Возвращаясь домой въ два часа утра, князь Витали былъ очень доволенъ собой. Онъ занималъ въ Ворю-Огниссанти маленькую, меблированную квартиру въ четвертомъ этажѣ, состоявшую изъ двухъ комнатъ. Съ его балкона, выходившаго на Арно, открывался великолѣпный видъ на безконечную панораму церквей, дворцовъ и бѣлѣющихся среди темныхъ кипарисовъ виллъ. Хозяйка этой квартиры была старуха -- вдова офицера, убитаго на войнѣ 1866 года и когда-то богатая; она остатками своего величія кокетливо омеблировала маленькую гостиную и спальню, за которыя князь Витали платилъ четыре франка въ день. Онъ бралъ эти деньги изъ своей легендарной шкатулки, которая стояла на комодѣ, рядомъ съ его дорожнымъ несессеромъ. Дѣйствительно, на этой вышкѣ онъ казался перелетной птицей и въ нѣсколько часовъ могъ приготовиться въ кругосвѣтное путешествіе. Въ этотъ вечеръ онъ съ улыбкой смотрѣлъ на всѣ подробности своего скромнаго жилища и, вспоминая о пораженіи маркиза, говорилъ себѣ:
-- А ужъ буду я хозяиномъ виллы Сальвертъ, не смотря на всѣ хитрости маркиза.
Его увѣренность въ успѣхѣ своего ухаживанія за Люси еще болѣе усилилась, когда спустя нѣсколько дней графиня Сальвертъ, видя, что онъ пришелъ къ ней въ одномъ сюртукѣ безъ плаща, сказала:
-- Бѣдный, у васъ нѣтъ плаща, вы его оставили въ рукахъ русской красавицы.
-- Право, отвѣчалъ онъ, если я разыгралъ, роль прекраснаго Іосифа, то совершенно безсознательно.
-- Однако, она очень хорошенькая.
-- Да, но я не смотря на то, что итальянецъ, имѣю глупость быть вѣрнымъ своей любви, и когда я люблю одну женщину, то всѣ другія для меня не существуютъ.
Люси слегка покраснѣла, и этотъ очаровательный румянецъ наполнилъ радостью сердце князя, тѣмъ болѣе что маркизъ сталъ замѣтно съ каждымъ днемъ охлаждаться къ нему. Эта перемѣна въ. обращеніи Бонивэ служила ему термометромъ для опредѣленія своего успѣха. Онъ теперь четыре раза въ недѣлю, фехтовалъ съ графиней Сальвертъ по прежнему въ присутствіи маркиза. Послѣдній очень ловко фехтовалъ и каждый разъ, когда сражался съ княземъ, наносилъ ему пораженіе, но молодой итальянецъ умѣлъ очень граціозно признавать преимущество своего противника и въ то же время искусно выказывать свою силу и гибкость. Въ этомъ отношеніи Бонивэ не могъ съ нимъ тягаться и не только сила, гибкость и подвижность доказывали, что Витали былъ гораздо моложе маркиза, но и цвѣтъ его лица. Графиня Сальвертъ не могла не замѣтить этого различія между ними.
-- Ну, сказочный принцъ, говорила она, отдыхая отъ фехтованія: спойте какой нибудь романсъ.
Тогда князь садился на полъ, поджавъ ноги и водя пальцами по рапирѣ словно по гитарѣ, и начиналъ пѣть одну изъ тѣхъ страстныхъ неаполитанскихъ пѣсней, которыя такъ любила Люси. Голосъ у него былъ пріятный, мелодичный и онъ сопровождалъ свое пѣніе самой уморительной мимикой, которая однако никогда не переходила въ каррикатуру и гримасы.
-- Это лучшія минуты моей флорентійской жизни, замѣчала графиня Сальверѣъ: повторите послѣдній куплетъ, сказочный принцъ. Вы просто очаровательны.
Дѣйствительно, онъ былъ очарователенъ. Обладая способностью веселиться какъ ребенокъ отъ всякаго минутнаго удовольствія и вмѣстѣ съ тѣмъ подготовлять будущее съ хитростью дипломата, онъ былъ теперь совершенно счастливъ, благодаря улыбкамъ Дюси, прекрасной погодѣ и надеждѣ на выгодную свадьбу. Къ тому же онъ въ послѣднее время сталъ выигрывать въ карты, хотя конечно помня свои недавніе громадные проигрыши, онъ позволялъ себѣ только играть въ экартэ по пяти франковъ.
