-- Какого ты мнѣнія о маркизѣ Бонивэ? спросила спустя двѣ недѣли Люси у Габріэля Оливье.
Они гуляли въ саду Верекіевской виллы, въ прекрасный жаркій, лѣтній день. О сэрѣ Артурѣ Страбэнѣ не было получено никакой вѣсточки, князь Витали внезапно уѣхалъ изъ Флоренціи и Бонивэ, ежедневно посѣщая виллу, уже не скрывалъ своихъ намѣреніи. Вопросъ Люси заставилъ вздрогнуть Габріэля; сердце его болѣзненно сжалось. Безмолвная скрытая любовь, которую онъ питалъ къ своей двоюродной сестрѣ, часто отличается даромъ ясновидѣнія. Постоянно думая о любимой женщинѣ и не пропуская ни одного самаго мельчайшаго факта относительно ея, онъ какъ-бы предугадывалъ то, чего не зналъ и не видалъ. Хотя онъ рѣдко присутствовалъ при разговорахъ Люси съ ея поклонниками, но инстинктивнымъ чутьемъ слѣдилъ за всѣми перепитіями, которыя она пережила въ послѣдніе мѣсяцы. Онъ отгадалъ ея отношенія и разрывъ прежде съ сэромъ Артуромъ Страбэномъ, а потомъ съ княземъ Витали; теперь же онъ ясно видѣлъ, что маркизъ съ каждой минутой все болѣе и болѣе снискиваетъ ея сочувствіе. Этотъ ловкій человѣкъ окружилъ ее такимъ деликатнымъ вниманіемъ, такъ нѣжно сожалѣлъ ее по поводу, суровыхъ выходокъ англичанина и низкаго поведенія итальянца, такъ искусно убѣждалъ ее въ своей безкорыстной любви, что. она стала смотрѣть на бракъ съ нимъ, какъ на лучшій исходъ изъ ея затруднительнаго положенія, въ которомъ она рѣшительно болѣе не хотѣла оставаться, такъ какъ смѣлая попытка князя воспользоваться ея легкомысленнымъ кокетствомъ навсегда отучили ее отъ этого опаснаго препровожденія времени.
-- Правда, говорила она себѣ: Бонивэ не тридцать и даже не сорокъ лѣтъ, но онъ прелестный человѣкъ, очень добрый и знаетъ жизнь до тонкости. Онъ будетъ меня любить немного, какъ отецъ, но за то не позволитъ себѣ никакихъ грубыхъ выходокъ, которыхъ я такъ ненавижу. Быть можетъ, я не буду счастливой, но я буду довольна своей новой жизнью. Любовь, какъ изображаютъ въ книгахъ, только чудный сонъ. Надо быть практичной и благоразумной.
И подъ вліяніемъ этихъ мыслей, она съ удовольствіемъ поддерживала новыя, совершенно интимныя отношенія съ маркизомъ. Хотя между ними не было произнесено еще ни одного слова о бракѣ, по они оба очень хорошо знали, къ чему шли, и Бонивэ даже не разъ приходилъ въ умиленіе при мыслѣ о той счастливой жизни, которая выпадала на долю состарѣвшагося Донъ-Жуана.
"Это будетъ достойный для меня конецъ", думалъ онъ съ гордостью.
Хотя Габріэль не проникалъ въ глубину сложнаго характера маркиза, но онъ ясно видѣлъ, къ чему шло дѣло; поэтому ея вопросъ, который она повторила нѣсколько разъ несказанно терзалъ его сердце.
-- Какого ты мнѣнія о Бонивэ? настаивала она: ты кажется его не любишь?
-- Съ чего вы это взяли? отвѣчалъ покраснѣвъ молодой человѣкъ.
Онъ такъ привыкъ къ мучительной тайнѣ своей любви, что его пугала мысль о случайномъ ея обнаруженіи. А сознаться въ своей антипатіи къ маркизу значило сознаться въ ея причинѣ.
-- Я не довольно знаю маркиза, чтобы о немъ судить, прибавилъ онъ: но это повидимому очень пріятный и очень любезный человѣкъ.
Хорошенькое лицо молодой женщины просіяло и, весело схвативъ за руку своего маленькаго братца, какъ она всегда называла Табріэля, Люси воскликнула:
-- Какъ я рада, что ты такого хорошаго о немъ мнѣнія, а я боялась... Значитъ, прибавила она, покраснѣвъ въ свою очередь: ты не будешь очень несчастливъ, если онъ сдѣлается твоимъ двоюроднымъ братомъ?
