изъ которой вела въ залу, гдѣ долженъ былъ произойти ужинъ.

-- Маркизъ, замѣтилъ Жакъ Дарво, здороваясь съ своимъ гостемъ: пунктуальность врожденное качество князей.

Онъ произнесъ эти слова такимъ тономъ, что ясно обнаруживалъ свое счастье быть за панибрата съ титулованными особами. Этотъ ужинъ, игра въ карты съ маркизомъ Бонивэ и маленькая интрижка съ одной итальянской аристократкой, которую онъ не пригласилъ изъ деликатности, составляли, для него лучшія воспоминанія о дняхъ, проведенныхъ во Флоренціи.

-- Любезный графъ, сказалъ онъ, обращаясь къ пожилому господину, который совѣтовалъ ему заѣхать въ Сіену, чтобы посмотрѣть на соборъ:-- я даже здѣсь не имѣлъ времени сходить въ часовню Медичи. Вы всѣ такъ любезны и на меня сыпалось столько приглашеній, что я просто не имѣлъ ни одной свободной минуты. Къ тому-же мнѣ надо поспѣть на скачки въ Пизу и вернуться во-время въ Парижъ къ домашнему спектаклю герцогини Надэ. Вѣдь вы ее знаете, эту добрую Іоланду? Извините, графъ, мнѣ надо встрѣтить госпожу Ананкову и госпожу Денисову. А вотъ и графиня Арденца.

Послѣднюю сопровождалъ другъ ея дома Ванини, который занимался всѣмъ по ея хозяйству, велъ счета и руководилъ воспитаніемъ ея сына. Графиня поддерживала эту связь въ продолженіи четырехъ лѣтъ съ такимъ примѣрнымъ постоянствомъ, что общество простило ей прежнее легкомысленное поведеніе.,

-- Мужъ извиняется, что не могъ пріѣхать, сказала она, здороваясь съ Дарво. Но его удержала дома страшная мигрень. Ченчіо, прибавила она, обращаясь къ своему патито: вы сказали кучеру, чтобы онъ пріѣхалъ въ половинѣ второго?

-- Мы всѣ въ сборѣ, произнесъ Бонивэ, обращаясь къ Жаку: дайте руку графинѣ.

Маленькая гостиная ресторана представляла въ миніатюрѣ все космополитное общество Флоренціи. Тутъ было всего десять человѣкъ: двѣ русскихъ, госпожи Ананкова и Денисова, одна англичанка, мистриссъ Браунъ, женщина сорока лѣтъ, рыжая съ багровымъ цвѣтомъ лица, одна итальянка -- графиня Арденца, одинъ голландецъ, который ухаживалъ за госпожей Денисовой, два итальянца: Винченціо Ванцни и князь Витали, одинъ польскій графъ, восторгавшійся Сіенскимъ соборомъ и повидимому желавшій жениться на зрѣлой англичанкѣ, и два француза: Бонивэ, потомокъ констабля, друга Франциска I, и амфитріонъ, представлявшій въ этой аристократической средѣ современный демократическій элементъ. Его дѣдъ, самъ воздѣлывавшій землю пятьдесятъ лѣтъ тому назадъ, былъ-бы очень удивленъ, если бы узналъ, что его внукъ угощаетъ такихъ разноплеменныхъ и титулованныхъ особъ.

-- Десять человѣкъ за ужиномъ -- самое лучшее число, сказалъ Жакъ Дарво, вводя графиню въ столовую, гдѣ прекрасно сервированный столъ блестѣлъ серебромъ и цвѣтами: Можно свободно разговаривать вдвоемъ, и вмѣстѣ съ тѣмъ вести общій разговоръ. Маркизъ вполнѣ раздѣляетъ мое мнѣніе. Вы не повѣрите графиня, какъ я счастливъ, что онъ удостоилъ меня своей дружбой.

Среди неизбѣжной сумятицы и искусственной веселости, которыми всегда отличается начало всякаго ужина, князь Витали легко замѣтилъ, что онъ очень нравится г-жѣ Ананковой, и благодаря своему фатовству, онъ не мало не удивлялся, что побѣдилъ молодую женщину, почти не зная ее.

-- Вы всегда живете во Флоренціи, князь? спросила она и въ голосѣ ея звучали нѣжная лесть и пламенное желаніе.

Въ это самое время въ другихъ углахъ стола раздавались всевозможные вопросы:

-- Были вы вчера въ оперѣ?

-- Большая была игра вчера въ клубѣ?

-- Слышали-ли вы какую шутку съиграли съ капитаномъ Гарди?

-- Право я не знаю, въ какомъ городѣ я живу, отвѣчалъ Витали: мнѣ скучно здѣсь, я уѣзжаю туда. Мнѣ скучно тамъ, я возвращаюсь сюда.

-- А теперь вы скучаете или веселитесь во Флоренціи?

Разговоръ ихъ уже за вторымъ кушаньемъ зашелъ такъ далеко; что г-жа Ананкова стала развивать свою теорію любви.

-- Я не признаю, говорила она, лицемѣрнымъ сдѣлокъ свѣтской нравственности. Любовь -- все или ничего. Во всей своей жизни я только читала одну книгу, которая вѣрно изображаетъ любовь, это -- "Аббатъ Мурэ" Зола. Вы, конечно, ее знаете?

Слушая эти слова, князь Витали невольно поддавался чарующему вліянію ласкающихъ взглядовъ сосѣдки, но неожиданно онъ замѣтилъ, что г-жа Денисова и маркизъ Бонивэ перемигиваются, съ улыбкой.

-- "А вотъ что, подумалъ онъ: не безпокойтесь, маркизъ, я не ловлюсь въ такую грубую западню, и вы завтра не разскажете графинѣ Сальвертъ о моей побѣдѣ надъ русской красавицей".

И отставивъ стаканъ вина, который онъ только что хотѣлъ выпить, молодой неаполитанецъ громко сказалъ:

-- Я никогда не читаю романовъ. Мы, бѣдные итальянцы, были заняты въ послѣднія двадцать лѣтъ преобразованіемъ своей родины, и намъ не время обращать вниманіе на изящную литературу. Вотъ дѣло другое только что вышедшія письма маркиза Д'Азельо.

И онъ началъ разсказывать своей сосѣдкѣ о той удивительной роли, которую пьемонтскія женщины играли въ освобожденіи Италіи, пересыпая свою рѣчь анекдотами о Викторѣ Эмапуэлѣ, Кавурѣ и Гарибальди. Такимъ образомъ, когда они встали изъ-за стола, то находились въ тѣхъ-же самыхъ отношеніяхъ, какъ садясь за ужинъ.

-- Ну, что сраженіе выиграно? спросила г-жа Денисова, подходя къ своей подругѣ.

-- Еще и не началось, отвѣчала она, съ насмѣшливой улыбкой: онъ, правда, красавецъ, но итальянцы забыли, что такое женщины. Онъ надоѣлъ мнѣ политикой, Кавуромъ, королемъ, нѣмецкимъ союзомъ и т. д.

-- Витали говорилъ о политикѣ?! Это невозможно! Или его подмѣнили!