Однажды вечеромъ послѣ прогулки въ коляскѣ съ графиней Сальвертъ, князь Витали отправился въ клубъ. Въ ту самую минуту какъ онъ входилъ въ картежную комнату, турецкій дипломатъ, случайно проѣзжавшій черезъ Флоренцію, предлагалъ маркизу Бонивэ сыграть съ нимъ партію въ пикетъ, но маркизъ отказывался подъ предлогомъ, что онъ долженъ уѣхать изъ клуба по важному дѣлу.
-- Хотите сыграть со мной? сказалъ князь Витали, обращаясь къ иностранцу и невольно поддаваясь желанію унизить своего соперника, который, какъ извѣстно было всему клубу, никогда не садился за зеленый столъ иначе, какъ-съ увѣренностью выиграть.
Когда они усѣлись за столъ, то Витали спросилъ небрежно.
-- По сколько?
-- Хотите по золотому?
-- Хорошо.
Маркизъ замѣтилъ, что въ голосѣ и манерахъ князя было что-то особенное и подумалъ: "Неужели онъ такъ увѣренъ въ своей свадьбѣ, что уже не считаетъ денегъ"!
Онъ удалился замѣтно недовольный, и князь Витали торжествовалъ, одержавъ хоть маленькую побѣду надъ своимъ соперникомъ. Между тѣмъ турецкій дипломатъ сдалъ карты своими длинными,, костлявыми бѣлыми руками, которыя странно блестѣли при мерцаніи свѣчей.
-- Однако, у меня плохая игра, подумалъ Витали, разобравъ свои карты; нѣтъ ни одного туза.. А прикупка еще хуже. У него девяносто одинъ. Пріятно побѣдить Бонивэ, но я, кажется, сдѣлалъ глупость.
-- Семь и семнадцать, четырнадцать тузовъ, объявилъ дипломатъ.
-- "Двадцать золотыхъ какъ не бывало, произнесъ мысленно Витали; надо играть осторожно, а то я совсѣмъ пропаду".
И онъ, сказочный князь, игралъ осторожно, помня очень хорошо, что въ его пресловутой шкатулкѣ было только двадцать четыре банковыхъ билета; но судьба была противъ него;
-- Вотъ везетъ! воскликнулъ его противникъ послѣ того какъ князь въ свою очередь сдалъ карты: шесть и шестнадцать, четырнадцать дамъ, три туза...
Когда они окончили короля и свели счеты, то за княземъ Витали оказался проигрышъ въ четыреста золотыхъ. Онъ побагровѣлъ, но продолжалъ играть и, выйдя изъ-за зеленаго стола въ часъ ночи, онъ былъ долженъ турецкому дипломату семнадцать тысячъ франковъ.
Уплативъ на слѣдующее утро эти деньги, онъ сказалъ себѣ:
-- Мнѣ предстоитъ одно изъ двухъ: или помириться съ дядей и жениться на пригоѣовленной имъ невѣстѣ, или покончить дѣло съ графиней Сальвертъ. Но я не могу терять ни минуты, а то залѣзу въ долги и придется вывертываться хитростями, какъ Бонивэ.
Онъ кликнулъ экипажъ я прямо отправился на Верекіевскую виллу.
"Я уже разъ сдѣлалъ ей предложеніе, продолжалъ онъ размышлять по дорогѣ: и она отложила отвѣтъ на полгода. Но теперь я ждать не могу. Къ тому же въ полгода все можетъ измѣниться, а теперь очевидно она ко мнѣ благоволитъ. Надо пользоваться минутой. Я достаточно изучилъ ея характеръ и увѣренъ, что имѣй она любовника, вышла бы за него замужъ. Отчего мнѣ не сдѣлаться ея любовникомъ"?
Не отличаясь нравственными правилами и не останавливаясь ни передъ чѣмъ для достиженія своихъ цѣлей, молодой неаполитанецъ сталъ хладнокровно обдумывать планъ дѣйствія. Онъ вспомнилъ, что наканунѣ она крѣпко опиралась на его руку, когда они вышли изъ экипажа, чтобы погулять пѣшкомъ, и съ улыбкой пришпилила къ своему корсажу собранные имъ цвѣты.
-- Надо попытать счастья, мысленно рѣшилъ Витали, подъѣзжая къ виллѣ, кстати погода самая подходящая, воздухъ тяжелый и гроза неминуема. Женскіе нервы всегда натянуты въ такую погоду. Если она одна, то я поставлю все на карту.
Графиня Сальвертъ была дѣйствительно одна, когда князь вошелъ въ ея маленькую гостиную, Она сидѣла за маленькимъ столикомъ и писала письмо. Въ черномъ платьѣ съ оранжевыми бантами на плечахъ и такимъ-же поясомъ, она встрѣтила молодого человѣка съ томной улыбкой.