Онъ пристально посмотрѣлъ на нее и увидѣлъ по выраженію ея глазъ, что этотъ вопросъ имѣлъ для нея большое значеніе. Онъ уже давно ждалъ той роковой минуты, когда она скажетъ ему: "Я выхожу замужъ". Но бываютъ событія въ жизни, къ которымъ никогда нельзя приготовиться: такъ, смерть чахоточнаго больного, приговореннаго всѣми докторами, всегда застаетъ врасплохъ близкихъ ему людей. Сердце Габріэля такъ мучительно сжалось, что онъ едва не упалъ въ обморокъ. Но все-таки у него хватило силы, сказать просто:
-- Такъ наша общая жизнь кончится?
-- Никогда, воскликнула съ жаромъ Люси: ты всегда будешь жить со мною. Неужели ты думаешь, что я могу разстаться съ тобою, мой милый братецъ, прибавила она, цѣлуя его въ лобъ: первымъ условіемъ моего брачнаго контракта будетъ неразставаніе съ моимъ милымъ Габріэлемъ.
-- Ты теперь такъ говоришь, а потомъ мужъ тебя отговоритъ.
-- Нѣтъ, дурачекъ, я за то и выйду замужъ за маркиза, что онъ тебя очень любитъ.
Эти слова Люси еще болѣе взбѣсили молодого человѣка, потому что ничто такъ не мучительно, какъ сочувствіе ненавистнаго и счастливаго соперника. Онъ отвернулся, чтобы скрыть злобное выраженіе своего лица, и сорвавъ двѣ розы, подалъ ихъ Люси, не смотря на нее. Она замѣтила его волненіе, но не могла отгадать его настоящей причины. Какъ могла она подумать, что вчерашній ребенокъ, выросшій вмѣстѣ съ нею, могъ питать къ ней другое чувство кромѣ братской привязанности. Но она знала почти болѣзненную чуткость его сердца и думала, что неизбѣжная перемѣна въ жизни, которую онъ доселѣ дѣлилъ съ ней и своей матерью, дѣйствительно мучила его.
-- Полно, будь умникъ, прибавила она, вторично цѣлуя его. Къ тому же еще ничего не рѣшено."Ничего не рѣшено и ничего не будетъ", повторялъ про себя Габріель нѣсколько минутъ спустя, расхаживая крупными шагами по большой дорогѣ, тогда какъ Люси отозвали въ виллу для пріема какихъ-то гостей. "Этой свадьбѣ не бывать! Но какъ ей помѣшать? Не могу-же я признаться ей въ любви? Она мнѣ не повѣритъ и только будетъ смѣяться... А если повѣритъ, то еще хуже. Она меня не любитъ, и тогда не захочетъ болѣе со мною жить въ одномъ домѣ. Но какъ я ее люблю! Какъ я ее люблю!.. Если бы только она вышла замужъ за достойнаго ея человѣка, а не за подлеца Бонивэ".
Дѣйствительно, Габріель, приведенный въ отчаяніе своей ревностью, видѣлъ маркиза въ самомъ черномъ свѣтѣ. Прошедшая жизнь Бонивэ, переполненная свѣтскими интригами и донъ-жуановскими похожденіями, возбуждала въ немъ одно презрѣніе. Вмѣстѣ съ тѣмъ онъ ненавидѣлъ его поверхностный, саркастическій складъ ума и еще по двадцати другимъ причинамъ бракъ маркиза съ Люси казался ему невозможнымъ. Но какъ было помѣшать этому браку?
Долго онъ ходилъ по большимъ дорогамъ, окружавшимъ Фьеволо, и по временамъ садился подъ тѣнью оливковыхъ или кипарисовыхъ деревьевъ. Самыя безумныя мысли смѣняли одна другую въ его головѣ. Наконецъ, онъ остановился на планѣ, хотя и далеко не разумномъ, но все-таки представлявшимся ему болѣе возможнымъ.
"Маркизъ прежде всего свѣтскій человѣкъ, думалъ онъ: и если я оскорблю его публично, то онъ вызоветъ меня на дуэль. Кто-бы изъ насъ ни былъ раненъ, онъ или я, но его свадьба станетъ немыслимой. Люси слишкомъ много любитъ меня и слишкомъ мало его, чтобы принести меня въ жертву. Но какъ я оскорблю его? Никто не долженъ знать причины моей ненависти къ нему. Впрочемъ у него всегда такой надменный тонъ даже со мной, что легко найти предлогъ къ ссорѣ".
Какъ всѣ люди, живущіе въ одиночествѣ, и особенно влюбленные, Габріэль страдалъ недостаткомъ энергіи и его пугала мысль, что ему придется при всѣхъ нанести оскорбленіе маркизу. Но вмѣстѣ съ тѣмъ онъ чувствовалъ лихорадочное желаніе привести въ исполненіе свой планъ. Долго находился онъ въ тревожной нерѣшительности, но, наконецъ, пошелъ поспѣшно во Флоренцію съ цѣлью встрѣтить маркиза и немедленно покончить съ вопросомъ о дуэли.
