— 27 —
Н'Ькоторые современники, а за ними и историки утверждаютъ,
что будто-бы Павель въ посл'ћднее время своего
изм%нился шь худшему, крайне недовычивъ, несправед-
ливъ, вспыльчивъ и своею наводилъ ужасъ на всю
„Съ исхода 1800 года, пишеть Карамзинъ, HacTpoeHie
Павла Петровича дьалось все ботве мрачнымъ: подозрительность
усиливалась. Никто не быль ув'Ьренъ, что будетъ съ нимъ на сыть-
день. Награда утратила свою прелесть.
женный съ нимъ стыде. „Время это было самое ужасное, читаемъ
въ запискахъ Д. Б. Мертваго, государь быль на многихъ въ по-
Тайная была занята хьлами болгЬе вотчиной;
знатныхъ чиновниковъ почти ежедневно отставляли отъ службы и
ссылали на житье въ деревни. Словомъ, ежедневный ужасъ
Коцебу говорить, что въ Петербурггћ почти на каждомъ шагу можно
было встр±тить или кибитки съ ссыльными, или людей, ведомыхъ
подъ конвоемъ для Haka3aHia.
Но современники, '4M'bB111ie возможность глубже вни-
кнуть въ смыслъ начавшагося террора, считаютъ самого 11авла
не повиннымъ въ тогдашнихъ ужасахъ.
Тоть же Коцебу говорить: „Негодяи, злоупотребляя
монарха, сердце котораго было склонно кь кротости и добротЬ,
всюду показывали ему призраки, вовсе не и даже
TaEie, уь которые они сами не Арили, и ввели начало влады-
чества ужаса
„О если бы 1'осударь зналъ это! восклицаетъ тотъ же совре-
менникъ; онъ, который сердечно желалъ счастья своимъ поданнымъ .
Сенаторъ Лопухинъ, близко Павла, въ своихъ за-
пискахъ такъ отзывается о немы „Въ ГосударгЬ семь, можно
сказать, безпрем'ђрно соединились вс•ђ противныл одно другому
свойства до возможной крайности: только острота ума, чудная
хЬлтельность и щедрость безпрехЬльная являлись въ немъ при
вс•ћхъ случаяхъ
п Пылкость гп±ва его никогда, одпакожъ, не им'Ьла посл±д-
невозвратныхъ.
„ Кь строгости побуждался онъ точно cTpeMJeHieMb любви,
правды и порядка, коего разстройство увеличивалось иногда ero
Я ув•Ьренъ, что при рТдкомъ государ•Ь больше,
какъ при Иав.тЬ 1, можно было бы схЬлать добра для государства,
еслибъ его руководствовались кь отечеству,
а не видами собственной корысти