-- Вы очень милы, что заѣхали ко мнѣ, сказала она, протягивая руку. Я сегодня не въ своей тарелкѣ.
-- И я также, отвѣчалъ князь, цѣлуя ея руку и усаживаясь подлѣ нея На низенькій диванъ, только вы безъ причины хандрите, а я нѣтъ.
-- Никто не понимаетъ чужихъ страданіи, произнесла съ жаромъ молодая женщина.
-- Нѣтъ, я понимаю васъ, отвѣчалъ Витали: ваше горе искусственное. Вы страдаете отъ того, что ваша жизнь противорѣчитъ природѣ. Посмотрите на голубое небо, на распустившіеся цвѣты; все дышетъ весеннимъ счастьемъ. Ахъ, Люси, все вокругъ васъ говоритъ о любви и ваше сердце проситъ любви, а вы заставляете его молчать. Вотъ единственная причина вашей грусти.
-- Вы мужчины всегда говорите только о любви. По вашему мнѣнію, вся жизнь женщины только наполнена любовью.
-- Я глубоко васъ сожалѣю, продолжалъ Витали восторженнымъ тономъ, который составлялъ рѣзкій контрастъ съ его обычной легкомысленной рѣчью и такъ сильно дѣйствовалъ на женщинъ: да я васъ сожалѣю и предпочитаю свою судьбу вашей, хотя я скрываю подъ своей веселостью мрачную меланхолію. Я дѣйствительно страдаю, но по крайней мѣрѣ я живу. Вы не знаете, какъ я васъ люблю, прибавилъ онъ, схвативъ ее за руку.
Она быстро обернулась къ нему; его слова тронули ее и она посмотрѣла на него мягко, ласково. Онъ только ждалъ этого и, обнявъ ее правой рукой за талію, нѣжно привлекъ къ себѣ.
-- Я васъ люблю, шепталъ онъ: полюбите меня.
Почувствовавъ на своемъ лицѣ горячее дыханіе молодого человѣка, Люси инстинктивно отшатнулась, но онъ крѣпко схватилъ ее и не выпускалъ изъ своихъ объятій. Она старалась вырваться и онъ, удерживая ее, такъ грубо сжалъ ей руку, что она воскликнула:
-- Я этого ничѣмъ не заслужила!
Сдѣлавъ послѣднее усиліе и наконецъ освободившись изъ объятій молодого человѣка, она убѣжала отъ него.
Но она не позвонила, не позвала себѣ на помощь; ея энергія какъ бы вся улетучилась и она горько расплакалась.
-- Вы поступили со мной какъ негодяй, сказала она гнѣвно: не смѣйте никогда говорить мнѣ болѣе о вашей любви.
"Еще одна игра проиграна", подумалъ Витали, и прибавилъ громко: чѣмъ могу я заслужить прощеніе?
-- Я никогда вамъ не прощу, отвѣчала Люси.
Ея гнѣвъ былъ тѣмъ сильнѣе, что она поддалась чарующему вліянію молодого человѣка. Но она была чрезвычайно честной и нравственной женщиной, а главное, благодаря тяжелому опыту, боялась болѣе всего на свѣтѣ грубаго обращенія мужчинъ. Поэтому одной вспышки животной страсти въ молодомъ неаполитанцѣ было достаточно, чтобы сдѣлать его ненавистнымъ въ ея глазахъ.
Въ эту минуту раздался звонокъ и графиня Сальвертъ бросила на князя взглядъ, ясно говорившій: "Вотъ какимъ сюрпризамъ вы меня подвергаете". Это была графиня Арденца, которая начала весело болтать, пересыпая свою рѣчь постоянными замѣчаніями о своемъ патито. Ченчіо сказалъ... Ченчіо полагаетъ... Ченчіо тутъ... Ченчіо тамъ... слышалось на каждомъ шагу въ ея разговорѣ. Очевидно, Ченчіо былъ центромъ ея жизни и эти подробности чисто итальянской полу-буржуазной, полу-идеальной связи тронули Люси.
"Ченчіо любитъ ее, думала она; онъ не можетъ на ней жениться, а обходится съ ней, какъ съ женой. Витали можетъ на мнѣ жениться, а поступаетъ со мной, какъ съ кокоткой".
Отвращеніе ея къ молодому итальянцу еще болѣе увеличилось, когда Бонивэ на другой день разсказалъ ей объ его картежномъ проигрышѣ.
-- Это даже не была животная страсть, а просто разсчетъ, сказала она себѣ: а я поссорилась съ сэромъ Артуромъ изъ за такого негодяя.