"Я увижу его и поступлю такъ, какъ мнѣ подскажутъ обстоятельства", говорилъ онъ себѣ.
Габріэль направился прямо въ клубъ и, входя въ картежную комнату, издали услышалъ голосъ Бонивэ, который игралъ въ экартэ съ какимъ-то новымъ пріѣзжимъ, въ родѣ Жака Дорво. Въ комнатѣ сидѣло еще пятеро человѣкъ, которые разговаривали между собой, слѣдили за игрой маркиза и вертѣли въ рукахъ газеты.
-- Здравствуйте, Габріэль, сказалъ Бонивэ съ дружеской улыбкой.
Молодой человѣкъ отвѣчалъ на это привѣтствіе очень холодно, и взявъ газету, чтобы скрыть за нею свое взволнованное лицо, сталъ обдумывать планъ дѣйствія.
"Я не могу ударить его по щекѣ при всѣхъ, думалъ Габріэль: онъ откажется отъ дуэли и запретъ меня въ сумасшедшій домъ".
Маркизъ сидѣлъ къ нему спиною и, куря сигару, клалъ ее на пепельницу, когда ему приходилось сдавать карты. Это обстоятельство возбудило въ головѣ Габріеля блестящую; идею. Онъ всталъ и, проходя мимо играющихъ, смахнулъ газетой сигару маркиза, которая упала на полъ; при этомъ онъ не извинился, а только пристально посмотрѣлъ на Бонивэ. Приписывая случившееся простои случайности, маркизъ вынулъ другую сигару, закурилъ ее и продолжалъ игру. Но въ ту самую минуту, какъ онъ положилъ вторую сигару на пепельницу, Габріэль снова столкнулъ ее на полъ.
-- Неловкій, пробормоталъ маркизъ сквозь зубы и громко прибавилъ: Послушайте, Габріэль, можно право подумать, что вы дѣлаете это нарочно.
-- Маркизъ, отвѣчалъ молодой человѣкъ дрожащимъ голосомъ; я запрещаю вамъ говорить со мною такимъ тономъ, слышите.
Слова Габріэля и голосъ, которымъ онъ произнесъ ихъ, возбудили всеобщее вниманіе; зная щепетильность маркиза, присутствующіе ждали с.ъ любопытствомъ его отвѣта. Онъ самъ былъ такъ пораженъ этой неожиданной выходкой, что съ минуту не могъ произнести ни слова. Въ головѣ его блеснула мысль, что Габріэль любилъ свою двоюродную сестру и хотѣлъ дуэлью между ними помѣшать его свадьбѣ. Поэтому онъ рѣшился подождать и разъ въ жизни простить дерзость, тѣмъ болѣе, что никто не сомнѣвался въ его храбрости.
-- Или вы меня не разслышали, Габріэль, сказалъ онъ мягкимъ тономъ снисходительнаго учителя къ любимому ученику, или вы не знаете, что говорите?
-- Нѣтъ, я очень хорошо разслышалъ ваши слова и совершенно понимаю, что говорю, отвѣчалъ молодой человѣкъ. Повторяю, что вашъ тонъ мнѣ не нравится и уже давно. Впрочемъ, я вижу, что вы начитаете его измѣнять. Это благоразумно.
-- Господа, произнесъ маркизъ, чувствуя, что не можетъ болѣе сдержать себя, прошу извиненія за эту непріятную сцену. А что касается до васъ, милостивый государь, прибавилъ онъ, обращаясь къ Габріэлю, то черезъ часъ двое моихъ друзей явятся къ вамъ съ цѣлью узнать, какимъ тономъ вы желаете, чтобъ я говорилъ съ вами.
-- Ихъ встрѣтятъ два моихъ пріятеля, отвѣчалъ Габріэль и, поклонившись, вышелъ изъ комнаты.
-- Мнѣ сдавать, сказалъ маркизъ, закуривая третью сигару, но мѣшая карты, онъ невольно думалъ: "какая глупая эта дуэль. Конечно, онъ отдѣлается нѣсколькими каплями крови, мы съ нимъ помиримся на мѣстѣ же поединка, и я скажу Люси, что пожалѣлъ его ради нея. Но съ шпагами никогда нельзя быть увѣреннымъ въ исходѣ дуэли. Бываютъ непредвидѣнныя случайности. Какъ странно, что я не замѣтилъ его глупой любви. Никогда всего не предусмотришь. Ну, да все равно. Я поставлю на своемъ". Окончивъ партію, онъ, отозвалъ въ сторону двухъ изъ присутствовавшихъ при сценѣ съ Габріелемъ итальянцевъ и сказалъ имъ:
-- Назначьте дуэль завтра утромъ, на шпагахъ и до первой крови.
Но возвращаясь домой, онъ мысленно повторялъ:
"Какая глупая дуэль".